"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Амарфион сдержал слово. Хотя Джон не желал его отсылать, опасаясь потерять единственного проводника, прочие командиры решили следовать совету мужчины. И на исходе дня чужак вернулся в лагерь, позади него шагали ратники Риверса. И хотя прежде бастард из Речных земель сомневался в способностях Амарфиона, теперь он едва только не пел чужеземцу хвалебные оды. Не раз и не два нападали на арьергард пауки после ухода основных сил Золотых Мечей; отряд прикрытия понес потери. Они держали оборону на протяжении нескольких часов, но в конце концов Риверсу пришлось трубить отступление. Именно тогда их, отступавших по следам товарищей, нашел Амарфион. – И мгла расступалась на нашем пути, словно волны перед форштевнем корабля, – смеясь, рассказывал сэр Тристан за кружкой эля, – то ли погода поменялась в нашу пользу, то ли этот ваш проводник приносит удачу.       «Весел, как для проливавшего кровь этим утром», думал Джон. Не первый раз он видел подобное. После битвы у многих еще играла кровь, а Риверс явно был счастлив тому, что оказался со своими людьми в безопасности. Потери убитыми были невелики, но гораздо больше было раненых. Сравнительная легкость возвращения арьергарда подняла боевой дух в лагере. Поднимались тосты за сэра Риверса и Бренделя Бирна, несколько здравиц были адресованы и Амарфиону. Скромно улыбавшийся проводник принимал их с благодарностью, ничуть не хвастаясь. – В том, что мы здесь, заслуга не сколько моего знания, сколько их доблести, – бесхитростно пояснял он, – уверяю, понадобится еще несколько дней похода, и мы, наконец, окажемся в полной безопасности.       Не меньше радовался и Бездомный Гарри, щеки его раскраснелись от выпитого эля. – Как только мы покинем долину, с тобой расплатятся чистым серебром, – сказал он, – слово наше тверже золота. У нас принято хранить верность помощникам и нанимателям. – Так, может, Амарфиону стоит вступить в наши ряды, – теребя сережку в ухе своими крашеными ногтями, предложил Маар, – разве не будет он нам и дальше полезен, коль нам предстоит задержаться в этих землях? Никто из моих людей не знает местных языков.       Джон уже понимал, о чем идет речь. Среди разведчиков отряда были и лично преданные островитянину шпионы. Большинство из них знало по крайней мере один дополнительный язык и было обучено грамоте. При необходимости Маар направлял их туда, где не смогли бы добыть сведений наемники и их дозорные. Несмотря на всю неприязнь к лисенийскому щеголю, Джон вынужден был признать свое уважение к его методам работы. Двенадцать лет назад, прежний начальник разведки отряда, старый Дагос Пайк и близко не и имел тех деликатности и усердия, какие нынче показывал Маар. Что ни говори, но службу он знал и служил отменно. – У нас можно много золота заработать, – заявил Пик, – хорошему следопыту и подавно.       Амарфион лишь покачал головой. – Ни к чему мне золото, милорд, – вновь заиграла улыбка на губах чужака, – довольно с меня и того, что жизни моих соплеменников будут вне опасности. А когда это произойдет, я вернусь к другим своим обязанностям. Безмолвно дождавшись, когда уляжется болтовня, высказался и десница. – Вы отлично справились, – признал Джон, – но мы еще не выбрались из долины. Как долго нам еще идти к реке? – Меньше недели, если прибавите шаг, – спокойно ответил Амарфион, отпив из кубка, – около четырех дней, если не будете делать привалы. И больше недели, если будете поддерживать прежний темп.       И вновь Коннингтона изумило чутье чужака: он явно имел опыт участия в военных походах. Такие навыки подобали бы рыцарю или дозорному. – Значит, управимся за пять, – объявил Джон, глядя в лицо командирам, – с каждым днем мы становимся все более уязвимыми. Даже если солдаты устают, мы обязаны выбраться отсюда как можно скорее. Тут неважно, насколько сами по себе страшны пауки, если мы задержимся, то подвергнем себя еще большей опасности.       Судя по ответным взглядам, с ним соглашались Эдориен и Ривер, как, на удивление, и Бездомный Гарри («Этот на что угодно пойдет, чтобы его угроза обошла стороной, как бы ни болели у него мозоли на ногах»). Остальные не выглядели столь уверенными, но, какие бы доводы у них ни были, они опасались возвысить голос против десницы, казначея и генерал-капитана, поддержанных одним из старших офицеров. – Если нам надо подналечь, то давайте дадим парням повеселиться, прежде чем гнать их через семь преисподних, – предложил Флауэрс. Его поддержал Маар. – Солдаты останутся довольны, если мы, их командиры, устроим им пир перед последним и решительным броском, – сцепил пальцы Лисоно, – они поймут, что худшее позади.       У волантийца на этот счет было больше сомнений. – Вы болтаете о пире, – замогильным голосом сделал выпад Эдориен, – но, как по мне, это транжирство бесценного продовольствия. Тут отравлена сама вода. Недовольные хотя бы способны идти вперед, а вот мучимые жаждой упадут и умрут. До тех пор, пока мы не добрались до чистого источника, нужно беречь продовольствие и напитки. Вот выберемся – тогда и веселитесь вдоволь. – Тогда, быть может, сделаем это в последний день похода, – предложил Бездомный Гарри, – когда будем уверены, что рядом выход из долины, то дадим пир, чтобы поднять боевой дух. А потраченное продовольствие сможем восполнить уже на следующий день. – Ага. Разумно, – впился взглядом Флауэрс в Стрикленда, – ты прав, генерал-капитан.       