Хоть бы не он

      Хоть бы не он.       Это была первая мысль, что посетила Бельмере, когда она увидела этого переведённого новичка. Донкихот Росинант, она знала о нём немного из того, о чём судачили в бараке взволнованные девчушки помладше, и завышенные ожидания сыграли свою роль. Не то, чтобы она доверяла восторженным разговорчикам совсем юных девушек, но некоторое представление у нее сложилось. Не сложился этот парень.       Да, он на самом деле был очень высоким, ненормально высоким, имел очаровательные светлые вьющиеся волосы и аристократичные черты лица, но вместе с тем он был обычным подростком. Таким нескладным, тощим, костлявым, ещё и прыщавым, так ко всему прочему неряшливым и неуклюжим, каким и можно было представить шестнадцатилетнего парня. И, хотя Бельмере не могла знать возраст только что прибывшего новичка, она знала, но хотела ошибаться.       Откуда она знала? На такой бестактный вопрос она бы фыркнула и ответила: «У него на лице написано», хотя на самом деле написано было у неё на плече торопливым неряшливым почерком. Два числа: 16 сверху и 21 снизу – Бельмере знала наизусть каждую закорючку, наклон линий и, конечно же, расположение.       Девушка дотронулась до собственного плеча, проверив расположение форменной повязки, и быстро убрала руки по швам, потому что двигаться на построении было нельзя. Ещё на построение ни в коем случае нельзя было опаздывать, что сделал этот Донкихот Росинант, и теперь они здесь застряли надолго, пока у командира не закончится его богатый словарный запас и желание высказать всё зазнавшемуся выскочке из главштаба. И на самом деле стоять и слушать гневные выкрики командира было бы не так плохо, если бы не этот придурок, который ухитрился не только проспать построение, но и расцеловать плац лицом, пока бежал сюда, и который теперь стоял растрёпанный, пыльный с красным раскрашенным носом, содранными локтями и дурной улыбкой от уха до уха. И что смешного?!       Молодой дозорный пребывал на своей волне, игнорируя все обвинения и более чем грубые упрёки, сильнее беся командира, сильнее растягивая построение, сильнее сдавливая её сердце. Потому что после бега, падения, поспешного подъёма или попытки отряхнуться, а может и вовсе, с самого начала, с того момента, как парень проснулся, понял, что проспал, и принялся спешно одеваться, его повязка немного соскочила с плеча и обнажала верхнее число. Это было плохо начиная с того, что считалось дурным тоном в большинстве цивилизованных стран, и заканчивая тем, что за число это было: 20. И Бельмере самой двадцать.       И её возможному суженому дали двадцать нарядов вне очереди.       Хоть бы не он.       На самом деле у неё правда всё ещё не было убедительных причин считать, что именно этот шестнадцатилетний (она даже не уверена, что ему правда шестнадцать!) парень был… ну, её… парнем, человеком, с которым она связана с самого рождения. Сколько она уже встречала шестнадцатилетних ребят? А сколько ещё встретит? Это мог быть кто угодно – даже полное совпадение времени не могло быть непоколебимой гарантией! Но паскудное предчувствие не давало покоя.       Поэтому она стояла на пороге лазарета и медленно растягивала сигарету, ожидая, когда одного неудачливого новичка подлатают их милосердные сестрички.       Или удачливого – тут как посмотреть, ведь сегодня дежурила медсестра Салли, которая имела особую тягу к высоким блондинам. От этой мысли Бельмере досадливо поморщилась и, сгорбившись, облокотилась о перила – такой её застал Донкихот Росинант. Сам он был весь обклеенный пластырями и вонял больницей с лёгкой примесью пороха и моря – настоящий запах героя-дозорного после сложной удачной миссии. Бельмере усмехнулась своим мыслям, и этот огромный детина смущённо потупил взгляд:       – Простите за сегодняшнее – я не специально, ещё к часовому поясу не привык… – хотя парнишка и пытался говорить тихо, голос у него был звучный и громкий – словно раскат грома среди ясного неба.       – Лучше бы ты это капитану сказал, – сказала она, и вместе со словами изо рта вылетел терпкий дым. – Может быть, смог бы разжалобить…       – До разжалования, – усмехнулся парень и встал рядом с ней, также опираясь о деревянные перила, отчего те жалобно скрипнули. Дозорная уже хотела отметить, что разжаловать его некуда, но Росинант повернулся к ней и с плохо скрываемой надеждой спросил: – Одолжите сигарету?       Бельмере, глядя на побитое улыбающееся лицо, рассмеялась и сквозь слезы сказала:       – Ишь какой хитрый! Тебе лет-то сколько, чтоб сигареты выпрашивать? – парень надулся:       – Достаточно! Я уже закончил обучение и могу служить, значит, курить тоже! – его полные губы скуксились и изогнулись в кривую линию с опущенными вниз концами, что не могло не развеселить девушку.       – Да ладно тебе, не серчай. Мне просто интересно, – она с любопытным прищуром смотрела на живую мимику блондина, который за несколько секунд со злости перешёл в негодование, а потом и в былую добродушность:       – Шестнадцать, а Вам?       – Не прилично спрашивать возраст у женщины.       – Эй! Но я же сказал! – он снова обиделся и надул щёки, что было совершенно очаровательно.       – Двадцать, – призналась она, внимательно следя за реакцией Росинанта и зная, что не останется разочарованной.       И правда: его глаза округлились, брови поползли на лоб, прямо под густую челку, рот приоткрылся и даже уши вздрогнули от удивления, а сам парень окаменел. Бельмере, оставшись довольной, протянула ему сигарету и вложила прямо между пальцами, отчего парень вздрогнул и отмер:       – О. Меня, кстати, Роси зовут, – он протянул ту же руку и зажатой сигаретой.       – Бельмере, – она пожала протянутую ладонь с силой, которую от неё явно не ожидал, потому что парень кратко удивлённо воскликнул и даже выронил выпрошенную сигарету. Девушка проследила за ней до самой земли и сказала: – Больше не дам.       – Да ничего страшного, – улыбнулся он и подобрал упавшую сигарету, отряхнул её и на секунду застыл, после чего с жалостливыми глазами на девушку: – А спичек у Вас не найдется, Бельмере-сан?       Бельмере не смогла не улыбнуться.       Пришлось одолжить ему зажигалку, только на этот раз она не доверила его дырявым рукам и сама поднесла зажигалку к наклонившемуся подростку и чиркнула колёсиком, зажигая маленький рыжий огонёк. А потом с громким смехом наблюдала, как парень, сделав первую затяжку, закашлялся и выплюнул несчастную сигарету на несколько метров от порога лазарета. Однако веселье не длилось долго – из двери вышла медсестра и, увидев, чем они тут занимаются прямо перед лазаретом, разоралась и прогнала курить в другое место.       Бельмере была удивлена тем, что парень не попытался узнать про её числа (или разницу между числами), но это было приятное удивление. Пожалуй, она сама ещё не была готова к какой бы то не было правде.       Хоть бы не он.       За прошедшие дни эта фраза настигала её больше десятка раз. Что ж, этот парень был мастером по части попадания в нелепые ситуации и получения шишек разной степени плохости, и более десятка раз она становилась невольной свидетельницей этого, отчего фантомное чувство стыда надежно закрепилось в её серых служебных буднях.       Парень за ней увязался, как утёнок за мамой-уткой, просто потому что Бельмере стала первой, с кем он смог нормально поговорить на этой базе. И, признаться честно, ничего против такого положения дел она не имела, это было даже приятно, ведь Роси оказался милым и на редкость воспитанным, даже галантным молодым человеком. Но все же больше милым и очаровательным – впрямь как настоящий утёнок. Ещё и светленький – просто прелесть! Хотела ли она, чтобы этот парень оказался её судьбой? Нет, уж, увольте! Он слишком милый, к тому же – при всей своей необоснованной огромности – совсем ребёнок, к которому у неё было больше материнских чувств, нежели романтических. Ну, и ещё немного колющего под ребра стыда за то, что совращает ребёнка игрой в карты, непослушанием и куревом.       А потом Роси забыл надеть рубашку после душа, а Бельмере угораздило подметать территорию прямо возле летних душевых. И вот же черт! Она как раз хотела сбагрить кому-нибудь свои обязанности по уборке и спрятаться подальше от взгляда командира, только, как назло, никого больше мимо неё не проходило. Возможно, она слишком часто прибегала к этому трюку, и теперь её справедливо остерегались.       Роси подошёл и поздоровался, будто они не виделись двумя часами ранее, а потом ещё что-то говорил, но девушка его совершенно не слышала – её уши занимал совершенно непробиваемый белый шум, потому что была слишком поглощена увиденным. Во-первых, удивительно слаженная мускулатура, во-вторых, обилие, буквально сеть мелких и крупных шрамов, в-третьих, снова эти числа. Всего этого с лихвой хватило для того, чтобы отбросить тоскливое занятие вместе с осточертевшей метлой и под руку уволочь парня в ближайшее тихое местечко за душевыми, а тот, обескураженный таким резким порывом, позволил себя уволочь, хлопая глазами.       – Я!.. – звонко начала Бельмере, но тут же захлопнулась, не находя подходящих слов своим онемевшем языком. – Ты!.. – она шумно дышала, и её грудь неровно вздымались, с висков катил пот, но вовсе не из-за легонькой пробежки и даже не из-за жары. – Оденься!       Несколько секунд потребовалось на то, чтобы просьба, больше похожая на приказ, дошла сначала до его ушей, а затем и до разума, после чего парень сначала опустил взгляд вниз, на свою голую грудь, потом поднял вверх, к небу, и, наполнившись осознанием, вернулся на лицо старшей подруги, а ещё щёки покрылись ярким алым румянцем. Он попытался прикрыться руками:       – Бельмере-сан, прости… – он запнулся на полуслове, когда увидел, как рука девушки проскользнула к плечу и стянула повязку вниз, обнажая чёрные цифры, – …те… Это же… – его челюсть устремилась вниз.       – Вот, – она повернула руку так, чтобы Роси мог хорошо рассмотреть её два числа, и понять их неоднозначную ситуацию.       И Роси смотрел с таким робким трепетом, вместе с тем настолько жадно пожирая глазами эти несчастные символы, будто бы Бельмере ему не руку, а сиськи показала. Эта мысль развеселила дозорную настолько, что она даже высказала её вслух, отчего этот балбес покраснел ещё сильнее и накрыл своё пылающее лицо с громким осуждающим криком: «Бельмере-сан!» Но напряжение заметно спало.       Потом они поговорили. Как и десятки раз до этого, но в этот раз совсем иначе, ведь это была не просто праздная беседа, а серьёзная тема для них обоих. Не то, чтобы они пришли к чему-то конкретному: даже совпадение времени между первой встречей и последним прощанием не могло быть достаточным поводом для полной уверенности, – но, определённо, на душе стало легче. В любом случае, если они – те самые, то они это сами поймут, рано или поздно. Нечего спешить и что-то менять.       На радостях от скинутой с плеч тяжёлой ноши переживаний Бельмере подмигнула и чмокнула встревоженного юношу в щёку, а тот вспыхнул как спичка и снова прокричал: «Бельмере-сан!» – дивный невинный ребёнок.       Хоть бы не он!       Впервые подумала она в совершенно другом, никак не связанном с высшим предназначением смыслом. Впервые ей руководили не досада, раздражение или насмешка, а самый настоящий страх.       Девушка бежала, не разбирая дороги и ориентируясь только на светлое кучерявые пятно в общей разрухе. Глаза щипало от горелого пороха, в ушах грохотала кровь, глупое сердце стучало в груди как бешеное, будто само рвалось вперёд хозяйки к обмякшему телу, не понимая, что оно одно ничем помочь не сможет.       Это было их первое совместное сражение: до этого совсем зелёного Роси не брали на настоящие миссии, даже из штаба не выпускали, но тот упрямо рвался наружу, в бой – хотел проявить себя, остолоп проклятый! Не понимал, что реальная битва – не чата тренировкам, и, даже пусть он в десять раз лучше всех остальных в честных спаррингах один на один, это не значило, что в окружении десятка пиратов он смог бы выйти сухим из воды! Все остальные – и обычные пехотинцы, и начальство – понимали, но всё равно не могли его держать на базе вечно, так что капитан все же сдался и отправил непутевого в эту сопроводительную миссию со всеми остальными, хотя велел ему не лезть на рожон в случае чего, а Бельмере велел за ним проследить, раз они так сдружились за прошедшие месяцы.       Но она провалила свое личное задание, только тугая боль под ребрами и жжение в горле – не разочарование от проваленной миссии. Едва ли кто-то смог бы сдержать этого мальчишку на месте, когда к на них напали пираты, даже сам главнокомандующий не смог! Нет, эта боль была другая…       Сначала все шло прекрасно: пираты были не особо сильными или умелыми, а больше пьяными и неуклюжими, но расслабляться было рано. Их было много, примерно вдвое – а то и втрое – раз больше, чем дозорных, словом, есть где разгуляться мнившему себя героем пареньку. А Бельмере, следившая за этим пареньком, отвлеклась буквально на секунду, чтобы самой не схлопотать по башке от бездаря с крюком вместо левой руки, так поганца и след простыл.       И вот уже даже битва кончилась, а его все не было, и в груди появилось это злосчастное чувство. Она тут же принялась искать придурка на двух кораблях и в воде среди обломков и тел и вот увидела светлую макушку между бочек.       Она бежала, как никогда. Прыгала выше головы. И подкатилась к лежащему вниз лицом блондину, после чего замерла, боясь прикоснуться. Бесконечно долгую секунду девушка провела, вся превратившись в зрение, и уловила едва различимое движение плеч. Жив!       Не церемонясь и даже не задумываясь о том, что может сделать своими действиями только хуже, она перевернула мужчину лицом вверх и выругалась. И как она только могла принять этого мужлана за Роси?! Он не просто кучерявый, а кудрявый, ростом в два раза меньше, в плечах в полтора раза шире, весь в обносках, так ещё и нос у него картошкой – ничего общего. Кроме светлых волос…       Бельмере громко выдохнула и откинулась спиной на ящики. Хотелось курить и плакать – дура она, не уследила, не уберегла мальчишку. Поди словил шальную пулю и перевалился за борт – с его удачей, только такого и следовало ждать. Она закрыла глаза и слушала, как снизу тяжёлые волны с непоколебимым упорством разбивались о корму корабля, а сверху далеко-далеко орали чайки.       – Бельмере-сан? – и снова как гром среди ясного неба раздался голос Роси.       Девушка одновременно подскочила с места и вытаращилась во все глаза на живого, целого и, не считая пары ссадин, невредимого парня, который наклонился и взволнованно тормошил её плечо.       – Ты!.. Как ты так тихо подошёл?! И где ты, чёрт тебя побери, был?! – протороторила дозорная и явно не планировала прекращать, и парень, понимая это, положил вторую ладонь на её второе плечо:       – Простите меня! – она поджала губы и нахмурилась, а Роси, совсем растерянный и напуганный, рухнул на колени, чтобы заглянуть в её блестящие от невыплаканных слёз глаза. – Прости-те… Прости, что заставил волноваться.       Она ударила его под левую ключицу, ближе к подмышке, толкнула и выпалила:       – Да кто тут волновался, придурок! Ты просто слишком опрометчивый! Самонадеянный! Придурок… – выпалила и обняла, уткнувшись лицом в плечо и повторив: – придурок…       Парень сначала растерялся, а потом неловко положил свою ладонь на спину подруги, прижимая Бельмере к себе и немного гладя. Видно, для него такое всё было совсем в новинку, но отчего-то он интуитивно понимал, что нужно делать. Он начал тихо говорить и гладить её по спине:       – Но Вы же видели, как круто я их? Меня пятеро окружили, думали, раз я самый молодой, то сразу лёгкая мишень. А я их раз-два и… Вы же видели? Одним ударом обоих в нокаут отправил!..       Он продолжал рассказывать даже дольше, чем длилась сама битва, все подробнее и подробнее описывая детали своей схватки. Возможно, уже придумывал и привирал – хвастал или просто нёс бред – Бельмере не знала, как и не знала, что именно имело такой успокаивающих эффект: плавные движения большой тёплой ладони по спине, тихий (насколько это возможно для Роси) приятный голос или сильный запах живого тела, крови, пороха и моря – Росинанта.       – Видела… Только не делай так больше.       – Я… я постараюсь.       Хоть бы не он.       Со временем эта мысль не стала появляться реже в голове Бельмере, но приобрела сотни новых смыслов. Эти слова теперь почти потеряли связь с первоначальным значением, и появлялась, например, когда другие солдаты обсуждали идиота, который бросил вызов капитану и был ужасно бит, или когда до неё доходили слухи, что какого-то придурка поймали на том, что он пытался пробраться в женский барак, или когда портные за обедом материли придурка, который снова испортил форму и теперь просил замены. К сожалению, почти всегда это оказывался именно он, и он сам потом с задором, а иногда и с гордостью пересказывал все сплетни, потирая новые ушибы, только от Роси их слушать быть приятнее что ли. Но это не значило, что она не ругала его за глупости – не дождется!       И все же время быстро пролетело – в приятной компании, а Роси всё же был приятным собеседником и хорошим другом, – совсем незаметно наступила зима. Не то, чтобы это сильно что-то меняло, просто выпал снег, и из-за этого приходилось чистить базу и носить теплое неудобное пальто. А ещё темнело слишком быстро, так быстро, что за день и сделать ничего не успеть, а в темноте уже как-то ничего не хочется, только спать. Но делать приходилось – они всё же, как-никак, морские дозорные, блюстители мира и порядка во всех четырех океанах и Гранд Лайне.       