***
Во всей Атуули не было никого, кто лучше него знал природу Праха. И все же его знаний было недостаточно. Дар силы продолжал иссякать, и естественный финал его отчаянной попытки выжить приближался быстрее, много быстрее, чем казалось поначалу. Как можно вложить собственный разум и память в непрестанно меняющуюся структуру, в которой нет и не может быть ничего постоянного? Легче построить себе дом из воздуха. В отчаянном поиске он пытался пробить пелену, уцепившись за едва заметную паутинку, ведущую в бесконечный мир снаружи, но смог лишь уловить отголоски чужих мыслей, преисполненных животного ужаса. У него не было иного материала, кроме Праха, и время его уходило. Атуули-Ан тратил эти драгоценные капли ускользающего времени в созерцании, пытаясь постичь смысл причудливого танца нитей, управляющего искусственной жизнью Праха. Все было тщетно. Нет в этом вечном изменении ничего стабильного, способного удержать его разум, — ничего, кроме самого изменения. Кроме? Он вцепился незримыми пальцами в эту едва промелькнувшую мысль, чтобы додумать ее до конца. Река всегда течет, меняя даже русло, но остается рекой. Облака вечно меняют форму, но остаются облаками. А пламя, обращающее в пепел леса и людские поселения. Стаи птиц? Сама материя, которая есть лишь тень огненных нитей Созидающей Глубины? Он был слеп. Стабильность в изменении. Ему не нужен навеки застывший кусок плоти. Ему нужна река. Ему нужно пламя. Ему нужен всегда перерождающийся Прах. Перестроить свое сознание оказалось непросто — оно то и дело цеплялось за привычный образ человеческого тела, за неподвижную точку в пространстве, способную стать опорой. Но много тяжелее было совладать с неожиданным сопротивлением самого Праха. Он будто обзавелся собственной нечеловеческой волей, отвергая все попытки обуздать идущие в нем процессы. Стоило ему выстроить сколько-нибудь сложный узор взаимодействий, как словно из ниоткуда появлялась сила, обращавшая в ничто его усилия. Атуули-Ан порождал более сложные структуры — и неведомый Враг отвечал ростом собственной сложности. И все же Атуули-Ан был на шаг впереди, и перспектива его окончательной гибели сначала отодвинулась, а затем перестала нависать над ним подобно рушащейся скале. Часть Праха, пусть небольшая, но уже была под его контролем, и вечное пламя окрасилось цветом его личности. Он воспрял духом и с новообретенной страстью бросился расширять пространство контроля. Его Праха становилось все больше, хотя Атуули-Ан почти не выходил из Созидающей Глубины. Да и зачем? Поднимаясь на поверхность, он видел лишь тьму, разбавленную слабым багровым мерцанием раскаленного Праха. Все самое главное происходило там, внизу, где танцующие огненные узоры сражались за обладание Прахом, и где человеческий разум снова и снова одерживал верх над животной волей Врага. Он все еще не замечал, что его превосходство медленно, но неотвратимо тает. Он даже не знал, где находится центр могущества его противника. В одну из своих редких вылазок на поверхность Атуули-Ан попытался выяснить, чем стали руины материального мира за время его призрачной жизни в Созидающей Глубине. Результаты его удивили и обеспокоили. Вместо парящего в черной пустоте осколка он увидел два сгустка материи, полностью покрытых Прахом: должно быть, в момент Катастрофы пожираемая земная плоть Атуули не выдержала и раскололась надвое под собственной тяжестью. Сгустки медленно кружились, изредка соприкасаясь, и каждое прикосновение неизменно сопровождалось схваткой с Врагом — там, в Созидающей Глубине. Атуули-Ан полностью контролировал один из осколков — меньший. Не нужна была божественная мудрость, чтобы осознать, под чьей властью второй. Ему не требовался сон для восстановления сил, и непрестанная работа не утомляла его. И все же усталость копилась — капля за каплей, происходящая не от истощения сил, но от всей еще пылающей, испепеляющей вины, от ужаса перед прошлым и будущим. Время от времени он впадал в умственное оцепенение, и подчиненный его воле Прах лишь бездумно менял форму, отзываясь на дрожание нитей в Созидающей Глубине. Однажды это почти убило его. В первое мгновение он не