Кажется, Маар и прочие капитаны остались этим довольны. Даже Джон не видел, к чему придраться. – Решено, – изрек он, – и когда все закончится, мы вновь отправимся в Семь Королевств, чтобы утвердить Эйгона на Железном троне. «Хвала богам, кошмар почти закончился».       Последующие дни были не менее изматывающими, чем предыдущий, но, тем не менее, чувствовалось, что все страшное для Золотых Мечей уже позади. Благодаря услугам Амарфиона они намного более уверенно продвигались к выходу из долины. И хотя ночью снова наползала мгла, днем же она исчезала, расступаясь перед знаменами наемного отряда. Четыре дня солдаты маршировали по темной логовине, каждый вечер разбивая новый лагерь, чтобы вновь выступить в поход с первыми лучами солнца. Хотя для Золотых Мечей действовать на пересеченной местности было делом привычным, последние несколько дней порядком вселили страх в их сердца. Дисциплина падала, офицерам все труднее становилось поддерживать порядок. Как Джон и ожидал, корнем всех бед служил лагерь дома Беора, племени Амарфиона. Беженцам трудно было поддерживать темп наравне с наемниками. Им не хватало пищи, среди них было много раненых, больных или просто немощных стариков. Тут-то и превратилось в проблему поведение некоторых наемников. Уже на второй день трое из подчиненных Каспора Хилла попытались обобрать одного и из бродяг. Еще двое собирались изнасиловать молодую женщину, но её, угрожая ножами и копьями, отбили четверо соплеменников. Дело едва не переросло во всеобщую драку, если бы не люди Флауэарса, разнимавшие обе стороны. Дотракиец Джакхо привел зачинщиков на суд командиров.       В законах королевства на сей счет написано было ясно и четко: насильника кастрировать, грабителя лишить руки или упечь в заключение. Джон бы не потерпел преступников в рядах отряда, тем более, не желал он видеть, как армия Эйгона превращается в свору грабителей и изуверов. – Закон гласит четко, – объявил он, – а Золотые Мечи, как присягнувшие государю, обязаны ему повиноваться. Здесь вам больше не Спорные Земли.       Другие офицеры настаивали на большем снисхождении к обвиняемым. Джон ожидал , что их будет выгораживать их командир, Хилл. Но не мог представить, что к западноземельцу примкнет и Флауэрс. – Так это тебе и не Вестерос, сударь мой Коннингтон, – сказал он, – парням тут достается каждый день. Они же не будут сдерживаться вечно. – Если мы оставим первых преступивших закон без наказания, то и другие подумают, будто им можно его нарушать и избегать королевского правосудия, – бескомпромиссным тоном ответил Грифон. Но Червивое Яблоко только ухмыльнулся в ответ. – Кто тебе сказал, что мы отпустим этих подонков? – рассмеялся здоровяк, – чтобы преподать остальным урок, не обязательно рубить им руки или яйца. Просто выпорем перед строем. Тридцать плетей насильникам, пятнадцать ворам – уж это нагонит страху.       Джон сомневался, что это подходящее наказание, но, поразмыслив, смягчился. – Вот ты за его исполнение и отвечаешь, сэр Франклин, – и втолкуй остальным солдатам, что наказание последует за каждый подобный проступок. Здесь теперь правят законы королевства, а не наемничьи обычаи.       Флауэрс кивнул, а вот Хилл перед уходом одарил Коннингтона злобным взглядом.       «Если он не удосужится держать своих солдат в узде, то это сделают за него», подумал десница.       Что в Вестеросе, что в Эссосе хватало тех, кого подобное нимало не заботило. Железнорожденные ходили в набеги и брали все, что хотели. Тайвин Ланнистер по слухам рассылал специальные отряды грабить и истреблять простолюдинов. Джону в годы службы в отряде приходилось сражаться против Бравых Ребят, имевших зловещую репутацию. И, конечно же не стоило вдаваться в подробности того, как дотракийцы ведут себя в завоеванном городе. Но ведь Коннингтон был оруженосцем вместе с принцем Рейгаром. Видел, какое внимание уделяет своим людям Артур Дейн. Да, правила были строги, но их придерживались. И он сам решил следовать этому примеру. «И убедился, как мало было от него проку при Каменной Септе». Мещане отказались помогать ему в поисках узурпатора: ни посулы, ни вороньи клетки для заложников не убедили их в обратном. Но то была и личная его вина. «Слишком молодой, слишком дерзкий, слишком жаждавший славы, я хотел привезти королю голову Узурпатора, но получил лишь печать позора».       На третий день стало ясно, что порка перед строем подала пример остальным, отбив у них охоту к неподобающему поведению. Амарфион даже пришел поблагодарить Джона от лица племени за его вмешательство и скорое наказание для провинившихся наемников. Но дел хватало и без проводника. У лагеря снова были замечены сбивавшиеся в стаи пауки. Видимо твари поняли, что Золотые Мечи уходят из долины, и теперь следовали по пятам, в надежде наброситься на отстающих. Со времени засады на первом переходе они преследовали отряд, но нападали только на мелкие группы солдат, надеясь застать их врасплох. Амарфион объяснял это тем, что пауки атакуют только, если чувствуют перевес на своей стороне. С добычей, которая могла дать сдачи, они предпочитали не связываться. – Они охотились на ваши дозоры, но разбежались при виде всей мощи вашей армии. Тех, кто превосходит их числом, твари не тронут. Не будут они и насаживаться на ваши копья. Да, быть может, они и не простые животные. Но пауку нужна добыча, а не ратная слава.       Все было, как Джон и подозревал: пауки были разумными существами. – А ваш мальчик? – спросил Джон, – довольны ли остальные его возвращением?       