Вместе

      Завершая телефонный разговор с бывшим одноклассником, Литвинов меняется в лице, скидывая ту наигранную улыбку, что нехотя натянул каких-то пару минут назад. От неё словно бы даже скулы сводит, но Василий старается не заострять на этом внимания.       — Чего ты уставился на меня? — перехватывая внимательный взгляд напарника, только и выдаёт майор.       — Василий Иваныч, вы столько говорили об этой встрече… Почему? — разводит руками Фазик, совершенно ненужным считая долгие разъяснения о том, что же именно вкладывается в это «почему». Литвинову и без того всё ясно — в этом ни единого сомнения.       — Рома сказал, что они собираются встречаться семьями. Я приду один и что я буду объяснять? — откровенно начиная закипать, отзывается в ответ Василий. Не сводит с Нахмиддинова глаз и всё с той же тяжестью и раздражительность в голосе продолжает: — почему я развёлся, почему я не женился? Всё, я сказал! Я не пойду!       Расстояние до машины — каких-то тройка шагов. Считанные секунды — и весь этот от слова вовсе не доставляющий майору восторга разговор оборвётся, как тонкая нить, со всем спокойствием позволяя разговор начать уже другой, дела касающийся. Литвинов даже с места сорваться успевает…       Вопрос доставучего напарника вот только слишком явственно впивается прямиком в его спину. Не проигнорируешь.       — А как же Карина?       — Что Карина? — вместе с вопросом Литвинов запускает в Фазика и добрых граммов девять возмущения. Не то за то, что разговор этот продолжает так рьяно, не то за то, что в его личную жизнь настырно нос свой суёт. Спасибо хоть это не Верочка!       — Почему нельзя сказать, что у вас есть любимая женщина? Подумаешь, не жена, — разведя руки, пожимает плечами Нахмиддинов. Непонимания, сдобренного возмущением, сдерживать внутри, от наставника утаивая, он и не подумывает даже. — Какое вашим одноклассникам до этого дело? Василий Иваныч, вы вообще не должны перед ними оправдываться. Зачем? Путь любви ты избрал — надо твёрдо идти, блеском глаз затопить все на этом пути. А достигнув терпением цели высокой, так вздохнуть, чтобы вздохом миры потрясти! — излюблено уходит в цитирование Хайяма младший лейтенант, а после в голове своей складывает версию событий. По-своему. — У вас с Кариной случилось, что ли, что-то?       — Фазик! — выпаливает буквально Литвинов. Но, самого же себя притормозив, умудряется не высказать Нахмиддинову всё то, что вертится в голове. — Всё тебе не даёт покоя моя личная жизнь, я посмотрю. Карина сказала, что во всём этом, — словно бы пируэтами руки в воздухе показав встречу выпускников и все её составляющие, всё-таки объясняет Литвинов, — участвовать не собирается. Не её это. А утром вообще в Кронштадт уехала.       — Чтобы на встречу с вами не идти? — с опаской в голосе да и во взгляде спрашивает Файзулхусан, для верности (а точнее собственного хоть какого-то спасения) поглядывая на майора исподлобья.       — Дурак, что ли? — уже не сердясь, а усмехаясь, молниеносно бросает в ответ Василий. — Работать она поехала. Экспертизы там какие-то для большей точности на месте провести.

--

      Рабочих дел на сегодня остаётся каких-то… да, собственно, не остаётся и вовсе. Не считая того, чтобы убрать в стол папку с бумагами, в своём мягком кресле прикрыть ненадолго глаза, мимолётом слушая разговор коллег, да распрощаться со всеми, отбывая наконец домой после непростого (бывает ли вообще иначе?), но весьма плодотворного дня.       Буквально с порога раздавшиеся слова Родимина вот только в один миг портят все Васины планы. В очередной раз объясняться он уж точно не желал.       — Василий Иванович, что так долго? На встречу одноклассников опоздаешь.       — Да я не пойду никуда.       Так просто отмахнуться от товарища словами и добиться успеха? Наивно, конечно же, но Литвинов всё же решает не игнорировать такой вариант ускользания от расспросов. Не попробуешь — не попробуешь.       — Почему? Что случилось?       — Дим, ну во-первых, я устал, как собака. Целый день на ногах. А потом… — протягивает Литвинов, слов заранее не подобрав, но уже через считанное мгновение находится, что же говорить — да ещё и так, чтобы звучало для коллег совершеннейше правдоподобно: — у меня костюма нет, машина грязная… Ну чего я пойду? Все придут с жёнами, при параде — я припрусь один. Начнутся расспросы, допросы… — он хмурится мимолётом и продолжать этот разговор не так чтобы желает. — Не пойду я никуда.       Слова его, твёрдостью голоса к тому же подкреплённые как будто бы для большего веса, звучат решительно и даже строго. Безапелляционно буквально.       Вот только неожиданное появление Семихвостиковой на пороге не только разбивает в дребезги все эти красноречивые доводы, взглядом и ещё парой слов готовые быть подкреплённые, но и лишает дара речи. Всё-таки не каждый день увидишь секретаршу координатора группы при полном вечернем параде.       — Ну, Васенька, допустим, ты уже не один, — выдаёт она, без всякого стеснения ладошкой спеша проскользнуть у Литвинова под рукой. Улыбается, строит глазки… и лишь Родимин не позволяет Василию отреагировать.       — Поедешь на моей машине — специально для тебя помыл, — «добивает» он майора, протягивая ключ от своей иномарки и точно так же сверкая улыбкой. Заговорщики хреновы.       Ругаться на коллег за отдельные, ими озвученные и произведённые детали единого пазла, — глупость. Куда практичнее одним махом коснуться всей ситуации. И взглядом излучаемое недовольство адресовать тому одному единственному, с кого всё и началось. Василий в кандидатуре не сомневается даже. Слишком предсказуемо всё и безвариантно. Но презумпция невиновности, все дела…       — Нахмиддинов, твоя работа?       — Ну, как сказать… — Фазик мнётся, слова подбирая, и из неловкости по итогу выпутывается своим излюбленным способом. — Как сказал Ома р Хайям, веселись, коль веселье сегодня надо, — изрекает он, и слова его подводят Веру к другому «надо». Тому самому, где им с Литвиновым ещё за костюмом нужно успеть.       — Ой, Вера, с огнём играешь.       Майор головой качает, всё больше в бредовости их плана убеждаясь, и всё же повинуется Семихвостиковой. Не в магазин, конечно же, за костюмом спешит, а всего лишь из офиса удалиться намеревается. Чтобы побыстрее из общества её выпутаться да по собственному плану дальше шагнуть. День-то ещё не закончен.       — А я люблю горяченькое. Поторопись, Васенька, — щебечет Вера. Наманикюренными пальчиками по руке его постукивает и даже в мыслях не представляет, насколько сейчас нарывается. С каждой секундой всё больше. Одно спасение — та, что ответила бы меткой язвительностью, руки распускать не позволив, не видит всей этой неуставной картины.

