"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Зацепив тетиву кольцом на большом пальце, он завел её вместе со стрелой почти за ухо, так, что согнулись плечи лука. В целом мире не существовало сейчас ничего, кроме оружия и стрелы в руках. Ничего, кроме выверенных движений, превратившихся в его собственное учение. Поворот запястья – и запела тетива, заскрипел рог балок, стрела охотника унеслась вперед. Нашла свою цель, насквозь пробив железный горжет – зазубренный наконечник глубоко вошел в горло твари, и орк теперь захлебывался собственной кровью.       Три новые стрелы тут же полетели вслед, у каждой была своя мишень. Спереди, сбоку, позади стрелка. Неважно – ведь мертвым было уже все равно. А Келегорм уже гнал коня прочь, за пределы досягаемости вражеских лучников. Его конные стрелки, отработав по целям, повторили маневр. Каждая проезжающая колонна всадников давала залп из луков и отъезжала назад, не оставляя противнику шансов на ответный удар, чтобы, описав круг, отстреляться вновь. Стрелы дождем сыпались на орков, убивая и калеча. А феаноринг упивался отчаянием тварей. Оно звучало в их голосах, зримым его воплощением был очередной глупец, выскакивавший на верную смерть из вражеских рядов в тщетной попытке преследовать его воинов. Это было слаще любой музыки, сочиненной старшим братцем.       Охотник сменил лук на копье, искусно сочетавшее свойства рогатины и эспонтона. Верный конь Каранрох храпел под седлом, он хорошо знал своего хозяина. Как и воины – своего господина. Эскадроны легкой кавалерии уступили дорогу построившейся за ними тяжелой коннице. Даже лучшие лучники по примеру правителя отложили свое оружие и взялись за пики. Нолдор, даже их западные кузены, славились как лучшие наездники Белерианда, – но не было под звездами Арды лучших всадников, чем его бойцы. – NORTHO, – вскричал Охотник, призывая в атаку и пришпоривая Каранроха. – DAGO! – завывали они в ответ, – DAGO!       Орки хорошо знали, что значит этот клич:       «Убивайте. УБИВАЙТЕ!»       И смерть понеслась к ним на остриях сверкающих, словно звезды, копий. Больше двух сотен всадников, горланя боевые кличи, мчались вслед за Келегормом, и каждый надеялся вступить в бой первым после своего правителя. Краем глаза Тьелькормо видел, как развеваются червленые стяги племянника, как круто забирает в сторону туксе Лэгани, норовя охватить вражеский фланг.       В напрасной надежде отразить их удар орки выставили копья. Копыта Каранроха неистово застучали по равнине, конь прыжком с разбегу перелетел острые наконечники и с грохотом ворвался в разбегающиеся задние ряды врагов. Стоя на ногах, Келегорм возвышался над тварями словно башня; когда же он ехал верхом, они и вовсе не могли до него дотянуться. Первых орков просто раздавило копытами, а клин конницы феаноринга устремился в пробитую предводителем брешь.       Замахнувшись оружием по широкой дуге, словно крестьянин – косой, он сломал древко вражеской алебарды. Прорезав броню, лезвие перерубило противнику плечо. Новый удар снес следующему голову – охотника оросил фонтан черной орочьей крови. Келегорм смеялся. Ничто в жизни не могло сравниться с шумом битвы, звоном стали и криками умирающих. С борьбой, что делала мальчиков мужчинами, в которой сильные добывали победу на острие копья, чтобы обрести бессмертие в легендах.       Новым поводом для смеха стала попытка какого-то орка его заколоть: наконечник копья попросту не смог пробить доспехи правителя, прежде чем Келегорм сам не насадил дурака на рогатину. Брезгливо высвободив стальной наконечник, он сбросил тварь в пропитанную кровью грязь, оставив там подыхать. Потом добыл еще пятерых, шестую жертву украла у него стрела Хедрила. Но не все стрелы на поле боя были эльфийскими. В охотника попали две – первая чиркнула по шлему, вторая отскочила от кирасы. «Бесполезные трепыхания зверья, обреченного на заклание». Один лучник потратил последние мгновения жизни на попытку затеряться среди более крупных сородичей. Прежде, чем второй успел выпустить новую стрелу, булава Эйтерега раздробила ему кисть руки с пальцами, а потом и вышибла мозги. – Мой повелитель, за это я заслужил награду, – дерзко крикнул ему рыцарь, алый плащ которого покрывали темные кляксы от крови и потрохов.       