Сегодня она несла караул – это была одна из унылых обязанностей, которые до вступления в дозор казались намного интереснее, чем были на самом деле. Нет, возможно, где-нибудь на том самом Гранд Лайне это реально была важная работа, ведь на штаб могли в любой момент напасть сильнейшие пираты, и только караульные могли вовремя заметить приближающийся корабль и доложить об этом, предотвращая катастрофу, но не здесь. Ист Блю – самый мирный океан, и пираты здесь в большинстве были не опаснее обычных пьяных дебоширов, к тому же трусливых – никто бы не посмел напасть на штаб морского дозора. Так что приходилось стоять с винтовкой на высокой стене, ежась от промерзлого ветра и сильнее закутываясь в форменное пальто, чтобы сохранить крохи тепла, и всматриваться в спокойную чёрную гладь ночного моря.       Одно радовало – сменщик должен был прийти через пару часов. А до того можно было развлекать себя, мысленно вспоминая заводные песенки и перекатывая незажженную сигарету от одного кончика губ к другому – это была последняя при себе, и тратить её не хотелось, но хотелось занять чем-то рот. Не слишком интересный досуг, так ещё холодно. Но ничего – ещё немного, и она отправится в тёплый барак досыпать эту ночь.       Только, насколько бы она не была недовольна, она всё ещё оставалась на службе, всё ещё была внимательна и сосредоточена. Поэтому, заметив сбоку безшумное движение, Бельмере отреагировала незамедлительно – развернулась и нацелила винтовку на постороннего:       – Стой, кто идёт?       Росинант тут же остановился и поднял руки вверх, в одной из которых был зажат какой-то бледный свёрток. В косом свете далёкого фонаря его лицо было контрастным, и чёрные тени подчеркивали особенно весёлую улыбку.       – Тц, придурок… – недовольно выдохнула девушка и убрала ружьё. – Я вообще-то обязана тебя пристрелить по уставу.       – Бельмере-сан, – протянул уже семнадцатилетний парень, – не ругайтесь – никто не узнает. Я тайно пришёл – никто не видел.       – Ага, ты-то тот ещё шпион, – усмехнулась девушка, и та половинка рта, где не была зажата сигарета (чудом не выпавшая), потянулась вверх. На самом деле она была рада видеть мальчишку, который мог разбавить унылый дозор своим присутствием.       – Эй! Я серьёзно! – он подошёл вплотную и опёрся о каменные перила стены, сгибаясь почти вдвое, чтобы смотреть прямо в лицо девушки.       – Ну-ну, профессор, – подтрунила Бельмере над ним ещё чуть-чуть, но вместе с тем положила ладонь на его плечо и ласково стряхнула белёсое полотно подтаявший снежинок. – Чего пришёл – не спиться?       – Без Вас – не очень, – сказал Роси прежде того, чем подумать над своими словами, посему тут же залился краской замахал руками. – То есть! Не в этом смысле! Я… Я не то имел в виду, честно слово! – дозорная усмехнулась, а младший дозорный продолжал. – Я не мог заснуть, зная, что Вы тут… Совсем одна… То есть!.. Чёрт, я совсем не умею говорить… – он выпрямился и закрыл своё лицо ладонями, скрывая немой крик от внимательных глаз девушки.       Сейчас целая пиратская флотилия из десятка галеонов могла подойти вплотную к стенам штаба – она бы и бровью не повела бы. Потому что пришёл этот невозможный подросток и привлёк к себе все взгляды, весь слух, всё осязание, все мысли, всю её.       – А мне нравится – продолжай.       Роси повернулся к ней, и на его лице расплылось что-то непомерное, отчего его напряжённые губы дернулись в едва знакомой робкой улыбке.       – Вы… Сегодня настал особый день, и… Вы многое для меня сделали, и я хотел бы Вас отблагодарить, а ещё… Я просто хотел Вас порадовать, – он протянул зажатый в руке свёрток, который казался совсем небольшим – он помещался на одной раскрытой ладони юноши. Только ладони юноши были огромными и свёрток – бледно-розовый с кривыми красными сердечками невпопад и маленьким белым бантом – не был маленьким.       Бельмере с приоткрытым от удивления ртом смотрела на подарок, а затем – на парня, и тот ярко воскликнул:       – С днём рождения!       Это всё так дико… Ей даже не нужно было знать, что внутри цветной бумаги, просто… Отрывать её от работы среди ночи, не спать самому, нарушать устав – и все для того, чтобы поздравить её с днём рождения? Это было неожиданно – можно было просто дождаться утра… Только это определённо не в стиле Росинанта – он любит широкие жесты. Тот самый парень, который вместо одного букета завалил бы дом возлюбленной цветами так, что не продохнуть между душистыми бутонами.       Хотела ли она быть той самой возлюбленной?       – Да… Спасибо, Роси, – она приняла подарок, распахнула пальто и, стараясь не помять, засунула за пазуху. – Удивил меня, негодник, – девушка была рада, что её смятение было незаметно под покрасневшими от мороза щеками.       – Рад стараться! – парень смущённо потёр шею и широко улыбнулся, отчего от уголков глаз расползались морщинки, – Бельмере внимательно рассматривала за лицом подростка и покусывала фильтр от охватившего невроза, отчего сигарета заметно покачивалась вверх-вниз. И, похоже, не одна она внимательно следила за чужим лицом, потому что следующее, что сказал парень, было: – Бельмере-сан… не угостите сигаретой? Я отдал свою пачку караульному у бараков, чтобы он меня не сдал, – девушка ощущала всю тяжесть выпрашивающего взгляда на своем лице и краснела сильнее.       – У меня последняя, – это прозвучало ужасно, как самая типичная отмазка последнего жмота, что уже заставляло чувствовать себя просто ужасно, так ещё и эти даже не расстроенные, а печально смирившиеся глаза… Прежде чем парень успел выразить своё понимание вслух, дозорная решилась: – Если не побрезгуешь… ну… Можем разделить её… пополам… – чем дольше она говорила, тем более глупыми дня неё казались эти неловкие слова: они будто бы были кусочками пазла, которые никак не хотели состыковаться вместе в понятную картину, вместо этого они были просто свалены в перемешку, так ещё и самых главных не хватало.       Неловкость, образовавшаяся между ними после слов девушки, тянулась. Оттого её сердце стучало настолько громко, что, казалось, должно было разбудить всю часть. Но на самом деле ого стучало недостаточно сильно, чтобы его услышал Росинант, ведь его стучало громче и в тот же пульсирующий ритм.       Парень одеревенел, и даже его жадный взгляд застыл на одной точке – девушка ощущала, как он опалял её губы. Прошло нещадно много времени до того момента, когда Росинант решился:       – Пожалуйста, – одними губами попросил он, будто речь шла совсем не о сигарете. – Я… Я буду рад… разделить её… с Вами.       – Ясно… Раз ты не против… Хорошо…       Что ж, теперь Бельмере знала, что не только у неё румянец на щеках не от ночного морозца. Это знание немного успокоило её – совсем немного, как раз для того, чтобы её пальцы перестали дрожать, и она смогла воспользоваться зажигалкой.       На это потребовалось некоторое время, да и получилось ни сразу: после нескольких неудачных попыток она решила стянуть перчатки, и следующая попытка оказалась успешной. Яркий огонёк осветил её лицо, и на пару моментов она стала совсем открыта перед юношей – он, пользуясь представившейся возможностью, пристально изучал её лицо, будто бы пытался запомнить и сохранить этот образ до завтрашнего (уже сегодняшнего) утра. А, может, и дольше.       Она сделала глубокую, жадную затяжку, чтобы проникший дым перекрыл весь взбудораженный рой мыслей, чтобы успокоил её тревожное сердце, а затем передала сигарету в пальцы Росинанта. Он сначала бросил внимательный взгляд на покусанный фильтр, но всё равно принял и закурил её.       – Спасибо, – сказал Роси, а девушка лишь пожала плечом, дескать «не за что».       Всё же с ним время летело невообразимо быстро – они стояли и раскуривали сигарету (Роси опёрся о стену и согнулся едва не пополам, чтобы быть с ней на одном уровне) и смотрели на бескрайнюю морскую гладь, тихо перекатываясь в незначительном споре, пока не пришел её сменщик. Слишком быстро, – похоже, она всё же ошиблась в своих подсчётах. Не может же время пролететь настолько незаметно…       Следующий караульный, Джон – особый приверженец устава и порядка – увидел их и возмущённо закричал:       – Что вы тут делаете?! – Росинант вздрогнул и чуть не выронил почти догоревшую до фильтра сигарету изо рта.       Бельмере развернулась и, смерив недовольным взглядом сослуживца, что разрушил их маленький островок спокойствия, насмешливо произнесла:       – Не видишь? Целуемся! – Росинант поперхнулся и все же выплюнул сигарету в море, да и сам чуть не перевалился за стену, только она не успела перехватить его под локоть.       То, как вытянулось лицо сменщика, определённо того стоило.       