Проклятое солнце

      Огромные каменные головы выглядят как живые, смотрят пристально и изучающе, и от их пробирающего насквозь взгляда у Йоко перехватывает дыхание. Она высоко задирает голову, чуть приоткрывает рот и ловит насмешливый снисходительный взгляд. Джирайя смотрит на нее сверху вниз, разве что по волосам не треплет, и Йоко отчего-то морщится и показывает ему язык. Держащий ее за руку Наруто беспрестанно болтает, указывая пальцем во все стороны, и совершенно не замечает скрестившихся на них подозрительных взглядов. Двое охранников возле ворот переглядываются с Джирайей и Цунаде и в конце концов приветственно кивают и отворачиваются.       Яркое солнце печет макушку, пляшет зайчиками на щеках и почти оставляет ожоги. Кожа Йоко белая-белая, скоро покроется некрасивыми красными пятнами, так что нужно поскорее скрыться в тени. Однако Йоко продолжает стоять, пока Наруто не тянет ее за руку, разглядывает изрезанное нитками проводов небо и щурится от пляшущих перед глазами разноцветных пятен.       Деревня, скрытая в листве, встречает их полупустыми улицами, подозрительными взглядами и редкими улыбками, угадывающимися лишь по чуть приподнятым уголкам губ. С первого взгляда Йоко не может сказать, нравится ли ей это место, но Наруто все тянет и тянет ее вперед, показывая одно непримечательное здание за другим, и солнце играет бликами в его волосах. На него тоже смотрят подозрительно, будто с опаской, но вместе с тем и улыбаются, то ли отмахиваясь, то ли приветственно взмахивая рукой.       Когда они доходят до еще одного непримечательного здания, Наруто резко останавливается, так что Йоко едва не налетает на него плечом, указывает куда-то вверх и вбок и голосит так, что хочется закрыть ладонями уши. Он требует кого-то вылечить, Йоко щурится от падающих на глаза световых бликов и бросает короткий взгляд на вывеску. Больница Конохи кажется нарисованной на листе бумаги из-за стершейся кое-где бледной краски, сливающейся с цветом закрывающих небо деревьев; на шум из окон высовываются люди, тоже превращающиеся в зеленоватые кляксы пролитых чернил. Йоко задирает голову и смотрит на них, сощурившись из-за яркого, бьющего в глаза солнца, и некоторые при виде нее вздрагивают и отворачиваются.       – Наруто, – Цунаде обрывает мальчишку на полукрике, размашистым жестом треплет взъерошенные светлые волосы, – я никогда не нарушаю данные обещания.       Наруто застывает с раскрытым ртом, хлопает глазами, и на лице его растягивает широкая довольная улыбка. Йоко хочет смеяться и тоже невольно улыбается. По чистому небу летят, шелестя крыльями, крупные черные птицы, она провожает взглядом целую стаю, закусывает губу и обращает на себя всеобщее внимание.       – Братик Наруто, – Йоко тянет его на себя, – я хочу есть.       Повисшая торжественным звоном тишина обрывается слишком резко, и все отчего-то вздрагивают, опуская на нее взгляды. Джирайя и Цунаде снова переглядываются, и только Наруто расплывается в улыбке еще более широкой, чем прежде.       – Конечно, Йоко-чан! – голос его разлетается гулким эхом по полупустым улочкам. – Я покажу тебе место, где готовят лучший рамен во всей Конохе!       Глаза его сверкают искрящимся небом, длинные полосы на щеках похожи на забавные кошачьи усы, и солнце сливается с волосами. Йоко размашисто кивает и переводит взгляд на подобравшегося Джирайю, склоняя голову набок:       – Вам не обязательно за мной присматривать. Я ничего не сделаю.       На мгновение повисает звенящая, отдающаяся жаром на ушах тишина. Наруто замолкает на полуслове, хлопает глазами непонимающе, и Йоко буквально слышит рвущийся из его горла вскрик. Джирайя качает головой, продолжает молчать и засовывает руки в карманы, ясно показывая, что пропустил ее слова мимо ушей. Цунаде протяжно вздыхает, прощается и уходит вместе со своей спутницей, оставляя их троих посреди дороги. Йоко задирает голову к небу, щурится от солнца и следит за разрастающимися перед глазами разноцветными пятнами, змеями струящимися вокруг головы.       