ОДИН ВЗДОХ ДО РАССВЕТА

ИНТЕРМЕДИЯ(НЕБОЛЬШОЕ ОБРАЩЕНИЕ АВТОРА К ЧИТАТЕЛЯМ) Дорогие, самые терпеливые, внимательные, понимающие и вдумчивые мои читатели! Уже несколько раз меня спрашивают – и вы здесь, и на других сайтах – почему продолжения стали выходить реже? Не есть ли это предвестник того, что автор вконец забросит проект? Вопросы закономерны и оправданы, поэтому отвечаю. Сначала – на второй: автор проект не забросит. Автор, конечно, в меру ленив и вреден, но не сможет спокойно жить, пока не закончит эту Бесконечную Историю. А вот первый вопрос заставил задуматься самого автора. В самом деле, главы стали писаться медленнее. Это факт. И, посидев и поразмыслив над этим, ваш автор понял, почему. Во-первых, сами события становятся сложнее. Думаю, вы и сами это заметили. Все больше сюжетных нитей, все многообразнее жизненные пути персонажей, да и самих персонажей по сравнению с первыми главами прибавилось. С этой оравой нелегко, поверьте)))) И, во-вторых. Задумывая эту историю в далеком 2011-м, автор планировал трогательное и в меру философское миди о предательстве, прощении, возвращении, победе над злом и вечной любви (ну, вы помните, автор романтик ^__^*). И, с этой возвышенной идеей, смело взялся за дело. И очень скоро понял, что эта история не так проста, как кажется. Она начала расти вширь и вглубь, превращаясь из кусочка мира в полноценный мир, с историей, географией, чувствами и эмоциями. События, о которых планировалось упомянуть в паре строк, расползались на эпизоды, пара реплик – в длинные беседы, а герои, которые должны были появиться лишь мельком, расположились на страницах как у себя дома, обретая характеры, судьбы, причуды и привычки. И ваш озадаченный автор оказался в положении художника, который задумывал пару десятков страниц манги, а вместо этого ему приходится ваять живописное полотно размером с «Последний день Помпеи» (кто видел – тот меня поймет). Стало труднее. В разы. Интереснее – тоже в разы. Поэтому будьте терпеливы. Все хорошее требует времени. Эта история хочет быть написанной. И она будет написана. До конца. Ваш автор обещает приложить к этому все возможные усилия. Спасибо, дорогие, за то, что вы у меня есть) И спасибо, что у вас хватило терпения все это прочитать)) А теперь приступим))) _____________________________ …Их вторая встреча произошла совсем в другом месте, совсем при других обстоятельствах, и когда они оба меньше всего этого ожидали. Судьба в очередной раз гениально сдала карты. С того далекого утра в саду Лунного Дворца успела пройти целая жизнь. По крайней мере, так казалось Джедайту. Это была жизнь длиной в несколько лет, за которые он научился сражаться, выживать и побеждать, доверять и подозревать, и отличать друзей от врагов, а важное – от второстепенного. Научился улыбаться, когда сердце кипит от ярости, – и научился переплавлять эту ярость в силу и терпение. Это была жизнь, превратившая молчаливого мальчишку из сожженного города в одного из Небесных Королей – вторых, после Эндимиона, людей планеты. Его воля стала отточенной, как сатурнианская сталь, а разум – холодным и острым. Его руки одинаково искусно владели серебряным стилом, мечом и дуэльной шпагой. Но излюбленным оружием Третьего Лорда была и оставалась мысль, которой он мог пользоваться и как ученый, и как художник, и как воин. И это оружие ему приходилось применять очень часто – на войне… и после нее. Взяв в руки власть, принадлежавшую ему по праву рода, Эндимион и на троне продолжал действовать теми же методами, что и во главе армии. Он ни о чем не просил, никого не боялся и никому, кроме Четверых, не доверял. Практически сразу он возвел их в ранг Лордов Терры, что давало им почти безграничную власть – и безмерно раздражало приближенную к трону знать. Тьма глубоко пускает корни, и при королевском дворе было немало сочувствующих побежденной стороне – или даже тайно содействующих ей. Неудивительно, что в основном аристократия планеты с трудом принимала нового короля, и уж тем более – его «так называемых лордов». Только-только покинувшие поля сражений, с диковато-ясными, невозможно старыми глазами на резких, замкнутых лицах, в пышных покоях они были что молодые волки среди комнатных собачек. Они были чужаками. И, покинув одну войну, Ши-Тенноу фактически попали на другую. Это была подлая, мелочная война интриг, шепотов за портьерами, анонимных писем, сплетен, полунамеков и компроматов. Война сорванных решений, невыполненных поручений, украденной информации. Война тщательно припорошенного вежливостью презрения. Липкая, пыльная паутина, обманчиво тонкая и грязно-коварная. Их ненавидели. Опасались. Иногда просто шарахались, как от диких зверей. Они, едва переступившие двадцатилетний порог (а Зой и вовсе по здешним меркам считался мальчишкой), пережили и видели такое, что и не снилось почтенным представителям знатных семей, ни разу не покидавшим мирную столицу. Они были «безродными выскочками у древнего трона», «варварами, не знающими правил этикета и науки управления». Они были… да мало ли еще кем. Им самим, по крайней мере, это было глубоко безразлично. Они были победителями. Они отдали за эту победу больше, чем могли представить эти чопорные, облаченные в парчу господа с ухоженными ногтями, на чьих руках никогда не было шрамов от мечей, огня и стрел. И у них было право не просить ничьего одобрения, кроме своего короля. Короля, у которого была власть судить их, власть распоряжаться их жизнью и смертью. У него – и ни у кого больше. Потому что он был их другом. Он был – одним из них. И сейчас, на этой войне, более грязной, чем та, через которую они прошли, они были нужны ему, может быть, даже больше. А значит, Серым Коршунам рано сворачивать крылья. Навыки, подаренные им войной, оказались бесценны. Мужество и стойкость Кунсайта, который одним взглядом умел заставить сплетников молчать, тигрино-опасное обаяние Нефрита, который, с детства зная правила «галантных игр», пользовался словом и улыбкой, как шпагой, – и безошибочный инстинкт Зойсайта, умеющего, по его собственному выражению, «нюхом чувствовать» людей – и плести интриги так же искусно, как и расплетать их. А главная сила Джедайта была в его разуме и прочной, как стальная струна, воле. И – в его умении оставаться незаметным. Чтение мыслей, иллюзии и телекинез были только малой частью того, на что он был реально способен. Обычно эту малую часть он и демонстрировал окружающим. И только близкие ему четверо знали реальные возможности этого тихого, неизменно вежливого книголюба, чья рука одинаково искусно владела и пером, и клинком. Нефрит порой шутил, что если бы способности Джеда достались психованной Берилл, то у Системы было бы мало шансов. Что не было преувеличением: Третий Лорд Терры был не менее опасен, чем его товарищи, хотя это и не бросалось в глаза. И те, кому пришлось столкнуться с ним лично, очень скоро все поняли. Всегда сдержанный, не любящий быть на виду, юноша с внимательным взглядом – таким он казался на первый взгляд. Он никогда не сердился и не повышал голоса, его ни разу не видели испуганным или сбитым с толку. Мягко-задумчивый, всегда безупречно вежливый, всегда невозмутимый, он казался безучастным и безразличным ко всему, кроме книг. Однако за этой отрешенностью скрывался ум, более беспощадный и острый, чем клинок лучшего из воинов. Обладая устрашающим, почти нечеловеческим упорством, безошибочно чувствуя обман, он раскручивал до основания самые запутанные тайны и интриги, действуя с хладнокровием и терпением змеи. Все знали, что если на след выходит Третий, то жертва обречена. Он вычислит ее рано или поздно. Глаза Джедайта, ясные, остро-внимательные, не упускающие ни малейшей детали, были похожи на отточенные наконечники стрел, готовые вот-вот сорваться с тетивы. За их насыщенный, по-настоящему красивый голубой цвет иные столичные модницы готовы были заплатить алхимикам любые деньги – но за этой красотой скрывалась устрашающая сила. Этот спокойный бирюзовый взгляд с легкостью мог парализовать волю и вскрыть в сознании человека такие потайные слои, о которых тот и сам не догадывался. Мог разбудить такие тени, которые свели бы с ума самого отважного из воинов. Третий Лорд безошибочно угадывал слабые струны любой души – и хладнокровно манипулировал ими. Если это требовалось. А это требовалось… иногда. Его боялись и ненавидели. И очень быстро он стал смертельным врагом для многих, кому нанес, по их мнению, тягчайшее оскорбление. – Безродный пес! – выкрикнул как-то ему вслед один из загнанных в угол заговорщиков, тайно выступавших на стороне врага. – Цепной пес при коронованном выскочке! Да кто ты вообще такой?! Бездушный палач, убийца! Его Светлость Лорд Востока, Третий Ши-Тенноу замер на полушаге в дверях и, медленно обернувшись, произнес: – Двадцать четыре тысячи восемьсот шестьдесят две жизни. – Его голос был ровным и леденяще-тихим. – Шесть городов, четырнадцать деревень и три десятка поселков, жители которых ни в чем не были виноваты. Чьей кровью оплачены рубины на вашем камзоле? – Тишина. – И кто из нас после этого убийца, милорд? Ответом ему было молчание. Не потому, что его собеседнику нечего было сказать – перед этим он на протяжении двух часов весьма красноречиво оправдывал себя, – а потому, что бесстрастные глаза Лорда Иллюзий внушали ужас куда больший, чем любой гнев. Помолчав, Джедайт в полной тишине добавил: – В дальнейшем вам следовало бы точнее подбирать оскорбительные формулировки. Псы, как известно, не способны на предательство. Вам должно быть стыдно перед ними, милорд. После чего он отвернулся и вышел из зала заседаний, не замедлив и не ускорив шага. Совершенно равнодушно. И, может быть, только его друзья заметили, что его левая ладонь была сжата крепче обычного. Но, конечно, ничего не сказали. Они знали, что Третий Лорд никогда не демонстрирует свою слабость – так же, как никогда не унижает других. Даже тех, кто этого заслуживает. Даже своих врагов. И, в конце концов, даже враги были вынуждены