А в отдалении кроваво-красным сиянием, словно закат Анара, занималось пламя. Келебримбор преуспел в уничтожении осадного парка – как ему и приказали. Как только их телеги и стенобитные орудия охватил огонь, орков покинули последние остатки мужества. Строй их сломался, они бросились бежать – только для того, чтобы гибнуть под копытами налетевших всадников. Но Келегорм заметил, что часть оставшихся противников перегруппировывается под знаменем своего предводителя, черным, с золотым драконом.       «Решили умереть под сенью змия». Что ж, он с радостью исполнит их желание.       Сын Феанора собрал своих всадников для новой атаки на этот последний орочий оплот – и они ринулись прямо на сбившихся в кольцо врагов, на этот одинокий черный остров в море стали и кумача эльфийских всадников. В рядах обороняющихся тварей на фоне копейщиков выделялись особо крупные особи, с ног до головы закованные в броню и вооруженные бердышами, личные телохранители капитанов и вожаков Ангбанда, которых те всегда держали при себе. Лучшие из лучших воинов черного племени, самые отборные солдаты Тангородрима. Да только это ничуть им не помогло, когда Келегорм и его всадники, словно буря, врезались в них и прорвали ряды. –Охотник! – разнесся вокруг жалкий скулеж на черном наречии, – Охотник пришел за нами!       Веками слышал он этот крик на полях сотен сражений. Слуги Темного Властелина знали его и его свершения, осмеливаясь говорить о них только шепотом.       Секира возделась, чтобы рубануть в бок Каранроха, но рогатина феаноринга оказалась быстрее, пробив нападавшему глотку. Выронив оружие, тот повалился на землю, схватившись за горло в напрасной попытке остановить кровь. А правитель молниеносным движением уже замахнулся копьем в противоположную сторону – удар тяжелым стальным наконечником расколол шлем очередного орка, словно яичную скорлупу. Неистово заливаясь смехом, Келегорм ломился прямо к штандарту орочьего предводителя. – Ангбандская мразь! – ревел он разбегавшимся вражеским гвардейцам, все ближе прорываясь к их знамени – я режу ваших силачей как скот! Я сажал на колья ваших предков заместо межевых столбов! Полсотни ваших вожаков пало от моей руки. Давайте! Сразитесь со мной!       С ответом у противника не заржавело. Когда шла речь о мести за смерть своих, даже орки всегда были готовы лезть на рожон. Вызов ему бросил волчий вой – отборные волчьи всадники ринулись в атаку. Словно в насмешку над защитой эльфийских всадников, их варги под седлом тоже были покрыты кольчужными сетками, свисавшими ниже брюха.       «Храбрые, однако. Или по-настоящему отчаянные. Сколько мы их вдвоем с Хуаном перебили...»       Келегорм поспешил им навстречу, его воины последовали за предводителем.       Откуда-то сбоку подлетел вражеский всадник, явно надеявшийся насадить правителя Химлада на пику. Но Келегорм оказался быстрее и отклонился назад, увернувшись от острия. Прежде, чем орк смог нанести новый удар, феаноринг свободной рукой перехватил древко посередине. Сполна насладившись выражением замешательства на морде твари, отчаянно вцепившейся в свое оружие, он переломил древо пополам. И не успел волчий всадник выронить свой черенок, как брошенное в него, словно дротик, острие пробило его грудь. Охотник легко разделался еще с несколькими, отважившимися заступить ему путь, но, оставив уцелевших на потеху своим подошедшим дружинникам, устремился к главной своей добыче. Строй врагов развалился окончательно, а всадники–нолдор свирепствовали в их смешавшихся рядах.       