Время

То, что у Луффи есть сын, бурного удивления не вызывает. Это ведь само собой разумеющееся: каждому королю нужно наследие, то, что продолжит его волю, стремления и одержимость. Ребёнок двух пиратов будет влюблён в море и жизнь с той же страстью, что и его родители, если, конечно, не с большей, и, возможно, лет через пятнадцать мир всколыхнётся новым беснующимся штормом, накрывающим всё на своём пути. Адмиралам стоило бы поторопиться и задавить угрозу хрупкому перемирию в её зародыше, да кто ж знает, где эта мартышка сейчас и что сделает одна только Боа, если кто-то хоть сунется… В любом случае сын у Луффи был самой ожидаемой вещью в этом безумно прекрасном мире. В отличие от неё. У трехлетней девчонки нахмуренная мина Зоро, тёмно-зелёный волос и голубые глаза, которые она настороженно щурит в ответ на затянувшееся молчание со стороны отцовских накама. — Это Мирай, — констатирует Ророноа и также безэмоционально спешивает ребёнка со своих крепких плеч на палубу «Санни», ободряюще похлопывая по спине. Нами, отмерев первой, опускается на колени и долго сжимает Мирай в объятиях, чтобы потом, уступив очередь не в меру довольному Бруку и опешившему Френки, одним выпадом влепить Зоро хорошую затрещину. — А это — за сестрицу Робин! — рычит она и уходит в камбуз, где возится всё такой же взбалмошный несдержанный Санджи, у которого наверняка найдётся парочка ругательств и десяток хороших тумаков на подобный случай. И, конечно же, сок для ребёнка. Винсмок и вправду беленится, чуть ли ни с пеной у рта рвётся поколотить боевого товарища, который осмелился раньше него пленить сердце какой-то хорошенькой островитянки, да ещё и заделать себе отпрыска, пока остальные пытались осесть кто где и свыкнуться с мирной жизнью. С Луффи-то всё понятно, Луффи же — дурак дураком был и остался, ему всё просто, но от Зоро — это предательство. Хуже только — встречаться с Нами-сан или Робин-сан, когда Санджи этого не видит! — А мать-то кто? — спрашивает Усопп, пока Зоро занят Винсмоком, и, боясь попасть под раздачу, сразу же прячется за Фрэнки, который гремит своими железками и развлекает маленькую гостью тем, что то и дело отсоединяет и присоединяет свои руки, стреляет по воде ракетами или достаёт из своего желудка баночку колы. Девчонка поначалу хмурится, потом смеётся и вежливо лепечет благодарность за газировку, но к третьему запуску руки в небо интерес её пропадает. — Мама моэт лутсе, — отрезает Мирай со всей серьёзностью трёхлетнего человека, который просто предельно честен, и бежит от оскорблённого до глубины души Фрэнки обратно к отцу, чтобы тот подсадил на бочку, до которой пока ещё не дотянуться. — Книску? — просит она и, довольно гудя, принимается листать страницы с картинками. Зоро отвешивает чрезмерно активному Санджи пинка, ставя точку в их препирании, и с неожиданной теплотой треплет вихрастую макушку. И пузырь лопается. Незамысловатая ласка с его стороны прибивает к месту, как известие о смерти или рождении, как что-то совершенно новое, до сих пор неизвестное, но при этом до ужаса логичное и правильное. У неотёсанного мужлана ребёнок. У простого, как табуретка, Зоро есть женщина, достаточно его любящая, чтобы решиться с ним на родительство. И скупой на эмоции Ророноа способен полюбить кого-то в ответ. — Ну хоть твоя дочь, маримо, научится читать, а? — выдыхает Винсмок, благодушно хлопая мечника по плечу, и получает в награду несильный тычок под рёбра. — И Усопп прав, Зоро, мать-то кто? — А разве не очевидно? — встревает вскарабкавшийся по трапу Чоппер и, отдышавшись, кидается обнимать всех и сразу, особенно Мирай, которая с неподдельной радостью кричит «Тёпел — это ты!», тыкая пальцем в особенно яркое изображение северного оленя. — Да, это мой биологический вид. Ты — молодец! Девчонка щербато улыбается, хохочет и жмурится, пока Чоппер берётся её щекотать, и не хочет отпускать его к Нами, которая нависнув из-за спины, буквально загоняет оленя в угол. — Так ты всё знал, а, Чоппер? — воровка скрещивает руки на груди и опасно щурится, заставляя того нервно попятиться ближе к бочке. А под пристальным взглядом Усоппа и Санджи оленю и вовсе хочется убежать. Чоппер мнётся, трёт друг о друга копытца и виновато поглядывает на Зоро, который только и хмыкает на сложившуюся ситуацию. — Ну как бы сказать… — Он принимал роды! — рявкает Ророноа, когда Чоппер краснеет как маков цвет, благо что за шерстью не видно, и всем своим угрюмым видом пытается показать, что вопрос не стоит того пристального внимания, которое все пытаются ему уделить. Однако сказанными словами только подогревает нарастающий интерес. — И толку, что ты за сестрицей тогда сбежал, если всё равно ничего не сделал? — сетует Нами, переводя взгляд с Мирай на её отца и обратно. — Не сделал же, Зоро? — её голос уже не такой уверенный, как в начале. И Ророноа не уверен, какой ответ в итоге способен расстроить воровку больше, что вариант отмолчаться не кажется худшим из всех. — И что ты имел в виду, Чоппер, когда сказал, что это очевидно? Чоппер?! Олень прячет морду в копытцах и вместе с Мирай убегает от Нами и её расспросов во внутренние комнаты «Санни». Рыжая ведьма кричит им вслед, что рано или поздно обо всём всё равно узнает. Ни Луффи, ни Робин ещё нет, так что времени предостаточно. — Интересно, а где сейчас сестрица? Четыре года почти прошло. — Кто знает… — пожимает плечами Усопп. — Это же Робин. Может быть где угодно. — Главное, чтобы она была в безопасности и всё такая же обворожительная! — В Арабасте, — бросает Зоро и, устроившись на бочке вместо дочери, устало прикрывает глаза. — К утру будет. Рассветное солнце действительно приносит с собой Робин. Нами находит её на палубе, там, где раньше ютились шезлонги, а сейчас лишь разостланный плед и несколько диванных подушек. Санджи планировал поставить туда барную стойку на время их встречи, но оставил идею до того, как все соберутся. И вот сейчас там Робин, привычно читающая что-то безумно старое, пока на её коленях спят две зеленоволосые головы. Так что да, ответ действительно очевиден.