ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

…Артемис вздрогнул и проснулся, сам не зная, отчего. Впрочем, уже через мгновение слабое колебание воздуха поведало ему обо всем. В комнате стало на пару градусов прохладнее и едва ощутимо запахло снегом. Кот недовольно дернул ухом и понимающе вздохнул про себя. Ну, разумеется. И кто бы это еще мог быть?.. Опять, значит… Не шевелясь, он чуть-чуть приоткрыл глаз – ровно настолько, чтобы видеть происходящее. Над его спящей хозяйкой склонилась знакомая светловолосая фигура – бесшумно, как тень. Осторожная рука провела по рассыпавшимся золотым волосам, бережно, едва касаясь, пригладила спутанную прядь. Замерла в нескольких миллиметрах от щеки… И отстранилась. Белый кот снова мысленно вздохнул. И вот третью ночь уже так! Придет, стоит и смотрит, смотрит… И как смотрит-то!.. Как на блюдце со сливками, которое тронуть нельзя – но ОЧЕНЬ хочется. И молчит. Только до волос дотронется иногда – и все. А Мина потом просыпается чуть свет и бродит по комнате, как потерявшийся котенок… Третий вздох у Артемиса уже грозил перерасти из мысленного в настоящий. Ну вот зачем, скажите, зачем эти двое так друг друга мучают?!.. …Иногда люди все-таки бывают такими странными… …Она прекрасна. Она все так же прекрасна – так, что больно дышать. Как и в ту, первую ночь в дворцовом саду Терры… И ведь сколько всего было потом! Война, пепел, кровь, смерть, тьма и забвение – и время, мстительное время! – а эта золотая красота пережила все и вновь расцвела. Теплая, солнечная. Живая… Кунсайт склонился над головой спящей, впитывая шелест ее дыхания, едва уловимый аромат кожи. Мина лежала, беспокойно разметавшись на постели. Волосы рассыпались вокруг ее головы облаком бледного огня, а брови были страдальчески сведены. Опять ей что-то снится. Что-то тревожное… Он осторожно провел рукой над лицом девушки, не касаясь ее, стирая тени кошмара из ее мыслей. Она глубоко вздохнула и медленно расслабилась. Лорд льда еще несколько минут внимательно вглядывался в ее черты. Они были спокойны, и он позволил себе улыбнуться. Хотя бы во сне он может защитить ее… Медвяный запах ее волос, ровный ритм дыхания убаюкивали. Она всегда умела успокоить его и стереть тревоги. Каждый раз, когда он приезжал к ней после своих военных заданий… …Золотая Венера по праву слыла одной из красивейших планет Системы. Хотя девять десятых суши занимали степи, а крупные города можно было пересчитать по пальцам одной руки, она вовсе не казалась однообразной. Здесь властвовал ветер. Часами, днями, веками он пел свои протяжные песни – то радостные, то скорбные. Дни здесь были горячими и пахнущими полынью, а ночи… Ночи казались ожившими снами. Степные травы в свете звезд казались невесомо-призрачными, как облака. Возникало ощущение, что весь мир плывет в искрящемся мареве цвета жемчуга… Здесь был покой. И ветер. И ничего, кроме покоя и ветра. И это было прекрасно. …Высокие травы тихо поют вокруг. Его голова лежит на ее коленях, и тонкие пальчики перебирают и разглаживают густые серебряные пряди волос. Легко-легко проводят по лицу, снимая напряжение. – Ты опять устал, мой воин. Неужели на Земле никогда не наступит покой? – Не знаю, Золотая… – он касается губами ее пальцев. – Знаю одно: это мой дом. И буду сражаться за него… любой ценой. – Ты любишь Землю, – тихо говорит она. – Да, люблю, – он закрывает глаза. – И холодное море, и лед, и северный ветер. Это моя родина. – Я тоже люблю степь… – Она вздыхает. – Люблю, как она поет по ночам. Это… как колыбельная. Как сказка – каждый раз новая… А ты? – неожиданно спрашивает она. – Какие у тебя были сказки? Наверное, он напрягается чуть больше, чем следует, потому что она замирает и осторожно кладет ладошку ему на грудь. – Кун?.. – Моей сказкой была война, Золотая. – Он накрывает ее руку своей, чтобы успокоить. – Свист стрел. Звон мечей. Крики боя… Я… не помню других колыбельных. Она тихо, прерывисто вздыхает. На его щеку падает теплая капля. Она плачет? Плачет… из-за него?.. – Не жалей меня, Золотая. – Он осторожно касается ее ресниц. – Те раны давно зажили. – Но они еще болят, – тихо говорит она. – Я… чувствую твою боль. И мне больно тоже… – Не надо… – он стирает влагу с ее щеки. – Не плачь… Губы под его пальцами вздрагивают и пытаются улыбнуться. – Неужели в твоей жизни не было ни одной сказки, мой воин? Ни одного чуда? Он тихо смеется. – Теперь есть. Ты. Она склоняет к нему голову. Длинные волосы золотым шатром укрывают их от мира… …А вокруг медленно сгущается