Не гнётся

Конечно, из-за Тени всё и вышло. Если б не он, они бы не пошли встречать отца. Ждать отца – это одно, это всегда. Встречать – это воображать, что тот, сверкающий его корабль вот-вот появится на горизонте, и они всё поймут первыми, и конечно, отец обрадуется, когда увидит их на причале. Они скажут, что сохранили дом в порядке, и что с мамой всё хорошо. Они расскажут… Вообще-то они редко это делали – иначе всё сломалось бы. Не будет вот так замирать в груди, если высматривать корабль каждый день. И ещё это будто недоверие отцу – он вернётся, когда получится, и не надо тут лишний раз никуда бегать. Как будто если часто выходить встречать, вышло бы, что они сомневаются. Но этот гость… – Путь на запад закрыт, – проговорил, усаживаясь рядом, как будто что-то весил. Только камни не шевельнулись под его ногами, галька не шуршала. – Откуда ты знаешь? – Да знаю и всё, – он тоже смотрел вдаль, как будто ждал кого-то постоянно; да и вообще этот гость редко им в глаза смотрел, всё куда-то в воздух. Будто на что-то, что они не видели. – Знаю и всё. Я же там был, когда это сказали. Он говорил очень спокойно, и это-то и было невозможно. Ладно бы он кричал. Ладно бы спорил с ними. – Но это чушь, что из-за этих первых… – Элронд опять запнулся, а он вообще-то редко запинался, он отлично говорил, потому что, пока у Элроса просто жгло в груди, Элронд всё это жжение переделывал в слова, – глупо, что из-за них теперь вообще никто не может доплыть! Отец не делал ничего плохого, а теперь… – Вас этому учили, – спросил Тень, – насчёт «никто не может доплыть»? Вот ещё у него была черта – он всё на свете произносил очень серьёзно, и спрашивал – так, как будто не было ничего важнее их ответов, и будто у них было полно времени. Никто на них так пристально не смотрел раньше – ну, только мама, когда слушала плохие сны. – Учили или так услышали? Если первое, буду удивлён. – Услышали, – сказал Элрос, и Тень кивнул, как будто этого и ждал. Услышали – это да, трудно не слышать, когда то и дело шепчутся и кто-то говорит про отца, что он упёрся в невозможном и ещё что-то, – но до Тени они не думали надо всем этим. Не мог же отец не достигнуть цели. – Ты сказал – ты там был, – уточнил Элрос, и Тень кивнул снова. – И что – там так и сказали? – Как сказали? – «А приплывёт отец Элронда с Элросом – мы и его не пустим»? – Нет, – Тень покачал головой, – ещё бы это было так. Но не пустят – точно. – Ну ладно, а если не пустят, – Элрос зачерпнул мелкую гальку и принялся пересыпать из ладони в ладонь, – если он не доплывёт, он же ведь повернёт назад в конце концов? – Вам лучше знать, это ведь ваш отец, не мой. – А твой что? – А мой мёртв до конца Арды. – Так долго не бывает. – Он что, человек? – Скажешь ещё, – Тень, кажется, поморщился, – бывает, разумеется. – Не бывает. Тень покачал головой и растянулся на камнях. Элросу даже показалось – он слышит это шебуршание… Да нет, почудилось. Тень бесшумный, как луч, как свет полуденный. – И что, – спросил Элрос, – так ты и живёшь? – Как? – Ну, – Элрос снова пропустил сквозь пальцы струйку камешков, – отца нет, никого нет. Тень фыркнул и пожал плечами: – Вы не сравнивайте. Так вот, если б они не засиделись там на берегу – вплоть до того, что их успели потерять, и ужинать пришлось одним, и главное – они никак не могли объяснить, как это они так позабыли о времени, ведь рядом с Тенью время словно останавливалось – если бы они не засиделись, Элрос бы сейчас знал, что отвечать. Это была история о спасении. Очень красивая история, вообще-то, и кстати же опровергающая слова Тени – если оттуда летают орлы, летают посланцы, то и туда, наверное, можно как-нибудь добраться. И вообще-то орлы являлись не единожды, просто тогда был самый первый раз. Наверное. Проблема была в том, что он не помнил имён. Элронд вот помнил, может, ну так его пока что и не спрашивали. Наставник как-то так ловко умел угадывать, кто из них сейчас помнит, а кто нет. А может, Элронд тоже ничего не выучил. В любом случае, смотрели сейчас на Элроса, и вот-вот должен был раздаться этот тихий вздох, который означал «я этого не скажу, но могли бы стараться и получше». И ему велят перечесть вот прямо сейчас, или ещё раз перескажут, или скажут «отложим тогда до завтра», и в любом случае – это будет стыдно и обидно ещё, потому что они с Тенью вчера говорили о самом важном, а не о каких-то там красивых историях на заре времён. Ладно, ладно – история тоже была ничего себе, просто ничто не идёт в сравнение с отцом. Главное, чтоб не рассказали маме. Вообще наставники её редко беспокоили, да и она сама считала, что её сыновья лучшие на свете, и это не так важно – когда они что выучат, но вот если она спросит про Тень – у них же не получится соврать. И ещё её, может, огорчит, что они ходят без неё встречать отца, или что они вообще делают это, потому что мама надеялась, что скучает по нему она одна. Взрослые вечно