У их сказки не было счастливого конца

Этот лес был красивым. Даже, слишком для такого прогнившего города, как Кеттердам. Темные, мрачные, но такие гордые ели окружали небольшую полянку, где стояли четверо человек, склонив головы над свежим холмиком земли. Двое мужчин и две девушки в черных одеждах неподвижно застыли около безымянной могилы. Самая хрупкая и маленькая из всех, гордо выпрямила спину — капюшон соскользнул с головы, высвобождая волосы, цвета воронового крыла; густые пряди окутали острые плечи. Она не обратила на это внимания, лишь продолжила безмолвно смотреть куда-то вдаль, на беспросветный еловый лес и серое небо, сейчас сочившееся крупными каплями холодной воды. Грязные облака медленно плыли по нему, не предвещая ничего, кроме затяжного дождя. Дождя, который никогда не кончится, который будет лить, лить, и лить… Сменяясь лишь редкими проблесками солнца, теми, что в последствие всё равно исчезнут. Дождь усиливался. Капли, из крупных и редких, превращались в сплошную холодную стену, уносящую с собой всё, кроме боли, которую она была не в состоянии смыть. — Инеж… — Нина аккуратно прикоснулась к плечу девушки. — Нам пора уходить… — Куда? , — лишённым эмоций голосом произнесла сулийка; однако, вздрогнув, продолжила. — Извини. Вы… идите, а я…я останусь здесь ненадолго. — Уверена? — Да, — Инеж кивнула. — Спасибо, что пришли. Нина молча обняла подругу. Затем, пряча непрошенные слёзы, пошла в противоположную лесу сторону. Джеспер, до этого неподвижно стоявший около могилы, также подошёл к Инеж: обнял, слегка похлопав по спине. Уайлен, с серым от ужаса лицом, лишь сжал её руку, также покидая поляну. Она осталась одна, посреди темного, чужого и отстранённого леса, над могилой. «Ни траура, ни похорон…» Траура не было. Как и похорон — лишь пепел, закопанный в глубокую яму, выкопанную, в ещё промерзшей после холодной зимы, земле. Ничего не было, лишь острая, выжигающая изнутри боль. Инеж закричала. Срывая голос, впиваясь ногтями в мерзлую землю. Длинные волосы свесились на мокрое от слёз и дождя лицо. — Нет…нет…нет, — хрипло шептала она, уже в который раз повторяя одно и то же. «Нет… Не может быть… Сон, просто страшный сон…» Это не помогало. Она всё так же стояла на коленях, дождь продолжал идти, а боль с каждым мигом становилась всё более невыносимой. — Каз… — обессиленно прошептала девушка. — Каз… Это всё, так глупо… Но, если ты слышишь… Святые… Я хочу, чтобы ты знал… — Инеж всхлипнула, — Я люблю тебя. Да; все без конца говорят это друг другу, клянутся в верности… Но…осознаешь важность этих слов, только тогда, когда их уже некому говорить… Слёзы с новой силой покатились по щекам. Почему? Почему Каз сейчас не с ней? Почему не стоит рядом, не держит за руку? Она знала ответ на эти вопросы. И от этого становилось хуже. Для таких, как они, не существует счастливого будущего. Для них вообще будущего не существует — никакого. Инеж знала — они не доживут до старости. Не Каза, так её саму, убили бы в какой-нибудь драке, или же Хелен решила бы заполучить сулийское тело обратно, в свою собственность. Или Пекка… Призрак ударила кулаком по мёрзлой земле. Пекка… Инеж бесшумно кралась по крышам ночного Кеттердама, вдыхая весенний воздух. Всё складывалось, как нельзя лучше. Джеральды должны будут обанкротиться в ближайшую неделю-две, и тогда, все акции и бумаги перейдут к Отбросам. Ещё одна торговая