вечер. Облака на горизонте наливаются теплым розовым светом, аромат цветущих трав становится крепче и слаще. Небо раскинулось в высоте, огромное, просторное, сонное… Тонкие руки ложатся ему на лоб: – Ты устал. Ты спи. – Она накрывает его глаза ладонью, и начинает тихо напевать – на каком-то незнакомом, переливчатом языке. – Как красиво, Золотая… – Ш-ш… Спи… – Тонкий пальчик прижимается к его губам. – У тебя тоже будет колыбельная. Настоящая… И прозрачный голос летит над колышущейся степью, шелковой лентой вьется по ветру, плетет напев, вечный, как небо, и прихотливый, как бег дикого коня. И золотистые травы подпевают словам, простым и древним, как время. И на целые мили вокруг – никого. Только степь. И ветер. И Минория. А теперь там раскаленная лава и кислотные облака, разъедающие даже камень. Кипящая атмосфера. Неимоверные температуры, которых не вынесет ничто живое. Теперь планета мертва. И он приложил к этому руку. Он не смог защитить ее сказочный мир. Не смог. Все мертво. Ничего не осталось. Только… И Кунсайт осторожно достал то единственное, что ему удалось сохранить от тех, далеких времен. Тонкое золотое кольцо с гравировкой по внутренней поверхности ободка. Округлый, как морская галька, слегка неровный камень, вделанный в простую оправу. Небольшой, размером с ягоду морошки. Льдистый кварц – прозрачный, с мерцающими изломами и снежно-белыми нитями внутри. Красивый, но стоящий столько же, сколько песок на проселочной дороге. … Он хотел достать самый дорогой и прекрасный самоцвет, какой только было возможно. Сапфир с Умбриэля, сатурнианский огненный опал, золотистый топаз с Миранды… Или даже меркурианский бриллиант, светящийся в темноте. Но она отказалась. «Это просто камни и все. Красивые и… никакие. А этот… этот ты нашел для меня». Да, когда-то он подобрал этот камешек на берегу северного моря, чтобы позабавить ее. Простая галька, каких много. Но он почему-то был дорог ей. …Лунный свет мягко переливался в глубине камня, как в большой капле воды. Тонкие нити сплетались в причудливые картинки – мгновенные, бесцветные, как полузабытые сны. А краски – краски услужливо добавляла память… … Она легко бежит по берегу моря, и на северном ветру ее волосы взлетают, как диковинные крылья. Ветер очень сильный – кажется, он вот-вот унесет тоненькую фигурку. – Осторожно с волнами! Они ледяные даже летом… Девушка оборачивается, балансируя на мрачных серых камнях. Смеется. – Не бойся! Я не хрустальная фигурка, не разобьюсь! И она перелетает с камня на камень – грациозно, будто танцуя. Такая хрупкая, похожая на одинокий золотой луч, каким-то чудом попавший на эту неприветливую землю. – Зато нервы у меня, похоже, скоро станут хрустальными и разобьются… – он подхватывает ее на руки и закутывает в плащ, не слушая возражений. – Ты насквозь промокла. – Ничего! – она смеется. – Я очень люблю море! – Ты видела теплые моря, малышка, – он прижимает ее крепче. – Это – не такое. Оно красиво, но холодно и безжалостно. Она зарывается головой в изгиб его шеи, целует горячими губами – сладко, до дрожи. – И вовсе оно не безжалостное. Оно суровое, но ласковое. Оно – как ты… И я люблю его. Потому, что оно – твое… …Ах, девочка моя… … Он несет ее на руках по берегу, стараясь загородить собой от пронизывающего ветра. Она свернулась, теплая, как котенок, у него на груди, щекотно дышит в ухо. – Давай, я сама пойду. Я же тяжелая… Он смеется: – Ты?! – и прижимает ее крепче. Ему очень не хочется отпускать ее. Никогда-никогда. Тонкие руки обнимают его за шею. – Море немножко похоже на степь… Оно поет точно так же. Только громче… – И холоднее. – Ага… И холоднее. Знаешь…– Она зевает ему в плечо. – Когда я была маленькой, я любила слушать, как ветер поет в степи. – И о чем же он пел тебе, малышка? – Он незаметно склоняет голову ниже. Мягкие золотистые волосы касаются его лица, и это невыразимо приятно. – М-м… О том, как медленно растет трава – день за днем, день за днем… О звездах, которые кругом ходят по небу… О том, что скоро расцветет сладкий клевер – кстати, ты пробовал? Он слаще, чем мед… – Твои губы слаще, чем мед, малышка… Она доверчиво поднимает к нему лицо. Улыбается… И он больше не чувствует холода… …Бледное северное солнце играет холодными бликами на отточенной стали меча. В тонких руках Мины тяжелое оружие смотрится немного трогательно и странно. Она внимательно рассматривает скупой узор, украшающий гарду, проводит хрупким пальчиком по чеканной надписи вдоль лезвия. – Какая тонкая работа… Но я не знаю этого