Десница легко избавился от подростка, с появлением Амарфиона от него уже не было проку, так что лучше всего было попытаться завоевать с его помощью расположение соплеменников. Он старался не вспоминать его глаз, или того, как теперь на него посматривает выживший. – Его зовут Лорн, – почти небрежно бросил в ответ Амарфион, – некоторые были более чем довольны его возвращением, хоть он и говорил, будто вы, лорд, с ним дурно обошлись. Он говорит, что его семья не удостоилась должного погребения, что их тела просто бросили.       Что на этот счет думал сам проводник, было неведомо – лицо собеседника сохраняло непроницаемое выражение. Коннингтон поджал губы. Он не знал, что там сделали с телами, – его это мало волновало. «Когда хоронили лорда Арнольда Коннингтона, все проделали, как и подобает владыке Грифоньего Гнезда». – Нам о себе следовало думать, – нашелся с ответом Джон. – Понимаю, – посочувствовал проводник, – нам тоже пришлось оставить много наших. Семья мальчика, Лорна, была одной из многих отставших от табора, когда мы бежали с севера. Увы, они не единственная наша утрата. Быть может, какие-нибудь родственники или друзья покойных возьмут парнишку себе… Он говорил еще об одном мальчике, который с ним беседовал во время нахождения в плену. Луин, так он его назвал.       «Он имеет в виду Эйгона?», задумался Джон и поторопился опровергнуть мужчину. – Нет среди нас оруженосца с такими именем. – Простите, лорд Коннингтон, – слегка улыбнувшись, принялся проводник теребить бороду, накручивая на палец серебристую прядь, – В нашем языке «Луин» означает «синий», мальчик назвал его так из-за синих волос. Он говорил, что, когда проснулся, с ним был Луин вместе с другими воинами…       Джон прищурился, его правая рука непроизвольно сжалась в кулак. – Я обратил внимание, что у некоторых ваших солдат синие, зеленые или вовсе фиолетовые волосы. Быть может, он один из них.       «Чужак наблюдателен и хитер», признал Коннингтон, искренне сожалея, что подпустил короля к пленнику. «Если поползут слухи то, кто знает, на что один из беженцев пойдет в обмен на золото?»       Медовые глаза Амарфиона внимательно изучали Джона, он же едва нахмурился под их пристальным взглядом. – Просто Лорн говорил, что Луин был с ним добр. Ничего того, что бы угрожало вашим людям, милорд, – бесхитростно пояснил проводник, нахлобучивая шапку, – простите, но мне надо идти. Хочу разведать дорогу впереди, перед завтрашним походом.       Вежливо поклонившись, Амарфион ушел. А Коннингтону только и осталось гадать, действительно ли проводник столько знает, или же есть то, чего он недоговаривает. После этого разговора он отправился в шатер к Эйгону и застал короля за уроком у септы. Лемора объясняла тонкости положений вероучения о богоявлении Хугору и трактовки тех даров, что ниспослали ему Семеро. Джон скривился: имя короля древности теперь напоминало ему о карлике, которого навязал им в свое время толстяк. – Семеро действительно были явлены Хугору, – говорила Лемора, – но не всякий рассказ надлежит трактовать буквально. Есть и более глубокое значение. – Да, сомневаюсь, что нашлась бы девушка, способная выносить сорок четыре сына, – ухмыльнулся Эйгон, удивив Лемору. – Я и сама сомневаюсь по этой части, Ваша милость, – улыбнулась она в ответ, – но история о Хугоре повествует не только о явлении Семерых, но и об обязанностях истинного и праведного короля. Хугор был коронован Отцом, но, вручив ему корону из звезд, он также поручил ему принести справедливый закон народу древнего Андалоса. И даровал сыновей, чтобы продолжали дело отца. Воин одарил его силой, Кузнец выковал ему оружие, но Хугор обязан был нести слово Семерых народу и защищать его от недругов. Когда же Семеро пообещали андалам королевства за морем, это был не просто договор о наделе в обмен на веру и не какое-то там убежище от врагов. Это было и подвижничество самих андалов, нести слово Семерых в Вестерос. – Сказано в Книге Отца: король несет подданным правосудие и защищает каждого из них, – процитировал Эйгон.       Лемора с раннего детства натаскивала короля на знание «Семиконечной Звезды», на этом настаивал Варис. Королю пришлось бы иметь дело с Семибожием, даже если сам он не был набожным. И женщина в этом преуспела. Она умела объяснять и находить общий язык с детьми, так что толковала положения Веры лучше большинства рукоположенных септонов. Так что к тому времени, когда придет пора постигать самые сокровенные тайны учения, Эйгон и сам будет этого жаждать. – Воистину, – ответила септа, – и тот, кому выпало править, то есть ты, должен всегда об этом помнить. Некоторые септоны в своих проповедях больше призывают свою паству хранить верность сеньорам и королю, да нести свое бремя. Но они забывают, что строгие правила и ограничения существуют и для королей с лордами, а не только для тех, кто ниже их по рождению. Семеро суть Единый, как и весь народ. Отец, Мать, Воин, Дева, Кузнец, Старица и Неведомый – все мы несем частицу каждого из них, делая их единым целым. Как Семеро неполны, если исключить или возвысить одного из них, так страдает и мир, когда одних ставят превыше других. У каждого есть долг к ближнему своему.       Теперь только Лемора и Эйгон посмотрели на Джона. – Септа Лемора, позвольте Его милости немного отдохнуть, прошу за мной побеседовать снаружи, – сказал десница. Женщина повиновалась. – Вам что-то потребовалось, милорд? – вежливо поинтересовалась она. – Если наш проводник не ошибся, то через два дня мы покинем эту долину, – сказал Коннингтон, – у меня последнее время не было возможности присматривать за Эйгоном. Не будет её и дальше, пока мы не уберемся отсюда в целости и сохранности. Пока же приглядите за ним и за всеми, с кем он общается. – Чтобы охранять короля у него есть его белый рыцарь, – кивнула Лемора, – но Утяра это всего лишь Утяра и за неделю настоящим королевским гвардейцем не станет. Дело все в наемниках? – Наемники, беженцы и все прочие, – ответил Джон, – может, они нам и нужны, но доверять им нельзя.       