кампания, находящаяся около самого порта, им не повредит. Призрак спустилась с водосточной трубы, аккуратно приземляясь на землю, около здания Бочки. С удивлением посмотрела на маленькое окно, всегда горевшее приветливым жёлтым огнём: там было темно. Рядом послышался скрип открываемой двери. Инеж инстинктивно отступила за каменную стену. Пекка Роллинс тихо вышел из дома, и не оглядываясь пошёл в противоположном от Бочки направлении. «Что он тут делает?» Пекка уже давно не появлялся в Кеттердаме, тем более, в Бочке. Общих дел с Казом и Отбросами у него не было три года как — с тех самых пор, когда она пригрозила вырезать мерзавцу сердце. Инеж тихо поднялась к нужному окну — либо Пекка просто пришёл в Клуб Воронов, либо был у Каза, что ещё более странно. Она бесшумно встала на подоконник. Огляделась. В комнате не горела ни одна свеча, и Бреккера, обычно сидевшего за письменным столом, — не было. — Каз…? , — тихо позвала девушка. Никто не ответил. Инеж достала нож, спрыгивая на пол. Аккуратно наступая на скрипящие доски, подошла ко входу в соседнюю комнату. Кровь. Бардово-красный след тянулся из-за закрытой двери. Призрак потянула ручку на себя — дверь поддалась без усилий. Металлический запах ударил в нос. На полу, в неестественной для человека позе, лежал Каз. — Святые! , — нож выпал из рук, ноги подкосились: Инеж упала на колени рядом с ним. — Каз! Каз! Ты слышишь меня?! — Призрак… — едва слышно прошептал он. — Ты пришла… — слова давались с трудом. Каз зажимал рукой расплывающееся красное пятно на груди. Под ребрами, воткнутый по рукоять, торчал массивный нож. — Святые! Кто это… — Пекка… — ещё тише, чем прежде, произнёс Каз. — Решил отомстить. — Отомстить?.. За что? , — непонимающе прошептала Инеж. — Он, Босс…этого треклятого города, был вынужден уйти, опозоренный нами, оставить всё своё состояние на растерзание городских банд, — грудь Каза тяжело вздымалась, в такт рваному дыханию. Он в изнеможении прикрыл глаза. Инеж снова посмотрела на рану: обычными средствами ничего не сделать, но Гриш… Гриш сможет. — Я схожу за целителем, — девушка поднялась с пола. — Уже поздно, — Каз зашёлся кровавым кашлем, судорожно схватив её за руку. — Пообещай мне одну вещь: ты… — изо рта тонкой струйкой полилась кровь. — Ты покинешь Кеттердам. Навсегда. — Нет… Нет-нет-нет! Я останусь тут, в Бочке, с тобой… — Пообещай! — Каз, я… — Инеж… — уже слабее прошептал он. Комната поплыла перед глазами, предметы закружились в безумном танце. — Обещаю… — её голос сорвался. — Не плачь. Посмотри…на…меня… — Каз поднял руку, касаясь её щеки. Они встретились взглядами: две пары темных кофейных глаз, наполненных солёными слезами. — Призрак… — с нежностью прошептал Каз. Его лицо дрогнуло и расслабилось. Рука, всё ещё прижатая к щеке Инеж, с громким стуком упала на пол. Глаза медленно закрылись, дыхание постепенно выровнялось, становясь почти неслышным. — Каз? , — она наклонилась к нему. — Очнись… — резкий, рваный, последний вздох: кровь сильным толчком выплеснулась на сухие губы.  — Пожалуйста! Ну же… — Инеж схватила его тело, поднимая с холодного пола. — Очнись!!! Хриплый, от рыданий голос снова и снова прореза́л ночную тишину. Инеж в иступлении покрывала бледное лицо поцелуями, касаясь губ, лба, впалых щек… — Очнись! Я же здесь! Каз… — она прижала безжизненное тело к себе, продолжая кричать и звать его. Молилась, плакала, билась об пол… Целовала холодные губы, шепча его имя… Девушка пошатываясь, поднялась с мёрзлой земли. Быстрым взглядом окинула окрестность: деревьев было не видно — лишь расплывчатые пятна, освещаемые красноватым диском Луны. Красивый, мрачный ночной пейзаж. Инеж достала длинный нож, висевший на бедре, и со всей силы воткнула в изголовье могилы. — Я обещаю, Каз, — хрипло прошептала она. — Я покину Кеттердам, и, клянусь Святыми, я убью Пекку Роллинса. Инеж бросила последний взгляд на маленький холмик, и не оглядываясь, пошла в сторону города. Ветки царапали лицо и руки, она спотыкались об корни массивных деревьев, подскальзывалась на мокрых после дождя дорожках. Но продолжала идти. Желание упасть гущу темных веток, забыть обо всём, уснуть и не проснуться было ужасным, давило на воспалённое сознание, мешая здраво мыслить. Месть. Единственное, что удерживало её от безрассудного шага. Она убёт Пекку. Уничтожит всё, что ему дорого. «Кирпичик за кирпичиком» Нет. Времени на это у неё не было. Убить. Уничтожить. Быстро, но болезненно. Максимум, который она может себе позволить. Она шла, едва осозновая куда идёт. Бродила по каким-то плохо освещённым улицам, мимо домов зловещего вида, под высокими арками, где царила черная тьма. Смотрела на пьяных прохожих и грубых, развратных женщин, пришедших сюда в поисках лёгких денег. Это место было ей знакомо — Хелен часто приводила клиентов именно отсюда. Наконец, Инеж свернула на узкую брусчатую улочку, проходившую между небольшими, полуразрушенными домами. Натянула капюшон, скрывая лицо от посторонних глаз, (здесь её могли узнать), и тихо ступая на камни, пошла в сторону Клепки. Инеж не услышала — почувствовала присутствие человека в темном переулке. Она насторожилась, ускорила шаг, сворачивая в очередную чёрную арку. Здесь не было никого — ни людей, ни бродячих собак. Инеж облегчённо выдохнула. В следующий момент на горло накинули верёвку. Девушка захрипела, попыталась выхватить нож, но не смогла — тело, уставшее после трёх бессонных ночей плохо слушалось, а кислород, всё в меньшем количестве поступающий в лёгкие, отключал сознание. Из тени вальяжной походкой вышла женщина: как всегда с идеальной укладкой, на длинных блондинистых волосах. — Вот мы и встретились, маленькая рысь, — издевательски пропела Хелен. — Я хотела спросить у тебя лишь одну вещь. Как ты себя чувствуешь? Теперь, когда осталась одна? Инеж дёрнулась, в слабой попытке вырваться, но безрезультатно — мужчина, нанятый Хелен, был явным знатаком своего дела. — Жалкая… Думала, избавишься от меня? Я выжгу тебя изнутри, девочка. Ты всегда.будешь.служить.мне! Призрак посмотрела на ненавистное лицо пустым взглядом — она не видела Хелен. Перед глазами расплывались чёрно-красные круги, сопровождающиеся ужасной болью, пронизывающей лёгкие. Круги постепенно сменялись лицами: Нина, Джеспер… Каз… Он смотрел на нее, призывая к каким-то действиям. «К каким?» Инеж попыталась собрать мысли воедино. Затем, резко дёрнула мужчину за руку, наклоняясь к ножу, припрятанному в кожаном ботинке. Развернувшись, всадила остриё в мускулистую шею. Мужчина издал нечленораздельный звук и повалился навзничь. Инеж по инерции отлетела в соседнюю стену, больно ударившись затылком о холодный кирпич. Опомнившись, швырнула нож в ту сторону, где минуту назад стояла Хелен. Послышался сдавленный крик и звук падения тела на брусчатку. Инеж подошла к женщине, лежащей