его уважать. Будучи бесконечно верным, хладнокровным и безжалостно упорным в достижении цели, Джедайт никогда, ни одного раза не переступил той грани, за которой начиналась жестокость. Он ненавидел ложь во всех ее проявлениях, считая несправедливость худшим из них. Возможно, именно поэтому Эндимион и поручил ему тогда то, памятное, задание, по странному совпадению изменившее многое в жизни Третьего Ши-Тенноу. Изменившее – все. …– Марс? – Джед удивился, что само по себе было необычно. Удивление было свойственно ему так же, как и Зойсайту – сдержанность. Они сидели в низкой, заваленной книгами и документами, комнате Восточной резиденции. Вернее, того, что от этой резиденции после войны осталось. Погода была ужасной – лето в том году никак не наступало – и низкая серая хмарь висела над таким же серым морем за окнами, скрывая горизонт. Темно было почти как вечером. – Да. – Эндимион оперся подбородком на сплетенные ладони. – Я понимаю, что сейчас нам и так сложно, но выхода нет. Эту проблему надо решать как можно скорее, или мы вообще не решим ее никогда. – Марс разорвал дипломатические отношения еще до начала последней войны, причем без объяснения причин, – заметил Джед. – После этого они не имели с нами никаких легальных контактов. Разумно ли будет теперь… – Может, и не разумно. – Эндимион отвернулся к окну. Небо за частым переплетом потяжелело, готовясь заплакать. – Но, повторяю, выхода у нас нет. Новой войны планете не выдержать. Нам нужны мирные отношения с соседями. Юпитер, Венера и Луна выразили готовность помочь, Меркурий пока отмалчивается, но они вообще-то ни с кем не конфликтуют, а вот Марс… Джедайт молча кивнул, соглашаясь. Исходя из его сведений, на Четвертой Планете не было регулярной армии – и вообще какой бы то ни было армии, – но первой игрушкой ребенка, научившегося ходить, становился лук со стрелами, а юные девушки закалывали узлы волос кинжалами вместо шпилек. Воевать с Марсом не хотел никто. – Почему ты не хочешь повременить, пока мы наберемся сил? – спросил он вслух. – У нас нет времени, Джед. – Голос Хранителя звучал тяжело и глухо. Война окончена, но Терра выжата подчистую. Сейчас мы победители – на развалинах. Поля – ладно, одного сезона хватит, чтобы вырастить хоть что-то, но города? И почти все верховые животные погибли. Если твари, которых мы извели, объявятся снова… Он обернулся, сверкнув темными глазами. – Марс нужен нам сейчас, Джед. Нам нужно их оружие, их ремесленники, их кузнецы. И боевые драконы – там выращивают лучших. – Вряд ли они дадут драконов, – покачал головой тот. – У них особое отношение к змеекрылым. Грифонов – возможно… – Пусть даже так, – Эндимион устало закрыл глаза. За окном барабанили капли, нагоняя тоску. – Но оружие нам необходимо. Джедайт кивнул во второй раз. Стальные марсианские клинки и наконечники для стрел из красно-черного, острого, как бритва, обсидиана были известны на всех планетах. – Что ты предлагаешь? – коротко спросил он, зная, что про себя его друг все уже решил. Эндимион помолчал, рассеянно глядя на грязно-серые потеки воды, расчерчивающие стекло. Дождь усиливался, превращая день в свинцовые сумерки. – Когда наши планеты окончательно разругались, меня еще на свете не было, – он криво усмехнулся. – И никто сейчас толком не знает… или не хочет знать, из-за чего все произошло. И поэтому я попытался узнать о причинах их враждебности… по своим каналам. Джед приподнял брови. Он сильно подозревал, что «каналы» его друга имели два длинных золотых хвостика и обитали на Луне. Хотя за истинность этих сведений можно было поручиться – информация, исходящая от Селены, была неопровержима. – И причина, представь себе, лежит на поверхности, – кривая усмешка стала почти жестокой. – Странно, что никто об этом раньше не задумался. – Да? – Джед наклонился вперед. Вместо ответа Эндимион убрал со стола лист пергамента, накрывающий что-то. И маленький, заваленный книгами и свитками, кабинет куда-то исчез. Перед ними лежал кусочек солнца. Небольшое птичье перышко ударило в зрачки золотыми лучами, раздвигая, растворяя потолок и стены, превращая их в сказочный янтарный чертог. Тонкие пушистые волоконца переливались всеми красками живого пламени: дотронься – обожжешься. – Узнаешь? – тихо спросил Хранитель Земли. – Да. – Всегда спокойное лицо Джедайта странно помрачнело. – «Шелковое золото». – Перья феникса. Каким-то способом они продолжают попадать на Терру, несмотря на запрет. – Безрассудная алчность. – В тихом голосе Третьего Лорда появились жутковато-холодные нотки. – Даже во время войны… Словно нарочно. Взгляд Эндимиона стал острее, отметив изменившееся настроение друга. – Ты что-то об этом знаешь? – Фениксы священны для марсиан, – Бирюзовые глаза потемнели до синевы. – Неудивительно, что они разорвали с нами отношения. – Только из-за перьев? – нахмурился принц. – Тем более, я слышал, этих птиц уже лет сто как никто вживую не видел. – Есть косвенные подтверждения, – задумчиво проговорил его собеседник, не отрывая мрачного взгляда от солнечного лоскутка на столе. – Важно другое. За любое посягательство на это существо жители Четвертой могут убить. И трудно придумать лучший способ, чтобы намеренно вызвать их ярость. Эндимион выпрямился, и в его глазах сверкнуло нечто убийственное. – Ты подозреваешь, что… – Я ничего не подозреваю, пока у меня нет фактов, – спокойно сказал Джедайт. – «Шелковое золото» немало стоит само по себе. Нельзя исключать и мотив чистой корысти. Пока вообще ничего нельзя исключать. – Что ж. – Принц чуть расслабился, откинувшись в кресле. – Надо узнать, куда ведет хвост этой змеи, а потом уже действовать. – Хвост змеи всегда ведет к жалу, – невозмутимо заметил Джед. – И его лучше вырвать прежде, чем тебя укусят. Синие и голубые глаза понимающе переглянулись. – Джед, – тихо сказал Эндимион. – Возьмешься? Джедайт помолчал. Потом негромко спросил: – Почему именно я? – Ты – лучший. – Мы все – лучшие. Именно поэтому мы еще живы. – Туше, – криво усмехнулся принц. – Я серьезно, Энд. Марс – Планета Огня. Это – стихия Зойсайта, не моя. Возможно, ему будет легче… – Нет, – категорически заявил принц. – Зой еще молод и горяч. В этом деле нужна холодная голова и как можно меньше эмоций. Джед кивнул. Насчет холодной головы он был абсолютно согласен. Только вот… – Зой мечтал побывать на Марсе, – тихо сказал он. – Поглядеть на драконов и саламандр, я слышал, он говорил Нефриту… – Побывает, когда решим проблему, – отрезал Эндимион. – И потом… – он многообещающе усмехнулся. – У меня для него запланирована другая командировка. Джедайт, мысленно вздохнув, пожал плечами. – Ладно, – невозмутимо, как и всегда, ответил он. – Допустим, поеду я. Но как ты себе это представляешь? На Марс меня так просто не пустят. – Пустят. – Хранитель криво усмехнулся. – У тебя академическая виза, не забыл? Ты отправишься не как Ши-Тенноу, а как простой исследователь. Все просто, и у тебя полностью развязаны руки. – Энд, – голос Джедайта стал серьезнее. – Наши планеты фактически враги. Меня могут не пустить даже как частное лицо. – Могут, – кивнул принц. – Но все равно пустят. Третий лорд откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. – Ты уже послал запрос, так? – очень спокойно произнес он. Утвердительно поднятая бровь. – Еще до нашего разговора? – Я точно знал, что ты согласишься, – Эндимион без всякого раскаяния махнул рукой. – Ты же специалист по решению нерешаемых задач, верно? – Нерешаемых задач не существует, существует недостаток данных, – машинально произнес Джедайт, думая о другом. – Так я понял, что ответ ты получил утвердительный, верно? – Верно. – Насмешливое выражение бесследно покинуло синие глаза. – Нелегко, правда, только на третий раз и только после моего личного вмешательства, но… они согласились. – Когда? – Через четверть луны. Джедайт задумался еще глубже. Семь дней на то, чтобы собрать информацию, выучить язык, разработать хотя бы ориентировочную стратегию поведения – и еще одну, на всякий случай, если не сработает первая… Хм, ну что ж, бывало и сложнее. – Достаточно, – спокойно сказал он. – Я буду готов. – Причем – ко всему, не забывай. – Возможна ловушка? – бесстрастно уточнил Третий Лорд. – Везде возможна ловушка, – жестко ответил принц. – Кому, как не нам это знать? И поэтому я прошу тебя быть осторожным, Джед. Очень осторожным. Если ситуация станет критической… К Хаосу Марс, а вот ты нам нужен живым и желательно здоровым. – Я всегда осторожен – Третий Лорд усмехнулся: – Как и мы все, сам ведь знаешь, Энд. – Еще как знаю, – вздохнул тот. – Потому-то и прошу. Потом взял со стола золотое перо и осторожно обернул его пергаментом, погасив маленькое солнце. Комната вновь наполнилась стылой серостью и шелестом дождя. – Возьми, – сказал он. – На удачу. Удача – это определенно не его метод, думал Джедайт, идя по сумрачным коридорам в свои покои. Хотя покоями это назвать было трудно – так, пара каморок в башне рядом с библиотекой… Зато море видно. …Все-таки этот замок в ужасном состоянии, надо что-то делать. Левое крыло все разрушено, безобразие. Хорошо хоть столичная резиденция нетронута, не стыдно перед гостями… Правда, там никакой тишины, работать просто невозможно. А работы предстоит много. …Да, и как сказать обо всем Зойсайту? Ведь наверняка же разбушуется. Он действительно мечтал о поездке на Марс. И куда его Энд вместо этого собирается направить? Неужели на… Нет, ну это будет уже слишком. Эндимион, конечно, любит нестандартные решения, но чтобы так… Ладно, довольно об этом. Сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас надо думать о деле. Каждый час на счету. Итак, Марс. …Марс. Джедайт сосредоточился, мысленно собирая те сведения, которые ему удалось собрать за эти несколько дней. Сведения, как это ни печально, были крайне разрозненны, малочисленны и неоднозначны – сказывалось долгое отсутствие открытых контактов с жителями красного мира. Строгих научных фактов было удручающе мало, в основном их заменяли легенды, слухи