Он вспомнил, как в Волон-Терисе, да и до этого, септа советовала не связываться с Золотыми Мечами. Грифон не согласился и жребий был брошен. Но он не ожидал, что Стрикленд раскроет офицерам личность Эйгона до их прибытия. «Кто бы мог подумать. Боги рушат все планы». – Все как на подбор люд отчаянный, – согласилась она, – я видела тех, кого вы нашли. И то, в каком они состоянии. Напуганы, даже сейчас дичатся…       Судя по тону, септа была недовольна чужаками. – Они бы погибли, если бы мы их бросили, – ответил десница, – они помогают нам, а мы сопровождаем их в безопасное место. – С этим я не спорю, – пояснила Лемора, – вы наказали солдат, которые нарушили закон, и я молюсь об их исправлении. Никто не заслуживает жизни, состоящей из одних сражений. Но о чем еще вы бы хотели меня попросить? – Есть и еще кое-что, помимо присмотра за Эйогоном. Попроси Халдона, чтобы поработал с нашим проводником. Если он и дальше отправится с нами, нам понадобится его знание местных наречий. – Наслышана о нашем проводнике, – изменилась лицом женщина, – многие за последние дни его хвалили. – Хвалили и хвалят, – кивнул Джон, натолкнувшись на вопросительный взгляд септы, , – но он, кажется, знает слишком много. Говорит по-нашему, а его соплеменники – нет. Одет как простолюдин, – но держится в седле как рыцарь. Уверен, он что-то скрывает. – Быть может, он знатного рода? – предположила женщина, – или же вы думаете, что он шпион? – Доподлинно не знаю. Но следите за ним внимательно, чтобы нам не пришлось сожалеть о его обществе, как это вышло с карликом.       Джон, было, собрался уходить, но вновь повернулся к септе. – Через два дня Эйгон будет трапезничать с офицерами. Хочу, чтобы он был к этому готов.       Он вспомнил, насколько королю хотелось быть сопричастным к делам похода. Если так, то ему выдался хороший шанс сделать это, не рискуя жизнью.       На четвертый день случилось новое происшествие, на сей раз – с Амарфионом и разведчиками. Рано утром он как обычно присоединился к передовому дозору, чтобы показать дорогу. Во мгле они потеряли друг друга: солдаты битый час не могли найти мужчину. Но, прежде чем им пришлось бы возвращаться в лагерь без Амарфиона, сэр Утер Осгрей, командир отряда, будто бы слышал крик ястреба, как и тогда в бою, несколько дней назад. Если верить рыцарю, то, идя на крик, они и нашли Амарфиона, целого и невредимого, несмотря на то, что он оставался в одиночку. Узнав об этом, Тристан Риверс закатил Осгрею выволочку. – Ты, «сэр», едва не угробил нашего единственного проводника, и то, что он снова нашелся, не твоя заслуга, – упрямо сыпал он обвинениями в адрес Утера, – да ты кукольным театром распоряжаться не годишься, не то что головным дозором командовать. – Не будьте столь суровы к сэру Утеру, капитан, – сдержанно улыбнувшись, успокаивал Риверса Амарфион, – это ведь была моя ошибка, забраться далеко вперед и потерять его солдат из виду. Впору радоваться, что нам повезло и все обошлось.       Это и занимало мысли Коннингтона гораздо больше, чем оплошность Осгрея. Во мгле легко погибали вооруженные люди, а на чужаке не было ни единой царапины. По лагерю немедленно поползли разговоры: одни говорили, что их проводник несет божье благословение, другие же именовали его колдуном (только никак не могли решить, злым или нет).       На закате, когда был разбит лагерь, к солдатам решил обратиться капитан-генерал. Как повелось в эти дни, Гарри Стрикленда, когда он покидал шатер, сопровождал караул, собранный из рыцарей отряда, с головы до ног закованных в броню. Множество воинов, офицеры и солдаты наравне, сидели у костров, смывая спиртным дневную усталость и подкрепляясь причитающейся им порцией. Другие отдыхали, вернувшись с караулов. По приказу командира пропел горн, привлекая к нему внимание. – Солдаты Золотых Мечей, – как мог, напрягал глотку Бездомный Гарри, – мы провели здесь много дней, понесли еще больше потерь. Вместе мы истекали кровью и потом, прилагая все силы, чтобы выбраться в безопасное место. Мы дошли до предела. Но завтра мы покинем эту долину раз и навсегда!       Рев одобрения поднялся в ближайших к капитан-генералу рядах, подхваченный и теми, кто стояла позади. – Завтра мы позволим пить и пировать вдоволь. Вам выдадут полные порции еды и напитков, а к ночи, хвала богам, мы увидим и чистое небо. Пока что, парни, я хочу, чтобы вы хорошо отдохнули этой ночью, потому что впереди нас ждет последний рывок вперед!       Смех и радостные возгласы охватили лагерь, когда гонцы обошли все его уголки и сообщили тем, кто находился на постах. А Стрикленд вернулся в свой шатер, его примеру последовал и Джон. Но уснуть не мог, все его мысли занимал Амарфион. Проводник не только был знающим человеком, но и умудрился в одиночку уцелеть во мраке долины. Да, Грифону он был подозрителен, но помощь его была выше всех похвал. Без следопыта их путь по долине был бы намного опаснее. Но, несмотря на все это в глубине души Джон задавался вопросом, есть ли доля истины в слухах о колдовстве. Неестественная, отравленная местность вокруг; бродившие по ней пауки, что действительно могли сойти за демонов. Была ли в этих краях магия чем-то подлинно невероятным? Проклятые вопросы преследовали десницу, даже когда он смежил веки. «Это глупо», пытался лорд взять себя в руки, «нужно набраться сил, они понадобятся завтра». Когда покажется чистое небо, исчезнут все его тревоги. «Как только выберемся из долины, двинемся в Вестерос и утвердим Эйгона на Железном Троне». И Джон Коннингтон сможет умереть с чистой совестью.       