--

      У дверей конторы всю беззаботность и откровенно переходившие границы самоуверенность и настойчивость у Семихвостиковой снимает как рукой. Стоит только майору сообщить, что ни на какую встречу выпускников они не поедут. Ни на часочек, ни на двадцать минут… ни даже на незаметную почти что секундочку.       — Я что, совсем некрасивая?       — При чём тут это? — Литвинов хмурится, всё ещё не теряя надежды до конца часа добраться наконец до дома. Отмахивается, почти не глядя на коллегу, но неосторожность собственных слов всё же улавливает. — Вера, с чего ты вообще такое взяла?       — Вы на встречу выпускников со мной идти отказываетесь, — едва ли не шмыгая носом, отзывается координатор. Нервновато теребит в руке брелок от Родиминской машины и одно за другим теряет свои представления, как же они с Василием окажутся на вечере, как она будет держать его под руку, как будет улыбаться его одноклассникам… — Думаете, я не понимаю? Вы просто не хотите показываться со мной перед своими одноклассниками. Не хотите, чтобы они думали, что вы с такой женщиной встречаетесь.       В ответ Литвинов успевает сказать разве что только то, что ничего подобного он уж точно не говорил, да, поморщившись, словно от внезапно пронзившей боли, резонным озадачиться вопросом — «Откуда ты берёшь это?». На что-то большее у него попросту не хватает времени — ровно как и на то, чтобы заметить открывшуюся входную дверь здания и подготовиться к появлению коллег. Ситуация откровенно на лёгкое дежавю начинает уже смахивать.       — Василий Иванович, а вы чего ещё здесь? — Родимин оказывается рядом как из неоткуда и вопрос не только озвучивает, но и всем своим видом демонстрирует. В лучших начальственных традициях, как говорится. — Уже минут пятнадцать назад уехать должны были. Вы ведь так точно опоздаете.       — Я смотрю, вы тут все так об этой встрече выпускников печётесь, — переводя взгляд с Родимина на Фазика, а с него — на Веру, отзывается Василий. — Может, вам на неё и сходить? Всем вместе. Приедете на свежевымытой машине, в красивых нарядах… захотите — скажете, что вы от меня. Вместо меня.       — Васи…       — Я тебе, Фазик, ещё в самом начале сказал, что ни на какую встречу идти не собираюсь, — не дав Нахмиддинову даже рта открыть, продолжает он. — И попросил не лезть больше в эту тему. А не у меня за спиной все вот эти ваши дела устраивать, — Литвинов разводит руками, демонстрируя как будто бы все эти «дела», и уже в следующий миг сверяется с временем на своих часах. — У меня сегодня ещё куча планов. Стеллаж собрать нужно, билет Леська посмотреть, пару звонков сделать… Всё, отстаньте. Поехал я!       Все возникающие у Веры и Дмитрия Владимировича вопросы и возражения вдребезги разбиваются о непробиваемую стену, выстроенную вокруг Литвинова одним только его взглядом. Уверенным и тяжёлым. Один только Фазик как будто бы не замечает её даже.       — А туфли тогда зачем купили? — припоминая салатовый пакет, наверняка так и лежащий на заднем сидении авто, спрашивает он, на миг тушуется, вспомнив Литвиновское: «Тебя забыл спросить», брошенное давеча у здания суда… но отступать оказывается уже попросту некуда.       — Туфли только на встречу с одноклассниками можно надеть? — с нотками сердитости и язвительности вопросом на вопрос отзывается майор. — У меня в планах куда более важная встреча. Но вас она не касается! — резко обрубает он, даже задуматься коллегам толком не позволяя, и скорее на автомате тянется к «ожившему» в кармане мобильному. — Да, Карина, — отзывается он уже в трубку, на удивление коллегам в миг меняясь в лице и голосе. — Назад ещё не собираешься? Прекрасно тебя понимаю, — он улыбается, буквально мимолётно взмахивает коллегам рукой в качестве прощания и спустя считанные мгновения наконец оказывается возле своей повидавшей многое машины. — Нет, Карин, туфли я купил, а костюм… ты ведь опять скажешь, что я выбрал какую-то ерунду. Да, я дождусь твоего возвращения. Конечно, успеем. У твоих родителей юбилей свадьбы ещё только на следующей неделе.