на холодном камне. Нож попал в живот — ничего, если не вынимать — ещё минут тридцать она продержится. — Сулийская дрянь, — прошипела Хелен. — Ты за это поплатишься. — Вот это, маловероятно, — ехидно произнесла Инеж. — Ты лучше скажи, если хочешь жить — где Пекка Роллинс? — О! Отомстить решила? , — женщина разразилась издевательским смехом. В глазах потемнело от ярости и боли. Инеж, не особо осознавая, что она делает, замахнулась — провела ровную линию от брови до скулы, через ярко-голубой глаз Хелен. — Отвечай! Где Пекка? Ты ведь знаешь ответ, — прошипела Инеж. — Успокойся. Этого никто не знает, кроме меня. Поэтому…и ты…об этом…не узнаешь, — Хелен резко выдернула нож из раны, отбрасывая его в сторону. Инеж, распахнутыми от удивления глазами, посмотрела на безжизненное тело, распластавшееся на холодных камнях. Затем, встала, поднимая отлетевший в стену нож, засунула его за пояс, и хромая побрела в сторону Бочки. Завтра наверняка начнутся поиски Хелен, весь Кеттердам будет говорить о жестоком убийстве Павлина, но… Инеж было плевать. То, что Хелен убила она — было недоказуемо, да и в принципе, какое это всё имело значение? Теперь, когда она действительно осталась одна. «Я выжгу тебя изнутри…» Призрак остановилась, как вкопанная. Мысль, неожиданно пришедшая в голову была безумной, но… Инеж нащупала коробок спичек в кармане. Она хотя бы знала, что делать. Уничтожить это город к чертям, сжечь ненавистные дома и улицы, сжечь Пекку Роллинса. Она уже подходила к нужному окну, когда её окликнули. — Инеж! , — Нина, завернутая в теплую дубленку, поспешила к ней. — Где ты была? Что… — она посмотрела на руки, испачканные в крови Хелен. — Что случилось? — Павлин напала в переулке, — она потёрла шею, где всё ещё виднелась фиолетовая полоса от верёвки. — Пыталась вернуть меня в Зверинец, но… Но не смогла. — Ты убила Танте Хелен? , — с благоговейным ужасом прошептала Нина. — Не совсем. Она покончила с собой, когда я спросила про Пекку. Судя по всему, его возвращение в Кеттердам — её инициатива. — Её. Мы…в общем, я знаю, где сейчас Пекка, и что он тут делает. Руки Инеж сжались в кулаки, оставляя на ладони четыре полумесяца от ногтей. — В общем, он поселился недалеко от Клепки, в заброшенном домишке, который раньше принадлежал Хелен. Джеральд О’Нил оказался давним знакомым Пекки, и… Я не знаю, как и почему, но он догадался о причастности Отбросов к падению его акций. Джеральд связался с Роллинсом, ну а последний, нашёл в этом предлог отомстить и, соответственно, вернуться в Кеттердам. — Святые… — прошептала Инеж. — Как ты это всё откопала? — Есть некие привилегии в том, что ты сын, хоть и обанкротившегося, но купца, — Уайлен подошёл к ним. — Спасибо, — только и сказала Инеж. — Вы уезжаете? , — она вопросительно посмотрела на жёлтый чемодан, в руках Уайлена. — Да, — кивнула Нина. — Я возвращаюсь в Равку, а Джеспер с Уайленом уедут в Новый Зем. — Хорошо. Я… Я возможно приеду в Равку. Я не видела родителей уже два месяца. — Приезжай, — Нина слабо улыбнулась. — Я только прошу, не натвори тут ничего. — Ну, что я могу натворить? , — в ответ улыбнулась Инеж. С друзьями ей становилось легче. Боль, хоть и не утихала, но отходила куда-то в сторону, позволяя улыбке хоть на несколько секунд появится на лице. — Давай, — Нина крепко обняла её. — Всё образуется. Инеж улыбнулась, и исчезла — как и всегда, бесшумно и быстро.

