ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

Они были сильнейшими среди сильных. Они укрощали стихии, как укрощают диких коней, и, как кони, те несли их в битву. Но пришла тьма, и пламя, и лед, и ветер лишились души и жизни. И их дикие кони сбросили их в бездну. И сила не спасла их. Они были безрассудно отважны. Смерть держала их за руку, но они лишь смеялись ей в ответ. И, смеясь, танцевали на клинке Судьбы. Но пришла тьма, и клинок вонзился им в сердце, обратив его в камень, и они перестали быть живыми. И отвага не спасла их. Они были честны и благородны. Их благородство было рождено не правом крови, но силой духа. Честь была их молитвой, их законом, их мечом. Но пришла тьма, и белое стало черным, и меч обагрился кровью невинных. И честь не спасла их. Но они любили – так, как умеют любить воины. Любили верно, неистово, нежно. Они любили и были любимы в ответ. И любовь спасла их.

(«Хроники Терры». Хранилище манускриптов Священного Иллюзиона. Перевод с древнетеррианского лорда Джедайта, Третьего Ши-Тенноу Терры).

ШАГ ПЕРВЫЙ: ВРАТА ТЕНЕЙ.

Есть ли на свете что-либо более беспощадное, чем смерть? Только жизнь. (Из личных записей лорда Нефрита, Второго Ши-Тенноу Терры).

Серый туман медленно стелился над пустотой. Сквозь него едва проступали призрачные контуры высокой вытянутой арки с двумя колоннами – черной слева и белой справа. Дверей в проеме не было – там клубился все тот же туман. И было тихо. Здесь, у Предела Теней, всегда было тихо. Сейлор Сатурн, она же Воин Разрушения, она же Хотару Томо бесшумно подошла к месту своей вечной службы. Осторожно присела на порог возле белой колонны, положила рядом свой смертоносный клинок. Зеркально отполированный металл едва слышно звякнул о камень. Ей нравилось иногда приходить сюда – не по долгу службы, а просто так, чтобы посидеть в тишине. Если подождать подольше и запастись терпением – а терпения Стражу Теней было не занимать – то можно было услышать голоса. Голоса были беззвучными, они отдавались в сердце и нервах тихой вибрацией, похожей на щекотку. Они говорили о прошлом, о настоящем… изредка о будущем. Иногда они пели, иногда плакали. Сатурн любила их слушать. Она не могла, подобно своей старшей подруге, воительнице Плутона, предсказывать многочисленные варианты будущего, просчитывать их комбинации на несколько шагов вперед. Но она умела видеть внутреннюю суть вещей и слышать звон тончайших струн, плетущих человеческие судьбы. И иногда это позволяло ей знать – чувствовать – наперед то, что случится. Она очень редко говорила об этих предчувствиях. Но не ошибалась никогда. Порой это ее огорчало. Порой пугало. Порой исполняло надежды. Сатурн вздохнула и откинула голову, прислонившись затылком к белому камню колонны. Мир, который она считала родным, погиб несколько эпох назад. А забывать она не умела. Поэтому и не думала, что прошедшие тысячелетия что-либо изменят для нее. Но неожиданно они изменили все. Она была готова к пробуждению и битве. Она была готова встретить Тьму в любом из ее обличий и бесстрастно нанести удар. И она была более, чем готова принять смерть – даже от рук сестер-воительниц, если это будет необходимо. Смерть уже давно ее не страшила. Но подаренная ей жизнь стала для нее полной неожиданностью. …Ей нравилось быть Хотару Томо. Нравилась ее просторная комната в доме Харуки и Мичиру, коллекция фонариков, украшавшая ее стены. Нравились атласные ленты, которые Мичи пришила ей на платья. Нравились солнечные лучи, будившие ее по утрам, веселая болтовня младших воительниц, их шутки и смех. Ей нравилось снова быть живой. Но больше всего ей нравилось смотреть на Принцессу. Хотару знала, что в этом мире ее зовут Усаги, и учится она в старшей школе, но про себя она называла ее только так – Принцесса. Ей, умеющей видеть истинную суть вещей, было трудно воспринимать сияющего ангела, который