почувствовал столкновения. Осознание пришло позже — когда треть его Праха переродилась под яростным натиском Врага, и рассеянная в глиняной плоти память стала рушиться, таять в огне насильственной трансформации. Атуули-Ан кинулся в битву и моментально утратил еще пятую часть мыслящей плоти. Враг был силен. Враг был взбешен. Враг не желал уступать даже в малом. Отражая удар за ударом, задействуя все резервы, Атуули-Ан выстроил непроницаемый барьер, и натиск врага ослаб. Теперь следовало вытеснить его за пределы своего осколка, и это оказалось много тяжелее. После неопределенного периода времени, поняв, что враг отступает, Атуули-Ан торжествующе бросил ему вслед: — Тебе не победить! — Мы лишь в начале игры, — пришел ответ. Атуули-Ан опешил. Он до сих пор не мог заставить себя воспринимать Врага как нечто разумное. Враг был стихией, бессловесной карой, которую обрушила на него сама истерзанная материя погибшей Атуули. Он никогда не пытался вступить в диалог — подобная мысль даже не посещала его с первого мгновения, когда он ощутил незримое сопротивление Праха. И вот теперь Враг заговорил с ним. — Кто ты? — только и смог отправить противнику Атуули-Ан. — Твое подобие. Тот, кто играет. — Ты думаешь, что мы играем? Мы сражаемся! Ответ был немедленным: — Да. Сражение — отличная игра. — Это вовсе не игра. Один из нас может погибнуть. — Да. Когда ты умрешь, мне будет нужен другой противник. — Других здесь нет. Ты останешься один. Он почти физически ощутил моментальное смятение Врага. Сопротивление ослабло, и он пошел в наступление, сметая защитные рубежи противника один за другим. — Других нет? — эхом прошелестело в пространстве. — Я видел их в твоей памяти. Много противников. Где они? Проиграли? — Нет, — сказал Атуули-Ан, вгрызаясь в остатки сил Врага на своем осколке. — Проиграли мы с тобой.***
Время неслось мимо, но чувство времени покинуло его в миг, когда навсегда погасло солнце. Его маленький мир пребывал в движении, но не было в этом движении никаких регулярных интервалов, позволявших измерять время: ни времен года, ни восходов и закатов, ни даже биения сердца. Время обратилось вечностью, и Атуули-Ан не мог с уверенностью сказать, прошел ли день или тысяча лет. Их смертельная игра с Врагом продолжалась, выходя на новые уровни сложности. Приходилось адаптироваться, постигать изменения в стратегии и тактике противника, находить средства противодействия и наносить ответный удар. Враг делал то же самое, и у него получалось все лучше. Атуули-Ан даже не осознал момента, когда его стремление к победе обратилось слабой надеждой на выживание. Враг же будто и не напрягался, снисходительно отражая изощренно спланированные атаки и нанося болезненные удары в ответ. Враг становился сильнее. И — Атуули-Ан был готов поклясться в этом — Враг стремился выйти наружу, покинуть их заточение, непрестанно штурмуя неприступные стены, сотканные из тьмы Матерью Цакебе. Порой Атуули-Ан пытался заговорить с ним, но в словах Врага сквозило безумие. — Нам незачем сражаться, — говорил Атуули-Ан. — Мы можем жить в мире. — Что такое мир? — спрашивал Враг и наносил удар, отправляя его в глухую оборону. — Зачем тебе эта игра? — спросил однажды Атуули-Ан. — Как можно играть, не играя? — парировал Враг, не прекращая штурма непроницаемой оболочки вокруг останков Атуули. — Ты хочешь выйти отсюда? Зачем? — Мне нужны другие игроки. Я знаю, что их еще много — там, снаружи. — Они не такие, как мы. Ты убьешь их одним прикосновением и сам погибнешь. — Тогда я не стану к ним прикасаться. — Во внешнем мире не игроки. Там прекрасный мир. Океаны, острова, деревья, птицы. И свет. Целая бездна света. — Свет — сильный противник? Мы обязательно встретимся, когда настанет эпоха новых игр. И — снова штурм, отчаянная оборона, обманный маневр, безуспешная попытка контратаковать, оборона, оборона, оборона. Может быть, заточенный в одной тюрьме с безумцем, Атуули-Ан сам заразился его безумием. Он не знал — не было рядом ни одной человеческой души, чтобы понять, насколько пострадала его собственная душа. А потом, по прошествии еще одного отрезка вечности, он впервые услышал едва различимый голос — снаружи. Атуули-Ан ответил на призыв и был услышан. Там, на далекой Земле, кто-то нуждался в его помощи, и с легким удивлением Атуули-Ан понял, что и впрямь может помочь. Стены истончались. Сила Черного солнца, которая их воздвигла, иссякала.***