***

Комната в Клепке встретила её мрачным молчанием. Инеж глубоко вздохнула, стараясь откинуть мрачные мысли; подошла к столу, одним движением руки сметая всё содержимое. На чистом жёлтоватом листе обозначила план дома, где по словам Нины должен был находиться Пекка. Этот дом она знала, как саму себя. Хелен часто приводила её туда, оставляя на произвол жестоких клиентов. Попасть туда, не наделав шуму было сложно — скрипящие доски, отсутствие водосточных труб и карнизов. Гнилые стены, за которые сложно зацепиться. Единственный вариант — пройти через парадный вход, который наверняка охранялся людьми Пекки. Инеж снова глубоко вздохнула. Человеком больше, человеком меньше — сейчас её это не волновало. Перебить охрану — довольно легко, учитывая её талант в метании ножей. Сложнее, обездвижить Роллинса, не лишив его при этом сознания. Ей вспомнился помощник Хелен, душивший её в переулке. Инеж подошла к плотному шкафу, открыла деревянную дверцу. Сняла с крючка короткую верёвку, обмотала ею руку. Из ящика вытащила несколько стеклянных бутылок, в которых раньше хранился коньяк. Одна из бутылок всё ещё была заполнена наполовину. Инеж улыбнулась самой себе… Этот коньяк они пили в тот, первый и последний… Она залпом выпила холодную жидкость и швырнула бутылку в стену. Осколки стекла, блеща в свете свечи, водопадом разлетелись по комнате. Инеж вернулась к столу, сложила всё снаряжение в сумку. Оглядела комнату, ставшую ей такой родной за последние три года. Поднесла зажжёную спичку к картине д’Капеля, висевшей на стене. Сняла с вешалки шляпу Каза, надела на голову поверх платка, и быстрым шагом вышла наружу, даже не запирая дверь — она всё равно сюда не вернётся.

***

В баре, находившемся под Клепкой, как всегда было полно народу. Смех, музыка и звон монет звучали из каждого угла. Инеж подошла к бармену, который приветливо помахал ей рукой. — Чего желаете? — Налей мне чистого спирта, Джим, — вкрадчиво прошептала Призрак. — Я хорошо заплачу. Мешочек с монетами мелькнул в руке, и тут же бесследно исчез. Тренировки Каза не прошли даром. — Конечно, — лицо бармена расплылось в алчной ухмылке. — Возьмите, — он протянул Инеж бутылки. — Благодарю, — она кинула ему деньги. — Мы друг друга поняли. Инеж, закрыв платком лицо, бесшумно вышла из здания Бочки. Дождь продолжал лениво моросить, распугивая брезгливых прохожих на улице. Запах плесени и сырости становился всё сильнее, а каменных домов, с желтыми окнами — всё меньше. Наконец, они и вовсе перестали появляться — лишь редкие бревенчатые сараи с прогнившим крышами. Лишь в конце квартала стоял дом. Величественный в своей бедности и уродливости. Инеж с трудом поборола дрожь, пробившую тело, от одного только взгляда на жуткое строение, где проживали самые мерзкие из всех её клиентов. И снова, человек, живший в этом проклятом доме, был тем, кто разрушил её заново собравшийся из кусочков, мир. Призрак глубоко вздохнула, стараясь отогнать эмоции. «Не сейчас.» Она неслышно подошла к покосившимся воротам и заглянула внутрь — двое высоких мужчин с битами наперевес ходили около парадной двери. «Неужели Пекка настолько глуп?», — подумала она. Вытащила два ножа, и кинула их, целясь в гладко выбритые головы. Оба охранника, с тихим стоном опустились на землю. Инеж быстро перебежала на другую сторону, где несколько досок в заборе полностью отсутствовали. Прошмыгнула мимо них, и подошла к двери. Остановилась и прислушалась — никаких шагов внутри не было слышно. Аккуратно нажала на металлическую ручку — дверь поддалась без усилий: видимо, Пекка слишком сильно уповал на охранников. Инеж тихо прошла внутрь здания. Из-за приоткрытой двери пробивалась полоска тусклого света. Девушка посмотрела в щель — Пекка сидел, склонившись над какими-то бумагами. Распахнув дверь, Инеж вбежала в комнату, и прежде, чем Роллинс понял, что происходит, накинула на