языка. – Конечно, не знаешь, Золотая. Это старинный северный диалект. Его и на Терре-то немногие помнят… Это язык моей родины. – А что здесь написано? – Древний девиз моего рода. Он призывает проклятие Небес на всякого, кто прольет этим оружием невинную кровь. – А такое случалось? – Пока меч в моих руках – нет. И я приложу все силы, чтобы и не случилось. Она мягко улыбается, прижавшись к его плечу. – Это ты мог бы и не говорить. Ты никогда не поступишь бесчестно. Его рука гладит ее по волосам, рассеянно ласкает щеку. – Никто из нас не застрахован от ошибок, Золотая. И от поражений. Она щекотно смеется ему в шею. – Если ты мне сейчас скажешь, что когда-нибудь терпел поражение, я тебе, прости, не поверю. – И не надо, – легко соглашается он. – Такого пока не случалось. Она отстраняется и заглядывает ему в лицо. Та-ак, она что-то задумала? Глаза искрятся лукавым смехом: – А я ведь тоже еще никогда не проигрывала поединков. Меня учили побеждать, знаешь ли. Это вызов? – М-м… – с притворной задумчивостью говорит он. – Тогда… давай сыграем? В смешливых голубых глазах мелькают стальные искорки. Она, не глядя, протягивает руку в сторону, и в ней мгновенно материализуется тонкий светящийся меч. Легендарное оружие Предводительницы… Полупрозрачный клинок, на первый взгляд такой хрупкий, выдерживает температуру плавления стали, и с одного удара раскалывает камень. – Ну, берегись! Ты сам это предложил… Нет, ему не было так весело с тех пор, как он был мальчишкой! – Ты тоже берегись, малышка. Пощады не просить! Она задорно смеется: – Смотри сам не попроси! … Два сверкающих клинка танцуют в лучах заката. Радостно, упруго звенит светлая сталь. Две фигуры плетут сложный узор безошибочно выверенных движений – экономных, точных, изящных. Мастерство, сноровка, отвага – они равны во всем. Разве что у него опыта побольше… Но ее невероятная, отточенная грация и скорость уравнивают шансы. Да, она прекрасна во всем. Даже сражается – как танцует… А взгляд сосредоточенно-ясный, спокойный. Острый, как игла. Взгляд воительницы. Удар, прыжок, снова удар. Тонкая фигура летает в воздухе, кажется, совсем не касаясь ногами камней. Мерцающая сталь описывает полукруг, легко парируя удар. – Эй, не смей мне поддаваться! – Да кто тут поддается-то? – притворно возмущается он, хотя знает, что она права. Он не наносит удары той сокрушительной силы, какими пользуется в бою. Физически она слабее его, а магию использовать не будет. Принципиально. Он хорошо ее изучил… Клинки сталкиваются, переплетаются – каждый стремится вырвать оружие из руки соперника – и со звоном отлетают в сторону. Оба. Секунду они стоят неподвижно. Потом она переводит дыхание, приглаживая спутанные волосы. Щеки раскраснелись, глаза искрятся смехом. – Ну что, похоже, ничья? – улыбается он. – Ничья, – она кивает. – Но я почти победила! – Ага. Но «почти» не считается. – Ах, ты!.. – Она смеется, притворно замахиваясь кулачками. Он легко ловит ее руки, прижимает к груди. Она затихает, серьезно смотря в его глаза. – Скажи… если бы ты сражался в полную силу, у меня не было бы никаких шансов, верно? – Очень мало, малышка, – он осторожно привлекает ее к себе, зарывается пальцами в волосы. – Но это не имеет значения. Мой меч никогда не обратится против тебя. Она кладет голову ему на плечо. – Да. Я знаю. …Но ничего они тогда на самом деле не знали. Не могли даже в кошмарных снах представить… Его меч… После того, рокового, сражения на развалинах умирающей Луны Темный Лорд Кунсайт никогда не брал его в руки. Просто не мог. Не мог забыть красную кровь на зеркально блестящей стали. Невинную кровь. …А тогда, на морском берегу, это была только игра. И он перепугался до дрожи, когда заметил крошечный порез у нее на локте – след случайного прикосновения лезвия. И хоть она уверяла, что ей ничуть не больно, он немедленно призвал целительную магию, заставляя рану затянуться. А она смеялась: – Вот видишь, твой меч пролил-таки невинную кровь. Он обнял ее крепче. – Значит, Небеса проклянут меня, малышка. Теплые ладошки обхватили его лицо, погладили по щекам. – Ты не бойся. Я разделю с тобой все проклятия. …Ах, Минория!!.. …Кунсайт бесшумно опустился на колени рядом со спящей девушкой, коснулся разметавшихся золотых прядей. Прохладный спутанный шелк ласкал пальцы. Ее рука, запрокинутая за голову, была так близко, что он мог разглядеть каждую линию на раскрытой ладони. Эта мягкая ладошка, так беззащитно и доверчиво повернутая вверх, заставила его сердце больно сжаться. Обнять бы ее