Квиррелл без сил лежал на полу, залитый холодным потом. Руки мелко дрожали — но теперь это были его собственные руки, а не смуглые обветренные руки правителя Атлантиды. В голове медленно таяли образы, пронизанные пылающими нитями квантового графа под управлением Врага, имя которому — Рактавиджа. — Почему ты прервался? — спросил Квиррелл, еле ворочая пересохшим языком, и попытался подняться на ноги. — Твое сознание начало угасать, — ответил Атуули-Ан. — Я обрушил на тебя слишком многое. Теперь тебе нужно отдохнуть. — Да к черту, расскажи словами, что было дальше. Кто там ухитрился докричаться до тебя с Земли? — Человек, умирающий от ран. Я не знаю его имени, но мне удалось исцелить его. Кажется, он принял меня за бога. Потом вмешался Враг, и я надолго потерял связь с Землей. Такое случалось еще не раз. — Ты говорил с людьми? Когда это началось? — Я не знаю. Трудно измерить время во мраке Атуули. — А Враг? Он ведь тоже выходил с кем-то на связь? — Конечно. Кажется, он считал этих людей своими… игральными фигурами. И всегда пытался атаковать тех, с кем говорил я. Привлечь их на свою сторону. Либо напрямую, либо чужими руками. Земля для него — поле игры. Сцена. Знавший меня поэт по имени Шекспир — разве он не рассказывал вам? — Слова поэтов не менее туманны, чем твои собственные, приятель, — усмехнулся Квиррелл. — Но я понял. Пророки, вещавшие от имени божества, исцелявшие или проклинавшие его именем, — не все были психами. Некоторые и впрямь были твоими марионетками. Или его. — Я никогда не лишаю людей свободы выбора. Я никогда не лгу. Враг делает и то и другое. У меня нет марионеток. У него есть. — Чего же он хочет с нами сделать в конечном итоге? Я уже понял, что банальное уничтожение мира в его планы не входит. Что тогда? Власть? — Я не знаю его планов, просвещенный Квиррелл, — ответил Атуули-Ан, наконец-то обратившись к нему по имени. — Но если бы я был им… Мне кажется, он хочет призвать Матерей, чтобы сразиться с ними. Выиграть в партии, которая началась с падения Атуули. — Как? Они навсегда покинули Землю. Они больше не вмешиваются в наше развитие. — Они смотрят на нас, просвещенный. Наша боль — все еще их боль. Я знаю это. Иногда я чувствую их присутствие, и Враг тоже. Я думаю, он хочет заставить людей страдать. Превратить мир в место скорби, чтобы нескончаемые потоки крови и крики о помощи заставили Матерей вернуться и вступить в игру. Не раз он был близок к цели. Теперь он близок как никогда. Квиррелл невесело рассмеялся и со второго раза, преодолевая головокружение, смог подняться. — Приятель, ты что-нибудь знаешь о нашей истории? — спросил он. — Да здесь всегда лилась кровь. Здесь всегда был ад — немного лучше стало лишь недавно. Вряд ли этот наш Враг сможет чем-то удивить Матерей, насмотревшихся на Средние века. — Он сможет, просвещенный Квиррелл. Телефон на столе мигал индикатором непринятых вызовов. Сколько времени он провалялся на полу, созерцая увлекательное кино про гибель Атлантиды? Квиррелл потянулся к телефону. Звонки с номеров Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер, последний — пятнадцать минут назад. Он набрал номер Гарри. Длинные гудки, не предвещавшие ничего хорошего. Нахмурившись, Квиррелл попытался позвонить Гермионе. Приятный женский голос сообщил, что телефон абонента вне зоны доступа. — Ты видишь их? — спросил он, не особенно рассчитывая на удачу. После долгой паузы Атуули-Ан ответил: — Не знаю точно, где. Но они в опасности. В смертельной опасности. Квиррелл выругался и раскрыл правую ладонь, в которую тут же скользнула палочка. В таком состоянии она ему понадобится. — Экспекто Патронум! — произнес он, и чуть снова не повалился на пол от нахлынувшей слабости. Заклинание тем не менее, сработало, и призрачная остроносая лисица молнией метнулась сквозь стену. Поддерживать связь с патронусом было почти так же тяжело, как и вызвать его