норовят сделать вид, что ничего не происходит, как будто их грусть так трудно заметить. Как будто бы это не просто – как дыхание. Вот Элронд вообще умел почувствовать, болит ли у кого-то голова, или рука, или какие-то старые отметины. – Так что же, – спросил наставник ещё раз, последний, видимо, – не помните, как звали пленника скалы? Элрос уже хотел сказать «нет», как вдруг услышал тихий смех. Кто-то фыркнул, кто-то на подоконнике – и теперь смеялся, негромко, чуть хрипло. Элронд тоже услышал – обернулся, и Элрос посмотрел туда же, и конечно, на подоконнике веселился Тень. Им отдали для учёбы самую светлую комнату, одну из самых, и окна здесь были большие. Тень заслонял свет и смеялся всё громче – они с Элрондом тоже иногда так увлекались, но этот-то был старше! – В окно, – сказал наставник, – видно то же, что и всегда. Я полагаю, это означает «нет»? Тень закатил глаза, и Элрос прыснул. – Да что с вами сегодня? – Нельяфинвэ Феанарион, – сказал Тень вдруг, – он же Маэдрос Высокий, он же Руссандол. И всё это преподносят вам как сказку, нет, ты подумай. Пленника скалы… – Нельяфинвэ, – произнёс Элрос, – Феанарион. – Маэдрос Высокий, – добавил Элронд, хмурясь. Ему не нравилось, наверное, что Тень сидит на подоконнике и делает вид, что вовсе их не слушает, и что повторяют они тоже не за ним. Зато наставник обрадовался: – Вот видите, – он даже плечи им по очереди стиснул, – я знал, что вы всё вспомните. Стоит только немного постараться, и всё получается. А кто пришёл его спасти? Князя Маэдроса? – Орёл, – сказал Элрос. Тень скривился и запрокинул голову, как будто самое интересное было на потолке. Болтал ногой. Элронд опять нахмурился: – Может, его братья? – Ну разумеется! – теперь наставник принялся ходить туда-сюда, и Тень, глядя на это, хмыкнул. – Ну конечно, орлы ходят пешком! Стаями ходят! Так и бороздят поля, туда-сюда, туда-сюда, другим и места нет! Чем вы таким были заняты, что не нашли времени на историю о дружбе и о милосердии? Потому что у нас была история про отцов, точнее, две истории, но этого мы тебе не скажем. – О милосердии, – повторил наставник конец фразы просто по привычке – часто так делал, когда они с Элрондом не успевали что-то записать, – впрок оно, правда, не пошло, но вот об этом… – Да уж конечно, – сказал Тень, – конечно, не пошло, только тебе и судить. А звали его Финдекано, того, кто пришёл, и был он полу… а, ладно, двоюродным братом Маэдросу. – Финдекано, – сказал Элрос. – Финдекано Отважный, – сказал Тень, – оставим ему это прозвище, так уж и быть. – Финдекано Отважный, – сказал Элронд, – брат ему, но двоюродный. Они дружили, да? Он спрашивал Тень, а не наставника, и Тень сказал: – О да, ещё как, лучше бы дрались. И наставник сказал: – Ну разумеется, дружили, о чём иначе складывали песни? За врагом разве следуют в сердце тьмы? – Да так уж и в сердце, – оскорбился Тень, – невелика заслуга, если тебя всего-то не заметили. Как будто бы другие не хотели. Он ему руку отрубил, Фингон – Маэдросу. – Это, должно быть, очень сложно, – сказал Элронд, – отрубить руку брату. Тень снова закатил глаза, но промолчал почему-то. *** – Где вас… – начал Тэльво, но увидел их процессию и замолк. Хотел сказать: «Где вас носило» и ещё что-то, но да, заметил спящего ребёнка на руках у Маэдроса и неспящего – на руках у Кано. И ещё почувствовал кое-что. – Куница, – сказал Элурин, – её надо покормить. – Да, – сказал Майтимо, – а вам надо в постель. И тут же к Тэльво: – Оба горят, найди кого-нибудь. – И вовсе… – сказал Элурин, – и вовсе ничего… – Спи, – сказал Кано, – спи, куница вот, со мной. – А можно я её возьму? – Она не хочет. – Где все? – Завтра кого-нибудь найдём. – Вы никуда не денетесь, пока мы спим? – Нет. Детей забрали, причём Элурин ещё и пожелал кунице доброй ночи; они остались одни, и только тогда Тэльво сказал: – Каким образом ты теперь зверюшка? «Случайным», – ответил Куруфин, и Тэльво зашипел: – Ай! Как ты нынче… больно думаешь. – Он не останется, – сказал Майтимо, и Тэльво, конечно, вскинулся: – Это ещё почему? – Это опасно и для нас, и для него. «Для меня тоже?» «Вдруг чья-нибудь душа тебя придушит». «Это намёк?» Майтимо не ответил, но Курво всё равно попробовал как-то распутать свою душу и куницы. Куница там вообще ещё была? Вроде была, дышала, вывалив язык – то есть мысленно дышала. Как бы выбраться из неё! Может, сначала выпить молока, и уж потом… «Пообещай, – приказал Майтимо, – что ты не вселишься ни в Эльвинг, ни в тех, кто с ней». «И тебе тоже приятного аппетита!» «С другой стороны, – сказал Майтимо медленно, – пока ты рядом, я тебя хотя бы чувствую. И если кем-то завладеешь – я замечу». «А в Эльвинг ты меня не распознаешь?» «В ребёнке, да ещё и в девочке? Нет, это уж не ты вселишься, это только тёмная тварь…» «Дочь Диора! То есть его убить нам можно, а детей его…» «С детьми, – сказал Маэдрос, – я хоть что-то сейчас могу исправить. Хоть попробовать».