Предводитель ангбандского войска был по меркам своего племени тварью крупной, пусть и уступавшей статью любому из воинов Келегорма. Но в бою с орками полагаться только на это было нельзя. За обманчивой скрюченной статью тварей крылись сила и скорость реакции, позволявшие им бить копьем в глаз птицу на лету. Куда большее впечатление производил ездовой зверь орочьего вожака, на вид напоминавший жилистого кабана. Первобытного кабана, чья массивная башка возвышалась над землей на уровне человеческого лица, а огромные челюсти с зубами в запястье толщиной были способны перекусить торс взрослого мужчины пополам или оторвать голову лошади. Из-под кровяных брылей торчали не то клыки, не то рога. Колючая палевая щетина, словно шипы, тянулась вниз по спине от горбатого загривка. «Энтелодонт» «Бандхунк», так называли этих хищных вепрей Ангбанда. Келегорм уже несколько веков не видел подобных созданий, но теперь они все чаще и чаще попадались в рядах осаждавших восточные уделы армий. Проще было бы расстрелять его издалека из лука. А не кипи вокруг сражение, охотник бы и вовсе отважился выйти на зверюгу с голыми руками. Так что требовалось положиться на рогатину. И не забывать о том, что кому попало её бы не доверили. Стальной шлем, латные наручи и наплечники ангбандского капитана украшали выкованные из золота языки пламени в честь Первозмия Глаурунга, дарившего Морготу победу за победой. – Ты, предводитель трусов! – крикнул Келегорм орку, указав копьем на черное знамя, – сейчас отправишься вслед за своими холуями! – Пусть я сегодня и подохну, – утробно прорычал тот на синдарине, – но не тебе меня убить, Охотник.       Забрало шлема скрывало от врага усмешку феаноринга – так что он демонстративно покачал головой. Уступать первый ход адской свинье он не собирался. Вместо этого Келегорм пришпорил Каранроха и погнал коня вперед, норовя обойти скотину сбоку и занося копье для удара. Громадные челюсти вепря пока что представляли большую угрозу, чем его наездник. Зверь щелкал зубами и рычал, но цель найти было нетрудно. Келегорм ударил рогатиной, услышал как она скребет по коже и кости, прежде чем наконечник не выколол кабану глаз.       Стоило вырвать копье из раны, как скотина жалобно заревела. Визжа от боли, вепрь встал на дыбы и начал неистово брыкаться, его всадник отчаянно боролся, чтобы удержать равновесие. Крик радости раздался в рядах нолдорских дружинников, наблюдавших за поединком своего повелителя с вражеским вождем. Теперь Келегорм мог воспользоваться возможностью мертвой зоны противника. На этот раз он метил в ездока, но промахнулся: дикие выбрыки вепря увели орка из-под наведенного в грудь острия. Но тут сам вожак отчаянно ударил Келегорма своим копьем.       Это была ошибка. Феаонринг легко парировал удар, а орк потерял равновесие – ведь вепрь под его седлом бесновался все сильнее. Второй удар Тьелькормо достиг цели, со всей силы пронзив кабанью бочину. Острие пробило толстую шкуру и глубоко вошло в плоть. Бандхунк снова завизжал от боли, отчаянно пытаясь сдвинуться с места и сорваться с рогатины. Но Келегорм вновь пришпорил коня. Копыта снова застучали по земле; слух охотника услаждал звук разрываемой плоти и мышц, треск раскалываемых копьем костей. Наездник крепко сжимал блестящее металлическое древко, а скачущий конь налегал на застрявшую в теле твари рогатину. Она оставила длинную рваную рану на боку вепря, воткнулась в брюхо и, выйдя наружу, подрезала сухожилия задней ноги. Зверь заверещал от боли и повалился наземь вместе со своим хозяином. Солнечные лучи в последний раз блеснули на золоченых наручах, прежде чем орк рухнул на окровавленную траву.       Одним легким и изящным движением Келегорм спешился и устремился к убитому зверю. Вражеский предводитель, рыча и ворча, отчаянно пытался отползти от истекающей кровью кабаньей туши и встать на ноги. Прежде чем орк смог схватить топор, феаноринг пинком отшвырнул оружие прочь и наступил на руку противника. Под окованной сталью подошвой захрустели кости раздробленных фаланг; поверженный вожак издал пронзительный крик боли. Сквозь прорези железного шлема на охотника смотрела пара тошнотворно-оранжевых глаз, исполненных муки и гнева. Читался в них и страх, тот самый, что он тысячи раз видел на поле боя на лицах мертвецов. Слышалось частое дыхание, орк шлепал губами, пытаясь что-то сказать. Мольбу о пощаде или, быть может последнюю насмешку? То было уже неважно. Келегорм молча обрушил на него клинок, и вожак разделил участь своих соплеменников.       «Не от твоей руки мне суждено умереть».       