когда-то на руках вынес ее из мрака, как обычную японскую школьницу. От Принцессы исходили тепло и свет. Свет давно погибшего Серебряного тысячелетия, свет незабвенной Королевы. Она была словно маяк в туманной мгле новой чужой эпохи. Она казалась такой хрупкой, такой… не соответствующей этому странному миру, в который превратилась древняя Терра… то есть, Земля. Неудивительно, что Хранитель планеты так яростно защищает ее. Он постоянно наблюдает за ней настороженным и нежным взглядом. Любовь между ними осязаема, как горячий свет… Хотару смотрела на них и радовалась. Да, она научилась радоваться и грустить. Научилась сочувствовать. Но она по-прежнему предпочитала оставаться в тени, тихо и внимательно наблюдая, впитывая звуки, краски, чувства – даже неосознанные. Чужие боль и счастье. И порой беспокоясь за подруг. В последнее время ее беспокойство стало сильнее. Хотару не могла понять, в чем дело – ничто не предвещало новой беды, и новых врагов вроде бы тоже не было на горизонте. На внешних и внутренних границах царило спокойствие. Но что-то шло не так. Определенно не так. Была какая-то неправильность в веселом смехе ее подруг, какая-то… пустота рядом с ними и вокруг них. Все чаще в их рассказах о планах на будущее мелькала неуверенность. Все чаще в непроницаемых глазах Хранителя Земли сквозила застарелая безнадежная боль, и все чаще Принцесса смотрела на него грустно и тревожно. Неправильность ощущалась и во всем мире. В воздухе, ветре, воде. Город стал казаться Хотару и вовсе каким-то ненастоящим… ненужным, что ли… И светлое будущее, откуда приходила ее лучшая подруга Юная Леди, все чаще представлялось ей иллюзорным. Тем более, что, когда девочки-воительницы рассказывали об этом будущем, в их голосах было мало радости… Словом, что-то было не так. Но что – непонятно. И воину Сатурна это очень не нравилось. Поэтому она и пришла сегодня в это тихое место, чтобы успокоиться и подумать. Послушать голоса. И понять, наконец, что происходит. А что-то явно происходило. Голоса сегодня были необычно тревожными. Были яростными. Были радостными и горюющими. Голоса чего-то ждали. Звали кого-то… – Хоти. Сатурн вздрогнула и открыла глаза. Сейлор Плутон, она же Воин Времени, она же Сецуна Мейо стояла перед ней, небрежно прислонившись плечом к черной колонне. И, судя по всему, стояла там уже давно. Хотару стало стыдно. Впервые в жизни она задумалась так, что полностью перестала замечать происходящее – это надо же! И это называется, древний воин… – Думала, придя сюда, подождать пока ты появишься, – продолжила Плутон. – А смотрю, ты уже здесь. Как ты узнаешь, где нужна, сестра – уже тысячи лет удивляюсь… – Не знаю, – слабо улыбнулась Сатурн. – Само получается. – Ты здесь не в урочное время, – отметила ее собеседница. – Что-то случилось? Вишневые глаза воительницы Плутона были проницательны, как два лазера. Скрыть от них что-либо было невозможно. Да Сатурн и не делала этого никогда. – Пока не знаю, – медленно ответила она. – Но что-то происходит, Пеллар. Или вот-вот должно произойти… Плутон вздрогнула от звука своего древнего имени. Оно напомнило ей давно ушедшее. Сатурн явно употребила его не просто так. Впрочем, и она сама назвала ее по-старому… – Иногда я думаю, что ты узнаешь обо всем происходящем едва ли не раньше самого Хроноса, – усмехнулась она. Затем, резко посерьезнев, продолжила: – Да, Хоти, ты права. Кое-что происходит. Хотару встала и устремила бездонный фиолетовый взгляд на подругу. – Говори. Плутон чуть крепче сжала древко своего жезла. Багряный камень в нем слегка засветился. – Хронос говорил со мной. – И?.. – от Хранителя Времени Сатурн уже давно не ждала ничего хорошего. – Он приказал возвратить Четверых. Фиолетовые глаза полыхнули огнем. – Мне? – Да. Никто, кроме тебя не сможет войти во Врата Теней и вернуться живым. Сатурн покачала головой. – Даже