Хоть бы не он…       За прошедший год с небольшим она настолько часто становилась свидетельницей ранений и травм этого неуклюжего и слишком отважного придурка, что посетившая её цепочка размышлений была вполне закономерна. Как бы не было прискорбно, но самая частая причина расставания двух предназначенных друг другу судьбой людей – это смерть одного из них. А Росинант такой… просто такой! И поверить в то, что он «благодаря» своей страстной натуре рано погибнет в пылу сражения, было слишком легко. И как же он не хотела, чтобы это произошло! Двадцать один год – ей двадцать один год – это так мало… Слишком мало – она не хотела, чтобы этому весёлому, доброму, целеустремлённому не юноше, уже молодому мужчине было предопределено так мало лет. Нет! Только не ему!       Но сам Роси делал всё для того, чтобы свернуть шею как можно раньше. Он когда-то обещал ей, что будет стараться быть осторожным, но с тех пор не было ни одного сражения, из которого он бы выбрался невредимым: от каждой битвы на его теле оставался след нового уродливого шрама (уродливого, потому что за каждым крылась старая боль, не потому что они делали его уродливым). И каждый шрам на его теле приводил к появлению шрама на её сердце, но Роси, милый, добродушный и самоотверженный Роси, не видел её сердца, не знал об этом, и получал новые шрамы даже в быту.       От пуль, от картечи, от мечей, от топора, от штыков, от стекла, от огня, от гвоздей, от… Девушка могла перечислять причины его травм безостановочно, потому что этот придурок успел бы заработать новые до того, как она смогла бы закончить. Придурок-придурок-придурок! Который совсем себя не бережет и который в лазарете проводит времени не меньше, чем в остальном пространстве этого сраного мира!       Вот и сейчас, на своё восемнадцатилетние он лежал на больничной койке с гипсом – перелом после неудачного падения во время стычки с пиратами в баре, где их отряд отдыхал во время остановки. На самом деле у него была сломана рука, и обычно это не было достаточным основанием для того, чтобы постоянно оставаться в лазарете, но для Росинанта сделали исключения из-за соображения, что в тесном пространстве барака с гипсом – ещё более неповоротливый – он переломает парочку лишних костей, и не факт, что только своих – не только Бельмере за это время заметила общую тенденцию. Поэтому он временно остался под присмотром врачей и медсестёр.       Больничный запах слишком привычный, что выводило на тихую задушенную злость. Бельмере сидела на больничной койке, рядом сидел Росинант и весело рассказывал о том, как ночью проскользнул мимо бдительной Салли (у которой после знакомства с этим высоким блондином кардинально изменились вкусы в мужчинах), вылез через открытое окно и решил покурить, но забыл зажигалку в палате, поэтому пришлось вернуться. При этом он энергично жестикулировал и широко улыбался, будто ничего не произошло, будто это не он снова обзавелся новой раной.       – …снова перелез наружу и сразу пригнулся – рядом шел капитан, но, хорошо, не увидел, а то точно отчитал бы. Я подождал, пока он отойдет подальше, чтобы точно не попасться, и закурил, а повязка как вспыхнула! Я её, конечно, потушил, но Салли-сан прибежала на запах и увидела… Вот поэтому меня теперь не выпускают, – с горестным вздохом закончил свой рассказ дозорный.       – И правильно делают, – ворчливо заявила девушка.       – Бельмере-сан! И Вы туда же! – возмущённо взмахнул руками он и ударил загипсованной рукой стену, оставляя трещину и на штукатурке, и на гипсе, а, возможно, и на кости. Роси прикупил губу, чтобы заглушить крик и прижал обе руки к груди.       – Вот поэтому, – настала её очередь горестно и как-то устало вздохнуть.       – Бельмере-сан?       Росинант замер на секунду в удивлении, а потом наклонился, пытаясь заглянуть в лицо подруги, но та отвернулась. Однако и он не сдался: наклонился, опираясь здоровой рукой о кровать, и попытался заглянуть в лицо Бельмере с другой стороны, только девушка тоже повернула голову в другую сторону. Тогда парень слез с койки и опустился на колени перед ней, и прятаться ей стало негде.       – Что Вас тревожит, Бельмере-сан? – Росинанту потребовалось некоторое время, чтобы сформировать свое беспокойство в словах и произнести их.       У Бельмере было много ответов на этот вопрос, очень много. Но не было слов, которые смогли бы передать их в одну светлую (но не очень) голову. Она медленно подняла взгляд, исследуя складки на до боли знакомой форме, пока не остановилась на лице. Она большую часть времени была вынуждена смотреть на него снизу-вверх, и даже его привычка сгибаться при разговоре не могла компенсировать их разницу в росте. Также она частенько смотрела на него сверху вниз, когда он в очередной раз падал подле её ног. А теперь они были на одном уровне, и это было что-то новое и волнительное.       Девушка хотела с жадностью рассматривать парня с такой позиции, чтобы навсегда отложить в воспоминаниях этот крохотный момент, но всё её внимание было приковано к большим карим глазам. Она всегда считала их красивыми, самыми красивыми, что она только видела в своей жизни: они были похожи на сладкий топлёный шоколад, когда Росинант был рад, они темнели до черноты морского дна, когда Росинант был зол, они тускнели как состарившееся золото, когда Росинант грустил. Сейчас они были как кофе с капелькой сливок – эту каплю вылили с высоты, и она разбилась о спокойную поверхность напитка, тревожа его, вот и глаза Росинанта были встревожены, даже, казалось, дрожали. А в центре, в расплавившихся и растекшихся на радужки зрачках было отражение её лица.       В этом отражении Бельмере увидела собственные влажные глаза, после чего почувствовала и увидела, как чужой палец одним ласковым, неторопливым движением стёр слезу с её щеки.       – Бельмере-сан, – теперь её имя звучало нежно и успокаивающе. Парень не спешил убирать руку от её лица.       – Росинант, – вторила она и накрыла его ладонь своей, прижимая частичку его к себе. Но этого было недостаточно, и она потянулась вперёд.       Казалось, все остальные звуки в мире исчезли, остался только шум крови в ушах, пульсация собственного сердца и дыхание молодого человека на её губах. Девушка остановилась в одном касании от Роси, оставляя это движение для него.       И парень подался вперёд, врезаясь своими губами в её. Их поцелуй нелепый, неуклюжий – обоим не хватало опыта, и они просто сминали губы друг друга, – но такой приятный. Через некоторое время Бельмере осмелилась и прикусила нижнюю губу Роси, а тот вскоре провёл языком по кромке губ девушки, и та отпрянула, задыхаясь – он испугался:       – Я поторопился?! – хриплым голосом произнёс он. – Простите! – он попытался убрать свою руку с волос девушек, но та не позволила.       – Нет, я… ты… Всё в порядке, – она пыталась перевести дух, машинально забирая пушистые пряди светлых волос за ухо – во время поцелуя вторая рука без её ведома вцепилась в волосы Роси. – Я хотела сказать… – начал она, но не смогла собраться после всего, что произошло, и молчание затянулось.       – Да? – дозорный смотрел на неё с таким трепетом и желанием, будто бы знал, что она хочет сказать. Возможно, он правда знал – заглянул своими невозможными глазами прямиком в её душу и прочёл там все невысказанные мысли и желания. Но вряд ли – нужно было сказать самой.       Язык во рту распух и не хотел шевелиться, чтобы произнести слова. Только больше не было причин волноваться, когда она знала, что не одинока в своих… желаниях.       – Позволь мне… беречь тебя, – сказала Бельмере, и смутилась собственного голоса, поэтому спешно добавила: – А то… у тебя не очень получается… – это было грубо, но она поняла это только после того, как слова сорвались с губ, и она прикусила кожу щеки.       Однако Росинант вовсе не заметил чего-то обидного, вместо этого он засиял. Он оторвал свою здоровую руку с её головы и, сжав ею ладонь девушки, притянул к своей груди. Его огромное сердце билось быстро-быстро, сильно-сильно, будто бы лежало в его ладони.       – Я и мечтать не смел… что Вы скажите это, – тихо прошептал он и посмотрел девушке в глаза, после чего решительно сказал заплетающимся от волнения языком: – Да. Конечно же, да, – и опустил свою голову на её колени, будто бы эти слова лишили его последних сил.       Бельмере принялась ласково гладить его по голове, чувствуя от этого постепенно накрывающее умиротворение. А Роси перевернул голову на бок, упираясь щекой в её ноги и подставляя под ласку ухо, после чего прикрыл глаза от удовольствия, расслабляясь. Было в этом что-то особенно приятное – видеть, что тот балбес счастлив и относительно цел – загипсованная рука покоилась на постели рядом с женским бедром.       