его шею заранее приготовленную верёвку. Мужчина издал нечленораздельный звук, пытаясь ослабить хватку. Его движения замедлялись, становясь всё хаотичнее… Инеж резко сорвала верёвку с шеи, опустила её на живот. Ловкими движениями моряка привязала его к стулу и отошла, с ненавистью смотря на покрасневшее лицо. — Отомстить пришла? , — хрипло рассмеялся Пекка. — Ты опоздала, сулийская шлюха. Охрана прибудет с минуты на минуту, и тебя прижмут к стенке. Твоими же ножами. — Твоя хвалёная охрана захлёбывается собственной кровью. — Неужели ты думаешь, что у меня больше нет людей, которые придут сюда, услышав шум? — Раз так, то я не буду терять время, — Инеж вытащила из сумки бутылку, и плеснула спирт в лицо Пекке. — Что…что ты удумала? , — испуганно произнёс мужчина. Она не ответила: достала спички из кармана, и помахала коробком. — Ты этого не сделаешь… — прошептал он. — Не посмеешь, Призрак. Ты не настолько жестока… — Ты отнял моего любимого! , — в иступлении закричала Инеж. — Разрушил меня и мою жизнь! И смеешь тут что-то лепетать? , — она чиркнула спичкой. — Нет! , — вспышка света озарила комнату. Мужчина закричал, пытаясь вырваться из оков пламени. Тянул к Инеж руки, о чем-то просил… Огонь весело заплясал на соседней стене. Перенёсся на диван, стул, комод… Пекка, скорчившись от боли, лежал на полу. Призрак безумно улыбнулась, глядя на всю эту картину, а затем спрыгнула из окна, за мгновение до того, как обрушился ветхий потолок. Инеж мешком упала на землю, ударившись рукой об какой-то камень. От боли, сознание прояснилось; она подняла глаза, на горящий дом. «Я сожгла человека. Я сожгла человека…» Инеж попыталась отогнать навязчивую мысль. Сейчас надо было думать о другом — как исчезнуть из Кеттердама. Она зашлась тяжёлым кашлем. Единственный способ покинуть этот город, да и Керчию в целом — уплыть на корабле. Инеж посмотрела на восток, где в паре километров от неё должен был находиться порт. Если удастся пробраться на торговый корабль, идущий в Равку, (а таких всегда много), то она благополучно сможет пересечь Неморе. Девушка встала, бросив последний взгляд на горящий дом; спотыкаясь и кашляя, побрела в сторону порта. Причал встретил её яркими огнями и тихой музыкой, раздающейся из ближних кабаков. Инеж бегло осмотрелась. Её глаза, намётанные за год плавания в море, сразу же заметили корабль: не большой, но и не маленький. Такой, на котором обычно перевозят дорогостоящие ткани. Инеж быстро подбежала к нему. С палубы донеслись приглушённые голоса. — Отплытие через пятнадцать минут. Проверить все трюмы и каюты. — Да, капитан! , — несколько пар ног быстро побежали в глубь корабля. Инеж затаилась, в ожидании окончания проверки. Минут через десять, матросы доложили о полном порядке, и встали на палубу. Призрак бесшумно перелезла через борт, и спустилась в трюм, который по преданиям в Керчии, можно было закрывать только после отплытия. В трюме в несколько слоев лежали мешки — то ли с зерном, то ли с песком. Инеж не раздумывая легла на них, поджав под себя ноги. Положила голову на шляпу Каза, и сжала Санкта-Петра — первый нож подаренный им. Остальные ножи остались, в Клепке, которая наверняка уже превратилась в горстку серого пепла. Инеж почувствовала сильный толчок — корабль тронулся. Рука, сжимавшая нож расслабилась — девушка провалилась в лихорадочный сон… Они с Казом стояли на пристани, от которой через несколько минут, должен был отплыть «Призрак». Яркое июльское солнце грело и душу, и тело, наполняя Инеж радостью и теплом. Каз, в любую погоду застёгнутый на все пуговицы, и сейчас стоял, закрывшись плащом, и накрыв голову шляпой. Бледные руки, как и всегда в присутствии Инеж, без перчаток, покоились на рукояти трости. Инеж тронула его за плечо. — Мне пора… — Каз повернулся к ней, вглядываясь в темные глаза. — Постарайся не умереть. «Обещай вернуться» — Всё будет в