и домыслы, которым Третий Лорд привык не доверять. В общих чертах, ему удалось узнать следующее. Средняя по размерам планета, чуть меньше Земли. Две маленькие луны. Неравномерный рельеф – самые высокие в Системе горы и самые глубокие впадины находились именно здесь. Климат, за исключением экваториального и полярного поясов, резко континентальный – очень сухой, с жаркими днями и крайне холодными ночами. Океан небольшой, по преимуществу мелководный. Несколько сезонных рек и только одна постоянная. Земледелие практически не развито – узкие полоски плодородных почв размещены только в приполярных и океанических зонах. При этом процветают охота, скотоводство и ремесла. Много видов-эндемиков, не существующих за пределами планеты, как то: огнедышащие драконы (прочих-то в Системе было пруд пруди), саламандры и фениксы. Существование последних научно не подтверждено. Имеются предположения (также не доказанные), что Марс является первоначальной родиной грифонов и василисков. Уровень развития цивилизации – самый низкий во Внутреннем Круге планет. Малочисленное население, живущее по законам родового общества. Отсутствие централизованной власти и какого-либо подобия государства. Важнейшие вопросы решаются на Совете кланов, который собирается по необходимости. Случается, что только раз в столетие. Три – всего три! – города на всю планету, каждый – с автономным общинным самоуправлением. Полное отсутствие письменности, за исключением священных рисунков-пиктограмм. Богатая традиция устного поэтического творчества, сочетающего художественную, познавательную и педагогическую функции. Вот, собственно, и все. Сухо и сжато. Мир, уложенный в какую-то пару абзацев. Все остальное о Красной планете было известно в основном из слухов. Слухи, в противовес фактам, были причудливыми и недостоверными, очаровывающими и пугающими. Слухи говорили о раскаленном бледно-синем небе без облаков, об алых песчаных морях, простирающихся далеко за горизонт, о лабиринтах и арках из рыжего песчаника. О горах, чьи вершины были видны за много месяцев пешего пути, о реках из жидкого огня, о черных озерах на дне скальных колодцев, где даже днем видны были звезды. О городах, вырезанных прямо в терракотовой плоти камня, и о людях с глазами цвета обсидиана и лицами, как красная глина. О людях жестоких, стойких и молчаливых, как пустыня, поющих песни на древнем, ритмично-гортанном наречии, звучащем медью. Слухи говорили о загадочном драконьем племени, имеющем свой язык и обычаи, и неохотно контактирующем с людьми. О невозможно-прекрасных и мудрых ящерах с мелодичным голосом и дыханием, способным убивать. О саламандрах с глазами, как драгоценные камни, умеющих читать в сердце человека. О грифонах, носящих людей под небесами, как верховые кони. Именно отсюда прибывали лучшие мастера – оружейники, стекольщики и резчики по камню. Вот только военные наемники – никогда. Воинственные от природы, марсиане считали бесчестием сражаться за плату, и если вступали в битву, то лишь по долгу чести или соображениям справедливости. Отсюда торговцы привозили знаменитые мечи и кинжалы со вставками из полированного обсидиана, украшенные традиционным витым узором. Здесь же умели делать лучшее в Системе стекло – перламутровое, рубиновое, золотистое, как янтарь: чаши, бокалы, кубки, причудливые фигурки зверей, тончайшей выплавки бусины и колокольчики, цветные кубики смальты для мозаик и многое, многое другое. Отсюда привозили также огнеупорную драконью чешую, незаменимую для боевых доспехов и, конечно, главное, баснословно редкое и дорогое сокровище Марса – мягкие, невесомые перья, сотканные из огненных нитей. «Шелковое золото». Оперение феникса. …Фениксы. Пылающие миражи красных песков, легенда, запечатленная на гербе Четвертой Планеты. Ожившая сказка, которую мало кто видел наяву. Да и те, кто видели, рассказывали лишь о размытых тенях, проплывающих в полуденной тишине, да об огнях, пляшущих ночью над самыми потаенными из озер. И если бы не перья, сплетенные из солнца, то бессмертных птиц и вовсе можно было бы счесть красивой легендой. Перья с Красной Планеты. Золотая сказка для модниц, расшитые холодным огнем покрывала, корсажи и накидки. Знак престижа для вельмож и придворных. Магический ключ к тайне бессмертия для алхимиков и чародеев. Имея одно такое перо, человек мог баснословно разбогатеть. Или потерять жизнь. Если верить полученным сведениям, «шелковое золото» до сих пор исправно поступало с Марса, несмотря на многочисленные запреты и перекрытые границы обеих планет. Даже в самые трудные военные годы на многих представителях знати можно было видеть украшенные ими камзолы и платья – что, учитывая стоимость такой роскоши и нищету, в которой барахталось девять десятых населения, выглядело, по меньшей мере, пиром во время чумы. По большей мере – подлостью. Неудивительно, что факт контрабанды так раздражал Эндимиона, который сам не надевал даже положенную ему по праву корону – считал, что монарх в золоте при нищем народе – это бесчестие. Для монарха. Джед вздохнул и осторожно провел по тонким огненным нитям, разравнивая их. Пальцы скользили вдоль гладких волокон, а мысли – вдоль давно, давно запрятанных в прошлое воспоминаний. …То, другое перо было совсем не таким роскошным. Так, несколько редких, потертых, потрепанных временем пушинок. Но они по-прежнему излучали ровный свет, который так и норовил обмануть чувства кажущимся жаром. Оранжевые отблески ложились на низкий потолок, играли на поверхности грубо оструганных балок – и старое, иссеченное годами дерево переливалось вызолоченной парчой. Многочисленные книжные переплеты выглядели в этом свете еще таинственнее и загадочнее. Он, еще совсем мальчишка, протягивает ладонь к пылающим нитям, но пальцы, едва дотронувшись, инстинктивно отдергиваются. Ему совсем не горячо, но… немного страшно. «Удивительно, да, малыш?» – сухой старческий смех рассыпается по маленькой комнате. – «Вот за это их перья и называют холодным огнем». «Он совсем-совсем как настоящий…» – шепчет он. Старик смеется чуть громче. «Это весьма поучительный опыт, мой юный друг. Посмотри на это чудо хорошенько и запомни, что разум и чувства тоже способны ошибаться. Посему внимателен будь и к чувствам, и к мыслям. Они могут быть не более, чем миражом». «А как же тогда отличить настоящее от ненастоящего?» Его учитель хмыкает, пряча лицо в лохматой грязно-белой бороде. «А ты задаешь трудные вопросы, малыш», – короткое молчание. «Старые предания говорят, что феникса нельзя поймать, если он сам не захочет сесть тебе на руку. А знаешь, что для этого нужно?» «Что?» – замирая, выдыхает он. «Для этого нужно НЕ хотеть обладать этой птицей. Только бескорыстный может дотронуться до нее и не сгореть. Так говорят легенды». «А как же… эти перья?» Старик сухо, недобро усмехается. «А как люди берут то, что им нужно? Они убивают». Убивают. Это ему знакомо. Он уже не раз видел смерть, видел слишком часто, чтобы плакать или бояться. Но при мысли о неведомом крылатом чуде она вдруг становится отвратительно, ужасающе неправильной. Несправедливой. Кощунственной. Как хрусталь, раздавленный сапогом. «Убивают?!! Вот – их?!!» – Он давится всхлипом. – «За что?» Бесцветные от старости, но все еще острые глаза вспыхивают и сужаются, прячась в разломах морщин. «Люди глупы и оттого жестоки, мальчик. Запомни это накрепко и не забывай никогда. И глупость эта – не от невежества, а от нежелания видеть истину. Люди придумывают себе правила игры и хотят, чтобы мир играл по ним, а если этого не происходит, сердятся и обижаются, как дети, которым не дали сладкого. Они придумывают себе богов и верят в них, и торгуются с ними, и умоляют их, а единственного Бога, чье имя – милосердие и истина, знать не хотят». Высохшие, изломанные возрастом пальцы проводят вдоль несгорающих нитей. Золотой свет мерцает в темных зрачках, как вода. «Так и здесь. По легенде феникс бессмертен, и люди думают, что, нашив себе на одежду его перья, они присвоят часть его силы, его красоты, его магии. Они не понимают, в чем настоящая магия и настоящая сила. Им кажется, что бессмертие можно купить за монеты…Но они забывают об истинной его цене, малыш. Ведь каждый раз, умирая и воскресая, огненная птица добровольно сжигает себя заживо». Он вздрагивает, обхватив руками тонкие локотки, ежится. Тяжелая морщинистая ладонь проводит по его растрепанным волосам – бережно. «Такова цена всякого чуда, мой юный друг. Страданием и болью, душой и сердцем оплачивается настоящая красота и настоящая истина. А все, что можно купить за монеты, – лишь блестящая мишура. Именно цена и отличает настоящее от ненастоящего, помни это, малыш. Именно цена». Старик замолкает. В наступившей тишине все так же ровно светятся золотые пушинки, светятся шелковым, необжигающим, живым огнем, отнятым у мертвой птицы. Это очень красиво, но маленький голубоглазый мальчик больше не хочет на них смотреть. И потом ни разу в своей жизни он не прикоснется к дорогим вещам, украшенным золотыми перьями. Даже когда сможет позволить себе это – ни разу. Он выучил с детства, что чудо, за которое уплачено чужой смертью, тоже мертво. По крайней мере, одно из наихудших предположений Джеда сбылось в точности. А именно – то, что касалось Зойсайта. Спустя четыре дня взамен уехавшего в столицу Эндимиона в Восточную резиденцию прибыли лучезарно улыбающийся Второй Лорд и очень мрачный Четвертый. «Составить компанию», как жизнерадостно заявили они – вернее, заявил Нефрит. Зой непробиваемо молчал, и лицо у него было такое, как будто он собирается подорвать небольшой вулкан. Или, скорее, большой. Так. Значит, Эндимион уже сообщил ему о своих планах. По крайней мере, касательно того, где рыжий проведет свою ближайшую командировку… – Меркурий!!! – возмущенно восклицал Четвертый Лорд, воздевая руки к потолку. Пламя в камине взлетало и опадало ему в такт. – Святая Галаксия, Меркурий!!!! Нет, ну вот за что, за что он так меня ненавидит??!!! – Кто, Меркурий? – невинно поинтересовался