Такими их застала медсестра, и они бы даже не заметили бы её, если бы та не взвизгнула: от этого резкого звука, разрушающую комфортную тишину между ними, парень открыл глаза, а девушка повернула голову в сторону двери, и они вдвоём уставились на медсестру. Медсестра не смутилась, но бросила жалкие извинения и удалилась восвояси. По её коварному лицу было понятно, что слухи об увиденном разнесутся по всей базе до того, как Бельмере закончит посещение. Особенно с учетом того, что заканчивать посещение в ближайшее время она не планировала – уж точно не теперь.       Росинант поднялся с её колен и спросил:       – И что теперь нам делать?       Бельмере посмотрела на него и усмехнулась:       – Поцелуй меня что ли.       Хоть бы не он…       Пять лет – это так мало, слишком мало для того, чтобы позволить себе медленно опускаться в мягкое, но сильное чувство. Они и так потратили почти два года на собственную неуверенность, раздумья, робость, и теперь им ничего не оставалось, кроме как отринуть страх и броситься в манящий омут с головой. По крайней мере, это то, что они сделали, что они со своими страстными и храбрыми натурами на самом деле хотели сделать после долгих месяцев нерешительного топтания на месте так рядом, но бесконечно далеко.       В этом омуте чувств Бельмере позабыла всю предшествующую жизнь, и теперь она не знала, как дышать без Росинанта, ведь он был её воздухом, она не знала, как отвести взгляд от Росинанта, ведь теперь она не видела ничего, кроме него, она не знала, как слушать что-то, ведь в её ушах застыл громкий тембр Росинанта. Быть рядом с ним – блаженство, но оттого разлука казалась самой ужасной пыткой. Вместе с этим мысли о том, сколько им осталось, разрывали сердце.       Бельмере накрывала губы возлюбленного своими губами каждый миг, когда только могла. Её жадные, страстные поцелуи увлекали Роси во время разговора, отдыха, перерыва в тренировках, обеда – в любой непредсказуемый и, возможно, самую капельку неподходящий момент, так что зачастую их сопровождал подбадривающий свист от сослуживцев или выговор от начальства. Но, стоит признать, что сам Росинант не отставал и ровно также при любой возможности целовал девушку как наедине, так и на глазах у случайных свидетелей, ни капли не боясь осуждения. При такой самоотдаче не было ничего удивительного в том, сколь стремительно поцелуи перетекли в нечто большое, что позволило отразить всю глубину их погружения.       И вскоре они успокоились, привыкнув к головокружительным чувствам, шаг за шагом научившись жить с ними, не тая, но и не извергая их друг другу и всем свидетелям подчистую. Сказать, что окружающих это обрадовало даже сильнее, чем их самих, – ничего не сказать. Позже их стали дразнить за этот период оглушительной страсти, вспоминая это как отличную шутку.       Вместе с этим Бельмере будто бы протрезвела, и к девушке вернулись прежние переживания о скоротечности времени. Она повторяла свою мантру ежечасно, но совсем потеряла веру в неё, ведь было совершенно очевидно: Роси для неё – особенный. Ни к кому она ещё не испытывала ничего подобного, ни с кем ещё не было так приятно просто быть рядом, никого она не могла слушать столь долго, совершенно не понимая, о чём вообще говорит этот парень. Да, она постепенно излечилась от своей «слепоты», но остальной мир по-прежнему тускнел рядом с ним, потому что сияние этого парня затмевало всё остальное. Никакие другие шестнадцатилетние знакомые ни раньше, ни сейчас, ни – она уверена – в будущем, не смогли бы соперничать я этим бывшим подростком. Потому что не может человек так сильно задыхаться дважды – никто не выдержит такого. Только из-за природной упрямости она продолжала отрицать очевидное, повторяя…       Хоть бы не он.       Бельмере волновалась уже больше по привычке, потому что подсознательно знала, что это не может быть Росинант: им осталось ещё три года – он не мог погибнуть здесь. Но всё равно она продолжала после каждого сражения бродить среди поля битва и выискивать взглядом знакомую фигуру, ведь этот балбес всё ещё мог нахватать пуль в неуклюжее тело или застрять под обломками. И кто его найдет, если не… она?       Дозорная бродила среди развалин города в некотором отдалении от остальной поисковой группы, так можно было найти больше пострадавших. Её взгляд рефлекторно выцепил среди обломков зданий светлую макушку: мгновение – и она оказалась подле обрушившейся стены, с содроганием сердце рассматривая погибшую женщину. Пускай прошло много лет с тех пор, как девушка вступила в морской дозор, пускай за это время ей приходилось видеть чудовищную жестокость, но последствия военных столкновений всё ещё до глубины души поражали своей бесчеловечностью. Морской дозор в этот раз опоздал, и мирное население было совсем беззащитным – трудно было не думать об этом как о собственной неудаче. Если бы они только раньше прибыли сюда – всё бы сложилось по-другому.       Поглощенная собственными невеселыми мыслями и навеянным ими же чувством вины, Бельмере отошла от тела женщины, достала сигарету и зажала её между губ, не поджигая – не доверяя трясущимся пальцам зажигалку. Нужно было успокоиться, взять себя в руки и с чистой головой продолжить поиск выживших. Получалось плохо – слишком много бездыханный тел она видела и ни одного – живого человека.       Она шла вперёд, едва ли разбирая дорогу, как вдруг услышала слева невнятные звуки, похожие на шуршание ткани, и тихий детский голос:       – Тише… тише…       А затем – крик младенца.       Бельмере, не задумываясь ни секунды, побежала по направлению звука и остановилась только у тонкой кирпичной стенки, прямо за которой, судя по рёву, находились дети. Остановилась, чтобы успокоиться, перевести дыхание, выплюнуть сигарету – чтобы не напугать своим видом и без того перепуганных детей. После этого Бельмере спокойным шагом вышла из-за своего укрытия.       За стеной была совсем маленькая девочка – намного младше, чем представляла дозорная, – которая прижимала к груди и укачивала небольшой рыдающий свёрток. Стоило девушке показаться перед ней, как девочка лет трёх (а то и двух) подняла свои заплаканные, но полные решимости глаза, и Бельмере поняла, что не теперь не сможет оставить этих сестёр. Позже выяснилось, что они вовсе не сёстры, но это не могло сказаться на её решимости.       Она отнесла малышек в развернутых их отрядом временный лагерь, пытаясь по пути избежать не предназначенных для детских взглядов сцен, вместо этого расспрашивая старшую о старой жизни. Девочка, доверительно прижимаясь к дозорной, из-за перенесенного облегчения рассказывала обо всём и не могла остановиться – Бельмере внимательно слушала весьма невнятную детскую речь и пыталась поддерживать спокойствие в ребёнке – Ноджико – обещанием безопасности. И даже на месте Ноджико не захотела отходить от Бельмере ни на шаг и только ей доверила взять на руки малютку Нами, будто бы чувствовала решимость молодой женщины и считала только её достаточно безопасной. Поэтому Бельмере осталась в лагере, присутствовала при врачебном осмотре девочек, потом лично покормила их, и все вместе они устроились в одной из палаток: после пережитого ужаса старшей девочки нужен был отдых, а младшей он нужен был в силу возраста (врач заключил, что Нами было всего четыре месяца от роду).       Нами сытая и тихая уснула у неё на руках, также Ноджико задремала, устроившись у неё под боком, и сердце Бельмере жалобно сжималось от вида измученных, но доверившихся ей девочек. Такой её застал вернувшийся в лагерь Росинант – сам парень обзавелся разбитой губой и новыми неглубокими порезами на руках, а его форма почернела от сажи. Он удивлённо уставился на возлюбленную, однако постепенно его взгляд стал привычно плавиться и темнеть. Дозорный улыбнулся, и Бельмере робко улыбнулась в ответ. Признаться честно, из-за своих переживаний о девочках она совсем забыла о привычном беспокойстве об этом «ребёнке», но, похоже, оно и не было нужно.       Роси быстро и бесшумно добрался до их койки и уселся рядом с девушкой, тут же его рука накрыла плечо Бельмере и аккуратно притянула девушку к его боку. И только в этот момент она почувствовала себя по-настоящему целой, оттого спокойной, хотя им ещё предстоял разговор. Девушка повернулась лицом к любимому и в тот же миг получила мягкий, но краткий поцелуй с привкусом крови. Объятия Роси стали крепче.       Он ничего не спрашивал у неё, будто бы они уже понимали друг друга без слов. Отчасти, это было так, только Бельмере ощущала сильную потребность сказать ему.       – Я нашла их после сражения – их родители, скорее всего, погибли, – она начала издалека, стараясь не смотреть прямо перед собой, не задевая взглядом никого из присутствующих.       Девушка затылком почувствовала тяжёлый вздох Росинанта:       – Да, скорее всего… – согласился он.       