День, когда ассасины плачут

Их дом горел. А вместе с ним горела и ее душа. Измученная, наполненная сладкими воспоминаниями о минувших днях. Уже минувших. Однако теперь все однозначно кончено. И ничего уже не будет как прежде. Дым разъедал легкие, но задыхалась она не от этого. Отчаяние с новой волной охватило ее, и казалось, что сердце вот-вот разорвется. Дым резал глаза, но не потому она плакала. Разлитое масло вспыхнуло алым пламенем, но самым ужасным в этот миг была тишина. Мертвая безнадежная тишина, нарушаемая лишь треском огня. Ни лязга стали, ни криков, ни звуков бойни. Здесь не осталось ничего, кроме пустоты. Никого, кроме них троих. Пламя становилось все жарче, но выхода не было. Его не стало в тот день, когда чокнутый шут прибыл в убежище со своей пресловутой Матушкой. Уже тогда она знала, что это конец. Шепот Матери прозвучал внезапно и так тихо, так ласково. Словно голос... матери? Она звала ее, звала ее обнять в последний раз. Темнота, затхлый запах давно мертвого тела мешается с пряным ароматом масел, что так заботливо втирал в Ее тело Хранитель. Взрыв, звон витражного стекла, удар, всплеск, и она засыпает в Ее объятиях. И вправду смерть, достойная Слышащего.  Голоса, чьи-то сильные руки раскрыли дверцы гроба, и внутрь хлынул свет. Ослепительный и такой желанный, он был единственным теплом во тьме, заполнявшей ее помутненный разум. Расплывчатые очертания до боли знакомых лиц. На слабых дрожащих ногах она идет вверх по каменной лестнице, и каждый шаг дается ей с непосильным трудом. И вокруг все мертво, сожжено дотла псами императора. Мертво, как и Темное Братство. Обугленное тело Астрид наполнило легкие запахом паленого мяса, гнили и крови. Хриплое сдавленное дыхание пока еще вздымает ее грудь. На глаза сами собой навернулись непрошеные слезы. Последняя милость, тихо просит она, болезненно содрогнувшись. Шорох стали, тихий вскрик, и последнее слово навсегда замирает на обожженных губах. На негнущихся ногах она встает с разбитых колен. Сегодня вместе с домом умерла она сама.  Гроб Матери Ночи стоял на своем прежнем месте. Гроб Матери, которая не смогла уберечь свое дитя.   — Вся Семья... все мертвы. Скажи мне, это стоило того? Скажи, это стоило того?! — в истерике закричала она, чувствуя, как горячие слезы обжигают лицо. Опустившись на колени и закрыв лицо руками, содрогаясь всем телом, она зарыдала. Разбитые о землю костяшки пальцев пульсировали болью, по руке неспешно, будто растягивая и без того тяжелый момент, стекала алая кровь. Кто-то нежно приобнял ее за плечи. — Пойдем, — прошелестел рядом детский голос. Нет, не сейчас. Им больше некуда идти. Их убежище, их единственный дом уничтожен, их Семья... Ее больше нет. Визара, Арнбьорн, Габриэла, Астрид... Никого, никого больше нет! Теперь она никто. В этом несправедливом и пропитанном ложью мире никому до нее больше нет дела. Никому, кроме Матери, что нежно шепчет ей. И теперь она понимает, что нужно делать. Она отомстит за каждую каплю крови, что они пролили здесь, за каждую слезу, что сегодня проронила она. Ради Астрид, ради всех остальных. Ради Матери. И она больше никогда не позволит умереть своим братьям.