Дом, в котором есть любовь

Если повезёт, на короткий миг Мы с тобой найдём свою земную вечность.

Жара становилась невыносимой. Третью неделю плюс тридцать в тени, с двумя перерывами на дождь и ураган, после которых половина окрестных деревень оставалась без света — для их широт это было слишком. Благо, учебный год давно закончился, финансовые отчёты были сданы и теперь лежали аккуратной стопкой в кабинетах соответствующих инстанций, а Ольга могла с чистой совестью окунуться в кучугурский быт. В деревне дышалось легче, можно было в любой момент сбежать в лес или на речку, да и в целом жара ощущалась не столь мучительно. Впрочем, и здесь, стоя в очереди за молоком под агрессивно палящим солнцем, сложно было не думать о глобальном потеплении, парниковом эффекте и прочих ужасах, о которых писали разные уважаемые издания. Ольга обычно старалась гнать эти мысли прочь, потому что ничего, кроме ощущения собственного бессилия, они не вызывали. Недавно в их области начали, наконец, сортировать мусор, а ещё категорически запретили топить углём — как говорится, и на том спасибо. Машина с фермерским молоком и творогом — жирным, но изумительно вкусным — должна была приехать только завтра. Сегодня перед Ольгой стояла другая задача: раздобыть в местном сельпо масло и муку, а по дороге, стыдно сказать, купить свежей клубники. Их кусты в этом году бессовестно пожрал долгоносик. У Ольги сердце кровью обливалось, стоило ей только взглянуть на поникшие грядки, но на спасение урожая у неё самой не хватало ни сил, ни способностей. К счастью, у соседки Любки он удался на славу: почти каждое утро та торговала фруктами и овощами возле магазина, а Ольге садовые ягоды доставались буквально за копейки, по старой дружбе. А вот вишня в их дворе чувствовала себя прекрасно и щедро дарила кисло-сладкие ягоды, которые Ольга никак не успевала утилизировать. На ведение хозяйства сил тоже хватало с трудом. Вся энергия уходила на ремонт кучугурского дома, который они с Иваном затеяли ещё в конце весны на свой страх и риск. Затеяли — громко сказано, скорее, Ольга доконала «любимого свата» жалобами на неудобную планировку, жесткую тахту в спальне, заедающие замки и отсутствие нормального рабочего места. А он, кажется, был так рад её решению окончательно обосноваться в деревне, что соглашался почти на любые условия. Они даже избавились от мебельной стенки и аляпистых ковров, которые пережили не одно десятилетие, а возможно, и смену власти в стране советов. Только один ковёр остался нетронутым, хоть и переехал в новообустроенную комнату для гостей на втором этаже — ярко красный с характерным восточным узором. Подарок родителей на свадьбу Ивана с Валентиной. Именно поэтому они прекрасно осознавали, что ремонт — не просто прихоть, и именно поэтому так долго не могли на этот шаг решиться. Страшно сказать, сколько при разборе шкафов было найдено вещей, писем и фотографий, сколько было пролито слёз и выкурено пачек сигарет. Каждая мелочь, безобидная на первый взгляд, могла пробудить множество сожалений и воспоминаний. Ольга внутренне замирала всякий раз, когда Иван произносил сокровенное «Ой, а с этим была история…», но обращалась в слух. Она отлично знала, как важно уметь вовремя отпускать, как привычные стены и предметы порой помогают пережить трагедию, а потом мешают от неё освободиться. И потому руководила процессом с отчаянной решимостью, иногда предоставляя Ивану право поворчать на медлительную бригаду — в конце концов, ему всегда было важно ощущать себя главой семьи хотя бы номинально. С каждым днём знакомые стены всё больше приобретали черты их дома, с продуманной системой хранения в шкафах, удобной кроватью и льняным постельным бельём, небольшим, но функциональным рабочим столом и полкой для папок с документацией. Всё это вызывало