из угла Нефрит. – Он никого не ненавидит, он планета. И, хочу заметить, очень миролюбивая. – Издеваешься, да? – обреченно выдохнул Зойсайт. – Издевайся, издевайся. А еще друг называется… – А чем тебя не устраивает Первая? – осторожно осведомился Джедайт. Он, хотя это и было глупо, чувствовал что-то вроде вины. Ну, или, по крайней мере, неловкости. – Чем? – горестно вопросил Зойсайт. – Да всем! Там мокро! Там постоянно дождь! Там везде вода! Я там утону! Нет, лучше сам утоплюсь… – Что будет весьма затруднительно, – зевнул Нефрит. – Океан там неглубокий. – В среднем где-то полтора человеческих роста, – по привычке выдал информацию Джедайт. – И зачем тебе топиться-то? – От скуки!! – выразительно поморщился Зойсайт. – Нет, ну на Меркурии же ничего, совсем ничего не происходит! Там делать нечего! Там ничего интересного, одни приемы, да эти, как их… симпузоны, лысого гоблина им за ногу! – Симпозиумы, – машинально поправил Джед. – И не выражайся. – Да ну вас, – фыркнул тот. – Ты воспитываешь, Энд нотации читает, Кун вообще нас из дворца попер… Идите, говорит, и пока прилично себя вести не научитесь, не возвращайтесь! А все из-за звезданутого этого!! – Опять валишь с больной головы на здоровую, – флегматично вздохнул Нефрит, оглядывая каменный зал. – Слушай, Джед, неуютно у тебя как-то. И сыро. Может, махнем ко мне, на Запад? В горах уже вовсю лето, колокольчики цветут… – Мне работать надо, – покачал головой тот. – И потом, не так уж здесь и плохо. Библиотека не пострадала, кладовые и подвалы целы, в угловой башне пара комнат осталась… – Ну, не знаю, не знаю, – мрачно буркнул Зой. – У этого зала такой вид, будто он вот-вот развалится. – Если ты будешь себя вести так, как в столице, то точно развалится, – хмыкнул Нефрит. – И останется наш Джедайт без дома, а он, между прочим, вообще здесь ни при чем. – Боюсь, что не совсем так, Неф, – вздохнул Третий Лорд. Врожденное чувство справедливости не дало ему смолчать. – Зой, это ведь все из-за Марса, верно? Из-за того, что еду я, а не ты? Лорд Огня нахохлился на своем подоконнике. – Да переживу я, – буркнул он. – Просто не понимаю, что на Энда нашло. Я его давно просил о поездке на Четвертую, он сказал – будет иметь в виду. И вдруг Меркурий! И, главное, даже не объяснил ничего! Ну, я и сказал, что не согласен… – …И все камины во дворце, включая кухонный очаг, были в курсе твоего несогласия, – вздохнул Нефрит, пытаясь удобнее устроиться на треснувшей каменной скамье. – Прислуга, бедная, в слезах была, замучались чистить. А повар вообще увольнением грозил… Нет, слушай, Джед, это не замок, а безобразие какое-то! Ты ремонтировать пробовал? – Некогда. И гостей я пока не жду, – пожал плечами тот. – Так вас из-за этого выгнали? – Вот его выгнали, – махнул рукой Нефрит. – А я – за компанию. Для перевоспитания. – На себя посмотри, – мрачно буркнул Зой и поежился. Резной переплет окна был разбит и совершенно не защищал от сырого ветра. – И вообще, зря мы сюда заявились. Он, вон, гостей не ждет… – Ну какие вы гости, вы свои, – вздохнул Джедайт. – Зой… прости. – За что? – насупился тот. – Я же понимаю, что ты не нарочно напросился. Просто я… – Очень хотел там побывать, я знаю, – кивнул Третий Лорд. – Но у Эндимиона была причина так поступить. Это же не увеселительная прогулка. Синие глаза Нефрита вдруг сузились, став задумчивыми. – Опасности? – Его тон был обманчиво-небрежен. – Возможно, – Джед дипломатично пожал плечами. – Никогда не знаешь заранее… – Вот поэтому я Энду и сказал, давай я с ним поеду, мало ли что! Подстрахую там… – встрял Зой. – А он мне – нет, там дело деликатное, сложное, и вообще, у меня для тебя другое задание. Уж сказал бы прямо: ты, дескать, мне там не нужен, только мешать будешь… – Он не хотел сказать, что ты не нужен, рыжий, – мягко произнес Нефрит. – Он просто хотел сказать, что в другом месте ты нужнее, вот и все. – Да понимаю я, не маленький. – Зойсайт вздохнул и спрыгнул с подоконника. Залетевшие в окно капли дождя поблескивали на растрепанных медных волосах. – Просто обидно стало… чуть-чуть. – Понимаю, – в свою очередь вздохнул Джед. – Прости. И… Меркурий не так уж плох, правда. Там красиво. Высотные города под самыми облаками. Солнце в пол-неба, ты больше нигде такое не увидишь… – Ага, и сплошные сим… сип… – Симпозиумы. Научные. Там лучшая библиотека в Системе после плутонианской. – Вот-вот. – Зойсайт старательно изобразил обиду. – Пока ты будешь блуждать по древним и загадочным пустыням Марса, я буду покрываться библиотечной пылью, и эти сип… – Симпозиумы. – …и эти симпо-заумы будут дырявить мне мозги… – И без того дырявые. – Звезданутый, замолкни! Джедайт терпеливо возвел глаза к выщербленному потолку. Может, правда, сбежать к Нефу на Запад? В его родовой библиотеке, по крайней мере, тихо. А у него осталось всего три… нет, уже два с половиной дня до отправления… – Джед? Он отвлекся от размышлений и поймал пристально-темный взгляд Нефрита, в котором сейчас не было ни капли его обычной благодушной насмешки. – Что-то начинает не нравиться мне эта твоя поездка, – задумчиво проговорил Лорд Звезд. – С чем она вообще связана, если не секрет? – Вообще-то секрет, – ответил Джед. – Ну, не для вас, конечно, для остальных. Я еду не как представитель Терры, а как просто ученый. – Ага, а Энд на досуге менуэты танцует, – фыркнул Зойсайт. – А небо зеленое, а Сейлор Уран обожает вышивать крестиком. Ты чего-нибудь поправдоподобнее-то сочини? – Плохой из меня сочинитель, – улыбнулся Джед. – Ладно. Энд предполагает, что разрыв отношений с Марсом столетие назад произошел из-за контрабанды «шелкового золота», инициированной с Земли. Просит расследовать это дело, найти виновных и по возможности способствовать восстановлению дипломатических отношений. На пару минут воцарилось молчание. За окном мерно и назойливо шелестел дождь. – Так. – Голос Нефрита был убийственно спокоен. – Это… сложно. Джедайт молча пожал плечами: а когда было просто-то? – Ты уверен, что справишься? – тихо спросил Зой и тут же осекся: – То есть… Ты прости, я хотел сказать, ты уверен, что все будет… ну… благополучно? – Нет, – невозмутимо ответил Джед. – Но в этом никогда и никто не может быть уверен. У меня есть предположения, а действовать буду по ситуации. Вот и все. – Может, проще было бы официально, а не под прикрытием ученого? – негромко предложил Нефрит. Его глаза были хищно-настороженными. Нехорошие предчувствия? – А я и есть ученый, – откровенно удивился Третий Лорд. – И еду исследовать проблему. Что не так? – Все не так, – нервно отозвался Нефрит. – Не знаю. – Он помолчал. Потом спросил: – Планируешь действовать в одиночку или сотрудничать с населением? – Пока трудно сказать, – медленно произнес Джед. Вопрос был сложным. – Наверное, в конце концов, придется, особенно если что-то выясню. Но вести с ними переговоры будет довольно затруднительно. У них нет централизованного органа власти, который мог бы говорить за всю планету. – Есть Хранительница, – как бы невзначай заметил Нефрит. – Она может помочь. Джедайт покачал головой. – Неф, это смешно. Младшие из Восьмерки еще девочки. Сколько им… шестнадцать? Это не возраст для политики. – Их обучала Селена, – заметил тот. – Даже если и так, – не согласился Джед. – Они еще слишком молоды. И потом, всем известно, что, исключая Луну, принцессы Внутреннего Круга вообще не имеют реальной власти для принятия решений. – Зато имеют право отклонить любое из них, если те противоречат воле планеты. Даже юпитерианские синдикаты ничего не могут поделать, когда Лита говорит «нет». Это не шутки. – Да с Литаной спорить – себе дороже, – встрял Зой. – Она как пальнет молнией! – Рыжий, смолкни! – …А марсианская воительница вообще еще страшнее, – не успокоился тот. – В гневе ее даже леди Хаура боится. – Леди Рейана импульсивна, это так, – вздохнул Нефрит. – Но я плохо ее знаю. Жаль, не расспросил Литу подробнее… И все-таки, Джед, она имеет право быть в курсе. В конце концов, это ее планета. Джедайт длинно вздохнул. Все же влюбленность изрядно подтачивает способность к логическому размышлению, на примере друга это очевидно. – Неф. Послушай. Я понимаю, что у вас с Литаной все замечательно, и она с радостью готова тебе – и нам – помочь. Но у Юпитера с Террой вообще никогда не было серьезных конфликтов, и между вами изначально ничего не стояло. А Марс с нами в отношениях, близких к военным. Согласись, разница ощутимая. Хранительница Четвертой может быть вообще враждебно настроена, особенно если ее характер столь… неуравновешен. – Не суди о характере девушки, пока не узнаешь ее лично, – мягко заметил Нефрит. – И я не думаю, что сама она что-то против Земли имеет. И вообще, я могу переговорить с Литой, они же подруги. Можем и Куна попросить… – Он на Венеру собирался, – поддакнул Зой. – В очередной раз. Прямо корни там пустил. – Язви, язви, – усмехнулся Второй Лорд. – Влюбишься – поймешь. – Я что, совсем дурак, что ли?!! – искренне изумился тот. – Так с ума сходить, и по доброй воле? Не-е, господа хорошие, я против… – Да кто тебя спрашивать будет… Джедайт тактично кашлянул, напомнив о себе. – Друзья, я, может, пойду? – осторожно предложил он. – Мне еще кучу материала переработать надо, а время не ждет. – Успеешь, – категорично заявил Нефрит. – У тебя лицо серое. Ты когда в последний раз обедал нормально? Третий Лорд честно попытался вспомнить. Не смог. – Вот то-то же. Пойдем, где у тебя тут кладовка? – А ты готовить умеешь? – удивился Джедайт. – О… Ну, я у Литы учился… немного. – Хм. А я думал, вы там с ней другому… учились… – невинно заметил Зойсайт. – РЫЖИЙ!!! – Молчу, молчу. Ты умеешь готовить. Не сомневаюсь. – Уж бутерброды я как-нибудь сделаю, – фыркнул Второй Лорд. – Джед, отставить попытки к бегству. Идем пополнять ресурсы. – Друзья, а может потом… – Значит, кофе мы зря привезли? – небрежно заметил Зой. В зеленых глазах плескалась хитринка. – Неф, отстань ты от него, пусть в бумажках копается, а мы в тишине кофеек попьем… – Шантажисты, – обреченно