Тишина длится недолго, взрывается сопением и звуками шагов, и все внимание вдруг разом переключается на спешно шагающую в их сторону девчонку с розовыми волосами. В руках у нее два бледно-желтых цветочка, покачивающихся от шагов, а на лице мечтательное меланхоличное выражение, которое разом меняется, стоит ей заметить стоящего у входа в больницу Наруто. Улыбка ее растягивается шире и делается более хищной, глаза сужаются, и походка становится более жесткой. Словно деревянный воин она вдруг оказывается рядом, оглядывает всех присутствующих быстрым взглядом и тараторит, прежде чем скрыться в дверях больницы:       – Я иду навестить Саске-куна. Не смей ходить за мной!       Звук захлопнувшейся двери обдает словно вылитым на голову ушатом воды, Йоко коротко проглатывает смешок и тянет Наруто за руку, напоминая, что все еще голодна. Тот мнется всего мгновение, провожает девчонку взглядом и кивает, отворачиваясь в другую сторону. Солнце бликами пляшет на его налобной повязке, смазывая заковыристый символ, путается в волосах цвета самого себя и падает на нос, отчего Наруто забавно морщится. Они идут по широким улочкам Конохи, и он снова болтает, показывая на все подряд, и Джирайя все-таки увязывается следом, требуя показать самый вкусный рамен и ему тоже.       Многие в деревне знают этих двоих, словно они настоящие знаменитости, и Йоко думает, что это, наверное, действительно так. Джинчурики Девятихвостого и ученик третьего Хокаге, легендарный саннин привлекают к себе всеобщее внимание так же, как и Йоко у себя дома, и от этого сходства становится немного смешно.       – Братик Наруто, – говорит Йоко, замечая, как тот уже долго бормочет что-то себе под нос, – кто такой Саске-кун?       Словно в ответ на ее вопрос Наруто вдруг вешает подбородок на грудь и протяжно вздыхает. Еще мгновение спустя глаза его загораются, но мальчишка по-прежнему молчит, глядя куда-то поверх ее головы. Йоко переводит вопросительный взгляд на Джирайю, но тот лишь разводит руками и криво ухмыляется.       – Братик Наруто, – вновь тянет Йоко, склоняя голову набок, – Саске-кун твой лучший друг? Давай попозже тоже сходим навестить его, как та девочка? Но сначала пойдем поедим.       После паузы, словно очнувшись от недолгого сна, Наруто рассеянно кивает, и хватка его кажется уже не такой крепкой. Йоко морщится из-за мазнувшего по глазам солнечного лучика, бредет вперед уже не так воодушевленно, и улочки деревни, скрытой в листве, больше не кажутся ей такими завораживающими. Даже рамен, который так старательно нахваливал Наруто, лезет в горло склизкими змеями, будто обвивает шею изнутри и до отвращения щекочет желудок.       В конце концов они расходятся, потому что Наруто нужно зайти домой, а Йоко идти некуда, и потому она неспешно, точно случайно возвращается к блеклой, некрасиво нарисованной на бумаге больнице. Йоко не нравятся больницы и медицинские техники, горькие лекарства и всевозможные щипцы и трубки, и потому, наверное, от одного взгляда на аккуратную вывеску ее тошнит.       Джирайя ловит ее за плечо, когда Йоко почти сворачивает в сокрытой тенью переулок, взмахивает ладонью в сторону огромных, будто живых каменных голов, сверлящих ее-пришелицу пронзительными взглядами, и как бы невзначай предлагает прогуляться. Он обещает показать ей резиденцию Хокаге, очевидно ведет ее на допрос, но Йоко плевать, она едва отрывает подошвы ботинок от пыльной дороги и щурится от яркого, слепящего глаза солнца. Коноха, оказывается, ей совершенно не нравится, и оттого в груди расплывается чернильной кляксой жгучее разочарование.       Она не помнит, пила ли сегодня лекарство, коробочка в кармане кажется неизмеримо тяжелой, и Йоко оттягивает ее ладонью. В груди печет и колет, горький комок подступает к горлу, и все ее воздействие постепенно рассеивается, расползаясь тенями-змеями под ногами. Одна из таких чуть поднимает голову и высовывает раздвоенный язык, качает головой в такт бьющемуся сердцу, и Йоко кивает ей, быстро проглатывая пилюлю. Она почти не замечает, как оказывается посреди круглого кабинета с высокими выбоинами-окнами напротив сидящей за столом Цунаде, только шаркает мыском ботинка по полу и складывает за спиной ладони. Улыбка сама собой растягивается на лице, и Йоко щурится, несмотря на то, что яркого солнца в комнате нет.       – Что это такое? – Цунаде морщится, как от головной боли, и трет точку между бровей.       От банальности первого вопроса Йоко даже смеется.       – Гендзюцу, – она пожимает плечами, перекатывается с пятки на носок, – слабенькое, удивительно, что на вас подействовало.       Она говорит правду, но не всю, совсем как учил ее когда-то отец.       – Предвосхищая следующий ваш вопрос, – Йоко воздевает указательный палец к потолку, ухмыляется, – Орочимару действительно мой отец.       На этом, пожалуй, допрос можно и закончить, потому как и Джирайя, и Цунаде смотрят на нее отчего-то обескураженно, словно ожидали чего угодно, кроме произошедшего. Йоко глухо смеется, покачиваясь вперед-назад, убирает руку обратно за спину и склоняет голову набок, послушно ожидая следующих вопросов.       – Тогда твоя мать…       – Бесполезный атрибут для существа из пробирки, – выплевывает Йоко, перебивая Джирайю на полуслове.       Им хватает мгновения, чтобы взять себя в руки, но Йоко все равно успевает увидеть направленные на нее жалостливые взгляды. Оттого ухмылка ее растягивается шире, голова падает набок, и волосы накрывают половину лица. Ей не нужны сочувствие и жалость, от подобных взглядов только чешутся руки и натягиваются струнами мышцы, так что Йоко готова в любой момент сорваться с места. Она не сможет убить ни одного из этих двоих, тем более сразу обоих, Йоко знает это, и потому стоит, покачиваясь с пятки на носок и насвистывая себе под нос незамысловатую мелодию.       – Есть ли еще такие как ты? – Цунаде подается вперед, сцепляет пальцы в замок перед собой, и Йоко прикрывает глаза.       Воздействие совсем рассеивается, и она будто в самом деле становится выше, прячет ладони в широких рукавах и медленно кивает:       – Нежизнеспособные образцы. О!..       Йоко округляет глаза, словно страшная мысль приходит ей в голову прямо сейчас, прикрывает ладонью рот и несколько раз моргает. Джирайя и Цунаде смотрят на нее выжидающе, но откровенничать она больше не собирается.       – Папа расстроится, если я вам все расскажу.       Эхо чуть испуганного голоса витает в воздухе откровенным притворством. Йоко громко хмыкает, упирается пятками в деревянный пол и наконец становится ровно, переводя взгляд на пролетающих за окном птиц. Уже не такое яркое солнце уже не так высоко, светит на землю вскользь, заползает в окна длинными теплыми лучами и исчезает, разбиваясь осколками под ногами. Йоко чувствует, как поднимается в груди тугая волна, давит рвущийся из горла кашель и быстро проглатывает еще одну пилюлю. В последнее время ей нужно все больше и больше, ежедневная доза увеличивается, а боль настигает все чаще.       – Орочимару знает, что ты здесь? – это наверняка один из последних вопросов, воздействие вновь расстилается змеями под ногами, и Цунаде напротив непроизвольно морщится и потирает лоб.       – Он разрешает мне гулять везде, где захочется, – Йоко пожимает плечами, облизывает пересохшие губы.       От долгого стояния на одном месте становится скучно, от пристальных взглядов чешется лоб, и хочется уже выйти на улицу или провалиться сквозь землю. Йоко постукивает пальцами по губам, щурится, словно солнце все еще светит ей прямо в глаза, и бросает короткие взгляды на виднеющуюся из окна больницу. Наруто обещал, что будет ждать ее у входа, и назначенное время уже почти подошло.       – Зачем ты пришла в Коноху? – Цунаде жмурится, будто забывает, что только что спрашивала почти то же самое, и стоящий между ними Джирайя делает шаг и хлопает ее по плечу.       На чистое голубое небо наползают одно за одним пушистые белые облака, осторожно высовывающиеся из-за горизонта, и тень накрывает деревню. Солнце оказывается погребено под белоснежной горой и делается черным и тусклым, и такая погода, пожалуй, нравится Йоко гораздо больше. Она переводит взгляд на Цунаде, смотрит ей прямо в глаза, как глядят на нее саму безжизненные каменные головы, и подается вперед:       – Ты обещала меня вылечить.

