Невозможное дитя

Сигрид многого ожидала, когда открыла глаза, но не тихую улочку, где выстроился ряд неприметных, но уютных домишек в какой-то деревушке. При виде этой улицы у нее по спине пробежали невольные мурашки, она и сама не знала почему. — Где мы? — хрипло спросила она, и оглянулась. Локи тем временем печально вздохнула и, мягко обхватив плечи девушки, подвела их к домику, что был прямо перед ними. — Мы дома, — тихо сказала она и махнула свободной рукой с трепетом ожидая, что откроется их взору за чарами, которые скрывали тот самый дом, где она прожила свои последние годы, как Лили Эванс-Поттер. Это были руины. Она догадывалась, что так будет, но все же было больно видеть этот дом в таком упадке. Это место было для нее дорого, ведь здесь она провела вместе с дочкой ее первый год жизни и последний, прежде, чем они расстались на все эти годы. — Это место, где мы жили до прихода Воландеморта, да?.. — хрипло спросила Сигрид. Девочка несколько минут пораженно смотря на полуразрушенный дом и золотистые буквы, всплывшие в воздухе, едва завеса, скрывающая это трагичное для ее жизни место, исчезла. Тут были соболезнования и пожелания ей здоровья… Их были десятки. Слезы против воли наполнили ее глаза. Она ведь могла вырасти в этой тихой деревушке, могла бегать по этим улицам, могла… А могла ли? Ее мать — это проклятый бог, чары на котором рано или поздно бы пали и что бы тогда было?.. Сигрид не знала, но не могла не ощутить обиду на судьбу, которая ее так не любит. Ее и ее семью. Тут ее обняли хрупкие с виду руки, и Сигрид бессознательно прижалась к Локи. Она была твердой и настоящей, от нее пахло морозной свежестью, яблоками и чем-то таким, что не принадлежало этому миру. Чем-то что вызывало у нее ассоциации со звездами, магией и домом. Ощутив этот аромат и осознав, что ее обнимает мама сломило какую-то невидимую плотину, и Сигрид зарыдала еще громче и несчастнее. И, как ни старалась, остановиться не могла. Казалось, что все слезы, которые она держала в себе всю жизнь, все обиды, непонимание, злость и внезапная тяжесть всего того, что свалилось на нее сегодня, выплеснулись из нее ручьем неконтролируемых слез, которые текли, текли и текли, пока она тупо не отключилась, что есть силы сжимая талию матери, молясь, что это правда, а не глюк ее отравившегося бургером сознания.

***

В следующий раз, Сигрид проснулась в настоящей нормальной кровати от ощущения того, что ее кто-то облизывает. Она с трудом разлепила веки и увидела перед собой пушистого и намытого Бургера. Он был похож на меховой длинный валик с огромными ушами, который довольно махал коротким хвостиком и довольно смотрел на нее одним карим, а другим голубым глазом. — И тебе привет, приятель, — прохрипела она и огляделась, пытаясь понять, где она и что Мерлин задери происходит. Воспоминания о прошлом дне были мутными, и Сигрид с трудом могла вспомнить, что произошло. А когда вспомнила, то резко села, невольно скинув недовольного песеля с себя. Нью-Йорк… …Дадли… …хот-дог… …парк… …незнакомка… — Мама, — шепотом промолвила она и соскочила с кровати, которая стояла посреди уютной комнаты с бежевыми обоями и окнами откуда лился солнечный свет ясно говорящий, что она проспала, как минимум полдня, а как максимум сутки. Но Сигрид этого почти не заметила, рванув прочь из нее, чтобы… Чтобы что? Убедиться, что у нее не было глюков, и она и впрямь нашла мать? Что ее не похитили? Что она не в дурке?.. Но она явно была не в дурке, а в весьма просторном и чистом домишке с обоями в пастельных тонах и плюшевой мебелью, которую она узрела, когда быстро спустилась вниз со второго этажа. Здесь пахло блинами и полевыми цветами, букет которых стоял на одной из тумб около дивана, который стоял напротив камина. Именно здесь Сигрид замедлила свой шаг и уже куда медленнее дошла до следующего проема явно ведущего в кухню. Вот только там ее ждало разочарование. Матери там не было, не то чтобы она ожидала, что скандинавский бог будет печь ей блинчики, а был лишь… — Привет, — неловко произнесла Сигрид спутнику матери, чьего имени она до сих пор не знала, и который был тем, кто пек блины около довольно старомодной плиты. Тот стоял к ней спиной и ловко снимал тонкие произведения этого