вздохнул Джедайт. – Ладно, пошли. Ну вот что с ними, такими, поделать, думал он, спускаясь по ступенькам в подвал. Друзья… Хотя и беспокойные, но все-таки… – Совсем ты о себе не заботишься, Джед. Живешь где попало, ешь когда попало… Жениться тебе надо, вот что. Джедайт споткнулся, чудом не сломав себе шею – лестница была винтовой и очень узкой. – Нефрит, – почти в ужасе прошептал он. – Ты ведь сейчас пошутил, так? Где-то позади жизнерадостно хихикнул Зойсайт. – Вообще-то, я серьезно, – ухмыльнулся синеглазый звездочет. – Но, если тебе так удобнее, считай, что пошутил. Джедайт молча покачал головой, обернулся и продолжил спускаться. – …А о твоих сердечных делах я все же Небесных Сестер поспрашиваю. Мало ли, вдруг именно на Марсе ты встретишь свою судьбу… Джедайт длинно и терпеливо вздохнул. К счастью, ступеньки закончились, и опасность споткнуться ему больше не грозила. И на том спасибо. И еще: ему срочно требуется кофе. В день, назначенный для отбытия, дождь, наконец, прекратился. Небо почти расчистилось, промытое до голубизны, и таким же голубым было море, сонно лижущее песок. Кажется, лето все-таки решило наступить… Зойсайт с утра суетился в залитом солнцем зале, деловито настраивая портал. Кристалл с записью рассчитанных Первым Лордом координат они получили еще накануне – вместе со строгим указанием использовать только по назначению, что заставило Четвертого Лорда надуться еще больше – когда это они что-то использовали не по назначению? Нефрит, непривычно мрачный, появился в зале только ближе к полудню. Накануне, воспользовавшись прояснившимся небом, он всю ночь провел на единственной уцелевшей башне, и теперь глаза его были темными от усталости – и предчувствий. – Джед, – прошептал он, тронув друга за локоть. – На пару слов. Тот обернулся, увидел его лицо, нахмурился. Отойдя в сторону, тихо спросил: – Неф, что? Вместо ответа Звездочет вложил ему в ладонь маленький, с мизинец размером, кристаллик на тонком шнурке. – Возьми, – сказал он. – Кристалл ментального вызова. Смотри, не потеряй, он пригодится. – Зачем? – удивился Джедайт. – Я могу и без них, ты же знаешь. – Возьми, – повторил Нефрит, сжимая его пальцы вокруг острых граней. – Я настроил его на широкий диапазон. Сработает только раз. Зато стопроцентно, ручаюсь. – Неф. – Лорд Иллюзий посмотрел другу в глаза. – Скажи честно, что ты знаешь? Тот не отвел взгляда. – Я ничего не знаю наверняка. Но знаю, что ты должен подстраховаться. Дай слово, что будешь держать эту игрушку при себе. – Хорошо, – кивнул Джед. Он мало что понял, но тревога в глазах Второго Лорда была неподдельной. – Давай, я его на руку привяжу, тогда не потеряется. – Дай я сам. Нет, не на правую. На левую. Джедайт нахмурился. Да что за паранойя такая? – Неф, ты точно ничего не хочешь мне сказать? – Я очень много хочу тебе сказать, – хмуро ответил тот. – Но ты меня сейчас все равно слушать не будешь. Об одном предупрежу: в одиночку тебе не справиться. Будут предлагать помощь – соглашайся, понял? – Понял, – осторожно заметил Джедайт. Требовательные нотки в голосе Нефриту обычно были совершенно несвойственны. – Только не обязывай меня очаровывать юную Хранительницу. Давай без романтики, ладно? – Ладно. – Синие глаза усмехнулись сквозь усталость. – Никакой романтики. Только предупреждаю честно, когда Судьба находит тебя и кладет руку на плечо, то все остальные доводы рассыпаются, как игральные карты. Не отвертишься. – Судьба – это совокупность последствий нами же совершенного в прошлом выбора, – хладнокровно ответил Джедайт. – Мы сами управляем ею, как и своими поступками. – Так-то оно так, – мягко улыбнулся Нефрит. – Да только вот откуда ты знаешь, не совершил ли ты уже тот самый выбор? Третий Лорд терпеливо возвел глаза к потолку. – Вот теперь узнаю Звездочета, – вздохнул он. – Неф, давай об этом позже, ладно? Когда вернусь. Взгляд его собеседника резко потемнел, растеряв свои обычные звезды. – Да, конечно, – отрывисто сказал он. – Когда вернешься. …Марс обрушился на него с первого шага потоком сухого алого жара, раскинувшегося, сколько хватает взгляда. Влажный морской берег бесследно исчез, растворился где-то в другом мире, смытый буйством ярких – до рези в зрачках – красок. Небо опрокинулось сверху бледно-голубой, прокаленной до стеклянной прозрачности чашей, окаймленной по краю лиловым маревом горизонта. Ветер был лениво-горяч, ветер пах выжженными камнями, солнцем, пылью и временем. И лица ожидавших его людей были тоже похожи на камни – на выветренные коричнево-красные скалы, строгие и терпеливые, с глубокими, черными, внимательными ущельями глаз. Их было всего двое – неподвижные фигуры, одетые в темно-голубые потрепанные плащи. Их возраст, как и возраст песчаных равнин вокруг, угадать было почти невозможно. Это могло быть и тридцать лет… и все триста. По медной броши с изображением грифона Джед узнал в одном из встречающих старейшину клана – такие украшения, по его сведениям, были чем-то вроде родового знака и передавались по наследству. Его догадку подтвердило и то, что именно этот человек выступил вперед и первым поклонился, приветствуя его. – Пусть будет тебе радостно в нашем доме, иноземец. Старейшина говорил на всеобщем наречии Системы, хотя и со странным, гортанным акцентом. Знак вежливости, понял Джедайт, отметив про себя то, как его назвал встречающий. Он знал, что для марсиан понятия «иноземец» и «чужеземец» были четко разделены по смыслу. Первое обозначало гостя. Второе – врага. Хорошо. Значит, несмотря на разорванные дипломатические связи, они не видят в нем представителя враждебной стороны. Хотя… как знать. Родовые кланы Марса независимы друг от друга, и говорить за всех старейшина явно не мог. Вслух он, с положенным поклоном, ответил: – Примите и мое приветствие, – добавив на языке Четвертой Планеты: – Доброго солнца и чистой воды вашему дню. Медно-смуглое лицо разошлось сетью частых тонких морщинок. – Доброго солнца и чистой воды и тебе, гость, знающий нашу речь. Мы ждали тебя, как и было назначено. Мы окажем помощь. Мы ответим на то, о чем пожелаешь спросить. О чем ты хочешь знать, иноземец? И в эту минуту, глядя в ясно-внимательные – и непроницаемые, мудрые, как пустыня, глаза своего собеседника, Джед принял окончательное решение. Никакого маскарада. Никаких уверток. Этот мир не из тех, которые терпят ложь. – Я прибыл сюда от имени короля Эндимиона, – сказал он. – Он знает о вреде, нанесенном вам жителями Терры. Он поручил мне отыскать и остановить виновных. И, достав золотое перо, протянул его старику. Черные глаза изумленно расширились. Молодой марсианин изумленно взмахнул руками, обернулся к старейшине и разразился быстрой, отрывистой речью, из которой Джед смог понять только отдельные слова: «дети огня», «чужие стрелы» и «кирия». Последнее слово казалось знакомым. Оно было явно заимствовано из всеобщего, где уже не употреблялось. Может, здесь это имя? В этот момент поток речи стих. Оба собеседника синхронно повернулись к нему и так же синхронно поклонились. – Мы просим прощения за неучтивость, гость, – сказал старший. – Но гибель огненного племени – общая беда планеты. Старое горе и старый гнев. Не удержать в сердце. Нам было приказано помочь тебе. Сейчас мы делаем это и по велению душ. – Благодарю, – склонил голову он. – От имени Эндимиона я обещаю найти виновных. Две пары черных глаз одобрительно сощурились. – Мы верим молодому королю Голубой Звезды, – кивнул старейшина. – Древний род, чистая кровь, честное сердце. Иначе мы не приняли бы тебя как гостя, иноземец с глазами цвета дождя. – Мы покажем тебе последнее место, где обнаружили следы, – впервые вступил в беседу на всеобщем младший. – Грифоны отвезут нас. Это может быть опасно. Ты готов сражаться, иноземец? Джедайт молча кивнул. Старший из марсиан взглянул на него испытующе, внимательно и остро. – Я пытаюсь прочесть тебя, гость, и не могу. Кто ты? Молодое лицо. Старые глаза. Душа тоже старая? Третий Лорд мысленно улыбнулся. Все-таки эти древние языки отличаются особой безжалостной неприкрытостью смысла. – Я воин, – сказал он просто. – А война беспощадна. – Люди беспощадны, – ответил старейшина и, запрокинув голову, призывно засвистел. – Ты умеешь ездить под небесами, иноземец? …Джедайту потребовалось несколько минут полета, чтобы понять, что сухая статистическая сводка в его книгах была похожа на настоящий Марс не больше, чем нарисованный ребенком кружок с палочками похож на настоящее Солнце. Во всяком случае, в той ее части, что касалась природы. Никакая книга не смогла бы описать это огромное, оглушительное безмолвие песчаного моря, окрашенного во все мыслимые оттенки красного – от цветущего мака до запекшейся крови. Здесь не было полутонов и полутеней. Ярко-ало-пурпурно-рыжие краски земли и ярко-лилово-голубые краски неба были насквозь прокалены зноем и холодом, выжжены до звонкости, выкованы до режущей глаз остроты. Прозрачные, как стекло. Чистые, как огонь. Это было красиво – странной, почти мучительной красотой, острой, как стеклянная грань. Здесь было жарко, жарче, чем на Земле, хотя солнце было меньше, а его лучи – бледнее. Но здешняя тонкая, сухая, почти лишенная облаков атмосфера делала воздух столь прозрачным, что жар светила беспрепятственно достигал поверхности днем – и так же беспрепятственно, не удерживаемый ничем, покидал ее ночью. Марс определенно был планетой контрастов… Джед вздохнул, внезапно почувствовав усталость. Ему неоднократно приходилось летать на грифонах, и он находил их плавный, мерный полет очень удобным для размышлений. Но сейчас, после недели напряженной работы, размышлялось плохо. В памяти всплывал тревожный взгляд Нефрита и его постоянные просьбы об осторожности. Что он там разглядел, на своих звездах? Энд тоже предупреждал, что возможно всякое. Ну, подозрительность – главная черта его характера… правда, в последнее время он стал помягче. Верно, маленькая лунянка и впрямь умеет творить чудеса, как о ней говорят. Неудивительно, при такой-то