Маленький огонëк

8 сентября. Александр ненавидит эту дату. Она разбила его в далëком 1941 и таким, каким он был до, не станет никогда. Сейчас в Петербурге льëт дождь. Впрочем, льëт он весь день. Каждое утро, каждого 8 сентября, каждого года начинается с одной единственной мысли : господи, за что?... И с самого утра Александр бьëтся в истерике и заливается слезами. Он задыхается от моральной боли. Да что от моральной, от физической. Ему невероятно больно это вспоминать, настолько, что бывает сложно сделать очередной вдох. В этот день до него не дозвониться и не дописаться. Сколько не пиши слова поддержки, дождь в Санкт-Петербурге не закончится. Отдышавшись и немного прийдя в себя после всех этих истерик Романов встаëт и направляется к комоду. Он достоëт оттуда чистый носовой платок. Платок, подаренный Марией Фëдоровной. Очень ценный и любимый. Кружевной. Напоминающий об Империи. Помимо платка Александр вытаскивает одинокую пачку сигарет. Он открывает коробочку с надписью "Marlboro" и берëт одну. Через несколько секунд на еë конце появляется маленький язычок пламени. Пару мгновений Александр беспрерывно смотрит на этот огонëк. Он ему напоминает кое-что. Он ему напоминает тот ужас. По щеке бежит слеза.

***

Ленинград.1941год, зима. За хлипкими окнами воет метель. Холод с улицы проникает в квартиру, вынуждая что-то делать. Завернувшись в колючее шерстяное одеяло и облокотившись на стену, на кровати одиноко сидит Александр Романов. Но сейчас он конечно не Романов, а Невский. Ему проблем и так хватает не говоря уже о фамилии. Не смотря на тëплое одеяло, по телу проходит дрожь. Придëтся это сделать. Через силу Ленинград встаëт с кровати. Всë тело ужасно болит. Но ходить он пока может. Пока. Бывший Санкт-Петербург медленно подходит к своему любимому книжному шкафу. К сожалению, он уже был не в полном составе. Придëтся опять принести кого-то в жертву. Времени думать нет. Если не поспешит, то его конечности, вероятно, откажут. Александр берëт с полки сборник Лермонтова. Его будет больно спускать на тепло. Всë-таки книги-это святое. Саша собирал свою библиотеку на протяжении всей жизни и теперь вынужден сжигать. Кажется, все слëзы он выплакал ещë давно, тем более сил на них уже не было, поэтому Невский лишь тяжело вздохнул, развернулся и направился куда-то в сторону. Город на Неве сел на пол, подогнув по себя ноги. Он сидел напротив большой кастрюли и в одной руке держал коробок со спичками, а в другой эту несчастную книгу. Перед прощаньем надо еë хотя бы полистать. Перечитать пару стихотворений. Александр почти не чувствовал рук. Ужасно холодно. Сосредоточиться на буквах почти невозможно. Он монотонно перелистывает страницы и натыкается на фотографию. Это была фотография Саши и царской семьи. Последняя. Но тогда, конечно, никто не знал что она будет последней. Романов всë помнит. Он помнит тот день. Он помнит как они готовились к съёмке, как княжны с самого утра суетились и прихорашивались. Он помнит как вся семья выбирала где лучше сделать фотографии. Он помнит как в тот день беседовал с Николаем Александровичем о литературе. Он помнит как они все спускались на первый этаж. Помнит как впереди шли Александра Фëдоровна и старшие сёстры, обсуждая свои наряды. Он помнит как держал за руку маленькую Анастасию Николаевну, а она рассказывала ему свой сон. И Саша увлечëнно слушал.Больше этой девочке никогда уже не приснится какой-нибудь сон. Они ей уже давно не снятся... Александр подрагивающей рукой откладывает эту фотографию на тумбу. Он закрывает книгу и относительно долго смотрит на неë. -простите, Михаил Юрьевич. Еле-слышно произносит город. Задумывается на пару мгновений и отводит взгляд в сторону. -да, Михаил Юрьевич, и вы тоже меня простите. Сердце неприятно кольнуло. В его положении неприятно было абсолютно всё. Ленинград закрывает глаза и начинает медленно рвать страницы. Ему просто больно на это смотреть. Он складывает обрывки в кастрюлю и зажигает спичку. Саша перед собой видит маленький огонëк. Этот маленький огонëк останется в его памяти навсегда.

***

Комната уже была наполнена едким дымом, а заплаканный Романов сидел на кровати. Платок уже был не новый, а всë тело Александра содрогалось от рыданий. Между бледными дрожащими пальцами была зажата почти догоревшая сигарета. Казалось бы, он не Москва, чтобы шарахаться от каждого огонька, но каждый огонëк напоминает ему о том ужасе, страхе, холоде и голоде, которое ему удалось пережить. 8 сентября. Александр ненавидит эту дату.