чудесного запаха со сковороды, хотя выглядел при этом нелепо в своем практичном и военном костюме с кобурой, которая была пристегнута к его бедру. — Привет, — ровным, чутка жутким голосом ответил тот и махнул в сторону стола, где уже стояла тарелка с дымящейся кашей и стаканом молока. — Завтрак тебя уже ждет. Босс сказал, что ты слишком худая и должна лучше питаться, с чем я не могу не согласиться. Сигрид против воли улыбнулась и с трудом сдержала смешок. Ее божественная маман звучала почти как миссис Уизли, что было так странно, что хотелось истерично ржать в голос. Но решив, что одной истерики было с нее достаточно и пора привыкать к резким поворотам в своей жизни, сделала шаг вперед все еще настороженно смотря на мужчину. — Извините, я так и не узнала вашего имени? — спросила Сигрид бочком двигаясь к столу. Мужчина обернулся. — Я Клинт Бартон, — все таким же ровным тоном ответил он. Его лицо выглядело усталым, а под глазами были синяки, отчего неестественно синие глаза были еще более жуткими. — Я Сигрид, но можно просто Рид или Ридли, — представилась в ответ она, хотя последние пару имен ее бесили. Ей нравилось ее имя и без всяких сокращений, но многие люди так или иначе его вечно коверкали, что пришлось уже смириться. — Я знаю, леди Сигрид, — ответил мужчина назвал именно ее полным именем, за что она была благодарна, хотя приставка «леди» ее смутила. — Можно без леди, — тут же сообщила она, но мужчина — Клинт лишь ответил, что нельзя, и между ними вновь повисла тишина. — Где мама? То есть Локи? — запинаясь, спросила Сигрид, когда Клинт выключил плиту и закончил с блинчиками. Он прислонился к одному из тумбовых столов бедром, сложил руки на груди и стал за ней наблюдать. Жуть. — Босс прилег после того, как привел в порядок дом и уложил вас в кровать, — отчеканил мужчина, продолжая смотреть на нее. Сигрид так и замерла с вилкой около рта и огляделась. Только сейчас она стала понимать, что они не перенеслись в другой дом, а были в их доме. Том самом, чьи руины она видела перед отключкой. Ее глаза невольно стали идеально круглыми от осознания, насколько же все-таки ее мать могущественна и даже позавидовала. Ей-то такой сильной вряд ли стать. Насколько она знала из истории магического мира, где о скандинавских богах также были упоминания, дети смертных и бессмертных были всегда смертными. Да, иногда они обладали силой богов, но их тела были хрупки, или они обладали бессмертием, но тем не менее их тела продолжали изнашиваться, пока не рассыпятся в труху. Ей было интересно к какому варианту относится она и чего ей теперь ждать. Но не будем о грустном. Локи тревожить ей не хотелось. Бог выглядел усталым в любом облике, ровно настолько насколько мог выглядеть подобным образом бог, да и ей хотелось немного подумать. Все же ситуация все еще не переставала ее поражать, а принятие не торопилось полностью осесть в ее перегруженном мозгу. Правда под пристальным взглядом Клинта даже есть было неловко, не то, чтобы думать. — А вы завтракали, мистер Бартон? — спросила Сигрид нарушив вновь тишину, на что мужчина лишь поднял бровь. — Садитесь и поешьте. Вы столько блинчиков сделали, что можно армию накормить. Тот хотел явно возразить, но Сигрид со свойственным ей упрямством быстро победила и уговорила мужчину поесть, хотя разузнать откуда он знает ее мать и над чем они работают не удалось. Босс не велел, вот и весь ей был ответ. Она было уже отчаялась, не зная, что еще спросить, чтобы нарушить молчание, которое ее угнетало, как вдруг заметила, что к одной из стен прислонен лук, современный и навороченный, и колчан со стрелами. — Вы лучник? — восторженно спросила Сигрид, чья детская мечта, была стать такой же меткой и крутой, как Леголас. Вынутая ею из помойки трилогия «Властелин Колец» Толкиена, которую подарили Дадли на день рождения, но тот ее быстро выкинул, стал той самой причиной, что породила в ней эту необычную мечту. Вот только секция по стрельбе из лука была платной и туда ей путь был заказан. — Да, — ответил Клинт, который, будто войдя во вкус, ел так, будто голодал несколько дней. Он запихивал в рот сразу несколько блинов и, пока жевал, сворачивал себе уже новый блинный рулет. — Везет, — завистливо протянула