Наступил долгожданный рассвет пятого дня, и Джон проснулся, разбуженный утренним холодом. Надетые платье и доспехи дурно пахли, как и он сам, как любой другой солдат в лагере. Никто не отваживался использовать отравленную воду для бани и стирки, а оставшиеся запасы воды были слишком ценными, чтобы так бездарно ими распоряжаться. Прежде чем одеть перчатку, десница осмотрел руку. Зараза распространялась еще быстрее, чем он ожидал: теперь уже почти весь указательный палец посерел и покрылся трескающейся твердокаменной коростой. Остальные пораженные пальцы тоже начали меняться: из пятерни на трех почернели ногти, остальные были на очереди. Перчатка вновь скрыла его болезнь от остального мира.       Снаружи поднявшиеся солдаты были поглощены завтраком у костров. Рыцари, которым прислуживали оруженосцы, уже закончили с трапезой. Джон же направился в шатер к королю. Над Эйгоном уже колдовала Лемора. Синие волосы юноши были зачесаны назад, он был одет все в те же черный шелковый плащ и добротные сапоги, которые были на нем, когда он впервые появился в лагере Золотых Мечей. На шее красовалось стальное ожерелье с тремя рубинами, подаренное ему Илирио. Увидев Джона, Эйгон вздрогнул – короля застали, когда септа затягивала на нем пояс с уже пристегнутым к нему мечом в ножнах. Наблюдавший за этим Дакфилд с трудом сдерживал улыбку. Но стоило деснице перевести взгляд на рыцаря, как тот взял себя в руки и вытянулся в струнку. – Довольно, леди Лемора, – сказал Грифон и потрепал Эйгона по плечу: – готов идти?       Юноша кивнул в ответ.       В шатре генерал-капитана собрались высшие офицеры отряда. Вошедших десницу и короля пытались приветствовать как подобает: кто-то кланялся, кто-то произнес «Ваше величество». Это было неизбежно. Хотя ранее Золотые Мечи служили Блэкфайрам, времена Мейлиса Ужасного давно прошли. Эйгон был первым настоящим королем, за которого сражались солдаты отряда. Стрикленд придержал юноше место во главе стола, сам сел слева от него, а Джон расположился от короля по правую руку.       Вскоре потекли вино и разговоры. Джон говорил мало, он был поглощен трапезой и наблюдением за Эйгоном. В свою очередь, король, кажется, наслаждался оказанным приемом. Сейчас он слушал рассказ меньшого Мадда о его участии в разгроме Ворон-Буревестников и Славных Кавалеров, когда Золотые Мечи осаждали мирийский форт в Цепи Ликаро – линии крепостей на границе континентальных владений Лисса с Миром, как пояснил Стрикленд. –Тогда отрядом командовал Черное Сердце. Ну, вот Тойн и послал нас с отцом командовать особым отрядом, который должен был ударить в уязвимое место форта. Шутка в том, что это были сортиры. По его расчетам через них несколько человек с крюками и веревками смогли бы влезть внутрь…– перевел меньшой Мадд дыхание, – значит, решил генерал-капитан, что именно нам, Маддам, предстоит лезть в этот «мармелад», пока остальные разыгрывают для врага представление, будто бы собираясь штурмовать стены. – Давай, пусть его милость узнает, чего стоят потомки короля Тристифера! – воскликнул старый Джон Мадд, поддерживая сына.       Сколько Джон себя помнил, Мадды всегда служили в отряде. В наемных отрядах можно было пользоваться любым именем, но к отцу и сыну избранная ложь прикипела накрепко. – Потому что, кабы вы, олухи, не справились, нам бы пришлось биться об стены взаправду, – вмешался Флауэрс, – хрен бы мы их там голодом заморили. – Полегче, сэр Франклин, – ухмыльнулся Мадд, – видите ли, Ваша милость, мирийский флот снабжал своих наемных песиков морем. Наши наниматели, лисенийцы, не могли вытеснить его из тех вод, сколько ни пытались. Как бы то ни было, когда отец и я повели людей туда, мирийцы оказались хитрее, чем мы думали. Выяснилось, что после того, как они захватили форт у лисенийцев, они закрыли и запечатали сортиры.       За столом уже понимающе улыбались. Мадд явно рассказывал эту байку не в первый раз. – Но отец решил, что нам нужно все равно как-то себя проявить. Оказалось, есть узенький проход прямо в гавань, из рук вон плохо заделанный пролом в стене. Стоило его разведать – и мы получили бы возможность застать врага врасплох. Перебравшись через стену, мы оказались внутри гавани. Тесная, маленькая, охраны немного. И тут, вдруг, смотрим, мечется там синеволосый хре…– резко прервался наемник и посмотрел на Эйгона. Возникла нелегкая пауза. Но король вскинул брови и звонко рассмеялся. – Продолжайте ваш рассказ, сэр, так велит вам ваш король. – Как будет угодно Вашему величеству, – сникла прежняя самоуверенность Джона Меньшого, – значит, проникли мы в гавань. А синеволосый тип оказался командиром Ворон-Буревестников. Этот ублюдок убил одного из наших, прежде чем мы выбили ему зубы и утащили с собой. Меня он тоже достал кинжалом, но лекарь об этом позаботился. После того, как им сожгли гавань, захватили в плен командира и перекрыли путь наружу, Вороны-Буревестники переменили сторону, да и Кавалеры своего названия тоже не оправдали, – словно заправский придворный, с гордо поднятой головой окончил речь Мадд и удостоился королевской улыбки. – Надеюсь, сэр, вы вновь проявите подобную смекалку, когда мы вступим в пределы Семи Королевств, и я вновь подниму мое знамя, – сказал Эйгон.       