какой-то необъяснимый трепет, хоть Ольга и сама боялась себе в этом признаться. Ей стоило огромных усилий отучиться приходить на кухню с мыслями «где здесь у Вали что лежит», убедить себя, что всё происходящее между ней и Ваней — по-настоящему. Что они имеют полное право наслаждаться жизнью здесь и сейчас, что извечное «когда-нибудь потом» может уже и не наступить. И Ольга говорила себе, что всё правильно. Встречать закаты над рекой и ходить босиком по траве, пить чай в беседке до глубокой ночи, когда жара немного спадала. Печь ржаной хлеб в новой духовке, нарезать в салат овощи и зелень с уцелевших грядок. Спорить с Ваней из-за цвета новых занавесок в спальне и расстановки мебели в зале. Ловить на себе взгляды, полные нежности. Просыпаться в кольце его тёплых рук, ощущать невероятное спокойствие и блаженство. И дарить в ответ столько нежности и тепла, на сколько она вообще была способна. Её очередь в магазине почти подошла, когда на пороге появилась Светлана Андреевна — низкорослая женщина лет семидесяти, учительница физики в местной школе. Она жила на той же улице, что и Будько, через два дома, и Ольга уже неоднократно имела несчастье познакомиться с ней поближе. — Ольга Николаевна, здравствуйте! Как всегда, замечательно выглядите! Ни елейные нотки в голосе, ни розовое платье в цветочек не могли сгладить образ классической школьной «мегеры», который закрепился за Светланой за годы общения со старшеклассниками. Ольга почти машинально поправила бретельки на хлопковом сарафане и сдержанно кивнула: — Благодарю. — А вы, я смотрю, вся в трудах! — не унималась Светлана. — Вчера вон грядки пололи… Не устали ещё, от жизни-то нашей деревенской? — Да мне, знаете ли, не привыкать, — грядки Ольга полола от силы полчаса, на большее её не хватило, но Светлане Андреевне об этом было знать необязательно. — Ремонт, конечно, отнимает много сил, тут уж дело такое… От натянутой улыбки сводило зубы, но идти на открытый конфликт никто из них не собирался. Хотя бы внешне всё должно было оставаться в рамках приличий. Не терять контроль. Дочь генерала она или кто? — Ну вы затеяли авантюру, конечно! — Светлана почти театрально вздохнула. — Мы тут все диву даёмся. В нашем возрасте, знаете, это уже даже как-то несолидно. Столько сил, да денег вкладывать, ой! А главное, ради чего… Ну да, всё равно скоро помирать. Эту фразу она, конечно, не произнесла, но очень громко подумала. — Да ну что вы, — Ольга неопределенно дернула плечом и тут же оперативно переключилась на продавщицу: — Здравствуйте, Наденька! Скажите, а ржаную муку не завезли? — Да вот как раз, сегодня утром! Я вам специально пачку отложила. — Как замечательно! Спасибо большое! И масло сливочное, будьте добры, вон то, фиолетовое… Ольга буквально затылком ощущала оценивающий взгляд соседки и мысленно считала до десяти. Она была готова стерпеть многое, но любопытные и острые на язык жительницы Кучугур заставляли её вспомнить, почему люди так часто сбегали из родных деревень в города-миллионеры, где их почти никто не знал и где проще спрятать личную жизнь за семью замками. Нет, конечно, существовала и обратная сторона медали — на помощь некоторых односельчан можно было положиться в любой момент. Те же Любка с Алексеевичем или Лариска с Митяем — все, кто знал Ольгу давно и был с Иваном в самые тяжелые моменты, легко и с радостью принимали её за «свою». Но хватало и осуждающих взглядов, и разговоров полушепотом, суть которых, как правило, сводилась к одной фразе: «на чужом горе счастья не построишь». Местные сплетницы даже откопали допотопный номер газеты «Сельский житель», где на первой полосе красовался репортаж про передовые успехи её свата: в частности, говорилось, что Иван Будько вместе со своей гражданской женой Ольгой Николаевной достраивает курятник. Мол, Ольга уже