она. — Я вот тоже мечтала из лука стрелять, но учить было некому. Не самое ведь распространенное ремесло. Клинт замер и, как ей показалось уже во второй раз, его глаза стали обычного светлого оттенка, а не ядовито-голубого. — Научить? — вдруг спросил он. Его голос приобрел более эмоциональный окрас и был хрипловат. Но Сигрид этого почти не заметила, когда ее внутренний фанат Толкиена и эльфов запищал от восторга, а ее голова закивала так, что еще немного бы и отвалилась. Они быстро перебрались во двор и нашли там отличное дерево, часть которого была сожжена и расколота. Судя по тому, что все повреждения были на уровне второго этажа, который был разрушен больше всего, когда она впервые увидела дом, это были те следы взрыва, что исправить не удалось или Локи и не пытался. Сигрид несколько минут смотрела на этот явный след той трагичной ночи, когда она лишилась всего и заработала шрам, а потом Клинт вложил ей в руки свой лук и она забыла обо всем. Его вес, наведение цели, натяжение тетивы и свист выпущенной стрелы, все это было так… так… будто она всегда только этим и занималась. Да, руки болели, мышцы ныли с непривычки, а пальцы немели, но ради того мига, когда ты прицеливаешься, твое сердце сначала замирает, а потом бросается вскачь, вторя краткому свисту стрелы, и ты попадаешь в яблочко, можно было и потерпеть. Каждое такое попадание было для нее, как победа в квиддич, черт возьми!.. И хотя она попала всего пару раз, Клинт похвалил ее и сказал, что у нее определенно был меткий глаз и задатки хорошего лучника. Во время одного из таких моментов, когда она смогла попасть в цель, Сигрид услышала за спиной тихий хлопок ладони о ладонь и, резко обернувшись, она увидела мать, которая стояла неподалеку и аплодировала ей. — Молодец, — благосклонно сказала Локи. — У тебя острый глаз, дочь моя. — Я попала всего несколько раз, — смущенно ответила Сигрид. Ей было непривычно как смущаться, так и получать похвалу. Она опустила лук, а потом и вовсе отдала его Клинту, который вновь испарился в доме, оставив их одних. Она проводила его взглядом, а потом вновь перевела взгляд на мать. В женском обличии, хотя и почти непохожем на лик Лили, было матерью, даже мысленно, называть Локи куда проще, чем в мужском, который она не знала пока, как величать. Но все же… — Почему ты вновь так выглядишь? — с интересом спросила она, рассматривая хрупкую фигуру в черно-зеленом платье, которое выглядело так, будто оно принадлежало гардеробу фэнтезийного фильма, а не унылому современному миру. Струящиеся черные волосы, которые волнистым водопадом текли по плечам и спине Локи, ее посвежевшее точеное лицо с высокими скулами и яркими изумрудными глазами в голубую крапинку, так же не остались без ее пытливого внимания. Последнее ей казалось было словно неуместным и неправильным, но она быстро отмахнулась от этого чувства. Локи подняла бровь и сделала несколько шагов вперед, чинно сцепив руки перед собой, отчего руки скрылись в длинных ниспадающих рукавах платья. — Я думала тебе так будет проще, — сказала она и остановилась перед Сигрид. — Я же понимаю, как это для тебя неловко, смотреть на мой мужской лик и думать, что я твоя мать. Впрочем… Если хочешь, я могу принять облик Лили, если… — Нет, — тут же ответила Сигрид и помотала головой отчего ее и без того растрепанная коса еще больше стала похожа на старый и трухлявый канат, из которого торчали нитки. — Лили Эванс давно мертва, и ее лик был фальшью. Мне нравится этот облик, но если тебе неудобно, то лучше вернись к тому, что тебе удобнее. Локи несколько минут смотрела на нее, а потом тихо вздохнула. Ее глаза стали немного меланхоличны, а голос отстраненным, когда она произнесла: — Ты слишком добра для этого мира, дочь моя. Вся в отца. Последнее было сказано немного с неодобрением и едва слышно, будто и не для ушей Сигрид предназначено. Она дернула бровью, но промолчала. — Я оборотень, — тем временем продолжила Локи слегка улыбнувшись смущенному виду Сигрид. — Но не такой, как Ремус, а скорее, как метаморф. Знаешь, кто это? — Это обладатели редкого дара, способные менять свою внешность полностью или частично, и распространен он в основном среди чистокровных и благородных семей, — автоматически