матери… Зоя жаль, ему бы здешние красоты увидеть, впечатлений на год бы набрался… «Древние и загадочные пустыни Марса», как же…Он-таки выбил обещание рассказать потом все в красках и подробностях, и обязательно привезти что-нибудь «марсианское». Надо бы достать ему перо – настоящее перо феникса, не контрабандное… Будет у рыжего своя сказка. Да, Марс – это действительно сказка. Только не та, что прячутся за кожаными переплетами и золотыми обрезами библиотек, а другая, древняя, опасная и неприрученная, как первобытный огонь. Эта сказка написана ветром и солнцем на красном песке, нарисована бледными тенями лун на пыльно-узорных пологах кочевых шатров, высечена временем и жизнью на коричнево-глиняных, точно обожженных в печи, лицах молчаливых людей. Эта сказка звенит в протяжно-ритмичных, бесконечных песнях пустыни. Сказка прекрасная… и жестокая. Да, та сказка и впрямь оказалась и прекрасной, и жестокой. И Джедайт тогда даже не подозревал, как скоро ему предстоит это узнать… …Место, о котором упоминали его спутники, оказалось недалеко. Или далеко – трудно сказать, пустыня скрадывала расстояния, а часов здесь не было. Во всяком случае, солнце успело лениво переползти через три четверти небосвода и теперь медленно клонилось к западу, становясь из белого – желтым, потом оранжевым, потом ярко-алым, почти фантастическим. Песок мерцал в этом свете, став полупрозрачным, красное небо смешалось с красной землей, плавая в мареве цвета гнева и радости. Три высоких скалы в этом призрачном сиянии казались темными, почти черными, и острыми, как осколки закопченного стекла, вертикально врезанные в песок. С востока от них тянулись тени – длинные, густые и резкие, словно полосы разлитой туши. И странно светлыми, почти серебряными, казались на черно-красном фоне два четких, распластанных на песке силуэта с раскинутыми в стороны крыльями. – Здесь, – отрывисто сказал старший, давая знак снижаться. Джед легко спрыгнул с львино-крылатой спины (грифон только флегматично потянулся и сонно щелкнул клювом, подбирая лапы, как большая кошка). – Что это… серое? – тихо спросил он. – Пепел, – нахмурился младший. – Место смерти Детей Огня. Пепел? Он склонился над выгоревшим контуром, касаясь мелкого серого порошка, легкого-легкого, как пух. Странно, почему его не унесло ветром?.. И тут он почувствовал то самое, хорошо знакомое. …Все они, все пятеро, за годы войны научились звериным чутьем распознавать опасность. Там, где ни зрение, ни слух, ни иные чувства помочь не могли, включался этот древний, с кровью впитанный инстинкт выживания – почти мистический, почти сверхчеловеческий, пугающий. Так Кунсайт заносил руку за полсекунды до того, как противник направит удар, Нефрит, не оборачиваясь, уклонялся в сторону, пропуская стрелу, а Зойсайт с одного прикосновения – или даже без него – угадывал отраву, где бы она ни была. Про Эндимиона говорить и вовсе нечего – черная тень, метавшаяся по полям сражений, буквально внушала ужас своей неуязвимостью. Вот и сейчас… Это легкое, колко-холодное прикосновение к затылку нельзя было спутать ни с чем. Вкрадчивое, почти ласковое и невыразимо мерзкое одновременно. Рядом была смерть. И дикий зверь внутри мирного ученого напрягся, готовый к броску. Вот. Сейчас… Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы успеть понять и запомнить. Тело, тысячами битв наученное выживать, действовало, опережая сознание. Тонкий, шелковый свист, бросок в строну, оттолкнуть спутника, упасть – набок – перекатиться, развернуться, прикрыть голову. Свист. Еще один. Не подниматься. Крики, хлопки воздуха, серые тени чертят небо. Старейшина приподнимается на локте, нельзя! Да нельзя же!! Свист, камень крошится над головой. Схватить за руку, рвануть на себя, прижать голову к песку. А потом случилось это. Сыпучий песок лентой скользнул вокруг правого запястья, сверкнув тусклым серебром. Почему, он же должен быть красный? Серебряная полоска браслетом сомкнулась вокруг руки – всего на миг – аккуратно, почти нежно кольнула кожу и… Боль разодрала нервы от кончиков пальцев до локтя, вгрызаясь в мышцы, ломая кости. Он ничком упал в пыль, хватая воздух, закусив губы, чтобы не закричать. Вместо него закричал кто-то другой – дико, отчаянно, гневно, металл лязгнул о камень, шелест песка, чье-то шипение. Мир закружился, теряя очертания, смешивая предметы, краски и звуки. Кажется, его приподняли, перевернули, заходящее солнце больно ударило по зрачкам, он зажмурился. В левую ладонь ткнулось что-то острое. Кристалл Нефа! «Сработает только раз. Зато стопроцентно, ручаюсь». Как будто знал заранее… А предупредить напрямую не мог, зараза астрологическая! Тьфу, уже выражаться, как Зойсайт, начал… Ну, он ему еще выскажет, когда вернется, подумал Джедайт, и вдруг с леденящей ясностью понял: этого может и не произойти. Если здешние змеи похожи на «последний поцелуй» из земных пустынь, то шансов у него мало. Даже еще меньше, потому что иммунитета против инопланетных тварей у него нет. И Энда, который любой яд если не нейтрализует, то хотя бы ослабит, здесь тоже нет. Энд сейчас на Земле, и дозваться до него в таком состоянии точно не выйдет. Да и не успеет он в любом случае… Он умирает, отстраненно подумал Джед, чувствуя, как отравленный огонь медленно расползается по запястью до локтя. Мир бледнел, становясь черно-серым, закутываясь в кокон саднящей, ласково-дурманной, почти приятной боли. Он умирает. Минута. Две. Не больше. Джедайт скрипнул зубами, запрещая себе отчаяние, усилием воли вытесняя эмоции за края рассудка. Пальцы левой руки стиснули острые грани кристалла. Сосредоточиться. Жгучая боль глодала руку, с каждой секундой туманя мысли. Надо торопиться. Быстрее. Нечеловеческим усилием он заставил разум сконцентрироваться на призыве – неважно кому, – до боли сжав маленький камешек. Ну же… давай… Он сжал руку, царапая кожу до крови. Кристалл дрогнул, резко погорячел и так же резко остыл в ладони. Сработало. Джед выдохнул, едва не теряя сознание. Сил почти не осталось. …Где-то там, в другой вселенной, рвались голоса и звуки. Кто-то кричал, звал кого-то. Слова чужого языка звенели медью, не достигая сознания. Сосредоточиться, чтобы понять, уже не получалось. Кто-то схватил его руку, туго перематывая предплечье. Поздно… Жгут врезался в кожу, перекрывая вены, лезвие полоснуло по запястью, красные капли… черные следы на пепле… больно смотреть… – Не закрывай глаза, иноземец! Держись! Держаться? За что?.. Он зарылся левой рукой в горячий песок, цепляясь за невидимую опору. Красные крупинки набились в царапины, раздражая кожу. Уже не больно. Почти… Кровь густыми, пульсирующими толчками разрывала виски, отмеривая оставшиеся секунды. Шестьдесят. Пятьдесят девять. Мир стремительно разваливался на части, голова кружилась и горела, перед глазами стоял цветной, тошнотворно мерцающий хаос. Хаос… «К Хаосу Марс, а вот ты нам нужен живым и желательно здоровым». Эндимион. Он будет ждать новостей. А если не дождется… Если узнает, что их уже больше не пятеро… Пятьдесят одна. Пятьдесят. «…ты нам нужен». Сорок девять. Он попытался шевельнуть пальцами правой руки, но не почувствовал их. Только по венам до самого плеча стрельнуло огнем – и почти сразу разлилось блаженное онемение. Когда оно доберется до сердца… «…ты нам нужен». Ты нужен… нужен… Сорок пять. Сорок четыре. Ярость взорвалась где-то в груди, затушив едкий, туманящий чувства морок. Да катись она, эта смерть! К Хаосу, к Металлии, к самому Хроносу, если хочет! Джедайт стиснул зубы, усилием воли заталкивая в грудь глотки воздуха. Воздух был сухим и горьким, больно обдирая гортань. Неважно. Дышать, мысленно приказал он себе. Дышать! Тридцать девять. Сердце колотилось глухо, неровно, пропуская удары. Не смей останавливаться, слышишь! Не смей!! Он должен жить. И он будет, будь оно все проклято! Тридцать шесть. Тридцать пять. Дышать! Боль доползла до шеи, кольцом охватив горло. Тридцать три. Дышать!! И вообще, он обещал Зойсайту перо… Обещания надо выполнять, во что бы ни стало… Дышать! Тридцать один. Воля слабела, погружаясь в вязкое, горячее забытье. Мысли рассыпались, как бусины. Красные… Красные ягоды, разорванное игрушечное ожерелье… «Ты сильно ударился, да? Тебе больно, да?» Мне больно, девочка моя маленькая, мне очень боль… Двадцать восемь. Двадцать… двадцать… двад… Дышать!!!... Двадцать семь. Двадцать шесть. Сердце гулко плескалось в груди, больно стуча о ребра. На губах проступила соленая мокреть. Кровь?.. Уже не больно. Двадцать один. Девятнадцать. Мир начал проваливаться и таять в сером шелесте. Дождь? Опять дождь, льет и льет в море, будто там и без того не хватает воды. Какое позднее, тоскливое в этом году лето… «В горах уже вовсю лето, колокольчики цветут…» Неф. Зой. Они ждут известий. Нельзя засыпать, нельзя… Четырнадцать. Тринадцать. Дышать. Ресницы тяжелые, липкие, как смола, золотая искра рвется сквозь них, колет зрачки. Золотой огонек, золотые тени на старом, щербатом дереве, он протягивает руки, обжигается, больно… Нет. Уже не больно. Девять. Восемь. …Огонь растет, заполняя небо, плещется в стороны двумя крыльями, осыпается тонкими, шелковыми нитями, длинными, как темные волосы… Почему темные?... Дышать. Надо ды… Пять. Четыре. Мир проваливается в пустоту, небо совсем близко, почему-то не синее, а фиолетовое, пахнущее гвоздикой и слезами, прижимается к губам, горячее… «Последний поцелуй»… Три. Два. «Ты не умрешь». Воздуха больше нет. Дышать… Один. Сердце гулко вздрагивает и обрывает удар. Все. …Ты – не – умрешь… У смерти нежные губы… …Тишина была повсюду. Тишина была огромной, прохладной и безмятежной. Тишина была темной и прозрачной, как озеро, готовое к зиме. Ее хотелось пить, словно воду, пить медленными, долгими глотками, смакуя хрустальную, сводящую зубы чистоту, сладко-желанную, как желанны первые минуты дремы после долгого, долгого дня. Тишина манила. Тишина обволакивала, баюкала, укрывала. Тишина стирала будущее и прошлое, мысли, имена, привязанности и воспоминания. Тишина