мне это будет не так-то просто. Их наверняка нужно искать где-то рядом с местом пребывания Металлии. Он не отпустит их так просто. – Но шанс есть. Воин Теней вздохнула. – Было бы намного проще вернуть их сразу после победы над Негаверсом. Они тогда были наиболее близки к тому, чтобы вспомнить… Но Хронос запретил. – Он поборник справедливости, сама знаешь. Кроме того, только за Вратами Теней рассыпаются все иллюзии и обманы. Он хотел наказать их. – Он… наказал. – В лаконичном ответе Сатурн отозвалось эхо неизвестных в этом мире кошмаров, и Плутон не решилась расспрашивать ее дальше. – Почему Хронос решил сделать это именно сейчас? – спросила Сатурн. – Это часть его плана? – Нет. Это не было предначертано. Ее Величество Селена вынудила его сделать это. По праву своей жертвы. Воительница Теней улыбнулась: – Даже с другого берега Вечности Светлейшая помогает нам. – Как она и обещала, – кивнула Плутон. – Так что же, сестра? Сатурн не спешила отвечать на вопрос. – Как это повлияет на исполнение задуманного Хроносом будущего? Он учитывал этот вариант? – Нет. – Голос воительницы Времени стал напряженным. – Он вышел из игры. Позволил истории пойти так, как она сама выберет. Обе они замолчали, осознавая огромность случившейся перемены. – Это риск, – тихо сказала, наконец, Сатурн. – И это шанс. Для всех нас. Что-то осталось незавершенным. Недосказанным. Не прожитым до конца… – Мы все не прожили свою жизнь до конца, – еще тише ответила ей Плутон. – Тогда… тысячи лет назад. Они молча посмотрели друг другу в глаза. – Ты думаешь, это возможно? – прошептала Воин Времени. – Все вернуть? – Светлейшая предрекала, что весна вернется, – задумчиво ответила ее подруга. – Возможно, поэтому заставила Хроноса отпустить Четверых. Возможно, то, что произойдет, каким-то образом будет связано с их судьбой. – Ты слышишь бурю? – одними губами произнесла Плутон. – Бурю, которая унесет все следы долгой зимы, – отрешенно проговорила Сатурн. – Все следы нынешнего мира. – Хоти, – тихо и тревожно сказала Плутон. – Я впервые не вижу будущего. Совсем. Воин Теней взглянула на подругу ясными и глубокими глазами. – А ты и не можешь его видеть, – спокойно ответила она. – Его еще нет. Мы делаем его. Сейчас. Она встала под аркой и опустила свой клинок, вонзив его в камень порога. – Я открою Врата Теней, – сказала она. – И приведу оттуда Четверых. Только вот… какими они вернутся? Что будут помнить и чувствовать? Этого я не знаю… – За это не волнуйся, – ответила ей Плутон. – Относительно их памяти Хронос дал мне кое-какие… указания. Судя по мрачному виду подруги, эти указания содержали в себе мало приятного. Но об этом она подумает потом, решила Сатурн. Сейчас главное – вернуть ушедших. И это само по себе будет непросто. Тьма нелегко отпускает своих пленников. Даже после смерти. Воин Теней поудобнее перехватила древко своего оружия. И резко, снизу вверх, полоснула по клочьям тумана, клубящимся в арочном проеме. Те разошлись, как ветхая бумага. В открывшейся за ними пустоте переплетались сполохи цветных огней и вихри непроглядной тьмы. Сатурн сделала шаг вперед, обернулась. – Дождись нас, Пеллар, – очень спокойно сказала она. И исчезла в проеме. Клочья тумана сомкнулись за ней. …Ненависть. Ненависть окружала ее плотным коконом, ненависть была ее одеянием, ее воздухом, кровью, текущей в ее венах. Ненависть была кинжалами, впивающимися в бесплотное тело, рвущими обугленное сердце в клочья. Ненависть была огнем, сжигающим ее заживо. Ненависть заполняла черную пустоту в том месте, где когда-то была живая душа. Ненависть была ее смыслом и целью, ее клеткой, ее миром, ее личным адом. Ненависть была ею. О, как она желала вырваться хоть на секунду. На полсекунды. На тысячную долю секунды… Ее ненависть была достаточно велика, чтобы испепелить Землю. И тех, кто жил на ней. Тех, кто должен был умереть. …Как