процитировала Сигрид выдержку одной из книг по родовым дарам, которую она нашла в Запретной секции еще на втором курсе. Локи довольно кивнула, гордясь, что дочь столь начитана, ведь она слово в слово повторила абзац одной из книг, которую она читала, еще будучи Лили, и чувствуя довольство оттого, что та унаследовала ее любовь к знаниям. — Верно, — произнесла она. — Но в моем случае, я могу менять не только внешность, я могу принять любой облик. И мне в любом… Тут, вспомнив про свою йотунскую кожу, она поправилась: — Почти в любом комфортно находиться. А данный облик и того является моей истинной женской формой, как и тот, что ты уже видела, является моей мужской. Они обе части меня и обе настоящие. «Не то, чтобы кроме матери это кто-то понимал и принимал», — сердито подумала Локи, вспоминая все те случаи, когда Один недовольно кривился, когда она представала под его очами в таком виде. Также она не могла не вспомнить, как остальные асы дразнили ее за то, что она принимала этот облик, не понимая, что это не очередная ее шутка, а просто часть того, кто она есть. Но со временем от этого облика пришлось отказаться, кроме тех моментов, когда она оставалась одна, или с матерью, когда в ее сторону стало, так же часто, как и принц, лететь оскорбительное эрги. Но Сигрид ее вновь удивила. Девочка просто кивнула и сказала: — Хорошо. А то я думала, что тебя это смущает. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня тебе пришлось притворяться. «Слишком добрая», — с нежностью и грустью вновь подумала Локи, и увидев, как Сигрид уже в который раз откидывает назад ужасно неаккуратную косу, поморщилась. Нет, дочь ей была дорога, но стиль в одежде и состояние волос ее не устраивали от слова совсем. Но ничего, это просто исправить. Локи бессознательно коснулась кончика косы дочери, кивнула головой в сторону дома и сказала: — Пошли внутрь. Тут прохладно, да и нужно привести в порядок твои волосы. Если ты не против? Последнее женщина спросила запоздало, явно не желая торопить девочку и навязывать ей свои желания, но та только широко распахнула глаза и улыбнулась, тут же направившись в дом, даже не говоря, что почти никогда не мерзнет.

***

Клинт Бартон сидел на лестнице дома, который буквально из руин поднял его босс, его божество и хозяин, и смотрел, как он (сейчас она, но он-то узнает босса в любом облике) мягко расчесывал гребнем густые волосы леди Сигрид. Девочка была непредвиденным дополнением к их миссии, но Клинт не жаловался. Она была дочерью босса и его наследницей, а значит еще одна его хозяйка. К тому же девочка была мила и добра. И ее восхищали его способности с луком. Клинт был уверен, что мини-боссу незачем восхищаться способностями своего слуги, но тем не менее, именно ее чистый взгляд и искреннее восхищение пробуждало еще больше его желание ее защитить и уберечь. Даже ту часть, которая упрямо продолжала настаивать, что Локи его использует и контролирует. Что он никакой не бог, а псих. Но что это за чушь? Как не бог? Как не хозяин? Если бы не Локи он был бы все еще заперт в условностях этого гнилого мира, и над ним довлели извечные проблемы, решения которых занимали слишком много сил. Он бы не познал истинную свободу от свободы. Это ведь было так… освежающе. Клинт наслаждался этим. Ему нравилось заботиться о боссе и делать то, что он прикажет и не волнуясь ни о чем. Не было больше вопросов: Зачем? Почему? За что? И как? Теперь ведь все решал босс, освобождая Клинта от ненужного груза мыслей, и просто давал ему делать свою работу. Чисто и без всяких сомнений. Но сейчас босс был странным. И не из-за внешности. Он был просто… более мягким и… человечным, что ли. Нет, Клинт знал, что под всем этим скрывается могущественное божество и центр его мира, но все же… Эта сторона босса была непривычной, но в тоже время, смотря на то, как он бережно заплетает косы дочери и тихо разговаривает с ней, даже та его сторона, что все время несет чушь, затихала в каком-то ступоре, будто этот вид сбивал его с толку. Но Клинту нравилось любоваться этой картиной. Это его умиротворяло и дарило покой. Он даже не заметил, как постепенно провалился в сон, которого недоставало его телу, но который был недоступен, пока они убегали от Фьюри.