порядке, — Инеж улыбнулась. — Я… пойду… Каз перехватил её руку, сильно сжав в своей. Нервно сглотнул, и произнёс: — Береги себя. Затем — отпустил, и не оглядываясь пошёл в сторону Бочки. Инеж вздохнула. В этом был весь Каз — никогда не оглядываться, не показывать эмоций, не снимать чёртову броню на людях. Возможно, в чём-то он был прав. Она быстро пошла к кораблю, всходя по наклонному трапу. Море звало её. Сон переменился… Октябрь… Ветер, дождь, леденящий осенний холод… Тогда она вернулась из своего первого плавания на «Призраке»… Инеж, закутавшись в плащ, быстро спустилась на доски причала, и огляделась. Ни души. Прохожих на улице в такую погоду не было вовсе. Её и команду, кроме ветряной бури, тоже никто не встречал. Девушка подавила в себе странную пустоту и разочарование. Каз не мог не знать о её прибытии — она предупредила его письмом. И всё же — он не пришёл. Ветер усилился; дождь, поначалу состоящий из редких крупных капель, полил сильнее. Инеж, снова посмотрела кругом, всё же надеясь встретить здесь родное лицо. Затем, надвинув на лицо капюшон, поспешила к Клепке. То, что уходить от корабля было ошибочным решением, она поняла как только вышла на широкую улицу, по которой с громким стуком летели ведра и лёгкие ветки с близстоящих деревьев. Инеж быстро свернула в переулок, по которому часто пробиралась, чтобы остаться незамеченной. Там ветера и дождя было меньше — её хоть как-то прикрывали крыши жилых домов. Призрак поморщилась — капля воды, упавшая с черепицы, попала прямо на свежую рану — рваный порез на скуле. Переулок кончился, и она снова вышла на довольно-таки широкую улицу, вдоль которой и находились все «элитные» заведения: «Зверинец», «Клуб Воронов», «Белая Роза»… Инеж быстро пересекла дорогу, оказавшись около здания Бочки. Поднялась к нужному окну, цепляясь за скользкие карнизы. Заглянула внутрь: Каз сидел, склонившись над столом, заваленным кучей бумаг. Инеж аккуратно поставила ногу на подоконник и спрыгнула вниз. — Призрак? , — Каз выглядел удивлённым. — И тебе добрый вечер. Он посмотрел на девушку с головы до ног: насквозь мокрая одежда, подтёкшая сурьма, порез на острой скуле. — Возьми сухую одежду в шкафу, — голос звучал неестественно хрипло, произнося совсем не то, что горело в блестящих глазах. Словно они не виделись не три месяца, а три часа. Инеж не ответила: молча прошла к шкафу, оставляя за собой мокрый след. Взяла первое попавшееся льняное платье, которое почти никогда не носила, и отошла за перегородку между комнатами. С наслаждением сняла мокрую одежду, надела на себя теплую ткань. Корсеты с ножами по привычке надела сверху. Распустила волосы, которые от долгого прибывания в косе, легли на плечи мягкими волнами. Из соседней комнаты послышался голос Каза: — Есть чай и кофе. Что будешь? — Смотря какой. — Чай черный, кофе тоже черный. — Что, и сыр черный? , — Инеж бесшумно подошла к столу, вопросительно посмотрев на тарелку с бутербродами. — Нет. Жёлтый, — ей показалось, или на лице Каза промелькнуло некое подобие улыбки? — Что нового в Бочке? , — как можно более непринужденно спросила Инеж. — Ничего… — Каз повернулся к ней. — Откуда царапина? , — он с плохо скрытым беспокойством посмотрел на её щеку. — Подралась с одним работорговцем. — У кого-то хватило глупости на тебя напасть? — Нет. Я напала первая, — Инеж горько рассмеялась. — Норман Рескин, крал маленький девочек, около пяти лет, привозил в Кеттердам, а дальше воспитывал в борделе. Каз кивнул, снова возвращаясь к бумагам, лежавшим на столе. Невидящим взглядом уставился на исписанные планами листы. А затем, неожиданно для Инеж и для самого себя, схватил девушку за руку, притягивая к себе. Прижимая настолько, насколько это вообще возможно было сделать. Зарываясь лицом в пахнущие лилиями волосы. Инеж в ответ обвила руками его шею, уткнувшись носом в мускулистую грудь… Сколько они