Не глядя, она знала, как тот скорбно потупил свой взгляд. Парень долго молчал, и всё там же затылком Бельмере ощущала, как Роси всего перекручивает от нежелания говорить что-то ещё, однако она была готова услышать правду от него:       – Говори, – попросила она требовательным шёпотом, и Росинант не мог не повиноваться, хотя всем сердцем хотел этого:       – Больше выживших не нашли.       Она была готова к этим словам. Более того: она и сама уже догадалась об этом, ведь эта палатка для выживших продолжала пустовать. И всё равно – дозорная не хотела в это верить до последнего, но не верить в его слова не могла. Внутри противно заныло сердце.       Бельмере грустно выдохнула:       – Мы облажались.       Росинант не стал спорить:       – Мы облажались, – только обнял ещё крепче и положил вторую руку поверх её руки – только в этот момент девушка поняла, что все это время покачивала спящую Нами, и положила девочку на койку рядом с Ноджико. – Но мы сделали всё, что могли… Ты сделала все, что могла, Бельмере-сан, ты нашла их.       – Тоже мне подвиг, – сказала она и тут же прикусила губу. – Нет, я рада, что я нашла их. Их нам удалось спасти, – девушка снова обернулась к парню и была встречена широкой искренней улыбкой, отчего уголки её губ непроизвольно дёрнулись вверх.       – Да, всё так, – он снова поцеловал её, но только в висок.       Так ласково, что встревоженное сердце замедлило свой судорожный бег, вероятно, чтобы провалиться прямо ему в руки – Роси имел поразительный талант успокаивать её за считанные минуты, будто бы он забирал всю её боль себе. Бельмере потянулась навстречу и поцеловала твердую линию челюсти, после Роси нагнулся чуть ниже, радостно подставляясь, и она уже смогла осыпать поцелуями всё его лицо, избегая только губы, пока не насытилась в своей потребности.       Потом она отстранилась и, внимательно всматриваясь в любимое лицо, сказала:       – Я не смогу их оставить.       – Я знаю, – сказал Роси, и Бельмере ещё раз подумала о то, что он научился читать её мысли. – Но мы не сможем жить с ними на флоте – это слишком опасно. Нужно будет поискать спокойное место.       Бельмере обронила дыхание, но у неё даже мысли не промелькнуло о том, что его стоит поискать, потому что это та штука, без которой ей не жить. Ведь в её голове вообще не осталось мыслей – они все разбежались в разные стороны, и весь разум занимала фраза её глупого, безумно самоотверженного, решительного Росинанта, который сказал её так, будто не было ничего более естественного. Не было ничего более естественного, чем бросить дело всей своей жизни, потому что ей взбрендило забрать двух сирот на воспитание.       Не было ничего более естественного, потому что она бы сделала тоже самое для него.       Она вздохнула спустя бесконечно долгие минуты и сказала:       – Можно вернуться в мою деревню: там должна была остаться старый-добрый дом – господин мэр не позволил бы ей развалиться, – она усмехнулась от прилива воспоминаний о родных местах. – Но… ты не обязан идти вместе со мной. Я знаю, что для тебя значит служба в дозоре, Роси, и я не могу позволить себе забрать это у тебя.       Естественно, Роси решил возразить. Да если бы он не стал возражать, Бельмере бы подумал, что его подменили!       – Бельмере-сан!.. – возмущённо начал он, но девушка перебила его:       – Донкихот Росинант, – серьёзно произнесла она его имя, задавая весь настрой, – не спорь со мной. Я… – и не выдержала этого возмущенно-расстроенного взгляда, – пожалуйста, не надо. Я тоже не хочу… расставаться, но… Но! Ещё больше я не хочу стать твоим якорем, который не даёт плыть навстречу своей мечте!       На него было больно смотреть. Роси, которому не страшны боль и сражения, казался побитым щенком, будто настоящее страдания причиняли её слова.       – Бельмере-сан, ты… Как ты можешь говорить такое? Как ты можешь думать так о себе?! Ты – свет маяка, который помог мне выбраться из бури. С тобой я чувствую, что все, что я делаю – не зря… Я не представляю свою жизнь без тебя. Я…       – Я тоже, Роси…       – Я люблю тебя, – в отчаянии вымолвил он.       – Я тоже, Роси, – с горечью сказал она. – Я тоже люблю тебя.       Между ними повисло гнетущее молчание: вдвоём они понимали, что девушка уже не отступится от своего решения, но Роси всё ещё не хотел сдаваться. Честно, Бельмере тоже не хотела, чтобы он сдавался, но больше она не хотела чувствовать, что разрушила его жизнь.       Хоть бы он!       Стоило любому кораблю показаться на линии горизонта, сердце Бельмере замирало в восторженном ожидании. Чаще всего оно оборачивалось болезненным разочарованием, которое ножом впивалось в грудь, но хуже того было, что девочки вскоре переняли её привычку долго разглядывать проплывающие мимо корабли.       Её внезапную отставку и возвращение в родную деревню вместе с двумя девчушками восприняли с самым натуральным шоком. Почему-то её считали слишком незрелой для воспитания детей, и Бельмере искренне не понимала, почему! Это не должно было быть сложнее управления собственным отрядом неотёсанный дозорных – думала молодая мама в самом начале, а потом даже не заикалась о сравнения столь несопоставимых вещей.       Девочки под её влиянием росли весёлыми, активными и озорными – они требовали к себе повышенного внимания, которое Бельмере с радостью им предоставляла, однако кроме этого было столько домашних забот, что она каждый вечер валилась с ног. Если бы не помощь ворчливых, но чутких в душе соседей, она вообще не представляла, как бы справлялась со всем этим.       Благо, проблем с деньгами не было: собственные сбережения позволили привести в порядок дом и высадить мандариновую плантацию, а регулярно присылаемое Росинантом жалование позволяло понемногу откладывать и время от времени баловать девочек новыми платьицами, книжками, игрушками и сладостями. Сначала девушка и слушать ничего не хотела о предложении парня в помощи с деньгами, но тот был так же твёрд в своём решении, как и она, когда не позволила ему уйти за ней из дозора, только он ещё и пытался отшучиваться, дескать, он всё равно тратит деньги только на сигареты, так что так, может избавиться от вредной привычки. Только он как курить не перестал, так и каждый раз приплывал с гостиницами для девочек и для неё – для «его девочек», как он любил выражаться, после чего обязательно получал тычок локтём в живот.       Стоит ли говорить, что девочки были в восторге от каждого возвращения Росинанта, если этот жук каждый раз заваливал их вкусностями и куклами? Да ещё и не заставлял есть невкусную кашу в отличии от Бельмере – иногда она и впрямь ревновала, хотя не могла понять кого к кому. Только это чувство всегда было кратким и неглубоким, и переполняющие у грудь счастью не составляло труда выпихнуть его за пределы восприятия.       В деревне Росинанта считали простодушным и забавным ухажёром Бельмере из флота и, кажется, уже давно их поженили без их ведома. В общем, добрый, сильный и искренний парень сразу же полюбился всем, из-за чего теперь каждый разговор с соседками оканчивался для Бельмере наставлениями о том, что такого парня нужно брать под узду и не отпускать от себя, на что девушка закатывала глаза и бурчала, чтобы старухи не лезли в их дела – это был единственный способ отвлечь их от сватовства, пусть и на гнев к собственной персоне.       Но, определённо, больше всех остальных (и, возможно, вместе взятых) каждого прибытия Росинанта ждала она сама, потому что это шанс снова увидеть его шоколадные глаза и широкую улыбку, услышать любимый голос, почувствовать нежные, но крепкие объятия и всё остальное. Да, всё это время они поддерживали регулярную переписку, часто созванивались по вечерам, но это всё было совсем не то. Видеть его – это то, что поддерживало биение её сердца.       И Роси будто бы без слов понимал это, поэтому при любой возможности выпрашивал себе отгулы и на всех парах несся к ней – к ним, – зачастую забывая предупредить.       Это точно не он!       Думала она, и эта мысль, вопреки всякой логике, вызывала не горькое разочарование, а необычайное облегчение. До двадцатидвухлетия Росинанта осталась неделя, и чёртовы числа перестанут иметь такое влияние на них – это ли не радость? Отбросить все мысли о неминуемом расставании и жить, просто жить в своё удовольствие.       