Разговор продолжался, пока командиров не прервал звон кольчуги, стучащей по стальным поножам. В шатер явился Вирр-«Кислая Мина», знаменосец генерал-капитана и охранник его шатра. Этот суровый лисениец сообщил, что с офицерами срочно желает поговорить Амарфион. – Передай нашему проводнику, что я сам его выслушаю, – ответил Джон. – Не вижу смысла, чтобы не пустить его. Пусть напрямую нам все скажет, – махнул рукой Бездомный Гарри. Коннингтон вперил в него холодный взгляд. – Здесь сам король, а ты собрался запустить сюда чужака, намерений которого мы не знаем? – резко спросил он. Может, Стрикленд и боялся битв, но должно же было ему хватать ума не разглашать личность Эйгона. «До этого он уже выдал мальчика, ему снова на эти грабли наступить – раз плюнуть» – Лорд Коннингтон, – принялся гладко стелить Маар, – подумайте, если ваш проводник шпион, то он попросту мог бы бросить нас здесь. Что-то не вижу смысла шпиону нам помогать. – Пусть войдет, – молвил Эйгон, – опасность мне не грозит. Если этот человек намерен мне навредить, я уверен, что ваши мечи сослужат мне столь же верно, как и клинок лорда-командующего гвардии.       И юноша оглянулся через плечо на сэра Ролли.       Флауэрс одобрительно рассмеялся и заразил остальных. Джон даже не видел их лиц, до того мрачно стало у него на душе. Но теперь уже не было смысла возражать. «Мальчишка, что, хочет показать зубы перед офицерами?»       Пропущенный внутрь Амарфион перемещался торопливыми шагами. – Милорды, срочное дело, – предельно серьезно обратился к ним проводник, – нужно снова выступать, и не мешкать. Я разведал местность вокруг лагеря, путь в последние несколько лиг из долины чист. Но полчища пауков уже наступают нам на пятки. Нужно уходить, пока они не напали. – Но они не трогали нас на протяжении нескольких дней, только тревожили фланги. Зачем же им навалиться сейчас? – задался вопросом чернокожий Балак. – И если они так близко, что вы их обнаружили, то почему их не видел никто из наших дозорных?! – потребовал объяснений Ласвелл Пик. – Да, я не видел самих пауков, – поднял руки Амарфион, – но видел тени. Позади нас сгущается тьма. Это знак, на который нельзя не обратить внимания. Обитатели этой долины собрались пожрать все, до чего дотянутся, прежде чем мы сбежим. – Уходим, – поддержал его Риверс, – последний раз, когда они напали, это моим людям пришлось вынести на себе всю тяжесть боя. И я не хочу, чтобы это повторилось снова. Наш проводник прав: замешкаемся - погибнут люди.       Амарфион одарил рыцаря взглядом и кивком. Согласился с ним и Джон, его примеру последовали остальные собравшиеся. – До Печальной Обители остались несколько часов пешком. Обещаю вам, до захода солнца над вами будет уже чистое небо, – оглядел собравшихся дикарь. И Джон был готов поклясться, что взгляд проводника задержался на сидевшем во главе стола короле.       Золотые Мечи бросились в свой последний рывок прочь из Нан-Дунгортеба. Оглядываясь вокруг, Джон действительно понял, что имел в виду проводник, призывая их уходить. За пределами бивуаков отряда словно слились воедино все туманы и тени проклятой долины: через эту плотную массу не проникал ни один луч света. Подобная туше выброшенного на берег левиафана, сползала с горных вершин севера тьма, и медленно катилась вперед словно пожирая твердь на своем пути. Воздух вокруг стал еще более спертым и душным; ледяной ветер, пронзительно и мерзко завывая, подул из глубины лощины, расплескав золотые знамена. Нещадно трепал он всякий лоскут материи на своем пути, и Джону пришлось покрепче ухватиться за полы плаща, едва не сорванного с плеч. На лицах многих солдат явно читался ужас. Сердце Джона бешено колотилось, кровь холодела от страха. Даже Амарфион выглядел взволнованным. – Помогай нам боги, – пробормотал Стрикленд. – Пауки будут орудовать под покровом тьмы, – еще серьезнее сделался проводник, – не стоит оставлять никого позади, как это вы сделали с заслоном сэра Тристрана. То, что приближается, людям просто не сдержать.       Грифон сильно сомневался, что вообще найдется хоть один доброволец для подобной задачи.       И начался торопливый марш, больше похожий на бегство. Люди и животные двигались вперед со всей мочи, в надежде убежать от медленно надвигающейся угрозы.       Прежде казавшиеся бесконечными, тянувшиеся вокруг холмы и обрывистые склоны вдруг исчезли, окутанные сгустившейся мглой. Солнце уже взошло, но где оно на небосклоне - понять было совершенно невозможно: тьма поглотила его целиком. Голова и веки тяжелели, накатывала сонливость. Джон чувствовал себя словно прикованный узник с завязанными глазами. – Такова Нан-Дунгортеб. Измотает вас, чтобы пауки вами полакомились, – прозвучал во мгле громкий голос Амарфиона, – держитесь. Сопротивляйтесь ей!       И эхо его возгласа раскатилось по долине.       Но мысли Коннингтона были устремлены к Эйгону. «Я подвел отца, но не подведу сына. И никакое колдовство меня не остановит». – Трубите в рога! – приказал он, – держать строй!       