сейчас, прижать к груди, закрыть собой от всего мира… Ему пришлось до боли стиснуть зубы, чтобы сдержаться. Чтобы не прикоснуться к ней, не поцеловать тонкие пальчики, не… Нет. Глуша безмолвный крик, он зарылся лицом в ее волосы. Нельзя. Заклинание связи – это вам не шутки… Даже сейчас, во сне, она знает, что он здесь. Одного малейшего касания достаточно, чтобы она почувствовала его присутствие и проснулась. И тогда… И что тогда?.. Что он скажет ей? Нет, пусть лучше будет считать все происходящее сном. С нее и так уже довольно битв и волнений. Кунсайт прижался губами к шелковистой пряди. Мина, золотая моя девочка! Сколько же боли тебе пришлось вытерпеть… И сколько из нее – из-за меня? Он прикрыл глаза, вспоминая, как в последний раз был на Венере. Тогда, перед концом их прежнего мира. Перед концом всех надежд. …Главная дворцовая резиденция Венеры отдаленно походила на облако. Замысловатое кружево из молочно-белого камня, ажурные купола, будто летящие в воздухе, окна от пола до самого потолка, колонны, вырезанные так искусно, что казались спадающим сверху переплетением диких трав… И тонкая фигурка, вихрем слетающая по сорока ступеням дворцовой лестницы ему навстречу. Принцесса? Хранительница? Нет, просто босоногая девчонка в тонкой льняной тунике, подпоясанной плетеным ремешком. Горячее кольцо рук на шее… Он дома. Да, теперь у него было два дома. Один – до боли, до горечи любимая Терра, а второй… А второй – там, где Минория. Минория… Одна она знала, как ненавидел войну несгибаемый генерал Севера. Какая буря гнева, усталости и боли скрывалась порой за его ледяной броней. И в ее власти было укротить эту бурю – одним прикосновением ладони. … Она с размаху налетает на него, окутывая теплым золотом волос. Ее руки крепко оплетают плечи – не оторвать. – Почему ты так долго? – Прости, малышка… Я… не мог раньше. Он изо всех сил старается, чтобы его голос звучал как обычно, но разве ее обманешь… Она упирается ладонями ему в грудь и заглядывает в лицо. Ясными, глубокими, беспощадно чистыми глазами. – Опять? Он с силой прижимает ее к себе, чтобы не видеть ее взгляда. Приникает щекой к волосам. Молчит. – Неужели эта война никогда не закончится?.. – Есть войны, которые никогда не заканчиваются, малышка. – И что теперь? – ее голос звучит спокойно. Слишком спокойно. Ему очень хочется утешить ее, но… Он не может ей лгать. – Не знаю. Она глушит рыдание, больше похожее на судорожный вздох. Крепко, до боли обхватывает его руками. Потом резко отстраняется. Гладит его по волосам, кладет ладони на щеки. И улыбается. Спокойной, нежной и какой-то очень мудрой улыбкой. – Пойдем. – Она открывает окно телепорта. – Куда? – от удивления он даже забывает про подступающую тревогу. Ее глаза становятся таинственными. – Я покажу тебе кое-что. … На этой стороне планеты еще царит ночь. Только на горизонте небо едва-едва начинает светлеть. Звонко-прохладный воздух наполнен предрассветной влагой. Они стоят на чем-то вроде холма, и прямо перед ними расстилается небольшая долина, налитая до краев туманом, как молоком. А там, у дальнего края, нависает что-то темное, мрачное, похожее на горы. Их очертания едва различимы на фоне бледно-синего утреннего неба. Мир вокруг спит. – Зачем мы здесь, Золотая? – Ш-ш… Помолчи. Надо чуть-чуть подождать. Он не возражает. Кругом певуче шелестит трава, ветер пахнет свежестью, а на плече – теплая голова Мины. Так можно и целые сутки просидеть… …Бледно-синее небо начинает стремительно светлеть, превращаясь в аквамариново-голубое. Горы на его фоне кажутся вырезанными из черной бумаги – неестественно-четкие, острые, как иззубренное лезвие. Над ними медленно начинает вскипать огненно-оранжевая пена зари. И вот первый золотой луч распарывает небеса, вырываясь из-за рваного каменного гребня. За ним еще один и еще… …И огромный нестерпимо сияющий диск торжественно выплывает в небо. Солнечная волна медленно переливается через горы в чашу долины, заполненную туманом. За несколько секунд мутно-молочное марево вокруг них распадается на клочья, тает и… И мир вокруг вспыхивает миллиардами белых звезд. Крошечных, как слезинки. Искрящихся под огромным смеющимся солнцем. Казалось, все вокруг запорошено свежим, только что выпавшим снегом. Теплым снегом… Кунсайт не сразу понял, что это – цветы. …Цветы были везде. Они заполняли всю долину, превращая ее в озеро сверкающего снежного огня. Маленькие, с ноготь размером. Ослепительно, просто сияюще-белые. Усыпанные крошечными капельками росы, как бриллиантовой