И дела шли просто прекрасно: поспевал первый урожай мандаринов, Ноджико делала первые успехи в чтении, а Нами привередничала при виде рыбы не чаще, чем через раз – тихие счастливые будни накрывали с головой, и Бельмере с радостью позволяла им поглотить себя. Ровно до следующего прибытия Росинанта – тот был мастером по переворачивания привычного мира с ног на голову, будто был не человеком – ураганом. Только это ненастье не забирало, а приносило игристый восторг (со вкусом застывшей крови на губах, иногда). И Роси должен был приплыть к ним через пять дней – он заверял, что уже выбил себе отпуск у начальства и что непременно проведет его со своими девочками. Он ещё много чего обещал: привезти самых волшебных кукол девочкам, рассказать обо всех своих приключениях, пойти со всеми на ярмарку в соседнюю деревню, отправиться с Гэн-саном на рыбалку, починить покосившийся забор (который, будем честны, можно было отремонтировать за пять минут, но Бельмере не делала этого сама и не давала никому из деревни сделать это уже два месяца). Росинант обещал со всем своим юношеским энтузиазмом, и Бельмере не могла не верить. И продолжала ждать.       Секатор лежал в руке уже привычнее боевого ножа, и маленькие сухие ветки с вялыми пожурыми листьями стремительно валились на землю намного легче тучных прелых тел – садом легче всего занималось после обеда, когда девочки спали и не толкались под ногами. Садоводство успокаивало не хуже никотина, приносило пользу и его результаты радовали как глаз, так и живот – Бельмере ни разу не пожалела о занятии, которое выбрала для своей «пенсии»… или декрета?.. Для своей мирной жизни.       Она любила мандарины – в детстве мечтала есть их каждый день, но те редко привозили на их остров. А теперь она могла их есть сколько захочет или делать из них сок, джем, желе, соус, гарнир и на что ещё хватит изобретательности. Или их можно было продавать – нужно же как-то добиваться финансовой независимости от одного дозорного… Для которого, кстати, нужно было списать у соседки из старой поваренной книги рецепт пирога с мандаринами – свои кулинарные умения девушка всегда оценивала здраво: торт бы она не потянула.       С этими мыслями она поменяла секатор на метлу и принялась сметать обрезанные ветви и опавшие листья в кучу, насвистывая незамысловатую мелодию себе под нос, попутно представляя душистый пирог с толстой рыжей прослойкой внутри, двух облизывающихся негодниц и…       Широкая ладонь легла на её плечо, и Бельмере подскочила на месте, покрепче перехватывая метлу, чтобы зарядить ею промеж глаз внезапного нарушителя на её участке. Она развернулась, готовая в любую секунду осуществить свои намерения, но вместо этого проглотила возмущённый вопрос. В место него из вмиг пересохшего горла вырвался другой возмущённый вопрос:       – Роси, твою мать, зачем же так пугать?! – снова же подкрался сзади совсем бесшумно, а теперь невинно улыбался, засранец.       – При всем уважении, попрошу не трогать мою матушку, Бельмере-сан, – с усмешкой ответил этот чумной и поспешил отобрать себе одну руку девушки для приветственного поцелуя – эту нелепую привычку парень завел с тех пор, как Бельмере осела в родной деревне, и она – эта привычка – в равной смешила и степени волновала душу. Как будто она какая-то там благородная леди, тьфу-ты! Неужели для него она – леди, достойная такого приветствия?       Впрочем, долго она не думала, а сразу бросилась к наклонившемуся Росинанту с поцелуем – метёлка осталась валяться под ногами. Пальцы быстро закрылись в мягкие волосы ноги – перепились за спиной, после чего догадливый парень обхватил её за талию, удерживая на весу. От него привычно пахло дешёвым табаком и порохом, от неё по-новому привычно – горячим супом и свежей травой. Тем, чего им не хватало в повседневной жизни.       Поцелуй продолжался, руки закономерно опускались и давили сильнее, тогда Бельмере отстранилась, переводя дыхание и собираясь с мыслями.       – Роси… – хрипло прошептала она и замолчала, вылавливая ту самую тревожно бьющуюся в виске мысль, – ты чего?.. так рано? Мы ждали тебя к концу недели… – она хотела предположить, что парня в честь подарка на день рождения отпустили в увольнение раньше, но эта едва зародившаяся надежда умерла в одночасье, когда Росинант опустил и свой взгляд, и свою любимую Бельмере на землю.       – Я… Мы проходили поблизости, и я попросил пришвартоваться ненадолго… Так что у нас немного времени, – извиняющимся голосом промямлил он.       Это совсем не понравилось девушке: из пепла разрушенной надежды проросло новое, склизкое чувство, чем-то определённо напоминающее надежду, но в корне от неё отличается в худшую сторону.       – Но ты же вернёшься потом? – спросила она, едва различая собственный голос за гулом крови в ушах; это был неприятный гул, совсем не связанный с ласковым томлением сердца при виде суженного. – На день рождения? – Роси не ответил, поджимая губы, и Бельмере в отчаянии продолжила. – Мы уже с девочками начали готовится, да даже соседи начали готовиться! Мы… мы… – она прикусила губу.       Она впервые внимательно посмотрела на Росинанта ниже плеч – до этого она окинула его лишь беглым взглядом и от радостных всполохов перед глазами не заметила, что тот не в форме дозора: на нем были белые обтягивающие брюки и широкий жёлтый свитер в оранжевую полоску. До форта дозора отсюда было рукой подать – всего пара часов с попутным ветром, и, если бы Роси возвращался на базу с задания, ему уже следовало бы переодеться из гражданского в форму, но он этого не сделал. Не захотел или не смог?.. Или они направляются не на базу – на задание?       – Бельмере… – он впервые назвал её по имени без всех наделённых поверх правил приличия и так серьёзно, что её сердце подскочило к горлу. – У меня новая миссия в Норт Блю, и я не знаю, когда вернусь, – парень старался не смотреть девушке в глаза, но та и не видела ничего перед собой: все старые переживания накатили на неё с большей силой, и она быстро погружалась на дно паники, не способная самостоятельно всплыть наверх.       Она вцепилась в мягкую ткань свитера и со всей силой потянула на себя, вынуждая Роси опустить взгляд на её макушку. Парень поднёс свою руку к её спине и замер в нерешительности, даже в странном иррациональном страхе сделать только хуже. Он и так налажал, мог налажать сильнее.       – Пожалуйста… – такого разбитого и слабого голоса у всегда сильной, сильнейшей дозорной, что он знал, он никогда не слышал, и этот голос сдавил его сердце стальной хваткой. – Пожалуйста, откажись от миссии… Останься с нами… – девушка спрятала лицо у него на животе, и он ощутил, как её трясёт, после чего неприкаянно я ладонь всё же легла ей между лопаток, прижимая к парню, вдавливая в него.       Просьба, полная горького отчаяния, разорвала ему сердце, разделила жизнь на до и после. Он полностью понимал её, принимал, но не мог исполнить – единственное, чего он не мог сделать для самой драгоценной в этом мире Бельмере. Он бы мог сделать всё: достать с неба звезду, побороть всю преступность в мире, убить любого без вопроса, ограбить банк, бросить дозор – исполнить любую её эгоистичную просьбу, но не эту. Потому что у него остались обязательства, из-за которых он должен наступить себе на горло и отказаться от всего дорогого, но исполнить их.       – Это мой брат. Я должен остановить его, – сказал он, прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы горячие слёзы остались в глазах, не стекли по щеками и не окропили девушку, которую он любил больше жизни, от которой он должен отказаться.       Бельмере вздрогнула и подняла голову, встречаясь взглядом с блестящими карими глазами. Её глаза также блестели от непролитых слёз. Их взгляды пересеклись, и их плечи обдало кипятком – они всё поняли, но не хотели принимать.       Она знала историю Росинанта, знала про его сумасшедшего брата, знала всю глубину чувства вины Росинанта за то, что когда-то он испугался и покинул брата, позволяя ему творить ужасные вещи. Она знала, что его главное желание – остановить эти бесчинства, посадить собственного брата на нижний этаж Импел Дауна, и ей не удастся остановить или отговорить его. Она даже не могла пойти с ним – Роси её бы не пустил, как и она его когда-то, не из сокрытой обиды, не из мести, а ради её же благополучия.       Так или иначе – это их последняя встреча.       Зная это, она обняла его за пояс и прижалась щекой к мягкому свитеру, ощущая вместо него твердые мышцы живота и неровные шрамы на них. Росинант гладил её по голове, по спине, по плечам – успокаивал и злился: какие-то странные числа имели над ними такую власть! Какие-то глупые числа заставили их потерять весь боевой дух, всю надежду! Да пошли они к черту!       – Я вернусь. Я обязательно вернусь, когда посажу его в тюрьму, – пообещал он.       Она отпрянула от его живота и снова посмотрела Роси в глаза:       – Женись на мне. Когда вернёшься. Тогда и девочек официально удочерим, и… – она запнулась и перевела дух, начиная другую мысль. – Все и так тебя мои женихом считают, девочкам нужен отец, а мне… ты.       – Бельмере, – Роси опустился на колено, становясь с девочкой одного роста, – я с радостью женюсь на тебе. А ты выйдешь за меня?       