давно имела виды на Ивана Степановича. Да куда там! Репортер был то ли совсем уж недалёк умом, то ли и правда принял их тогда ещё невинные пикировки за флирт. Но на тот момент это не имело большого значения. Посмеялись, повозмущались и забыли. Сколько лет назад это было — пятнадцать, двадцать? Их внучка тогда ещё даже не ходила в школу. Кто же знал, что много лет спустя, когда взрослая Женька будет активно готовиться к свадьбе, Ольга переедет в Кучугуры именно в том статусе, которым её наградил горе-журналист. К счастью, курятника у Будько не было с тех пор, как Митяй продал их кур, и не дай Бог Ваня решит, что им пора строить новый. Лучше уж она лишний раз в магазин сходит. Расплатившись с Надей, Ольга сгребла в ладонь сдачу, но спеша отойти от кассы, задела рукой прилавок, и половина монет просыпалась на пол. Проклиная всё на свете, она отставила пакет и принялась их подбирать, а когда подняла глаза, увидела на пороге ещё одну знакомую фигуру, на этот раз мужскую. — Светочка, я жду тебя в тенёчке, а то очень печёт… Ой, здравствуй, Ольга! — Виктор Сергеевич, здравствуйте! — улыбнулась та, в этот раз совершенно искренне. — Я помню про дрель, всё никак не дойду до вас! В отличие от жены, Виктор искренне симпатизировал новой односельчанке и уже не раз помогал им с ремонтом. Как раз недавно они с Иваном на пару вешали полки на кухне, и у Будько в самый неподходящий момент сломалась дрель. Виктор тут же принёс из дома свою, а после работы они втроём так засиделись за разговорами и вишнёвой наливкой, что про инструмент никто и не вспомнил. — Да всё в порядке, не переживай, — отмахнулся он к явному неудовольствию Светланы, которая как раз складывала продукты в авоську и бросала на них возмущенные взгляды. — Сам на неделе к вам загляну, заодно с Иваном твоим переговорю, работёнка для него есть несложная. — Ох, это было бы очень кстати! — обрадовалась Ольга. — Такие затраты сейчас… А за любую работу браться уже, знаете ли, возраст не позволяет. Дети, конечно, помогают, но сами понимаете… Светлана Андреевна едва слышно хмыкнула, проходя мимо Ольги, и вручила мужу тяжелую сумку. — Ты, Ольга, никого не слушай, — вполголоса сказал ей Виктор, когда они стояли на улице в тени высокой березы. Ольге срочно захотелось перекурить, а Виктор Сергеевич решил составить ей компанию, пока его жена придирчиво оглядывала Любкины помидоры. — Хорошая ты женщина, хозяйственная. В дом ваш теперь хоть войти приятно, а то было время… Без Валентины-то совсем всё зачахло. Кто бы мог подумать… Он едва слышно вздохнул и пригладил седую бороду, глядя куда-то вдаль. Ольга прикрыла глаза, жадно делая очередную затяжку. В каком состоянии был кучугурский дом, когда она впервые приехала туда после смерти Вали, ей не хотелось даже вспоминать. — А ты молодец, — продолжил Виктор. — И Ивана вон выходила. Мы боялись, не переживёт он этого всего. Ан нет, выдержал. И какой счастливый нынче… — Да, это главное, — коротко кивнула Ольга, выбрасывая окурок в урну. И тут же решила докупить у Любы ещё и капусты, чтобы наварить щей. Уж больно довольным выглядел Ваня, когда она в прошлый раз решилась на этот кулинарный эксперимент. Действительно, кто бы мог подумать. *** — Олька, чего ты там вошкаешься? Иди давай, поплавай, печёт же как не знаю шо! — Секунду! — раздался голос Ольги откуда-то из-за деревьев. Иван громко вздохнул и перекатился на спину, прикрывая лицо от солнца старой соломенной шляпой. На диком пляже вдали от толпы всегда было относительно тихо и спокойно, потому они с Олей с самого утра отправились на речку, решив дать себе хотя бы день передышки от хозяйственных дел. Ольга особо не жаловалась, но Иван видел, как она устаёт, и очень хотел хоть чем-то её отвлечь. Он сам уже два раза сплавал вниз и вверх по течению, опустошил запасы забранных