пылью. – Красиво, правда? – тихо прозвучало у него над ухом. Он вздрогнул. На пару секунд он даже забыл о присутствии Мины, это надо же! – Красиво?.. Это не просто красиво, Золотая, это… – он тихо засмеялся ей в волосы. – Это похоже на сказку… – Да, – она откидывает голову на его плечо. – Это моя сказка. Когда я была маленькая, я часто сбегала сюда встречать рассвет. – Она улыбнулась. – Знаешь, мне казалось, что во всей Системе утро начинается именно отсюда. Это был мой маленький мир. Только мой. Она оборачивается, смотрит на него – спокойно и доверчиво. – Теперь он и твой тоже. Помнишь… – Она отчего-то смущается, – помнишь, ты сказал мне когда-то, что у тебя не было другой сказки, кроме войны. Так не должно быть, милый. Я дарю тебе свою сказку. Вот это все вокруг. Смотри! И она, смеясь, кружится по пояс в цветах, поднимая в воздух снежную метель. Ее волосы летят по ветру, как лоскуток солнца… И он знает: что бы ни случилось потом – война, боль, смерть, безумие – он не забудет этого утра. Утра, вырванного из времени и принадлежавшего вечности. Мина подарила ему самое дорогое, что у нее было – свой мир. Что он может дать ей взамен?.. Только одно. Кунсайт легко подхватил ее на руки и прижал к себе. Зарылся лицом в теплые волосы у виска. И тихо прошептал ей на ухо: – Ты станешь моей женой? Она вздрогнула и замерла в его объятиях. Потом отстранилась, подняла громадные серьезные глаза. – Мы же уже помолвлены, Кун. А брачная церемония может состояться не раньше, чем истечет месяц со дня моего семнадцатилетия… Он торопливо покачал головой: – Я говорю о другом. Ты свяжешь со мной жизнь… по древнему обряду? Ее взгляд стал бездонным, как небо. …Древнее заклятие, по преданию, связывало души и судьбы навсегда и не имело обратного действия. Считалось, что эта связь могла привести влюбленных друг к другу через любые препятствия, времена и миры. Даже через смерть. Правда, последнее еще никем не подтверждалось… Мина молчала несколько минут. И каждая из них казалась Ледяному лорду маленькой вечностью. Потом произнесла едва слышно: – Кун, ты знаешь, о чем просишь? Это ведь… навсегда. Совсем навсегда… Сердце больно оборвалось и упало куда-то в пустоту. – Ты… не уверена? Не хочешь связывать себя? Голубые глаза окутали его волной тепла. – Я не хочу связывать тебя, милый. У него вырвался полувздох-полурыдание. – Ты уже связала меня, Золотая. И я не хочу освобождаться. – Он обхватил руками ее лицо, заглядывая в глаза. – И я не хочу тебя потерять. – Ты не потеряешь, – удивленно прошептала она. – Чего ты боишься? Одним рывком он прижал ее к себе – так крепко, будто хотел спрятать у себя в сердце. – Скоро будет война, Золотая, – тихо сказал он. – Она будет, этого не избежать. И может случиться так, что весь наш мир не устоит в той буре, которая нас ожидает. Может, я потеряю все, даже жизнь. Может, кану во тьму, из которой нет возврата. И я ничего не могу обещать тебе. Ничего не могу дать, даже надежды. Но если древний обряд навсегда соединит наши судьбы… – Он отстраняет ее, заглядывая в глаза. – Если это произойдет, то я смогу надеяться, что, даже потеряв тебя, однажды найду снова. Даже через тысячи лет, тысячи смертей – найду. Вытерплю любые пытки, пройду любые дороги – потому что мне будет ради кого терпеть и куда идти. Я… Теплая ладошка накрывает его губы. – Не продолжай. Она выдергивает из-за пояса маленький трехгранный кинжал и подает ему. Утреннее солнце вспыхивает огнем в золотом топазе, вделанном в рукоятку. – Я согласна. И она протягивает ему руку, подставляя запястье. Никто не знал, откуда пришли слова этой клятвы. Никому не было известно, кто произнес их в первый раз. Потому что каждый раз в каком-то смысле был первым. …Ни Небо, ни Бездна, ни Жизнь, ни Смерть да не отменят того, что будет произнесено… Ладонь тихо ложится на ладонь. …Ни Свет, ни Тьма, ни Судьба, ни Время да не разорвут того, что будет связано… Тонкое прохладное острие прикасается к коже, выпуская красную струйку. …Я принадлежу тебе. Ты принадлежишь мне… Узкие раны алыми нитками обвивают запястья. Капли цвета земляники падают на белые цветы. …Твоя дорога станет моей дорогой. Твой мир станет моим миром… Ладони смыкаются, переплетая пальцы, смешивая кровь. …Твоя боль станет моей болью. Твоя смерть станет моей смертью… Серые и голубые глаза встречаются в безмолвном диалоге. Улыбаются. …Если позовешь меня – я откликнусь. Если будешь падать – я удержу… Северное море и знойная степь. Суровая зима и смеющаяся весна. Лед и солнце. …Ибо то, что