звала уснуть, раствориться, исчезнуть. Тишина обещала покой. Потом что-то изменилось. Движение… тень движения, не более. Беззвучное колыхание, невидимые крылья, упруго бьющие стеклянный сумрак. И в такт им в далекой – или близкой? – высоте колыхнулись длинные переливчатые полосы света. Они становились все ярче, сквозь них просачивались огненные искры – и тут же меркли. Вот одна, ярче прочих… И она не гаснет, становясь все больше, все теплее, все ближе. Только дотронься, и… РАНО. Не звук. Не крик, не шепот – просто вибрация пустоты. Невидимые круги, расходящиеся от невидимого камня, брошенного в невидимую бездну. ТВОЕ ВРЕМЯ ЕЩЕ НЕ ИСТЕКЛО. ДОРОГА НЕ ПРОЙДЕНА. Голос. Беззвучный, но пространство вздрагивает от каждого слова, а душа становится проницаемой и ломкой, как треснувший лед. Не больно. Но… Уязвимо. ВОЗВРАЩАЙСЯ, ВОИН. ВОЗВРАЩАЙСЯ ТУДА, ГДЕ ТЕБЯ ЖДУТ. Ждут… Его ждут… Память напряглась – клубок из алых и черных бликов, удушья, огня и тревоги болезненно сдавил сердце – и все мгновенно растворилось в темно-прозрачной безмятежности. Неважно. Все неважно. Радуги в вышине щекотали ресницы. Близко. Так близко… Теплый, теплый огонь… Этот свет был странно знаком – задолго до жизни и смерти, до вселенной и времени. Каким-то древним, изначальным чутьем, коренившимся глубже души, он принимался безусловно и сразу, без вопросов и объяснений. Этот свет был всегда. Этот свет был домом. ВОЗВРАЩАЙСЯ. Голос был настойчив. Его не хотелось слушать, но то же самое, не терпящее возражений, чувство говорило, что НЕ слушать его нельзя. Невозможно. …Возвращаться?.. Но я не хо… Нельзя, стукнуло изнутри в виски. Не это слово. Нельзя. …Я не могу. Пожалуйста! Я не могу. ТЫ МОЖЕШЬ. Не укор, не приказ. Просто констатация факта. Он может. Все верно, он может. Но… Этот свет… Горячий, животворный огонь. Он манил, он звал дотянуться, унести с собой хотя бы искру, хотя бы один лучик. Дотянуться… Темнота колыхнулась – мягко, словно улыбаясь. ТЫ НАЙДЕШЬ ЭТОТ ОГОНЬ В ТВОЕМ МИРЕ, ЧЕЛОВЕК. ВОЗВРАЩАЙСЯ! Свет полыхнул, обжигая, лаская, испепеляя и возрождая, – и душа таяла в нем, как тонкая льдинка, рассыпалась на атомы – и сплеталась заново, беззвучно крича от радости-муки, и… ВОЗВРАЩАЙСЯ. ТЕБЯ ЖДУТ. …и эхо первого звука сотрясло тишину. И тишина дрогнула. Тишина дрогнула и осыпалась каплями в черноту, полную крика и шепота… «Возвращайся». …и чернота со звоном разлетелась на осколки, и они вспыхнули, обжигая, превращаясь в звезды, свиваясь в пылающие спирали, с чудовищной скоростью летя в пустоте… «Я здесь. Я рядом». …растягиваясь в длинные горячие нити, оплетая, запутывая, завивая в кокон, неся все дальше и дальше… «Я рядом. Я держу тебя». …все ниже, ниже и ниже, в ревущую, пылающую, тяжкую темницу тела, стиснутого болью и бредом… «Терпи. Еще совсем немного. Терпи…» …возвращая обратно, к сладкому ветру, солнцу, борьбе и ярости… «Ты не умрешь». Возвращая обратно к жизни. …Впоследствии Джедайт так и не смог толком вспомнить, сколько все это длилось. Часы, дни и минуты спутались в липко-горячей паутине, где галлюцинации были неотличимы от реальности. Время стало вязким, тягучим, как растаявшая смола, время отмерялось только вздохами и ударами сердца, делящими боль на равномерные, монотонно повторяющиеся отрезки. Боль разрывала руку от плеча до запястья, медленно, с аппетитом глодая нервы, отдаваясь тонкими, почти ласковыми уколами в застарелом шраме у локтя. Больно. Тогда, давно, было тоже больно… …Больно. Стрела… тихий, хищный свист в черном, зловонном провале переулка, мгновенный блик на струганом дереве… крик, рывок вперед, ошеломленные зеленые глаза. Куда ж тебя все время несет, рыжий… …Больно. Мрачный, злой до черноты взгляд Эндимиона, тихий скрип зубов, когда он обламывает острие и изо всех сил дергает древко, крик… Это он кричит?.. Темнота. …Темнота. Рыжие, красные сполохи, запах дыма. Бегущие люди, опять крики, женщина плачет, потом плач обрывается на резкой, хрипящей ноте… «Прячься, малыш!» …Топот копыт, кто-то бежит, голоса, похожие на человечьи, но они не люди. Он знает точно, они не люди. Их сознание пахнет мерзостью, а мысли – безумием. Он видел, что они делают, видел их глаза, они не люди… «Беги! Беги, пока тебя не заметили!» Но они заметили, уже поздно, они заметили, они здесь. Человеческие лица, неживые глаза, души, пахнущие смертью. Бежать… «Держись». …Бежать, шаги за спиной, крики, твердые камни, скользкие, липко-черные, пахнет кровью, пахнет до тошноты. Бежать… «Я здесь. Все хорошо, я здесь». Голос. Нежный, глубокий голос, такой тихий, но темнота боится его, отступает прочь. Крики за спиной, гул и треск огня, стены рассыпаются, осколки бьют в лицо, больно… «Ш-ш-ш. Это сны. Это просто злые сны. Их нет». …Огонь. Огонь повсюду, жжет пальцы, оплетает запястье, жар течет по венам, как кипяток… «Потерпи. Скоро все пройдет, потерпи». Что-то прохладное, мягкое касается головы, что-то еще более мягкое проводит по губам, размыкая их, вливая в рот холодные капли. Вода такая чистая, такая свежая, что кажется почти сладкой. «Держись. Осталось немного». …Сладость на губах, запах гвоздики. Ресницы невозможно тяжелые, перед глазами лиловый туман, прозрачный и темный, как небо. Грозовое, влажное небо, какое бывает на Земле. «Я здесь». Близко, так близко… но ревущая горячая пропасть тянет в себя, он падает все быстрее… И только голос, тихий голос, вьется светлой нитью в кипящем пространстве бреда. Тонкой нитью, такой тонкой – и такой прочной – соединяющей его с реальностью. Соединяющей его с жизнью. «Я здесь. Я держу тебя». Первое, что он увидел, открыв глаза – это огонь. Не тот, дикий, горячечный, что мучил его… сколько? Он не знал. Этот огонь был уютно-домашним, сонным и спокойным. Он ворчливо потрескивал, разбрасывая рыжие блики по шершавым каменным стенам. Стены, вроде бы, были украшены резьбой – то тут, то там из тени выступали оскаленные головы, раскинутые крылья и лапы, щедро украшенные когтями. Кое-где когти были отколоты – видимо, стенам этим уже немало лет… Это пещера… или?.. Для того, чтобы увеличить обзор, требовалось повернуть голову, но впитавшийся в кровь инстинкт подсказывал не шевелиться. Так, на всякий случай. Джедайт опустил ресницы, диагностируя, по возможности, свое состояние. Так. Руки и ноги на месте, голова, очевидно, тоже. Внутренние органы, судя по первичным ощущениям, функционируют нормально. Веревок – и иных сдерживающих факторов не наблюдалось. Следовательно, либо он не пленник, либо опасным его не считают (что тоже неплохо). Но это все плюсы. Минусов тоже было немало. Во-первых, слабость. Не очень большая, но ощутимая. Голова болела – тупо, привычно, где-то возле виска, в глаза будто насыпали пыли, но сознание было ясным, впервые за… Тут память дала провал. Сколько он уже здесь? День? Месяц? И где, неплохо бы знать, находится это «здесь»? Он слабо пошевелил пальцами – под ними чувствовалось что-то мягкое и ворсистое – и поморщился. Боль мгновенно пронзила правую руку – и тут же ослабла, свернувшись горячим клубком под повязкой, которой было туго замотано запястье… Стоп. Боль. Укус. Змея. Стрелы, звенящие о камень. Крики, хлопанье крыльев. Чьи-то руки, держащие его. Джед внутренне нахмурился, перебирая впечатления. Что-то не так… Стрелы. Марсианские стрелы не лязгают, они сделаны из обсидиана. И змея… Бледно-серая. Серая змея на красном песке? А вот на Земле, в соляных пустынях такие водятся. Маленькие, смертельно ядовитые красавицы. Именно их ядом смазывают на Юге наконечники копий и стрел – как раз таких, какую Энд из него вытаскивал когда-то. Хотя… в тот раз боль была другая. Верно, тут же мысленно ответил себе он. Ведь Эндимион – Хранитель, и там, на Терре, он в ту же минуту нейтрализовал действие яда, так что предательского жжения Джед тогда вообще не почувствовал. Ну, а их Величество – тогда Высочество – конечно, не удосужился ему рассказать. Стоп. Сейчас не время думать об этом. Важно другое. Если собрать воедино все факты, то… Его хотели убить. И вполне возможно, что тот, кто пытался это сделать, был с Земли. Так. Джедайт открыл глаза, усилием воли разжав стиснутую левую руку. Проклятая привычка, никак от нее не избавиться… Вокруг было все так же тихо, огонь все так же танцевал по стенам, древние чудища все так же скалились на неведомых врагов. Или, может быть, улыбались – тут же Марс, иная культура, кто ее разберет… Надо сосредоточиться. Мысли все время разбегаются по сторонам – должно быть, от слабости, – а это опрометчиво в незнакомой обстановке. Впрочем, и в знакомой тоже. Итак. Его хотели убить. Причем, скорее всего, свои. Джед мысленно вздохнул. Его много раз пытались убрать с дороги – разными методами, но всегда безрезультатно. Ложь, интриги и наговоры были для него проницаемы, как сталь для рентгена, – кроме того, почти всегда рядом был Нефрит, в совершенстве знавший искусство этой грязной сумеречной игры. Как правило, он отводил добрую половину ударов прежде, чем Джедайт вообще успевал о них узнать. Попытки прибегнуть к услугам наемных убийц (довольно многочисленные) тоже были безрезультатны. Ши-Тенноу за годы войны привыкли быть со смертью на «ты», и эта леди давно предпочитала обходить их стороной. Смерть научилась уважать их. А вот они, похоже, этим уважением злоупотребили, хладнокровно подумал Джед. Так просчитаться! Предпринять все меры предосторожности на Земле – и пропустить очевидное на Марсе! Впрочем, тут они ждали удара с иной стороны… Но это, разумеется, не оправдание. Непростительная оплошность. Когда Эндимион узнает… Внезапная мысль тряхнула изнутри, как разряд тока. Эндимион. Он просил сообщать о себе хотя бы раз в сутки – здешние, по счастью, совпадали с земными. Чаще было бы трудно даже для способностей Третьего Лорда – все-таки другая планета как-никак, да еще Марс, у которого магический фон выше всех Внутренних, не считая Луну. Последнее сообщение Джед отправил сразу после прибытия, а потом… Он стиснул зубы, усилием воли подавляя волну тревоги, захлестнувшую