Громко пела медь фанфар и рогов, словно бросая вызов окружающей тьме, их нестройные оглушительные звуки гнали прочь мертвенную тишину окрестных земель. Амарфион ехал впереди, указывая дорогу дальше, но вдруг исчез из виду. Авангард поспешил за ним. Прежняя стоянка, где они провели прошлую ночь, давно осталась позади, утонула в тумане. Дорога петляла по холмам и склонам, теряясь из виду. Милю за милей двигался отряд по крутой и скалистой местности, а тьма неотступно следовала за ними. Но если прежде марш совершался с большей осторожностью, то теперь, когда на них навалился кромешный мрак, на это времени не было. Наконец, почва стала мягче, крутые горные склоны уступили место пологим холмам. Впереди показались стекающие с севера ручейки. Вернувшийся Амарфион погнал лошадь к Джону. – Мы почти выбрались, – доложил он, – но будьте начеку. Окажемся в безопасности только когда пересечем реку.       Под завывания ветра за спиной Золотые Мечи выбрались туда, где заканчивались холмы и где начал рассеиваться туман. Когда окружающий мир вновь обрел формы, вдалеке смутно показался речной поток. Река Миндеб, так Амарфион ее называл. Меньше трех миль отделяло армию от её вод, от спасения из этого ада. Когда знамена Золотых Мечей показались на склонах последней гряды, и перед солдатами открылась дорога к реке, грянул всеобщий возглас ликования, заглушив все звуки вокруг – прежде чем вновь протрубили рога, подавая сигнал остальным подразделениям отряда. Но тысячи голосов уже подхватили радостный клич у сотен авангарда. И шли вперед с удвоенным рвением. Хоть тьма все еще висела на хвосте, Грифон чувствовал воодушевление. Сквозь мглу уже стало видно солнце: было хорошо за полдень. Долина не стала им погибелью, она была всего лишь еще одним испытанием на пути, что вел Эйгона к престолу. Но радоваться было еще рано: опасность все еще таилась позади. Об этом напоминали ползущий по долине мрак и устрашающий рев ветра. – Давайте, парни! С душой! Удвоим темп! – понукал солдат разъезжающий взад и вперед вдоль строя Мандрейк, – пока Неведомый нас в саван свой не укутал!       На последней миле похода кто-то начал мурлыкать мотивчик, скоро превратившийся в сдавленное бормотание, а затем и в настоящую песню. То были мрачные вирши, особенно распространенные среди уроженцев Вестероса, изгнанных в Эссос. Черному Сердцу они были по нраву, он часто тянул эту мелодию, когда ехал верхом или готовился к бою.

Неведомый на вороном по полю скачет, Под капюшон свой лик ужасный прячет. Когда солдаты в битву маршируют, Он вслед за ними на костях пирует.

      Перемежаемый шлепаньем ног и копыт по грязи, мрачный хор наемников, нещадно драл глотки, переходя к следующему куплету:

А вот Неведомый приехал к нам на чалом, Красив как Дева в свете зорьки алой. На празднике в прелестниц хороводе Танцует он при всем четном народе.

      Под звуки рогов, с песней шли все дальше и дальше, пока авангард, оставив позади товарищей по отряду, не вышел к берегу Миндеба. Там торчали остатки некогда крепкого каменного моста, давно обрушившегося и с тех пор не знавшего починки. Не будь времени в обрез, солдаты, быть может, смогли бы замостить провалы досками, но, даже будь у них время на подобное, Джон сомневался, что конструкция выдержит слонов. –Вода из реки пригодна для питья? – спросил он проводника. – Да, – кивнул Амарфион, – отличие от ручьев Нан-Дунгортеба её воды не берут начало в Горах Ужаса. Что не могло не радовать: отряду требовалось много воды и можно было переправляться без риска отравить собственных солдат. Развернувшись к офицерам, Джон принялся раздавать указания. – Пошлите за королем и его охраной. Его Величество пересечет реку первым, сразу после того, как наши разъезды займут противоположный берег. Слонов и запасных лошадей вперед, загоните их в воду в самом узком месте реки – пусть сдерживают своими телами поток, пока пехота переправляется вброд. Арьергарду удерживать наш берег, пока не подойдут основные силы отряда. – Точь в точь как на Нойне, лорд Коннингтон, – согласился сэр Марк, – соберу людей под это дело.       Пока шла подготовка, Джон развернул коня к западному берегу Миндеба, по которому уже сновали первые отряды конной разведки во главе с их проводником. Печальная обитель, так называл это место Амарфион. Мало что можно было сказать об этом месте, кроме как то, что оно совсем не походило на долину. Там в изобилии росли камыш и высокая луговая трава, густой зеленый мох покрывал скользкие камни. Та же немногая растительность, что росла у них под ногами, была низенькой, чахлой и болезненной.       Эйгон и его свита вскоре проследовали за разъездами. Когда он пересекал реку, ветер раздувал украшенное драконом знамя Таргариенов, в глаза бросался и белый плащ Ролли Дакфилда. «Алый дракон Таргариенов над бурной рекой, рыцарь в белом плаще». На миг Джон подумал о Трезубце, сражении, которого он никогда не видел. О месте, которое молва прозвала Рубиновым Бродом. Только когда штандарт переправился через реку на безопасный берег, он вздохнул с облегчением.       Наконец, вперед пропустили ведомых погонщиками слонов. Но как только звери увидели реку, то принялись трубить и едва не вышли из повиновения. Шеренгам пехоты пришлось расступаться в страхе перед их напором. Ведь на протяжении похода толстокожим приходилось довольствоваться теми запасами жидкости, которые отряд заготовил в Волантисе. Теперь же они вдоволь пили свежую воду, пока их осторожно вели в узость потока. Упершись толстыми, как ствол дерева, ножищами в речное дно, огромные создания уверенно встали посреди течения, усмиряя его натиск. За ними загнали табун запасных лошадей, сдерживать то, что пропускала слоновья дамба. Живые волноломы сделали свое дело, образовался мелководный брод. И снова среди наемников поднялось ликование.       