отныне связало нас… Одним движением они поднимают сплетенные руки к небу. Утренний свет играет в красных каплях крови. …Выше Небес, дольше Времени, Сильнее Смерти!.. Алые раны вспыхивают золотым огнем, намертво впечатываясь в кожу. В сердце. В судьбу. И два дыхания сливаются в одно. И лед взрывается хрустальными брызгами, и горящие пламенем небеса раскрывают объятия. Это пламя, невыносимо жаркое, невозможно нежное солнечно-серебряное пламя разливается в крови, и рушатся все преграды, все оболочки, и нет больше ни мира, ни неба, ни ее, ни его, и сердце уже одно на двоих, и одно на двоих дыхание, и жизнь… И жизнь тоже теперь одна. И, хоть сейчас они не знают этого, их боль тоже будет одна. Одна на двоих. И одна на двоих надежда. Навсегда. …А осталась ли у них сейчас хоть капля надежды?.. Кунсайт поднял голову, с сожалением отрываясь от золотых волос Мины. Скоро рассвет. Ему нельзя здесь больше оставаться. Вот и еще одна ночь прошла. А сколько еще предстоит… Он сделал шаг к окну, прикидывая координаты портала. И уже готовился открыть его, как… – И как долго это будет продолжаться, милорд? Лорд Льда обернулся так стремительно, что серебряные волосы описали полукруг. И замер. Из дальнего угла комнаты на него внимательно смотрели два ярко-голубых глаза. Глаза были строгими и самую малость насмешливыми. – Я, как тактичный кот, мог бы конечно притвориться диванной подушкой, как делал это три ночи подряд, но всему же есть предел! Может, хватит мучить бедную девочку? – Милорд Артемис… – пробормотал Кунсайт, втайне благодаря темноту за то, что она скрывает вспыхнувшее лицо. – Вы совершенно правы, мое поведение неподобающе. Мне не следовало… – ВАМ СЛЕДОВАЛО, генерал! – В эту фразу Артемис вложил все, что за эти дни наболело в его кошачьей душе. – Вам давно уже следовало подойти, взять за руку и поговорить, наконец, по-человечески! У меня уже сердца не хватает смотреть, как она тоскует о вас. – Она… тоскует обо мне? – голос Ледяного Лорда сорвался. – У вас такой вид, будто вы Америку во второй раз открыли, – фыркнул кот. – Да она все семнадцать лет своей нынешней жизни о вас тоскует. Может, хватит уже, а? Серые глаза сузились. – Как лучше это сделать, Артемис? – тихо спросил Кунсайт. – Ты лучше знаешь ее нынешнюю жизнь – подскажи, как и где ей будет спокойнее поговорить со мной? Кот задумался. – Завтра Мина не идет в школу, – произнес, наконец, он. – Она собирается потренироваться в Треугольном парке. Наши девочки любят это место. Там тихо и спокойно, особенно по утрам. – Значит, Треугольный парк… – кивнул северный лорд. – Ясно. – Желаю удачи, – белый кот усмехнулся и добавил: – Только учтите, я вам ничего не говорил. – Это само собой, – понимающе улыбнулся Кунсайт и открыл окно портала. Уже перед тем, как шагнуть в него, он обернулся: – Спасибо… дружище. И исчез. А Артемис, рассеянно созерцая кружащиеся в воздухе снежинки, тихо проворчал: – Ну, вот и давно бы так. А то все «милорд», «милорд»… …Мина глубоко вдохнула ледяной утренний воздух и почувствовала, что впервые за эти дни в ее душу нисходит покой. Она порадовалась своему решению не ехать на экскурсию вместе со всеми. Было уже просто невыносимо видеть отголоски собственного смятения в напряженных взглядах подруг. В конце концов, один пропущенный день занятий ничего не решит… Или решит очень многое. Девушка закрыла глаза, прислушиваясь. В этот предрассветный час в парке было безлюдно и тихо. Только ветер сонно шуршал оголенными ветвями, да под ногами похрустывал иней – видно, ночью опять были заморозки. Ну и весна нынче – то гроза, то мороз, все вперемешку… Ладно. Не забудь, зачем ты здесь, Минория. Минория?!.. Надо же, это имя перестало диссонансом бить по нервам. Она уже привыкла к нему. Заново. Как к старому удобному платью, забытому по оплошности, а теперь найденному… Она философски улыбнулась и пожала плечами. Все правильно. Нельзя перестать быть тем, кто ты есть. Забыть на время можно, а перестать – нельзя. Ну и слава Небесам… Она сосредоточилась, протянув руку вперед. Втайне замерла: получится ли? Она не делала этого со своей прошлой жизни… Искрящаяся волна зародилась в груди, мягко качнула сердце и рванулась по венам. В ладони полыхнул золотой луч, в следующее мгновение превратившийся в изящную, отделанную драгоценными камнями рукоять. Ну, здравствуй. Давно не виделись… Ее старинное оружие. Надо же, время ничуть его не коснулось… Искусно украшенная рукоять. Внешне хрупкий, полупрозрачный клинок с кованой вставкой. Сталь, закаленная