она могла так просчитаться?! Так недооценить силу крови Лунного Дома, текущей в венах пробудившейся Принцессы? Она была так уверена в своем превосходстве. Она наслаждалась, играя с девчонкой, как кошка играет со своей жертвой. Наслаждалась, видя ее боль… Ей следовало уничтожить ее сразу же после ее пробуждения. Но как велико было искушение использовать в игре Эндимиона! Он был идеальной козырной картой. Идеальным носителем для Металлии. Идеальным орудием пытки для Принцессы… Но Принцесса выдержала. Проклятие ей. Им всем. Сотни, миллионы проклятий. У девчонки был лишь один призрачный шанс из миллиарда, она была одинока, измотана горем и болью, напугана… Но она оказалась сильнее. Единственное, чего не учел Повелитель Металлия, единственное, против чего у него не было оружия – ее любовь. Любовь… Из ее горла вырвалось шипение. Любовь – иллюзия для слабаков. Прикрытие для обмана. Глупость побежденных. Мечта, ведущая к смерти… Не-на-ви-жу… Она не должна была выжить, не должна, не должна!!! Они все не должны. Призраки минувшего окружают ее, их лица искажены от гнева и агонии, они хохочут, глумятся над ней… НЕНАВИЖУ!!! …Однажды она вернется на Землю. О-о, она вернется, и тогда… Яростные стрелы ненависти впиваются в грудь, мысли, сердце, испепеленную душу. Кислотой разливаются по венам – это медленная пытка. Она беззвучно вопит, исходя ядом ненависти, которая лишь умножает ее страдания и закаляет невидимые прутья ее клетки. Ненависть… Прозрачный фиолетовый свет колыхает окружающую темноту. Холодный серебряный блик скользит по зеркальной стали. Еще один призрак? Убирайся!!! – Нет, я не призрак. Прохладный чистый голос впивается в мозг, как стеклянная грань. Фигура в очень знакомом костюме выступает из лихорадочного тумана. Сейлор-воин. Одна из них. Новая волна ненависти стискивает горло раскаленным арканом. – Узнаешь меня, Потерявшая имя? – Надеюсь, что ты уже мертва, – сдавленный голос той, что когда-то звалась Берилл, напоминает шипение змеи. – Для тебя же лучше. Потому что иначе я помогу тебе в этом. – Нет, я не мертва. И ты ничего не можешь мне сделать. По крайней мере, здесь. Маленькая девочка, ребенок. Но глаза… Глаза врага, смертоносные, пылающие. – Я Сатурн, Воин Разрушения. И у меня поручение от Хроноса. Сатурн. Сильнейшая из них. Шипение в ответ: – Я не желаю подчиняться Хроносу. – Не имеет значения, Потерявшая имя. Здесь это не имеет значения. Спокойный голос, очень спокойный, отражающий ярость, как зеркальное стекло. – Я здесь, чтобы забрать Четверых. Темная Королева торжествующе хохочет, корчась в пламени собственной ненависти. – Ничего не выйдет, сейлор-воин. Они мои! Они полностью принадлежат Металлии! – Нет, не полностью. Я здесь, чтобы воззвать к тому, что осталось неприкосновенным в их сердце. – Зови!!! Зови, и увидишь, кто из них откликнется! Они принадлежат Тьме и не пойдут на твой зов. Сатурн едва заметно улыбается. – Это будет… не совсем мой зов, Потерявшая имя. И они на него откликнутся. И ты отпустишь их. Хриплый смех становится громче. – Да я их и не держу, воин! Каждый из них запер себя в собственной тюрьме. И даже если ты откроешь им дверь – они не выйдут. – Они выйдут. У них есть кое-что, не принадлежащее Металлии. – Не строй надежд, воительница. Тьма терпелива и всемогуща. Нет ничего, что можно ей противопоставить. – Нет, – Сатурн снова улыбается, теперь уже открыто. – Кое-что есть. Она неуловимо быстрым, скользящим движением заносит клинок и останавливает зеркально блестящее лезвие в миллиметре от груди Темной Королевы. Как раз напротив незаживающей раны там, куда вонзилась когда-то алая роза. – Неужели ты не догадываешься, что? И, резко отдернув клинок, она шагает прямо сквозь тьму, окутавшую Королеву Погибель. Черные клочья испуганно разлетаются в стороны от фиолетового огня. Вслед ей доносится хриплый смех и крики, похожие