***

      Невысокое здание больницы с аккуратной вывеской все еще кажется Йоко нарисованными на бумаге каракулями. Светло-зеленая краска, почти сливающаяся цветом с нависающей рядом кроной раскидистого дерева, местами облупилась, открывая бледные проплешины штукатурки. Тонкие занавески вылетают из окон и трепещут на слабом ветру, как белые флаги, а люди во дворе кажутся бестелесными призраками. Йоко переводит ленивый взгляд с них на машущего рукой Наруто и широко улыбается, подхватывая его улыбку. Она оказывается рядом в мгновение ока, и он снова смотрит на нее сверху вниз, но совсем не так раздражающе, как все остальные.       – Братик Наруто! – Йоко взмахивает руками, воодушевленно восклицает: – Коноха такая большая и красивая, что я даже потерялась! Теперь мы пойдем навестить твоего лучшего друга?       На последних словах голос ее делается тише, и улыбка Наруто тоже как будто вянет. Йоко фыркает, хватая его за руку, и тянет на себя. Солнце на небе делается рыжим, почти прячется за деревьями, и оставляет на земле длинные расширяющиеся полосы. В наступившем вечере кожа Наруто кажется темнее, глаза уже не так ярко сверкают, а от широкой улыбки веет усталостью. Они проходят по коридорам молча, лишь изредка кивают приветствующим их людям, плутают словно по бесконечному лабиринту, и это место вдруг до отвращения напоминает Йоко дом. Йоко терпеть не может белые стены и запах лекарств, разъедающий обоняние, и оттого все в этой больнице кажется враждебным, словно тысячи глаз смотрят на нее из самых стен.       Дверь одной из палат, совершенно такая же, как и все остальные, распахивается от несильного толчка, и Наруто вваливается внутрь, выкрикивая приветствие. Усмешка сама собой растягивается на лице, и Йоко тихо хихикает, прячась за его спиной. Сидящий на кровати мальчик переводит на них тусклый взгляд, смотрит безразлично и отворачивается, чем вызывает еще больше крика со стороны Наруто. Черные волосы его топорщатся на затылке, словно птичьи перья, да и сам он выглядит неоперившимся птенцом, слишком рано вывалившимся из гнезда.       – Саске-е-е! – кричит Наруто, и этот крик его наверняка слышно даже на улице. – Не отворачивайся от меня, когда я пришел тебя проведать!       Впрочем, ни крик его, ни размахивание руками, не вызывают вовсе никакой реакции. Черноволосый мальчишка продолжает сидеть, отвернувшись к окну, крепко сжимает кулаки, и Йоко буквально слышит, как скрипят его зубы. Он коротко оборачивается, когда Наруто на мгновение отвлекается: взгляд его полон гнева и зависти, а в черных глазах так и вспыхивают красные всполохи.       – Ну и ладно! – в конце концов фыркает Наруто, складывая на груди руки. – Я приду, когда тебе станет лучше, и тогда ты уже от меня не отвертишься, Саске!       Дверь за ее спиной оглушительно захлопывается, и Йоко хмыкает и качает головой. Солнце уже почти совсем скрывается за горизонтом, и небо окрашивается черным, словно покрывается темной, истрепанной временем скатертью. Первые звезды горят тускло, от запада на восток расползается истлевающая желтоватая пелена, и даже воздух становится легким и прохладным.       Йоко стоит молча, переминается с ноги на ногу, заложив за спину руки, ждет, когда же Саске сам ее заметит, и в конце концов кашляет, прикрывая рукавом рот:       – Тебе больно?       Он оборачивается стремительно, прекращает сверлить взглядом звезды, смотрит на Йоко широко распахнутыми глазами. Саске, кажется, все еще слишком слаб, чтобы нормально стоять на ногах, и он остается сидеть, лишь рефлекторно тянется к отсутствующей на ноге сумке. Йоко стирает с лица улыбку, подается вперед на пару шагов и останавливается, пряча руки в широких рукавах.       – Кто ты такая?       Воздействие Йоко нестабильно, образы смазываются, словно одна картинка накладывается на другую. Она делает еще шаг, наклоняется совсем близко, так, что чувствует его дыхание на своей щеке. Саске сидит, словно завороженный, комкает ладонями покрывало, а глаза его красные, как волосы Йоко на ярком солнце.       – Или тебе обидно, что Наруто теперь сильнее тебя? – Йоко глухо смеется и слегка отстраняется, со смешком наблюдая, как он подается следом. – Ужасно остаться позади, правда?       Кровати в этой больнице мягкие, в отличие от тех, что дома, Йоко упирается в матрас коленом, упирает ладони Саске в грудь. Он смотрит на нее, как кролик на змею, мерцающие в темноте глаза совершенно бесполезны, а ладони его оглушительно теплые. Саске хватает ее за запястья, разводит руки в стороны и касается босыми ступнями пола.       – Кто?..       – А кого я тебе напоминаю?       Теплая деревянная стена врезается в спину, и Йоко глотает смешок. Саске смотрит на нее от противоположной стены, подбирается, и от опущенной вниз ладони рассыпаются искры. Йоко протяжно вздыхает, поднимает руки над вверх и примирительно улыбается, качая головой.       – Ты же не хочешь поставить на уши всю деревню? – голос ее звучит колыбельной, хотя воздействовать на Учиху гораздо сложнее, чем на обычного человека. – У нас еще будет время сразиться по-настоящему, когда ты станешь сильнее.       Щека Саске такая же теплая, как и руки, и Йоко громко фыркает, касаясь ее губами. Искры рассыпаются в воздухе и затухают первыми звездами в небе, свежий ночной ветер ударяет в макушку, и Йоко делает глубокий вдох, задирая голову. Саске выглядывает из окна, смотрит долго, но тревогу не поднимает, скрывается внутри темной больничной палаты. Тишина кружит в воздухе, заползает под кожу змеями и клубится ядовитыми вихрями, а огромные каменные головы все смотрят, словно живые, не сводя с пришелицы взгляд.