Ассоль не вернётся

      Несколько лет назад я увидел её на улице. Мне было тринадцать, я играл в футбол с оравой ребят, и вдруг появилась она — девчонка в лёгком платьице, с корзинкой в одной руке и бумажным пароходиком в другой. Первой мыслью было недоумение оттого, что, кажется, она хотела поиграть с нами. Зачем нам девочка в компании? Пусть идёт играет в куклы… Сначала я хотел подарить ей какую-нибудь безделушку, проводить и мирно попросить ее больше здесь не появляться. Но уже тогда я загляделся на нее и не сразу понял, почему друзья позади меня так зло хохочут. Я не обратил на них внимания, только стал разглядывать кораблики в ее корзинке. Кораблики были чудными, я даже хотел выпросить один. А потом мы встретились с ней взглядами - я заметил испуг в ее глазах, а в моих она в следующую секунду увидела сверкнувшую искру гнева. Я наконец понял, над чем хохотали мои друзья. Я узнал Ассоль — чокнутую девчонку, о которой судачила вся Каперна. Я вспомнил своего отца и разозлился как пёс, сорвавшийся с цепи. «Твой сумасшедший папаша убил моего!», — закричал я ей. Она только растерянно смотрела на нас и тихо повторяла: «Это правда? Разве мой отец — убийца?», я слышал ее и злился еще больше. «А, так ты не знаешь? Он не сказал тебе? Я ненавижу и его, и тебя!».       Мои приятели подхватили ее и стали подкидывать в воздух, дёргать за белёсые косички. Мы играли с ней, как с куклой, пока до нас не донёсся крик Лонгрена — «Ассоль!». Старик схватил девочку за руку, а мы в ту же секунду побежали напропалую.       С тех пор я почти не видел ее, а когда встречал на улице, только кричал вслед: «Эй, Ассоль! Где же твой принц?». Мне казалось таким забавным, что какая-то дурнушка тешит себя мечтами о возлюбленном, который приедет за ней на алых парусах. Но она была счастлива жить этой мечтой, игравшей в ее сердце всеми красками. А я слонялся по трактирам и никогда не задумывался о чем-то большем, чем отправиться на очередную рыбалку или выпить с друзьями пива.        И вот однажды, когда ей уже исполнилось восемнадцать, я спросил себя: «Почему она счастлива?». «А счастлив ли я?». Пока все вокруг твердили о ее глупости и называли ее сумасшедшей, я вдруг счёл ее необыкновенной. Она не переставала верить и ждать чуда, гуляя по бедным улицам нашего города. Она разговаривала с птицами и неустанно смотрела на горизонт, пока местные занимались только тем, что сплетничали и устраивали сцены в трактирах, вспоминая старые обиды.        Осенним вечером Ассоль появилась прямо посреди пьяной гулянки в моем трактире и под весёлый мотив начала петь, и вот тогда я влюбился бесповоротно, только не сразу понял это. Накануне я впервые почувствовал, как мне надоела эта пустая жизнь в Коперне и я подумал о том, чтобы сорваться и уехать. Мать только посмеялась надо мной, сказав, что я сын Меннерса и мне не престало странствовать по свету в поисках денег и чудес, здесь я богат и уважаем. Я плюнул на прогнившее крыльцо и ушёл чинить рыбацкую лодку, успев подумать о том, что мать права.       Но вот теперь появилась Ассоль, отвечая только «Я сумасшедшая!» на удивлённые расспросы о том, чего хочет она в заведении Меннерса. Она была такой гордой и счастливой. Она пела, я пел вместе с ней. Я забылся и минуту кружился с ней по залу, и снова захотел сбежать из Каперны. Сбежать вместе с ней. Я вдруг сделался романтиком.       Веселье закончилось, когда ворвался Лонгрен и забрал Ассоль, сорвав скатерти с нескольких столов и гордо бросив: «Ты никогда не будешь петь у Меннерсов!». Моей матери это, конечно, не понравилось, и по ее воле отец Ассоль оказался за решёткой.        Весь оставшийся вечер я угрюмо сидел за столом и думал об Ассоль. «Неужели я правда влюбился в эту дуру?». Вместе с обожанием во мне жила и ненависть — а всё потому, что вопреки своему самолюбию я понял, что она никогда не полюбит меня, несмотря ни на мои достоинства (она вообще во мне их не видела), ни на мои деньги. Она готова была жить на улице, но в угоду своему счастью. Она все еще ждала своего Грэя… «Мечтать о принце — ну какой в этом толк?» — думал я о ней. Я бы дал ей всё, но ей нужен был только загадочный Грэй из сказки, рассказанной когда-то полоумным Эглем. Будучи полон противоречивых чувств, я не думал о скандальном происшествии, в результате которого у Лонгрена были неприятности. Я думал об Ассоль, но не о ее отце до тех пор, пока не придумал свой ужасный ультиматум.        