из дома крекеров и выпил бутылку пива, предварительно охлаждённую в реке. Ольга же всё это время пыталась читать какую-то заумную книжку, а потом и вовсе ушла в глубь леса, где и застряла, судя по всему, наткнувшись на заросли черники. Невозможная женщина, просто невозможная! Спустя минут десять, а может, и все двадцать, Оля опустилась рядом на подстилку и стянула с Ивана шляпу, заставив его открыть глаза и тут же невольно сощуриться. — Спите, Иван Степанович? — Да какое там, Ольга Николаевна, — фыркнул тот, с некоторым трудом принимая сидячее положение, и бросил выразительный взгляд на Олино парео, накинутое поверх купальника. — Лежу весь переживаю, шоб вас там не покусал никто. Совсем раздетая по лесу ходите. Змеи ж всякие ползают… — Не стоит, я умею смотреть под ноги, — парировала Ольга. — Да и сама кого хочешь покусаю. — Шо правда, то правда, — усмехнулся Иван. — У кучугурских змей появилась серьезная конкуренция. Произнеся последнюю фразу, он с опаской покосился на Олю, но та с улыбкой протянула ему горсть земляники: — Держи. Иван одним движением губ собрал спелые ягоды с её ладони. Блаженно зажмурился, ощущая легкое прикосновение тонких пальцев к щеке, в последний момент перехватил Олино запястье и снова коснулся её ладони губами, уже без всякого повода. Он отстраненно наблюдал, как Ольга, скинув парео и завязав медные волосы в пучок, подошла к реке, как, заходя в прохладную воду, чуть болезненно сжала плечи, но затем сделала глубокий вдох, нырнула и поплыла вдоль берега. Иван не мог отделаться от мысли, что во всём, что бы она сейчас ни делала, ощущалась какая-то огромная, всепоглощающая любовь, и от этого становилось почти страшно. Неужто он и правда заслужил вот это всё на старости лет? Его восхищало, с каким упрямством Ольга в последние месяцы старалась подстроиться под деревенскую жизнь, или же наоборот, переделать её под себя, как в случае с ремонтом дома. Поначалу Иван от всей этой затеи был, мягко говоря, не в восторге, но в итоге процесс оказался довольно увлекательным. И сблизил их с Олей ещё больше, что было особенно ценно на фоне участившихся бытовых перепалок. После сложной карантинной весны, когда они оба оказались практически заперты в Кучугурах (Ольге пришлось в срочном порядке уступить квартиру вернувшимся из-за границы детям), он очень боялся, что при первой же возможности Оля сбежит, не оглядываясь. Но вместо этого, одним дождливым майским утром, она вдруг прошептала куда-то ему в грудь, что хотела бы остаться здесь насовсем. И Иван тогда чуть с ума не сошел от накрывшей его волны чувств — сродни той, что он ощутил в момент их первой близости: когда всё в его мире встало на свои места, а он и не знал, кого за это негаданное счастье благодарить. — Ну шо, как водичка? — спросил он, когда Ольга, вдоволь наплававшись, вышла на берег. — Холодная и мокрая, — спокойно ответила она, потянувшись за полотенцем. — Да хорош жаловаться, Оля Николаевна! Наоборот же здорово, что в такую жару река не прогревается. Пиво вон можно охладить. — Господи, кому что, — Ольга закатила глаза. — Я не жалуюсь, я просто констатирую очевидный факт. У нас нож есть? — В барсетке должен быть. — Дай, пожалуйста… а, хотя нет, погоди, — она подтянула к себе большую пляжную сумку, достала из неё косметичку, а из той выудила кухонный нож, короткий, но с массивным лезвием. — Батюшки, Олька, — расхохотался Иван. — Ты шо этим ножом делать собралась? — Яблоко резать, — Ольга недоверчиво на него покосилась. — Думаешь, не справлюсь? — А потом сразу в поход на медведя? — Да перестань! Ну, взяла на кухне первое, что под руку попалось… «Иван Степанович, ну я как-то… ну, не сориентировался, вы сказали взять самое необходимое, вот я и машинально взял.» Воспоминание об их с Анатоличем легендарном «побеге» всплыло в мозгу