в солнечном огне… Меч, больше похожий на дорогую игрушку. Обманчиво безобидный. Смертоносный. Мина улыбнулась и взмахнула клинком. Вправо-влево, дуга, блок, основная стойка… Сталь радостно ей пела в такт. Тело с легкостью вспоминало нужные движения – будто бы и не было всех этих серых тысячелетий… Воительница Венеры поймала на лезвие первый блик зари и рассмеялась. Да, дружок! Мы еще кое-что можем! Нас рано сбрасывать со счетов… …Как ее учила Пеллар?.. Мина закрыла глаза и сосредоточилась. Два глубоких вздоха, медленный выдох. Одна нога чуть вперед, так… Ладони крепко обхватывают знакомую рукоять… …И застывший от ночного холода городской парк исчезает. Вместо сухой травы под ногами – матово-черные шестигранные базальтовые плиты тренировочного зала на Плутоне. Вместо спящих деревьев – высокие колонны, мерцающие рубиновыми огоньками. А над головой – бархатная, унизанная звездами темнота. Небо Последней Планеты не знало ни дождей, ни облаков, ни дневной голубизны. Здесь, у самого края Системы, явственно ощущалось дыхание ледяного, вечно спокойного Внешнего Космоса… «Дух воина должен быть спокоен и нерушим, как звезды, Минория». Взмах – и прозрачная сталь со звоном сталкивается с Посохом Времени. «Воин не дает застигнуть себя врасплох. Воин может испытывать страх, но никогда не позволяет ему повелевать собой». Блок, ответный выпад – и она падает на колено. Пеллар бьет без промаха даже с закрытыми глазами. «Если упала – поднимись. Если упала во второй раз – поднимись снова. И так – сколько будет нужно». Резкий поворот, взмах полукругом, обманный выпад… «Меч в твоих руках – орудие битвы. В нем нет ни добра, ни зла. Добро и зло в твоей душе, Минория. Твое оружие станет тем, чем ты сама его сделаешь». Резкая атака – сила против силы. Сталь скрежещет о сталь. «Чем больше твоя сила, тем больше твоя ответственность. Тем крепче должна быть узда твоей воли. Тем меньше прав на ошибку». Удар, снова удар, теперь припасть на колено, резко выбросить руку вверх… «Гнев. Боль. Страх. Сомнения. Это волны на поверхности души. Они мешают видеть ясно. Когда сражаешься, оставляй их за дверью твоего разума. Твое смятение – там. Ты – здесь». Резкий стеклянный звон. Острие меча сталкивается с алым камнем в навершии жезла. Она открывает глаза и видит улыбку старшей подруги. «Хорошо. Очень хорошо, Минория. Но помни: любая победа и любое поражение – только шаг на пути. А путь бесконечен. Поэтому никогда не теряй бдительности… и никогда не теряй надежды». Да. Я поняла. Спасибо, Пеллар! …Мина встряхнула головой и вернулась к реальности. Буря внутри улеглась. И чего я так разволновалась, в самом-то деле? Ведь ничего же плохого не случилось… Наверное, мы так привыкли к плохим новостям, что стали опасаться хороших. Ну, ладно, это дело по… Правую руку дернуло горячей нитью. И на этот раз Мина совсем не удивилась. …Сказать, что Кунсайт волновался – значило ничего не сказать. Такого страха (да, признайся уже самому-то себе!) он не испытывал со времен своей первой войны. А она началась намного раньше, чем он перестал быть ребенком… Генерал Севера понимал, что сейчас ему предстоит битва, которая решит всю его дальнейшую судьбу. Это бы ладно, но на кону стояла и судьба Мины! А за это он будет биться до последней искры памяти. …Он приблизился медленно, чтобы не напугать. Она стояла, молча смотря на него – как и тогда, несколько дней назад. Только в глазах больше не было боли и шока. Она смотрела спокойно, будто ждала его. Будто уже решила для себя что-то важное. Что ей сказать?.. Небо милосердное, как заговорить с ней?.. Она помогла ему. Едва заметно улыбнулась и спросила: – Ты меня ищешь? Изначальная Бездна! Те же самые слова… Он с трудом разлепляет пересохшие губы: – Я пришел… за тобой. – Зачем? – Ее голос дрогнул или ему показалось? Кунсайт вдруг понял, что от того, как он сейчас ответит, будет зависеть многое. Все. – Ты… – Он осекся. – Я принадлежу тебе. Голубые глаза расширились, как от удара. Она резко вздохнула, будто не знала, что сказать. Он сделал еще один шаг вперед – мягко, осторожно. – Ты по-прежнему не знаешь поражений? Ее губы дрогнули, пытаясь… Улыбнуться? Закричать? – Меня… учили побеждать. Небо! у него такое чувство, что он идет по минному полю! Один неверный шаг… – Ну, тогда… – Правильно ли он поступает? Но другого решения в голову не приходило... – Тогда давай сыграем. Хочешь? И он призывает свой меч. Холодная рукоять знакомо оттягивает ладонь. Краем глаза он замечает отблеск бледного утреннего неба