Отрубленную голову противника он высоко поднял над готовой. В рядах эльфийской конницы разразилось ликование. – Вот так окончит всякий, кто вступит с нами в бой! Такая судьба ждет тех, кто вторгнутся в наши земли! И пусть это будет предупреждением, что Глаурунгу, что всей ангбандской нечисти! – разорвал Келегорм черное знамя и насадил свой жуткий трофей на вершину древка. – Тангородримский ящер собрался отнять у вас ваши земли! Сжечь ваши дома, пожрать скот и испепелить поля! Обратить ваших детей в рабство! Неужели вы ему это позволите? – Нет! – грянул ответ. – Орки думают, что смогут одолеть нас в сражении! Неужели они смогут?! – спросил он своих победоносных воинов. Кто-то даже громко рассмеялся над этим. – Никогда! – воздели они сверкающие на солнце копья, – нас никому не одолеть! – Пусть орки попробуют прорваться за наши стены, когда их осадный парк сгорел дотла! – рассмеялся теперь и Тьелькормо. – Мы вернемся в Аглон! Чтобы отдохнуть и выступать снова! На Химринг! Вперед на Химринг, пока не растопчем всех до единого орков, осмелившихся вторгнуться на восток! – На Химринг! – отозвалось войско. – Турко! Турко! Турко! – скандировали конники повелителя Химлада, и голоса их сливались в единый хор. «Туркафинвэ», «Сильный Финвэ», старое его имя, которое дал ему отец. За прошедшие годы язык Белераинда поглотил их собственный, но солдатам Келегорма, даже урожденным синдар, не понимавшим ни слова на квенья, искренне нравилось его использовать. Им нравилось его значение еще до того, как оно впервые прозвучало в Белерианде, до того, как его пришлось произносить именно солдатам. Благодаря наследию деда оно означало и «Могучий король».       Дождавшись, когда смолкнут крики, Келегорм вернулся в седло и подъехал к Эйтерегу. Рыжеволосый рыцарь все так же сидел верхом на лошади, бесцельно вытирая черную жижу с булавы. – Ну, инегир, докладывай. – Наши потери невелики, милорд, – подскочив в седле, торопливо ответил тот, – враг разбит, а мы готовы выступать по вашему приказу. – Выжившие орки есть? – Немного, но в общей сложности их наберется больше двух сотен. Сами же знаете, на что они способны, милорд. – Ну, а вам известно, что надлежит с ними сделать, – ответил Келегорм, – и побыстрее.       Не давать пощады мелькоровым «созданиям» – его воины хорошо усвоили это правило. По равнине эхом катился звон мечей и вопли умирающих.       А вскоре послышался и стук копыт возвращающихся в клубах пыли всадников. Впереди скакал Келебримбор, второе «крыло» вела туксахир Лэгань.       Броня Тельпэ сияла, даже под слоем грязи и копоти, этих неизменных спутников поля боя. Поверх кольчуги была надета червленая стальная кираса, каждая пластина которой была украшена замысловатыми резными узорами. Мотивом их было пылающее сердце; латунные языки пламени перетекали в надписи на тенгваре, настолько тонкие, что их можно было не заметить – если бы они не блестели начищенной медью. Рифленый шлем с вытянутым забралом украшал кованый бурелет, инкрустированная драгоценными камнями корона с налобником. Соединенные с ней два гребня были покрыты плюмажами из перьев. Плечи покрывал золотистый плащ, застегнутый золотой же перевязью; они были расшиты звездами Феанора. В точном соответствии с именем, что дал сыну Куруфин, стальные латные перчатки, отороченные мягким мехом, несли серебряное покрытие. Все это богатое облачение – ну, кроме плаща, – племянник Келегорма сделал сам, лично выковал себе в кузнице.       Отряды войска быстро собирались воедино, чтобы выступать на юг, обратно в Аглон. Келебримбор повел своего коня бок о бок с Каранрохом. Поднял забрало. На его губах играла усмешка, глаза блестели. – Славная победа, дядя! – объявил он и стянул шлем, – кажется, на этот раз я добыл орков больше, чем ты!       Келегорм оглядел племянника. Все те же семейные черты, те же серо-голубые глаза дома Финвэ, которые все еще отражают свет Древ; этого отблеска уже нет у тех, кто родился в глуши Белерианда. Когда Первый дом только переправился через море, сын Атаринкэ был еще подростком. Тогда-то они думали, что война с Морготом долго не продлится, что их Клятва быстро исполнится, что пики Тангородрима рухнут. Когда Келегорм наголову разгромил четыре орочьих орды у стен Фаласа, победа, казалось, была близка как никогда.       