Книга нерасказанных историй

— Бердянск потом вспоминаю… Хотя какая теперь разница. Да. А ведь я недавно видел эту дуру. Вот ведь ведь — приползла. Чем ты ее так достал? Наркотой? Бензином? Я ее знаю? Епифан в ответ промолчал, мысленно считая до десяти, ведь болтливый сосед ему начал надоедать. Вот если б он молчал… Но — сам виноват. Молчание — золото. Жизненный принцип номер один для всякого мало-мальски уважающего себя заключенного. Епифан стал считать, а Пахом не спешил разрушать молчание. — Слышь, может тебе правда пропишут? Ты смотри, если что… По истечении срока я твои вещи заберу. Вот! Только не говори мне, что, мол, нельзя, хе-хе… Да ладно тебе, ну что ты сердишься? — примирительно сказал Епифан. — Я ж шутю, а ты… У меня же язва, как у хорошего интеллигента. Надо же как-то стресс снимать. Ты лучше расскажи, что сейчас в Москве? Много народу моего цвета выехало? Пахом удивился. — Да там… Чёрт-те что… — Он безнадежно махнул рукой. — Я ж говорю — всё вверх дном. Выездная комиссия, турпоездки всякие… А вот в Бердянске море, типа Чёрного моря. Азов что ли… Там людей намного больше, чем в Москве. В Муроме еврейское кладбище, там блатняги серьезные. — Ну, Азовское, — с безразличием добавил Епифан. — Ага. А на Москве и в Нижнем Сибири? Не знаю. Давай лучше о тебе. Как ты живешь? Как здоровье? — Там я срал, блядь, — не обращая внимания добавил Пахом. — Голый в море залез и насрал. Пьяный был тоже… — Как ты там живешь, спрашиваю? Всё такой же больной или помолодел? — Епифан нахмурился и набычился. — А что такое? Хочешь реванша? Или по старой памяти хочешь на меня наехать? — Пахом недобро улыбнулся. — Да ладно, не ебись. Вы чё, правда, не помните, что ли? Всё забыл, падла? Эх, вы, мудаки. Где я, по-вашему, был-то? В Бердянах! В девяносто четвертом. Помнишь? Первый год? А сейчас меня из Москвы на аш-два послали проверить, все ли там нормально. Вот. Сейчас там у нас лето уже, а зимой холодина. Горы. — Три семёрки тоже выпил… — тихо пробормотал Пахом, тупо разглядывая папиросу. — Везде, по всему Союзу продавали. Аж за три сотни. Напиться и то нельзя было. Вот как жизнь началась — так и пью. Без остановки… Слушай, Епифан, а тебя как тогда звать, а? И всё забываю. Как сейчас. И имя. Ты же не имя, ты фамилия. Да, и ещё должность. Грамоту знаешь? — перебил он сам себя. — Может, ты вождь? А? И русский уже? Или еврей? Слушай, а что у вас там про евреев слышно? Я не понял — ведь сколько живу, такого не видел. Что они раньше собой представляли, вообще. Как они сюда попали, где они живут. И потом, у меня у самого отец был еврей, так что я в теме.