мысли. Сколько времени он уже здесь? Что происходит сейчас на Земле? Если была запланированная попытка убийства, то корни интриги могут уходить очень глубоко… Как долго друзья не получали от него вестей – или, что хуже, не дошел ли до них слух о его смерти? Нет, мысленно возразил он, в это Эндимион не поверит однозначно: их четверых он чувствует, как самого себя. Но зато вполне может заявиться на Марс, чтобы все узнать самому, на это он способен. И что придет в голову охваченному яростью террианскому принцу, предсказать сложно. В гневе он опаснее раненого дракона… Нет, ему срочно, просто необходимо найти способ связаться с Землей. Как можно быстрее, прежде чем ситуация окончательно выйдет из-под кон… И в этот момент Джедайт понял, что он уже не один. Трудно сказать, что изменилось. Может, огонь загудел сильнее? Или чуть заметно дрогнул воздух – так слабо, что это нельзя было назвать ветром? Но присутствие ощущалось – именно ощущалось, бессознательно, кожей, как ощущается солнечный жар. И уже потом его слуха коснулся ритмично-тонкий звон, больше похожий на журчание крохотного ручья – и ритмично-мягкий шелест ткани, колышущейся в такт чьим-то невидимым шагам. Самих шагов слышно не было, словно пришедший ступал по воздуху, а не по земле. Шелест и звон становились все ближе и ближе. Повеяло острым и пряным запахом, который показался странно знакомым. Гвоздика… Потом его взяли за руку – так бережно, что рана не отозвалась болью. Наоборот, саднящий жар в кисти почти моментально стал утихать. Целитель? Ладонь скользнула выше, задержалась на шее, измеряя пульс. Мягкая ладонь, совсем маленькая и легкая. Ладонь ребенка… или юной девушки. Джедайт сосредоточился на том, чтобы дышать как можно ровнее и глубже. Он еще не решил, обнаруживать ли себя в данной ситуации или нет. На первый взгляд неизвестный гость не нес угрозы, но многолетний опыт научил его не доверять первым взглядам. И вторым тоже. Невидимый кто-то долго, протяжно, терпеливо вздохнул. Прохладные пальцы легли на лоб, пригладили волосы, осторожно потерли пульсирующий висок – и это прикосновение отозвалось мурашками во всем теле. Так приятно, так… – Ну и долго мы будем играть в спящего, милорд? – тихо-тихо, почти шепотом. …так притупляет бдительность! Рефлексы сработали прежде рассудка. Незаметно обхватить запястье (тонкое, такое тонкое) – рывок – перекат – поймать вторую руку – прижать коленом ноги. И только после этого открыть глаза. Первое, что он увидел, были волосы. Очень много волос. Гладкие, длинные, иссиня-черные, они в беспорядке рассыпались по плечам и груди неизвестной девушки, почти полностью скрывая лицо. Она дышала тяжело и часто, глаза сверкали сквозь путаницу темных нитей каким-то странным, труднопереводимым выражением. Руки, раскинутые в стороны, были изящными, почти хрупкими – и он безотчетно ослабил хватку, боясь навредить. И замер, услышав самый неожиданный в этой ситуации звук. Она смеялась. Это был тихий, грудной, почти мурлыкающий, но, несомненно, самый настоящий смех. – Неплохо. И что мы теперь будем делать, Ваша Светлость? Голос у нее был такой же, как и смех – бархатисто-певучий, протяжный, медно-медовый. И чем-то - он не мог вспомнить, чем - необъяснимо знакомый. Таким голосом можно ласкать, не касаясь. И резать – без ножа. И… Небо, о чем он сейчас думает?.. Стоп. «Ваша Светлость»? Так на Земле называют только лордов верховной Четверки. Случайно она это сказала или… – Кто ты? – резко спросил Джед. – И откуда ты знаешь, кто я? – Это целых два вопроса. – Даже сквозь паутину волос можно было заметить, что темно-прозрачные глаза ехидно сверкнули. – И с какого из них мне начать, милорд? Это «милорд» у нее выходило как-то… очень издевательски. Так протяжно – и с виртуозно облеченной в почтение иронией. Ну, ведьма… Впрочем, вывести из себя Третьего Лорда тоже было непросто. – Можете начать в произвольном порядке, – ответил он со своей фирменно-мягкой невозмутимостью. И добавил ей в тон: – Миледи. Ее взгляд действительно отразил одобрение или ему показалось? – Взрослый, а дразнишься. – Похоже, она откровенно забавлялась. – А вот откуда я тебя знаю… – и голос ее стал задумчивым. – Неужели не догадываешься? – О чем я должен догадаться? – не понял Джед. Так нелюбимая им интуиция подсказывала, что ситуация медленно, но верно выходит из-под контроля. Но, к сожалению, не подсказывала, почему. Девушка усмехнулась ему сквозь черные пряди, и эта усмешка неожиданно кольнула шипом. – Все такой же серьезный, как и раньше. – В ее голосе было что-то грустно-задумчивое. – И все такой же непонятливый. Она чуть подалась вперед, почти касаясь его лица своим – так близко, что влажное дыхание щекотнуло кожу. – Есть вещи, которые не скроешь, сколько ни притворяйся обычным человеком. – В зрачках ее, неожиданно ярких, полыхнуло странно знакомое аметистовое пламя. – Есть вещи, которые мы видим сердцем. И это – самые важные вещи. Джед резко выдохнул и разжал ладони. Она не пошевелилась, не выдернула рук. И стало тихо. И каменно-рыжий, полный теней и бликов сумрак исчез, сменившись ясной свежестью давно канувшего в Реку Времени утра. И брызги фонтанов снова шептались с вечно цветущими лунными садами. И растрепанная девчонка с лиловыми глазами отчитывала неразговорчивого паренька с Земли… …«Смешной. Но хороший»… – Ты, – улыбнулся Джедайт. – Конечно. И она улыбнулась в ответ. …– Так значит, ты с Марса? Костер ворчливо потрескивал, то ли смеясь над ними обоими, то ли одобряя. Оранжевые бабочки танцевали на оскаленных мордах каменных чудовищ. – Значит. – Она пожала плечами, ухитрившись сделать это независимо и даже задиристо, несмотря на то, что руки ее были по-прежнему прижаты к песку. – А что, тебя что-то не устраивает? – Да нет. – Улыбка решительно не хотела покидать лицо Лорда Иллюзий, хоть он сам толком и не понимал почему. – Кстати, ты так и не сказала мне, кто ты. – Да неужто? – фыркнула его собеседница. – Ну, извини. Просто, знаете ли, милорд, не привыкла представляться, валяясь в пыли. – О. – Джед смутился. – Прости. Конечно, давай встанем, а то я сразу набросился, напугал тебя… – Я таких пустяков не пугаюсь, – усмехнулась девушка. – А вот встать бы я рада, да вот только… – В лиловых глазах мелькнула лукавая искорка. – Дело в том, что… Как бы это поделикатнее сказать… Вы на мне лежите, милорд. Милосердное Небо! Джедайт мысленно возблагодарил судьбу за то, что вокруг было темно. Потому что уж совершенно неприлично, когда один из Верховной Четверки Терры краснеет, как мальчишка. Да уж, мальчишка, дальше некуда… …С той прошлой встречи на Луне он помнил милую, забавную девочку с острыми коленками – и не менее острым нравом. Нрав, похоже, остался прежний, а вот девочка выросла, превратившись… Превратившись. Милосердное. Небо. Мысли вдруг куда-то исчезли, и он почувствовал – неожиданно ярко и сильно – то, что до этого момента совершенно не замечал. Он почувствовал теплоту и гибкость тонкого тела, придавленного его собственным, мягкость кожи под пальцами, горячий гвоздично-пряный запах волос, в беспорядке рассыпанных по песку, как пышные черные перья. Невесомое, щекочущее дыхание на щеке, почему-то напомнившее летние яблоки. И глаза. Невероятные бездонно-лиловые глаза, затягивающие в себя, как мираж. Глаза, в которые можно смотреть до обморока, смотреть – как падать в пропасть, забывая и забываясь и… – …Эй! Почему ты молчишь? Тебе, наверное, все еще плохо, да? Тревожные, почти заботливые нотки в ее голосе отрезвили не хуже ледяной воды. О чем он думает! Или, вернее, не думает даже, а… Хаос!!! – Нет. – Он прокашлялся, пока голос не стал ровным. – Нет, все уже в порядке. – Укусы так быстро не проходят, – заметила девушка, осторожно высвобождая ладони. – Ведь болит же, верно? – Нет. Да… Немного. – Джедайт отстранился, выпуская ее, и внутренне сердясь на странное нежелание это делать. – Все нормально. Девушка фыркнула что-то неразборчивое, отдаленно похожее на «Мальчишки!». Села, наклонившись вперед так, что перепутанная атласно-черная грива закрыла ей все лицо, упав до самых колен. – Солнце встает, – сказала она. Джед машинально огляделся и понял, что рыжеватые блики на стенах сменились бледно-розовыми. Пещера, где они находились, была открыта на восток, и холодное, льдисто-голубое небо в проеме скал менялось с каждой секундой, наливаясь ярким брусничным соком. – Так ты хотел знать, кто я? Он обернулся. – Я Рейана из Дома Марса. – Она откинула волосы. – Хранительница Огня. И мир вокруг вспыхнул. И исчез. …Это длилось секунду. Это длилось вечность. Казалось, они зависли где-то между «было» и «будет» в этом невозможном, призрачно-алом марсианском рассвете, превратившем пустыню в пылающий горн. Камни вокруг них стали прозрачными, как малиновое стекло, песчаный горизонт рекой влился в небо, а небо светилось голубым, лиловым, карминным, огненным, небо держало в ладонях солнце – вырванное сердце, истекающее светом, как кровью… ...Сердце – в ладонях. Джедайт так никогда и не узнал, было ли это случайно или она намеренно выбрала именно тот момент, когда в их убежище проник первый луч солнца. В любом случае, знание ничего бы не изменило. Лицо ее каменной стрелой вошло в душу, разбив ее на осколки – и сложив их новым узором. Глубоко. До дна. И навсегда. Не потому, что она была красивой. Не потому, что она была изящной – и нежной – и колючей – и забавной – и недоступной – и опасной, как раскаленный металл – и… Нет, не поэтому. А потому, что она была… Потому, что она просто – была. Сказочная – невозможная – настоящая. Более настоящая, чем реальность. Никаких теней. Никаких полутонов. Расколотые аметисты. Смоляно-черный атлас, пролитый на песок. Сладко-светлый излом яблочной мякоти – и ярко-красная, терпкая яблочная кожура. Красота, подобная отточенной стали. И – росчерку туши на нежном, нежном шелке. И – каплям свежей, горячей крови на девственно-белом снегу. Красота, почти жестокая в своем совершенстве. Рейана из Дома Марса. Хранительница Огня.