на стоны: – Иди! Иди и зови их! Вот увидишь, у тебя ничего не выйдет, воин. Ты не сможешь вернуть их! …Сатурн вздохнула. Она вспомнила обреченные, потерянные взгляды, которые украдкой подмечала у своих подруг. Вспомнила боль в глазах Хранителя. Вспомнила печаль Принцессы. Она сможет. Ради тех, кто ей дорог, она сможет. Она должна. …Лед. Мутный, свинцово-тяжелый, едкий, как кислота. Совсем не похожий на его родную стихию. Тот лед был прозрачным, голубоватым, чистым. Он пах покоем и свежестью. Этот был похож на кошмар. Серый, мертвый. Бесконечный. Тонкие льдистые иглы вонзались в кожу, причиняя тянущую, вязкую боль. Потом боль уходила и уносила с собой все чувства. Все ощущения. Серый липкий иней пробирался по венам до самого сердца, медленно замораживая кровь. Отключая мысли. Парализуя нервы. Унося память. Холодно… О Небо, как холодно. Но Небо не откликнется. Здесь его нет. Здесь ничего нет. Ни свежего ветра, поющего в скалах, ни северного чистого моря, ни ясной звенящей голубизны горизонта. Ничего. Только лед. Холодно. Он все чаще сомневался, что все это когда-то существовало. Ему начинало казаться, что это часть галлюцинаций, призраков, прячущихся в ледяных изломах. Они звали его тревожными голосами, то упрекая, то прося о чем-то. Что-то он не сделал. Кого-то не уберег. Позволил произойти чему-то ужасному. Когда это было? Где? В снах?.. Лед заполнил весь мир. Да, наверное, эти беспокойные голоса приснились ему. Так же, как небо, ветер и море. Их никогда не было. И никогда не было этих глаз… …Глаза появлялись редко. Они всегда молчали, теплые, глубокие. Чисто-голубые, как несуществующие цветы из несуществующих снов. Очень грустные. Очень знакомые. Когда они появлялись, лед начинал таять, шипя, как разъяренная змея. Боль в мертвеющем сердце становилась чуть слабее… Он тянулся к ним, тянулся отчаянно, всем своим существом. Тянулся, как к единственной надежде. Тянулся, чтобы утешить, защитить, спасти. Тоска в этих глазах разрывала ему душу. Но как только ему удавалось приблизиться хоть на вздох, начинался кошмар. Печаль в голубых озерах стремительно превращалась в боль, в страдание. В агонию. Они наполнялись слезами, и с каждой слезинкой из них вытекала жизнь. Теплые капли мгновенно превращались в кристаллы льда. Лед покрывал все хрустальным крошевом, и родные глаза медленно стекленели, останавливались. Кажется, он рвался к ним, бился в ледяных тисках, но серые иглы не пускали, раздирали грудь… Он кричал, но из горла не появлялось ни звука… Он закрывал глаза, призывая холод, медленно цепенея, чувствуя, как ледяная паутина медленно ползет по венам к сердцу. Он ждал смерти. Смерти не было. Ничего не было. Только лед… – Лорд Кунсайт. Этот голос… Снова призраки? – Лорд Кунсайт, вы меня слышите? Сквозь мутную пелену появляются глаза. Не те глаза, другие. Эти тоже похожи на цветы… фиалки. Да, они назывались фиалки… – Лорд Кунсайт, отзовитесь! Следом за глазами проступает тонкая фигурка. Хрупкая, детская. Темные волосы. Кто? – Я пришла за вами, лорд Кунсайт. Кунсайт? Это… его имя. Да, он успел забыть, но это его имя! Кто это? Он замечает длинное древко, зеркальное лезвие немыслимой остроты. Что-то мелькает в голове. Коса… Смерти?! О Небо, неужели… Наконец-то. – Ты… пришла убить меня? Тихий смех. Теплый. – Нет, милорд. Вернуть к живым. Лезвие со свистом падает, рассекая ледяной панцирь в пыль. Детская ладошка в перчатке тянется к нему. Он не двигается. Сначала он должен узнать… – Она… Те глаза… Она мертва? Девчушка улыбается. Будто хорошо понимает, о ком речь. – Она жива, милорд. – Ты… отведешь меня к ней? – Да, милорд. Он протягивает руку, касается маленькой ладони. Горячей. Очень горячей. Пламя вихрем пролетает по венам, прогоняя лед. Это больно, но он рад этому. Это означает, что он жив. Значит, есть шанс найти ее. Защитить, утешить, вытереть слезы… Спасти.