Солнце и червяк

Ставрогин расхаживал по комнате в волнении, поглядывая на неподвижную фигуру друга. Он накрыл Верховенского пледом, снял с него рубашку, приглушил свет и поставил чайник. Прежде ему не приходилось ухаживать за больными. Тем более бредящими. Он развел воду с уксусом, намочил платок и положил его на горячий, как угли, лоб. - Что ж ты так? - Приговаривал Ставрогин. - Я даже и не знаю, чем тебе ещё помочь... Веки Петра тяжело поднялись, взгляд был затуманенный, будто пустой. Ставрогин сунул руку под плед, нащупал в этом пекле мокрый градусник и вынул на свет. Внутри что-то ёкнуло от неожиданности - ртутная полосочка доползла до сорока градусов.       - Скорую, - твердо заключил Николай.       - Не надо скорую! Все будет хорошо. Со мной бывает такое. Дай мне жаропонижающее и все мигом пройдет, - залепетал Петр.       - Я уже давал тебе жаропонижающее час назад. Петр через силу сел. В глазах вдруг потемнело, конечности онемели. Он снова лег. Ставрогин между тем уже начинал злиться.       - Где, черт возьми, телефонная трубка? Петр пожал плечами, будто обращались к нему. Николай вспомнил про чайник и вышел в кухню. Там он и нашел телефонную трубку, но позвонить у него не вышло. Он на ощупь вернулся в комнату с больным и напряжённо прислушивался. Послышалось быстрое тяжёлое дыхание - жив.       - Помнишь, как я Федьке в школе куртку распорол? - послышался слабый голос Петра. - Я ведь знал, что он в бедности с бабкой своей живёт... Он обманул меня... Поделом ему... Было.       - Что ты несёшь? - Ставрогин сел рядом с ним на диван.       - А помнишь, как я эту девчонку... Как ее? Не суть. Помнишь, как она мне в чувствах призналась на твоём дне рождения? (он усмехнулся) Она затянула меня за угол и все-все рассказала о том, как влюблена... Николай улыбнулся.       - Да. А ты, чертик, поцеловал ее и укусил до крови.       - И смеялся ей вслед, - важным пунктом добавил Петр. - Она так испугалась.       - Да уж, - Николай придался воспоминаниям. - Помню как ты, целясь в Шатова, зарядил мячом в голову Кириллова. У бедного кровь носом пошла. Да так сильно, что все перепугались, даже учительница. Вот крику-то было. Мне тогда тебя даже жаль стало. Это в классе шестом было?       - Пятом.       - Гляди-ка, - удивился Николай, снова улыбнувшись, - помнит. Как зовут-то тебя, ты ещё помнишь? Послышался слабый смешок.       - Ленин. Николай серьезно поглядел в сторону друга, задумавшись. Повисло молчание. От Верховенского будто бы горячий пар исходил. Николай положил ладонь ему на колено.       - Ты бредил минут пятнадцать назад... Петр удивлённо промычал.       - Ты отца звал своего... Повисла давящая тишина. Николай всё ещё прислушивался к слабому дыханию друга. Через пару минут он опомнился и понял, что дыхания не слышно. Он рывком наклонился к его лицу, прислушиваясь. Дышал. Очень слабо, но дышал. Зажглась лампа. Николая ослепило, он протер глаза и посмотрел на лицо Петра: брови домиком, глаза закрыты, на щеках... застыли слезы. Николай вытер горячие капли тыльной стороной ладони и поспешил к телефону.