так простояли — она не знала. Час, может два, а может, всего лишь несколько секунд. Они молчали: Каз не говорил, что скучал по ней; она не говорила, что молилась Святым, прося защитить его. Они знали это без слов. Они лишь прижимались к друг другу всё сильнее, не замечая холода и дождя, залетавших в открытое окно… Комната поплыла, превращаясь в калейдоскоп из цветов и красок, затем, закружившись, снова предстала перед девушкой, только уже в другое время. Во время, бывшее всего неделю назад… Она пришла в Клепку через окно — как и всегда. Каз сидел за столом — как и всегда. Всё было, как всегда. Вороны, кружившие около окна, шум голосов из клуба, звон монет… Поменялись только они сами. Инеж не вздрагивала от случайных прикосновений; перед Казом не появлялся образ Джорджи. Но дальше объятий и коротких поцелуев они никогда не заходили. До этого дня. Почему и как это произошло, Инеж не знала; да и не хотела знать. Когда они, стоя в этой самой комнате, обсуждали план по ограблению очередного дома, Каз вдруг резко подался к ней, обхватывая за талию, и притягивая к себе. Накрыл губы своими. Инеж в том же непонятном порыве ответила. Её руки заскользили по мускулистым плечам… Его — по хрупкой спине. Пояс с ножами с громким стуком упал на пол, как и пиджак Каза. Инеж скользнула в его руках, прижалась и посмотрела в глаза, словно спрашивая разрешения. Каз кивнул, снова приникая к её губам..... «Без любви жить проще, но без неё нет смысла…» Они лежали на небольшой кровати, тесно прижавшись к друг другу. Голова Инеж покоилась на голой груди Каза, который осторожно перебирал её волосы. — Почему «Р»? , — вдруг спросила Призрак, проведя рукой по бицепсу, с выбитой на нём татуировкой. — Ритвельд, — просто ответил Каз. — Моя фамилия, до того, как… В ту ночь он рассказал ей всё: про Джорджи, про Пекку… Она не перебивала, молча слушала. Когда Каз закончил — посмотрела на него глазами, полными искренних слёз. А затем просто обняла, так ничего и не сказав. Корабль дёрнулся и остановился. Инеж с тихим стоном поднялась на ноги. Надела шляпу, спрятала нож под плащом. Подняла крышку люка и осмотрелась: яркое солнце Равки сияло над головой. Люди, стоящие рядом с кораблём, что-то громко кричали, столпившись около пункта пропуска. Инеж вылезла из трюма, и, пользуясь общей суматохой, спустилась на землю. Прислушалась. Люди говорили на чистейшем Керчийском. — Вы тоже бежите от пожара в Кеттердаме?, — обратилась к ней какая-то девушка. — Пожара…? , — Инеж непонимающе уставилась на неё. — Вы что, не знаете? По вине какой-то безумной женщины, сгорело пол города. — Ах, да. Мой дом сгорел, и вот, я здесь. — Соболезную. — Спасибо, — Призрак кивнула, и встала в очередь. Когда-то, она думала, что этот город заслуживает спасения. Наверное этот пожар и был им. И хотя, она не думала, что из-за поджога двух домов, сгорит пол города — это всё равно казалось правильным. — Девушка! Имя своё назовите! , — усталая женщина сурово посмотрела на неё. — Имя? , — Инеж посмотрела на голубое небо. — Ритвельд. Инеж Ритвельд.

***

— И принцесса пошла дальше, в глубь вечнозелёной Равки, навстречу новым приключениям, — Инеж склонилась над кроватью дочери. — А теперь — спать. — Это грустная сказка, мама. Но она неправильная. Ведь никто никогда не остаётся один? И человек, которого ты любишь, никогда не может умереть, правда? — Правда, милая, правда, — сквозь слёзы улыбнулась Инеж. — Спи, — она поцеловала девочку в лоб, и тихо вышла из комнаты. Зашла в маленькую ванную, и достала Санкта-Петра. Прижала острое лезвие к запястью, почувствовав как теплая струйка крови потекла по руке. Безумным взглядом посмотрела в зеркало: длинные волосы, карамельная кожа и темные глаза. Она осталась почти такой же, какой была в шестнадцать лет. Только в уголках глаз появились морщинки, да на запястье остались никогда не заживающие шрамы.