Парень бережно взял её руку, поднял к своему лицу и ласково поцеловал открытую ладонь. Девушка вздрогнула от слишком резкой для неё перемены настроение. Предложение, высказанное в отчаянии, взыграло новыми красками, скрепляя меж собой раздробленные кусочки души.       – Ты что, дурак?! Я же первая предложила! Как я могу теперь отказаться?!       Он рассмеялся и подхватил её, кружа в крепких объятиях как в последний раз. Девушка целовала любимое лицо ревностно и беспорядочное, парень громко смеялся, и это продолжалось до тех пор, пока Роси не свалился на маленькое мандариновое деревце, втягивая за собой любимую подругу невесту, которая потом первая подскочила, но не стала переживать из-за утраты плодоносного дерева, а помогла подняться непутевому жениху.       – Пойду разбужу Нами и Ноджико, чтобы ты с ними тоже… поздоровался, – улыбнулась Бельмере и до того, как парень её остановил, продолжила: – Надеюсь, ты догадался прийти не с пустыми руками, а то они мне все уши прожужжали о твоих гостиницах, – благодаря мыслям о девочках, его лицо смягчилось, и Роси совсем передумал спорить:       – Да, оставил их на лавке, – он явно собирался сказать что-то глупой, что бы явно испортило настроение, но сам это понял и смолчал.       – Бери и дуй в детскую, – она улыбнулась так широко, как только могла.       Намного позже, вечером, они с девочками стояли на краю утёса и смотрели на корабль, удаляющийся в красный-прекрасный закат. Ноджико до последнего махала удаляющемуся кораблю, пока её руки совсем не устали, а Нами сонно тёрла глаза и иногда пряталась лицом в грудь Бельмере, которая держала её обеими руками и провожала дозорного взглядом. Было душно и тяжело. Девушка уже хотела уводить девочек домой, как младшая пробормотал:       – Будет буря.       На секунду Бельмере почудилось, что девочка говорила вовсе не о погоде, но она быстро прогнала эти мысли и взглянула на далёкие тёмно-фиолетовые тучи:       – Похоже на то. Пойдёмте скорее домой.       Ночью за окном грохотал гром, и девочки прятались от него в постели матери, не давая скучать.       Хоть бы он!       Думала она, каждый раз подскакивая от трели улитки или отлавливая прожорливую чайку в саду. Всё общение с Росинантом свелось к редким коротким звонкам и скудным зашифрованным запискам – Росинант волновался, что чокнутый брат узнает про его «вторую семью», разозлится или, что хуже, заставит привезти их сюда (в качестве заложниц, естественно). Так в письмах признания в любви превратились в обещания перерезать друг другу глотки, пожелания удачи – в проклятья, Бельмере – в контрабандиста Леба из Вест Блю, её маленькая ферма – в кофейную плантацию, Ноджико – в безымянного помощника, а Нами – в некую малышку, тем временем как Роси вообще не писал про своё положение дел или же ограничивался совсем туманными выражениями, не выдавая детали операции, не подвергая их опасности. Это было бы даже забавно, если бы не так страшно. Однако, по крайней мере, после каждого звонка, после каждого письма она знала, что он жив, и это знание давало силы жить дальше.       Сложнее всего было объяснить девчонкам, почему «дядя Роси» больше не приезжает, почему он звонит им по ден-ден-муши так редко и сложно было оттащить их от улитки, когда им удавалось застать звонок дозорного. Но нужно было – Роси притворялся немым и, если бы его застали за разговором, то у того явно возникли бы проблемы. Последнее, что хотела бы Бельмере, – стать причиной провала главной миссии Росинанта. Он и так подвергал себя лишней опасности из-за неё.       Но шли годы, и им удавалось оставлять свои отношения в тайне от безумного Донкихота Дофламинго. Да, Бельмере не тешила себя иллюзиями и знала, что большую часть правды Росинант от нее прятал, смягчал, изворачивал, стараясь уберечь тревожное сердце, но даже со всей изобретательностью Роси бы не смог скрыть, если бы их обнаружили.       А жизнь не стояла на месте: девочки росли и почти перестали тосковать по дяде дозорному, который когда-то привозил им подарки, смешно падал и целовал Бельмере-сан. Они отдавались настоящим заботам и утягивали за собой незадачливую мамашу, не давая впасть в тоску, заставляя постоянно лечить разбитые коленки, штопать порванные платья и зарабатывать на жизнь без посторонней помощи. И все же, слыша улиточную трель, она сломя голову бежала к трубке.       В этот раз Росинант разговаривал непривычно долго, совсем расслабленно, и это должно было радовать девушку, но вместо этого она встревожилась:       – Роси, мы не слишком долго говорим?       Парень по ту сторону мира запнулся на полуслове и совсем грустно спросил:       – Я Вам совсем надоел, Бельмере-сан? – от переживаний он вернулся к старой уважительной речи, которую Бельмере уже успела позабыть от него.       Надоел?! Да он что, издевается?! Как вообще можно было ляпнуть такую глупость?!       – Да нет, болван! – Бельмере попыталась успокоиться, но до конца не смогла. – Вдруг тебя кто-то заметит!       – А-а, это… – протянул он с таким облегченным осознанием, что девушка не могла не усмехнуться, но тот снова заставил её напрячься, не желая изъясняться: – Это долгая история.       – А теперь у тебя резко закончилось время на разговор со мной? – недовольно спросила она, и парень тут же засуетился:       – Вовсе нет! Я так соскучился по твоему голосу, что мог бы сутками на пролет продолжать этот разговор, просто… Не знаю, как начать, – замялся он, и улитка покрылась малиновым румянцем вслед за абонентом. – Как ты относишься к идее завести третьего ребёнка?       Вопрос был настолько неожиданный и сбивающий с ног, что Бельмере сознательно прочистила горло, выкладывая себе несколько секунд на то, чтобы переварить предложение. И она была уверена, что теперь улитка у Росинанта тоже покраснела.       – Ну, я в принципе не против, только сначала, ну, нужно встретиться – без этого у нас как бы ничего не получится… Э-мм, ну, и ещё было бы… Знаешь, неплохо было бы исполнить твоё обещание. Вот. Можешь считать меня несколько… старомодной, да.       Несколько протяжных секунд после этого улитка молчала. А потом ещё несколько, и ещё – так, кажется с полминуты, а потом закричала голосом Росинанта:       – Бельмере-сан! Это!!! Это не то, о чем ты подумала!.. Я!!! Я имел в виду…       – Роси, успокойся, я так точно снова не так подумаю.       Роси перевёл дух и начал:       – Судьба свела меня с мальчиком, которому я просто обязан помочь. Он болен, и если я не найду лекарство для него в ближайшее время, то… Я даже думать об этом не хочу.       Росинант стал увлеченно рассказывать все, что произошло с ним за последние годы, за последние недели, когда он сбежал от своего брата, бросил миссию, и Бельмере внимательно слушала, мысленно благодаря судьбу, что та всё же выдернула Росинанта из стягивающейся на шее петли в последний момент. Теперь у неё появилась почти осязаемая возможность вскоре увидеться с возлюбленным снова, и она была готова расцеловать этого вредного (по словам Роси) мальчика Ло.       Хоть бы он не…       Они продолжали общаться по связи как никогда часто, но большинство свежих новостей о нём она стала узнавать из газет. Благо это были не розыскные листовки или того хуже, а известия о разбойных нападениях на больницы, за что она обязательно потом надает ему метлой по голове, но сейчас это вызывало радость. Жив ещё, засранец.       Потом резко закончилось всё – и заметки в газетах, и звонки. Потому что о провальной операции дозора не напишут в провластных газетах, потому что мертвецы не могут позвонить с того света – простая истина, которую Бельмере ещё не знала. Тогда затишье давалось ей особенно тяжко, она даже сама несколько раз набирала номер улитки Росинанта, чего никогда не делала раньше, боясь помешать. Но никто не ответил.       Новостей всё не было, Бельмере не находила себе места, и её беспокойство передалось девочкам, которые совсем побледнели, стали мало есть и плохо спать. Тогда она не выдержала и написала письмо бывшему капитану. Пусть Росинанта объявили дезертиром – это хотя бы дало надежду на то, что он жив. Пусть будет без вести пропавшим, но живым. Пусть будет признан погибшим, но не мертв на самом деле.       Но ответ не удовлетворил ничего – всю информацию о Росинанта засекретили после выдачи этой особой миссии, и даже у капитана не было доступа к ней. Это давало надежду – не за чем же засекречивать дело мертвеца.       В ответном письме она поблагодарила капитана и попросила сообщить ей, если что-то станет известно про Росинанта. И стала трепетно ждать, заперев все волнения глубоко внутри, чтобы больше не обременять дочек и сердобольных соседей.       К сожалению, она была права. К сожалению, документы рассекретили слишком быстро. К сожалению, пришла похоронка.       Это был он. Всегда был.