Где-то там далеко

      Чиюки просыпается, а сердце заходится в таком бешеном ритме, будто готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Картинка перед глазами долго не хочет проявляться. Белое пятно плывёт, смешивается с розовым, когда взгляд опускается на постель. Рука продолжает держаться за одеяло, окаменела. Никак не хочет отпускать.       Что было вчера? А позавчера? Какой сейчас год? День?       Приятный свежий воздух проникает в окно и заполняет лёгкие, которые раньше будто и не дышали. Странные ощущения.       Почему она здесь? Что происходит?       Девушка быстро моргает, и в изголовье кровати прорисовываются две фигурки. Точнее, это две игрушки. Плюшевые, маленькие. Улыбающиеся дети — мальчик и девочка. При взгляде на них внутри теплеет, как при встрече с давно забытыми друзьями.

— Мы ещё встретимся? — Кто знает. В ответ звучал холодный мужской голос. Несмотря на безэмоциональность, было в нём что-то такое, заставлявшее душу трепетать.

      Эти игрушки — персонажи из детской книги. Чиюки вспоминает. Она любила её читать, когда была совсем маленькой. Лежат на тёмном дереве кровати. Погодите-ка. Девушка сонно осматривается. Знакомое дерево за окном. Занавески, приятные на ощупь, она помнит, едва колышатся от лёгкого дуновения ветра. Шкафы, стоящие вдоль светлых стен. На полках видно фотографии, — Чиюки замечает на них себя — всякие безделушки, книги, — не без знакомой, той, что со сказкой, — награды за… фигурное катание.       Ком встаёт в горле. Ох. И как она могла просто взять и забыть?       Она ведь дома. Так где же она была раньше?       Девушка отодвигает одеяло в сторону. Напрягает мышцы тела, перемещается к краю кровати, чтобы поставить ноги на пол, — точнее, на ковёр, она же помнит. (Да, она наконец-то помнит, Боже. Что же это было?) Но стоит ей соприкоснуться с шершавой поверхностью и привстать, как ноги подкашиваются, а Чиюки падает. Мышца ощущается как растянутая пластинка жевательной резинки. Колено же воет так, словно по нему со всей дьявольской силы ударили молотком. Конечно. После такого столкновения с полом-то.       Наверное, она ещё не вспомнила всё. Сегодня же самое обычное утро. Такое же, как и всегда. Так в чём проблема?       Так трудно проснуться? Оторваться от сновидения? Может, что-то её там удерживает?

— Люди хрупкие.

      Голос звучит некстати. Кому он принадлежит? Всё тот же холодок.

— Ты сам как фарфоровая кукла.

      А эта фраза точно звучала следом. И Чиюки сама её произносила. Только вот кажется, что в начале было ещё… имя. Чьё же?

— Тебе надо быть осторожнее. — Снова как удар по сердцу. Пронзительный взгляд, заглядывающий в саму душу. Как полёт огонька внутрь грудной клетки. Как теплые объятия в спокойный вечер. Земные. Человеческие.

      Кто это был?       Голос так врезается в беспрерывный поток мыслей, что девушка забывает про боль. Она снова замирает, широко распахнув глаза и то и дело делая глубокие вздохи.       Хочется услышать его снова. Увидеть.       — Милая, что с тобой? — Картинка перед глазами рассыпается, Чиюки поворачивается на звук. Из-за двери обеспокоенно выглядывает её мать. — Всё… хорошо?       Кажется, выражение лица девушки сейчас выдаёт её мысли с головой.       — Да, — кивает она. Несколько раз и дёргано. Не может сконцентрироваться.       — Давай я помогу тебе. — Женщина проходит вглубь комнаты, приподнимает руку и протягивает её навстречу дочери, но та резко отвечает:       — Я справлюсь, спасибо. — И смотрит, смотрит куда-то перед собой, лишь бы не разорвать хрупкий переход между мирами.       Мать долго её рассматривает. Но ничего не говорит и вскоре неуверенно произносит:       — Приходи на завтрак. — Дверь почти закрывается, однако через пару секунд Чиюки снова видит мамино лицо. — И не забывай, пожалуйста, про костыли.       Точно. Взгляд отрывается от двери и перемещается на стул у кровати, на котором лежат они. Костыли, с которыми теперь Чиюки вряд ли расстанется.       Она забыла про них. Значит, там, где она была… там она была здорова.

— Береги свою жизнь, Чиюки, — слышится фраза сквозь следующий сон, который не похож на предыдущий. Он самый обыкновенный. И его будет легко вспомнить на утро. — И не совершай глупостей. — А ещё этот сон впускает в себя частичку другого. — Прости! — отдаётся многочисленным эхом в голове. Раскаяние. Громкий долгий плач, полный сожаления. Горячие — раскалённые до тающего фарфора — слёзы на щеках. И его крик. Его дрожащий голос. Холодный воздух места, где царит лишь темнота и одиночество. Его руки, крепко обнимающие. И несвязный шёпот, всхлипы совсем рядом.

      Чиюки снова просыпается от звона собственного плача в ушах. День за днём.       Она не понимает, было ли что-то между ними или нет. Так странно рассуждать о том, кого даже вспомнить не можешь.       Впрочем, однажды как раз происходит то, что должно было рано или поздно произойти. То, что расставляет всё по своим местам.       Секунда — и из головы напрочь вылетает всё, что происходило ранее утром. В лицо бьют лучи солнца, а Чиюки идёт по многолюдной улице. Где-то в одной стороне шумят машины, в другой же слышатся бесконечные разговоры людей. Музыка. Смех. Крики. Снова музыка. Но посторонние звуки начинают потихоньку угасать. Потому что впереди она видит то, что искала так давно. Тот самый голос. Его обладатель.       Розоватые глаза попадают в плен голубых. Ярких. Нет, они не голубые. Бирюзовые. С узором на радужке. Сперва озадаченные, но постепенно теплеющие.       Она старательно опирается на костыли, идёт вперёд. Пару раз спотыкается, но всё равно продолжает идти, не в силах оторвать взгляда.       Встаёт напротив него. Замирает. Всё внутри замирает — даже воздух перестаёт поступать. Она словно задыхается и не задыхается одновременно. Холодок пробирает от головы до ступней. Руки уже еле удерживают костыли из-за своей дрожи.       Теперь она вспомнила.       — Деким.       Может, они встретились не в том месте и не в то время, как обычно виделись. Может, это против правил. Может, он сейчас просто возьмёт и растает. Из-за этого всё сливается в один флакон — и страх, и тоска, и радость, и волнение. А Чиюки не может перестать бегать глазами по его бледному лицу. Будто он сейчас действительно пропадёт, а она всё снова забудет. Только теперь уже не вспомнит.       Но он тянется своей ладонью к её лицу. Слегка, как раньше, ласково касается кончиками пальцев её щеки, и произносит:       — Чиюки.

— Я буду помнить, — сказала она с улыбкой сквозь слёзы. — Когда ты проснешься, то, скорее всего, забудешь большую часть того, что с тобой происходило. — Он, так же грустно улыбнувшись в ответ, покачал головой. — Я буду верить, что КвинДеким где-то там. Где-то там далеко-далеко. Я буду верить.