совершенно неожиданно и на секунду выбило Ивана из колеи, ударив по всем органам чувств разом. Он помнил запах леса, костра, сгоревшей по дурости профессора одежды… и Валиных духов, когда она прибегала к нему на тайные свидания. Цвет её любимого платья, смущённую улыбку, крепкие объятия и вкус принесенной из дома еды. И откровенный мальчишеский задор, который тогда переполнял всё его существо. Иван был даже благодарен свату за внезапный порыв ревности, из-за которого тот демонстративно ушёл от Ольги и начал всю эту авантюру — разумеется, и его хватило лишь на пару дней, по крайней мере, в то лето. А потом был почти комичный приступ аппендицита, долгая мучительная поездка на «скорой» и встревоженные причитания сватьи, которая почему-то, несмотря на все разногласия, вызвалась тогда сопровождать Ивана в больнице. И вот сейчас Ольга, постаревшая почти на двадцать лет, но внешне словно бы неизменившаяся (возможно, он был просто необъективен), сидела рядом с ним на берегу и с неожиданной ловкостью орудовала нелепым кухонным ножом, разрезая на весу зелёное сочное яблоко. Будько в последний момент удержался от своей коронной фразы «Послал же Бог компаньонку!», понимая, что вообще-то это была чистая правда, без тени иронии. В конце концов, благодаря ей одной он до сих пор не разучился радоваться таким простым вещам как холодная река в знойный день и липкий яблочный сок, стекающий на землю сквозь пальцы. Оглянувшись вокруг и, должно быть, уверившись, что никого из посторонних на берегу не осталось, Ольга сняла верх от купальника и легла на живот, подставляя и без того смуглую спину палящему солнцу. «Ой, глядите, загорите — будете бронзовая! И наши мужики вас украдут. И сдадут, как цветной металл!» Тогда, в другой жизни, в её первое лето в Кучугурах, он тоже искренне ей любовался. И, положа руку на сердце, даже разделял возмущение Анатолича по поводу её поведения на Андрюхиной свадьбе: Ольга, безнаказанно флиртующая с другими мужчинами, почему-то не вписывалась в его картину мира. Разумеется, вслух он бы в этом ни за что не признался. Но как же далеко Ивану было до тех чувств и эмоций, которые он испытывал по отношению к ней сейчас, когда на свете не стало никого ближе и роднее. Когда он знал наизусть каждый шрам и каждую родинку на её теле: вон та, над правой лопаткой, появилась совсем недавно — вчера утром он пытался сосчитать их губами и постоянно путался в показаниях… Ольга поймала его взгляд, но лишь лукаво улыбнулась и отвернула голову в другую сторону, положив руки под щеку. Он знал, что ей нелегко. Что Ольга жертвовала слишком многим, чтобы быть с ним «и в горе, и в радости», хотя формально никаких клятв они не произносили и вряд ли уже когда-то решатся. Что далеко не все местные принимали её с распростёртыми объятьями, и он совершенно не понимал, чем тут можно помочь — не проводить же с каждым воспитательные беседы за рюмкой. Вон Сергеич заглянул к ним однажды на застолье, разговорился с Ольгой под наливку — и всё, теперь он её буквально боготворил. А Светка наоборот, ещё больше взъелась. В одном его Оля Николаевна была права: она сама кого хочешь покусает, даже в змеином гнезде кучугурских сплетниц. Он осторожно провел ладонью по её спине, наклонился и оставил легкий поцелуй где-то в районе макушки. В нос тут же ударил запах её духов — совсем не такой, как у Вали, слишком сладкий, не то цветочно-приторный, не то вишнёвый. Ольга сонно пробормотала что-то нечленораздельное, но явно довольное и снова повернула голову в его сторону. Он лег рядом, ощущая на себе её взгляд из-под полуоткрытых век, и вдруг подумал, что этот аромат вот уже несколько лет означал для него только одно — запах дома. Их дома, в котором была любовь, где бы они оба в этот момент не находились. Невозможная женщина, просто невозможная.