Первые пехотинцы под пение рогов двинулись на противоположный берег, вода доставала им до щиколоток. Но лучше любого командирского окрика погоняло их вперед завывание урагана. Мгла позади и не думала останавливаться, она была все ближе – и окружающий мир снова погрузился в темноту. За пешими последовали и конники, а сразу после них – беглецы, племя Амарфиона, те, кому удалось пробиться. Шесть сотен беженцев, сгрудившись в кучу, с подозрением смотрели на окружавших их воинов. Амарфион говорил, будто бы они и их предводительница леди Медлин остались довольны наказанием навредивших им наемников, но теперь уже они им не доверяли. Теперь уже это ничего не значило, Джон не собирался тащить за собой в Вестерос шестьсот лишних ртов.       Ураган крепчал, теперь он гнал с собой смрад. И не только его. Черная туча уже почти надвинулась, чтобы их поглотить. Сигналы тревоги зазвучали в хвосте походной колонны, оттуда стали слышны крики. – Без паники! Сохранять строй! – приказал Мандрейк.       Но все это было напрасно. Все больше и больше наемных мечей торопилось вступить в поток. Джон оставался на восточном берегу, наблюдая за отступлением. Он схватился за меч. Вокруг стало темно; непроницаемая сердцевина черного нечто была всего в паре миль от них. Коннингтон чувствовал, как волнуется кобыла под седлом: все, что хотелось животному, так это сбежать прочь. Лорд стиснул поводья, удерживая лошадь на месте. Другим всадникам повезло меньше – их охваченные ужасом кони пустились в бегство к реке, унося беспомощных всадников или выбрасывая их из седел. Мертвой хваткой вцепившись в поводья, десница вглядывался во мглу, пытаясь разглядеть, что же кроется за ее покровов.       Он не увидел ничего. Ни тумана, ни даже пауков. Джон смотрел в темноту. И увидел там только тьму. Такая, должно быть, царила в межзвездной пустоте. Холодок пробежал по его спине, он замер как вкопанный – а вокруг рушился боевой порядок Золотых Мечей.       Конский топот вывел десницу из оцепенения – к нему галопом летел серый конек-горбунок Амарфиона. Его стоявший в стременах всадник походил на смутный лучик света в окружавшем царстве тьмы. – Лорд Коннингтон! – кричал он в темноте, – сюда! За мной!       Джон огляделся. Мало кто уже оставался на восточном берегу реки, почти все бежали через Миндеб. Слоны и лошади живой дамбы тоже начали выбираться туда. А Джон слепо следовал за силуэтом Амарфиона сквозь темноту, среди шума реки, криков людей, рева слонов и ржания лошадей. Его кобыла двигалась почти сама по себе, Грифон едва ей управлял. Хотя казалось, что переправа растянулась на часы, на самом деле заняла она совсем немного. Животные и последние из людей выбрались на сушу из воды. И, несмотря на весь хаос, большинство отряда успешно переправилось. На вершине холма Джон увидел золотое знамя с подвешенными черепами, а рядом – штандарт с трехглавым драконом. Стоявший под ним Эйгон, завидев десницу, поспешил под гору ему навстречу. – Ты напугал меня, Гриф, – с явным облегчением сказал король, не спуская обеспокоенного взгляда с наставника, – думал, ты пропал там в тумане…       Юноше явно пришлось несладко. Джон лишь устало поклонился и спешился; у него ломило все тело от смертельной усталости. Эйгон подал ему руку. – Прикажу, чтобы за тобой кто-нибудь присмотрел. – Мы сделали это, Ваше Величество, – перевел дух Коннингтон, – вырвались из долины. Туда, где чистое небо. И можем продолжать путь – в Вестерос… Обещаю, мы не подведем.       «Подвел отца – не подведу сына», повторял он про себя.       Настал вечер. Вдали от проклятой долины, за пределами ее досягаемости устрашающая мгла рассеивалась на глазах, в то время как Золотые Мечи разбивали лагерь для ночлега. Печальная Обитель представляла из себя обширный и пустынный край. Теперь Джона окружали равнины и перелески, холмы и ручьи. Вокруг было полно дичи, лучники Балака уже с головой погрузились в охоту. Другие же солдаты набирали воду впрок из чистых ключей или собирали фураж. Амарфион обещал командирам, что за рекой они будут в безопасности, и твари из долины не нанесут им вреда. – Продолжайте поддерживать караулы. Но пауки все равно не отважатся покинуть своих охотничьих угодий, – заверял он офицеров отряда.       Сколь уныл ни был этот край, после пытки Нан-Дунгортебом он казался спасительной тихой гаванью. Но несмотря на все беды и утраты нельзя было терять из виду главной цели похода. «Если все пойдет как надо, то ночью можно будет посмотреть на звезды и отыскать нам путь».       Наконец, солнце скрылось на западе. Его закат, раскрасивший небо всеми оттенками красного, оранжевого и фиолетового, за многие годы показался Коннингтону самым прекрасным. За прошедшие дни он уже успел забыть, каковы они, восход и закат – за завесой тумана и мглы можно было разглядеть лишь их леденящие подобия. Первые дозоры зажгли факелы и выдвинулись на посты, нарушая тишину наступившей ночи, холодной – но принесшей облегчение и передышку в стан наемников. У палаток и костров измотанные и напуганные пережитым люди, тем не менее, ели и пили, как заведено. Офицеры смешались с рядовыми. В шатре генерал-капитана Бездомный Гарри поднимал тост за тостом – в честь короля, его десницы и товарищей по отряду. Но Коннингтон рано покинул торжество в надежде разглядеть звезды.       Устремившись в ночное небо, на тысячи рассеянных по небосводу огоньков, взор Джона искал знакомые созвездия: Корону Короля, Ледяного Дракона, Фонарь Старицы или Меч Зари. Те, что указали бы им путь домой в Вестерос.       И не находил их.       Лишь чужие звезды светили в ответ, да снова гремел в ушах колокольный звон.