Направляясь в Остагар

***

      По пути в Остагар, Серый Страж Дункан наблюдал за рекрутом из эльфинажа. Выводы его были неутешительны.       Владение двумя кинжалами подразумевает некоторые особенности поведения. Наскоки, быстрые удары, когда не ждут, осторожное наблюдение и никакой жалости. Малисент Табрис именно так общался с любым «шемом», которого встречал. Он ненавидел людей до стиснутых зубов и бил не раздумывая. Его атаки были стремительны и никогда «в лоб».       Дункан подозревал, что его общество будущий Страж терпит только из-за того, что он был знакомым старосты эльфинажа. Дункан хотел понять, почему так, и помочь, да только разбойники не умеют подпускать близко без угрозы для жизни. Малисент извергался желчью и ядом по любому поводу, цинично комментировал всё происходящее и совершенно точно не хотел, чтобы ему помогали, а особенно — человек. Дункан быстро отступил, приняв правила игры, и не трогал рекрута без надобности. Путь до Остагара предстоял чертовски долгий, разругаться они успеют.       Составить компанию Серому Стражу хотели многие путники, полагая, что так будет безопаснее, но Малисент быстро настраивал случайных спутников против себя. Дункан пытался объяснить эльфу, что грубить каждому встречному не обязательно, в конце концов, он всю оставшуюся жизнь (если переживет Посвящение) посвятит защите мира от порождений тьмы и мог бы снисходительнее относиться к окружающим. Малисент, разумеется, его речь пропустил мимо ушей.       Он не искал компании, предпочитая оставаться в стороне во время недолгих привалов, угрюмо смотря перед собой и скалясь на любого, кто нарушал его одиночество. Дункан не спешил его трогать, но долг Стража вменял ему рассказать рекруту самое основное про орден. Он подозревал, что в эльфинажах про Серых Стражей не слышали, они для городских не больше, чем легенды далёкого прошлого, к которым всегда было мало доверия. Табрис сначала не желал его слушать, демонстративно прижав острые уши к голове, показывая, что ему совсем неинтересно. Терпение у Дункана было железным, поэтому он продолжил говорить, пока Табрис, измученный скукой, не начал слушать. Оказывается, когда эльфу интересно, он приподнимает уши, словно мабари.       Рассказать много Дункан не мог и скоро начал рассказывать о себе и о том, как познакомился со старостой Валендрианом и матерью Малисента. Ему показалось, что в один момент эльф чуть не заплакал, но сделал вид, что не заметил, чтобы чужая гордость не пострадала. Тогда Дункан решил, что его подпустили достаточно близко, чтобы возникло доверие, хрупкое, но способное стать крепче, если постараться.       Случай укрепить возникшее доверие представился через пару дней. Табрис, глядя на костёр, неторопливо, даже смакуя, как хлебец с сахаром, рассказывал про детство в эльфинаже, сестру Шианни и братца Сориса, про начавшие меркнуть воспоминания о матери, с огненно-рыжими волосами и ласковыми руками, которые могли приласкать и убить при надобности.       Он рассказывал, а Дункан видел слёзы, который эльф и не пытался вытереть или скрыть. Тогда Дункан понял, что Табрис вовсе не озлобленный. Он просто ребёнок, которого злая шутка судьбы привела к нему.       Путь до Остагара предстоял долгий. Дункан уже не сомневался, что Малисент переживёт Посвящение. Подобные ему способны выкарабкаться из самой зловонной ямы, в которую их толкают со смехом.