из небытия. Перед глазами плавали темные пятна, в ушах зашумело, и Квиррелл без сил рухнул в кресло. Гарри Поттер где-то недалеко. Где-то на окраине города, чуть в стороне от Пекос-роуд, куда отправились ребята. Да, здесь. Движение патронуса прекратилось. — Гарри? — тихо спросил Квиррелл. — Что случилось? — Волдеморт… — услышал он в ответ мучительный хрип. — Умираю. — Жди, — бросил он и разорвал связь с патронусом. — Атуули-Ан, мне нужна твоя помощь. Я с ног валюсь. — Я могу передать тебе часть своей силы, но потом… — Плевать на потом. Марси! Он едва не задохнулся от хлынувшего в него потока энергии. Мир перед глазами словно приобрел дополнительное измерение, ясность восприятия была такой, какой не обеспечивал ни один из психостимуляторов Герды Краузе. Совсем другое дело. Метнувшись к двери, он нос к носу столкнулся с входящей сестрой. — Ты звал? — спросила она, удивленно глядя на пыльную измятую мантию. — Ребята в опасности, — сказал Квиррелл. — Надо спешить. Глаза Марселин округлились. — Мы на машине? — Слишком долго. Придется по воздуху. Квиррелл оттеснил ее и, пробежав по коридору несколько футов, открыл дверь арсенала. Сдернув с полки два комплекта «крыльев», он протянул один сестре. — В центре города? Но… как же Статут? — К черту Статут. Обойдемся дезиллюминацией, — сказал он, закрепляя «крылья» на спине. Они выскочили на улицу и огляделись. Сила и концентрация по-прежнему не покидали его, и на сей раз палочка не потребовалась. Невербальное дезиллюминационное заклинание сработало безупречно, и человек, специально не смотревший в их направлении, вряд ли обратил бы внимание на странное движение воздуха там, где они стояли. — Нас все равно могут заметить, — почему-то шепотом произнесла Марселин. — Успокойся, Марси, — сказал Квиррелл, взмывая в воздух. — Давай за мной. Земля рухнула в бездну, и ряды многоэтажек понеслись прочь с нарастающей скоростью. Его патронус рассеялся где-то там, на обширном каменистом пустыре у южной окраины города. Над головой с ревом пронесся заходивший на посадку боинг. Вот и Пекос-роуд. Теперь чуть дальше, к бесформенному нагромождению каменных валунов. Там есть что-то среди чахлых кустов и песчаника, что-то похожее на человеческое тело. Квиррелл спикировал и приземлился с такой скоростью, что его ноги едва не подкосились от крепкого удара о землю. Парой секунд спустя рядом приземлилась Марселин. Гарри Поттер лежал на спине, раскинув руки. Глаза его были закрыты, а лицо залито кровью. Он не дышал. Чертыхнувшись, Квиррелл телепортировался к нему и, опустившись на колени, коснулся пальцами сонной артерии Гарри. Пульса не было, но тело все еще оставалось теплым. — Господи, Гарри! — ахнула Марселин. — Атуули-Ан, — прошептал Квиррелл. — Целитель из меня неважный. Есть какое-нибудь средство? — Позволь мне, — ответил Атуули-Ан. Квиррелл не успел ответить. Взгляд его затуманился, и он разом утратил ощущение собственного тела. Звуки окружающего мира доносились до него, словно со дна глубокого колодца. Уже не принадлежащие ему уста заговорили: — К’аа ди ч’кийи укуви нгаач’у. Цу. Цу. Ч’и цу! Рука Квиррелла опустилась на зияющую рану в груди Гарри. Оттуда выплеснулся фонтан крови, окрасив протянутые пальцы. Распростертое тело конвульсивно дернулось. — Он соткан из Праха, — услышал Квиррелл беззвучный голос. — Это проще. Легче. Рана на груди медленно затянулась, и Гарри издал хрип, не открывая глаз. На его шее запульсировала артерия. Квиррелл почувствовал, как временно утерянный контроль над телом возвращается к нему, и обернулся к сестре. Она во все глаза смотрела то на него, то на распростертого Гарри, чьи конвульсии прекратились, а дыхание становились сильнее и ровнее с каждой секундой. — Что это было? — спросила она. — Что ты только что говорил, Квиринус? Гарри открыл глаза и, подняв руку, ощупал место на груди, где минуту назад была кровавая рана. — Профессор, — с трудом произнес он и сорвался в кашель. — Лазарь, иди вон, — тихо сказал Квиррелл. — Спасибо, Атуули-Ан. Ходить по воде и превращать воду в вино — это я и сам как-нибудь. — Профессор, — слабым голосом повторил Гарри. — Где Гермиона? Она рядом?