Я все еще недолюбливал Лонгрена, хоть и теперь знал, что в истории, случившейся много лет назад, он был прав. Это у моего отца были далеко не благородные поступки и грубая натура. И я ушёл недалеко от него, это я осознал только позже. Раньше мне казалось, что условия, которые я выдвинул Ассоль — в порядке вещей. Я попросил ее руки, вынуждая ее согласиться — в случае, если она выйдет за меня, я повлияю на мать, и дело с Лонгреном будет замято.        Она отказалась, и мама захохотала: «Ну, а чего ты ожидал?». Но я знал, что Ассоль согласится, пусть и не сейчас. Она любила отца и поступила бы благородно. Я ждал, я был уверен, что в конце концов ее упрямство и гордость покинут ее. И она сдалась, день свадьбы был назначен.        Какой же красивой она была в свадебном платье… Платье выбирала моя мать, но Ассоль оно не очень нравилось. Ей не нравилось всё, что делали Меннерсы. Я помню, как мама кружила вокруг нее, то и дело говоря: "Какая у тебя фигура!", "Идеально сидит", "Мой сын от тебя без ума", "Перестань быть такой упрямой!". Я слышал ее, стоя на улице у витрины магазина. Мама всегда говорила так громко и очень уверенно.       Я хотел касаться оголенных плеч Ассоль, хотел притянуть ее к себе за талию. Но я не коснулся даже кончиков волос - не хотел приставать, когда она была поникшей. Она всегда была радостной, но, стоя рядом со мной, она не улыбалась даже краешком губ, и взгляд её был ничего не выражающий. «Я не буду делать ей больно», «Она не любит меня, но полюбит»,  — так я думал, ведь я знал, что ее мечты несбыточны, а потому я для нее — прекрасный муж здесь, в Коперне.        Мы стояли на пирсе, и она смотрела на горизонт. Я подумал, что если она так хочет уехать из Коперны на прекрасном корабле, я построю его для неё, пусть она только будет моей. И она должна была быть моей… Каким дураком я оказался, когда она, стоя подле меня в великолепном платье и фате, побежала босиком по берегу, бросив туфли, мой первый подарок, в шумящее море. Она, точно расправив крылья, побежала навстречу Грэю. Вдалеке дрейфовал бриг с алыми парусами, а к берегу приближалась шлюпка. Я не поверил своим глазам.       Я, растолкав всех, смотрел, как сверкает парус в морской дали и сдерживал крик отчаяния. Котёл чувств кипел во мне — я злился, ненавидел из ниоткуда появившегося Грэя, не мог принять происходящее… И по-прежнему любил Ассоль — прекрасную юную девушку, которую я не сумел сделать счастливой.       Лонгрена вызволил Грэй, и уже втроём они уехали из Коперны. Я не могу знать, увижу ли я Ассоль теперь. Смею предположить, она еще вернётся, ведь она любит Каперну — город, в котором она выросла. Она любит Коперну, несмотря на всю грязь, ползущую по ее улицам.        У Ассоль не было ни денег, ни друзей. Единственным ее другом был ее отец. Она жила только мечтой… Она зажигала маяк каждый вечер. Она никому не делала зла, несмотря на то, что потеряла мать из-за равнодушных и жестоких окружающих. Да, мой отец был таким, отказав Мэри. И пока все смеялись, Ассоль продавала игрушечные кораблики, веря в сказку из детства.        Что-то изменилось в моей душе после того, как она исчезла. Отныне перед ней был весь мир из её красочных грёз, а я остался в Коперне, которая казалась мне теперь еще более серой. Я понял, почему потерял ее. Конечно, я был эгоистом. Она бы могла ненавидеть меня за то, что я сделал, но она даже не вспомнит обо мне, будучи слишком счастливой.        Людишкам из нашего города всегда казалось, что у меня было всё — деньги, друзья, авторитет… А что было у Ассоль? Все видели в ней только странности. А теперь она обрела всё, а я остался ни с чем…        Я стал каждое утро приходить к морю, ожидая, что Ассоль вернётся. Она не полюбит меня, но она простит меня, это я знаю точно. И вот тогда мы выпьем по бокалу вина, и она снова запоёт на простецкий и весёлый лад.