***

— Клинт милый, — вдруг сказала Сигрид прямо посреди рассказа Локи об одном из приключений в Норнхейме, в которое его втянул Тор и его дружки. Она не хотела об том рассказывать, но когда девочка невинно попросила рассказать что-нибудь о ее жизни, то Локи и сама не заметила, как увлеклась и выложила одну из историй, которая включала этого болвана. Локи замерла с гребнем в руках и проследила за взглядом девочки. Там, в полутьме лестницы, привалившись к стене спал Сокол. Сначала она даже недовольно нахмурилась, что он посмел уснуть, но потом вспомнила, что человеческие тела хрупки и нуждаются в отдыхе, и тихо выдохнула. — Тебе он нравится? — вместо этого спросила она дочь, ясно помня в каком восторге была девочка тогда во дворе, когда Сокол учил ее стрелять из лука. Локи была весьма поражена застав их за этим, но в тоже время ощутила укол боли. Она, как ни странно, довольно легко могла представить Тора на месте Сокола. Не Джеймса, а именно этого золотого олуха. И ей это не нравилось, хотя и даровало неприятное понимание, что как бы она ни старалась, места двух родителей ей не занять. Она, сколько облик ни меняй, была ее матерью, а не отцом. И ей не хотелось занимать это место. Ей хотелось быть такой, какой для нее была Фригг, минус ложь длиной в тысячу лет. Хотелось быть тем, к кому Сигрид придет за утешением, той, кто научит ее магии и будет ее гаванью в бурных потоках океана жизни. Но Локи по себе знала, как важно было иметь одобрение отца. И Сигрид, может, это еще не осознавала, но невольно искала его у мужских фигур в своей жизни. Счастье в ее глазах, когда Сокол похвалил за хороший выстрел было тому доказательством. Но он не ее отец! Ее отец был… «Проклятый Тор! И почему мои мысли вечно возвращаются к этому кретину?» — злясь на себя, подумала Локи и скрипнула зубами, но ее руки были все так же нежны, когда она возобновила неторопливые движения гребня по густым волосам дочери. — Да, — просто ответила Сигрид млея от того, как мать водила гребнем по ее волосам. Ее еще никто не расчесывал вот так. Было приятно. Даже клонило в сон. — Хотя глаза у него жуткие, — добавила она, задрав голову и посмотрев на Локи. — Кстати, что с ним? Это же ненормально. Это какое-то проклятие? Я видела, что у других людей в том бункере тоже глаза были такими. Локи было открыла рот, даже не зная, что сказать, чтобы дочь ее не испугалась, но тут же ощутила, как голову пронзила боль, а хватка Другого сдавила ей горло. — Я… — наконец прохрипела она. — Я не могу сказать тебе, дочь моя. — Почему? — хмуро и подозрительно спросила Сигрид, и вся напряглась. — Я связана клятвой, — призналась Локи, немного лукавя. Но это только ради безопасности дочери!.. Сигрид прищурилась, пристально смотря на нее своими большими глазищами, но приняла такой ответ. Больше в этот вечер, они не говорили ни о Клинте, ни о проклятиях или еще чем-то подобном. Вся дальнейшая их беседа текла легко и касалась лишь того, что они упустили за все эти годы. Сигрид рассказывала Локи все о своей жизни, ведь было так приятно иметь кого-то, кто был заинтересован, кто слушал ее без осуждения, просто заботясь. Локи, в свою очередь, рассказал ей о своей жизни в качестве Лили Поттер и еще несколько историй из своей жизни в Асгарде. Они не заметили, как проболтали до самой ночи и, в конце концов, Сигрид сморил сон прямо там, где она сидела. Подле ног матери, перебирающей ее волосы, которая еще долго не шевелилась и просто смотрела, как она спит, а из ее глаз текли беззвучные слезы о потерянных годах и первых вехах в жизни дочери, которые она уже упустила. Упустила из-за Одина.