С тех пор прошло больше четырех столетий, а войне все еще не было конца и края. И Келебримбор вырос на зеленых берегах Митрима, чтобы возмужать на продуваемых всеми ветрами равнинах востока. Как и все в семье, он был высок ростом. Широкие плечи, крепкий торс и мускулистые руки выдавали в нем настоящего нолдорского кузнеца-мастерового. Келегорм учил его укрощать лошадей и сражаться копьем, охотиться, стрелять из лука с любой руки на скаку. Когда-то он надеялся, что будет обучать этому собственного сына, а не племянников и племянниц.       «Годы… Кого я обманываю, это не прожитые годы отняли у меня возможность завести жену и сыновей. Само по себе, время на это не способно». – Больше орков, чем я? – рассмеялся Келегорм, заразив и хвастуна, – Тельпэ, ты же бегущих добивал. А я вождя прикончил. – Я бы и ему голову с плеч снял, – все так же улыбался Келебримбор, – если бы ты, мой достопочтенный дядя, сам не приказал мне жечь их обозы и преследовать бегущих. Боишься, что я превзойду твою славу величайшего охотника? Сколько же еще орочьих вождей тебе нужно убить, чтобы душа твоя была спокойна?       Посмеявшись над очередным выпадом, Келегорм от души потрепал Тельпэ по плечу; тот так сильно подался вперед, что чуть с коня не свалился. –Я-то думал, ты ищешь славы в ремеслах, а не на войне. Передумал, что ли? – Что мне мешает искать успеха и там, и там, – ухмыльнулся Тельпэ, – отцу вот что мешало? Я уже превзошел его в кузне, так почему бы не стать лучше тебя на поле боя? – Да уж, твоему отцу я уж точно этого не скажу, – ответил Келегорм, – но, раз уж тебе так нужна слава на поле боя, то скоро ты ее добудешь. Там, в Химринге, нас будут поджидать целые полчища ангбандских выродков. Так что попробуй превзойти меня там. – Ну, тогда буду искать почестей у другого моего дяди. Быть может, он, в отличие от тебя, не будет присваивать себе всех заслуг! – лучился нахальной уверенностью взгляд племянника.       «Ну-ну, легче у Хуана кость отнять, чем получить хоть слово одобрения от Майтимо», холодно думал Келегорм, хмурясь от воспоминаний о старшем из братьев. Правитель Химринга с легкостью осыпал благодарностью кузенов или собственных вассалов – но никак не ближайшую родню. «Вот так, с готовностью и по доброй воле отказался от нашего первородства, от чести семьи, изменил ее достоинству – просто так, даже не потребовав ничего взамен…» – Чтобы услышать в свой адрес жалкий лепет моего старшего братца, тебе, Тельпэ, даже не придется истреблять врагов, – глухо проворчал он вслух, – и если тебе недостает зрелости, чтобы осознанно следовать моим приказам, оставайся-ка ты лучше стеречь Англон. Ведешь себя не как закаленный воин, а как мальчишка, которому все-то нужно свою самость доказать. – Мой повелитель, пусть эти его шуточки и разговорчики о славе вас не обманывают, – вмешалась в разговор Лэгань, – несмотря на все свои тщеславные слова, лорд Келебримбор в точности выполнял ваши приказы.       Ротная-туксахир, прямая как палка, восседала на своем рослом дестрие, покрытом стальным бардом. Шлем она уже сменила на мягкую отороченную мехом шапку с длинными клапанами, закрывавшими уши, затертую и заношенную настолько, что ткань, некогда темно-синяя, теперь приобрела колер полуденного неба. Черные косы статной воительницы спускались ниже пояса. Поверх бехтерца была наброшена длинная, до колен, плащ-накидка, отороченная белым мехом; темно-зеленые и желтые линии богатой вышивки складывались в изображение парящего орла. Золотая брошь скрепляла обмотанный вокруг шеи длинный синий шарф.       Хотя Лэгань была родом из синдар, её копье и лук все эти годы преданно служили Келегорму. А проявленная под его знаменами отвага всякий раз доказывала право поляницы заседать за пиршественным столом в числе приближенных правителя. – Я-то думал, шутки после битвы предпочтительнее, мой славный родич, – исчезла улыбка с лица племянника, – но если ты так хочешь серьезного разговора, то так тому и быть. Будет для него еще время в Аглоне, а пока же не пророню ни слова.