на идеально чистой стали и внутренне вздыхает от облегчения. Столько времени прошло, а он все боялся увидеть на клинке свежую кровь… – Хочешь сыграть? – повторяет он. …Только бы не ошибиться, пожалуйста, только бы не ошибиться!.. Она склоняет голову, потом поднимает ее и… озорно улыбается. – Ну, смотрите, вы сами это предложили, милорд. «Вы»… Конечно, а чего он ждал после всего что было… Она не доверяет ему так, как прежде. Но доверяет достаточно, чтобы вступить в поединок. Он рад и этому. Доверие воина – это немало. …Они расходятся в стороны, приветственно поднимают мечи, замирают. Кто первый? Он поднимает бровь. Она едва заметно прищуривает глаза… …и оба одновременно бросаются в атаку. … На поле битвы все слова звучат иначе. На поле битвы слетают все маски. На поле битвы нет места лжи. Только сила против силы. Сердце против сердца. Боль против боли. Взмах, удар, звон… …Почему ты не приходил так долго? Я ждала тебя… Сталь поет, рассекая воздух. …Прости, милая. Я боялся причинить тебе боль… Золотые брови сходятся на переносице. …Однажды ты уже причинил мне боль. Я простила… Ледяные глаза вспыхивают серебром. …Я не простил, малышка… Взмах, удар, скрежет клинка о клинок. …Чего же ты хочешь от меня… теперь?.. Два взгляда впиваются друг в друга над скрещенными лезвиями. …Всего, что ты захочешь мне дать… Резкий рывок, клинок оставляет щербину на другом клинке. …Всего, что захочу?.. Удар, выпад, блок. …Я отнял у тебя слишком много, чтобы требовать что-либо еще... Хрустальное лезвие описывает мерцающий полукруг. …Когда-то ты и дал мне немало. Помнишь?.. Взмах, гудение стали, звон. …Помню. Но сейчас мне нечего дать тебе… кроме себя… Клинок скользит по клинку. В голубых глазах – улыбка. …Этого достаточно… Мечи разлетаются, скрещиваются… И замирают. Друг против друга. Остриями к горлу. Как и тогда. Все в мире повторяется. Кто там это сказал?.. Неважно. Лорд Льда обреченно улыбнулся: – И кто же будет считаться победителем, моя принцесса? Мина облизнула внезапно пересохшие губы. Тихо прошептала: – Тот, кто первым нанесет удар. Обреченная улыбка медленно превратилась в печально-нежную. Кунсайт разжал ладонь, и тяжелый меч с шелестом упал в сухие листья. – Прими мою жизнь… – он наклонил полупрозрачное острие, направляя его к мягкой ямке у горла, там, где бился пульс. – Ведь ты победила тогда, в той битве… Золотая. Мерцающий клинок задрожал и выпал из руки воительницы Венеры. Она судорожно прижала ладонь к губам, пытаясь удержать рыдание. В следующий миг ее обхватили теплые руки. Крепко – не вздохнуть. Она прижалась головой к родной груди, слыша тихие глухие звуки. Он… плачет? – О Небо, как же я тосковал по тебе, жизнь моя… Как я тосковал! Она гладит его по плечу. – Я знаю. – Эти века… медленная смерть… хуже любой пытки… это было… Поднимается на цыпочки, прижимает к себе его голову. – Не говори. Я все знаю. Каждую секунду. – Знаешь? – Он смотрит на нее отчаянно-светлыми глазами. – Но… – Твоя боль станет моей болью, – тихо говорит она. – Твоя смерть – моей смертью. Ты помнишь? Я не забирала назад своей клятвы. – Твоя смерть стала моей смертью. Я был мертв… все эти тысячи лет. – Он обхватывает ее голову ладонями и внезапно резко прижимает к себе, не в силах видеть ее глаза. – Я никогда не прощу себя. Она тихо смеется, целует крохотную царапинку на горле. – Тогда я прощу за нас обоих. Он медленно отстраняется, и она видит его лицо. По этому лицу текут слезы, и он не прячет их. Впервые. Она тянется к нему, стирая пальцами теплые соленые капли. – Я всегда знала, что однажды ты найдешь меня. Ведь ты же обещал. – Через тысячи лет и тысячи жизней… – хрипло шепчет он. – Я даже не мог представить тогда, каким долгим будет этот путь. Каким мучительным. – Но ты прошел его, – улыбается она. – Ты жив. Я жива. Мы победили, мой воин. Он наклоняется, прижимается лбом к ее лбу. – Ты… наденешь кольцо? Я сохранил его. – Поверить не могу… – ее глаза наполняются слезами. – Я думала, что навсегда его потеряла … – Больше в твоей жизни не будет потерь, – улыбается он. – Я намерен позаботиться об этом. И аккуратно надевает золотой ободок на тонкий палец. – Ты помнишь? «Выше Небес, дольше Времени, сильнее Смерти»… – Да, – она запрокидывает лицо ему навстречу. – Выше Небес, дольше Времени, сильнее Смерти. Все так и есть. До последнего словечка. И мир перестает для них существовать. … Далеко, в Священной Земле Иллюзиона, с мягким хлопком распустилась первая роза. Бледно-золотая, как весеннее юное солнце. Роза цвета вечности.