***
– А ты неразговорчивый, – замечает Сакура на третий день его пребывания. Их тренировки по восстановлению чакры подходят к концу, и они идут есть мясо, только уже в другом месте. Саске узнает, что медицинские навыки девушки здесь пригодились. Помогая другим, она заслужила доверие и всеобщую любовь. Саске узнает, что улыбка всегда затрагивает её глаза, направленные на других. И смех такой же чистый, как и в тринадцать. По отношению к нему она ведет себя настороженно, потому что не знает, что ожидать. Её монологи полны важной и неважной информацией об этом мире, но никогда о себе. Саске находит в её рассказах вскользь упомянутые сложности с изучением языка, одиночество и скорбь по прошлой себе. Все три дня она на расстоянии руки. И это главное. – Никогда не был хорошим собеседником. – Значит хороший слушатель, – она заказывает себе ещё порцию и оплачивает двумя купюрами неизвестной валюты. – Почему ты ищешь эту девушку? После стольких месяцев скитаний просто смотреть ей в глаза достаточно. – Потому что могу только я. – Что-то вроде миссии? – Вроде того. – И что ты будешь делать дальше? Когда найдешь? – Не знаю, – Саске прекрасно знает, что займётся поисками следов других Ооцуцуки, но почему-то говорить об этом не хочется. За эти три дня Сакура так и не спросила, как его зовут. Саске постепенно привыкает к ритму местных жителей, а они уже не таращат смешно глаза при виде него. Белый цвет перестает вызывать головокружение. А ещё не покидает ощущение, что Сакура всегда была рядом с ним. Незаметно проходит первая неделя. Ему удается рассмотреть лицо Сакуры лишь раз. Она останавливается у фонтанчика с питьевой водой и поднимает маску перед тем, как сделать пару глотков. Ветер срывает маску, и Саске узнает, что у неё тонкие губы и мелкий шрам на правой щеке. Смущенное покашливание Сакуры дает понять, что он смотрел на её губы непозволительно долго, хотя ему так совсем не казалось. Они моргают будто по команде в одну и ту же секунду. Саске ничего не может поделать со своей рукой. Ладонь тяжело ложится на её плечо, под пальцами мягкая ткань белого платья. Наконец, Саске верит, что она настоящая. В молчании Сакура сбрасывает со своего плеча его руку и отворачивается. Девятый день поражает ослепляющим светом. Они прячутся в своих комнатах. Саске ловит себя на мысли, что к нему возвращается раздражающее чувство из детства. Когда от одного присутствия Сакуры зудело внутри. Только в этот раз зудит от того, что её рядом нет. В момент, когда он готов выйти из комнаты, в его дверь стучат. – Время ужина! – по ту сторону гремят металлическими вилками. Из них двоих она одна знает, где достать еду, и Саске использует это как оправдание. Пока непонятно оправдание чему именно. В комнате Сакуры вещей так много, что вот-вот норовят свалиться ему на голову, потому они перемещаются в его, пустую и не обжитую. – Не надоело мясо? – Сакура продолжает скрывать лицо под маской. Наверное, стало привычкой. От её прямого взгляда Саске становится не по себе, он выпрямляет спину. После его отрицательного ответа, Сакура тянет: – Мне жуть как, но все остальное тут невкусное. Приторно-сладкое….Ты не из любопытных, да? – То есть? – Ничего не спрашиваешь, – она и не пытается скрыть обиженные нотки, узнать которые легко, у тринадцатилетней Сакуры были все основания держать на него обиду. – И мало что тебя может развеселить. Сколько раз ты улыбался за всю свою жизнь? – А должен? – Я знаю, в чем дело! – она откладывает в сторону чашку и ловко снимает с себя маску. – Тебе нужна практика. Смотри, тянешь сначала правый уголок губ, потом левый. Губы её странно двигаются в имитации улыбки. Саске нет дела до того, как правильно улыбаться, он молча рассматривает её лицо и понимает, что она изменилась. – Ямочка, – Саске насчитывает одну, а потом появляется вторая. Сакура смеется красивым смехом. Он не знает, что улыбается ей в ответ. – И у тебя есть, Саске-кун! Оба не сразу понимают, что произошло, пока Саске не мрачнеет. – Ты говорил, что тебя так зовут. Или я что-то напутала? – Сакура контролирует голос. – Не говорил. – Говорил, – настаивает девушка. – Не знаю, кого именно ты обманываешь, но точно не меня. Она виновато опускает глаза. Пальцы её нервно перебирают ткань платья. – Я провела здесь десять лет. И уже шепотом: – Мне… страшно возвращаться в Коноху. Так он узнает, что прожил в этом мире один день и пятнадцать часов земного времени. – Ты говорил, что прошло три года, значит я старше тебя на целых семь лет, – она фальшиво смеется, а потом глаза её наполняются слезами. – Я думала, что застряла здесь навсегда. Сакура пытается спрятать слезы, но они прорываются. Саске не умеет утешать, он ждёт, когда она успокоится. Сакура шмыгает носом. От слез глаза покраснели, и лицо кажется слегка опухшим. – Я не так много помню. Лица за эти годы успели раствориться в памяти. И твое лицо... в первое время было таким незнакомым. Вместо молчаливого кивка Саске решает поделиться своим опытом: – Сначала в Конохе всё кажется чужим, потом привыкаешь. Сакура кивает, вытирая с щек слезы, и робко улыбается. – Тебя ждут родители. И Наруто. Просто возвращайся... домой. – Ты прав. Во многом прав, – она поджимает губы, и в глазах её узнаваемое чувство одиночества, что не покидает его уже многие годы, и которое она приобрела за прошедшие десять лет.***
Чакра восстанавливается к концу второй недели, но Саске оттягивает момент возвращения обратно. Односложно отвечает и наблюдает за тем, как Сакура лечит пациентов в личном кабинете по другую сторону дома. – Сегодня поведу тебя на речку, – Сакура полна энтузиазма. – Угадай какого цвета вода. – Жёлтого? – В точку! Следовать за ней стало привычкой. Идти приходится долго. Большие расстояния для него не проблема, хотя в традиционном наряде жителей этого мира передвигаться неудобно, а вот Сакура быстро устает и два раза останавливается набраться сил. Он предлагает понести её мешок с запасной одеждой, пледом, полотенцами и едой, но она отказывается, объясняя тем, что ей нужно больше заниматься спортом. Саске молча выхватывает зеленый мешок и обгоняет её, поздно понимая, что не знает дорогу. Сакура позади смеется и кричит, что он свернул не туда. Он позволяет себе улыбнуться и только потом равняется с ней. Земной мир в сравнении с этим куда красивее, цвета насыщеннее и разнообразней, зато здесь нет жужжащих и кусающих насекомых. Первым делом Сакура бежит намочить ноги в воде и радуется как ребенок. Саске садится на землю и наблюдает за ней, по большей части потому, что в этом мире кроме Сакуры нет ничего интересного. Она не предлагает искупаться, будто забывает о нём вовсе. Белое платье снимается за секунды, Саске не успевает понять, почему видит её в купальнике. Парик оказывается на земле рядом с одеждой, и он чувствует прилив радости. Это и правда Сакура. Куноичи с короткими розовыми волосами. Спина Сакуры усыпана маленькими птицами, что не обитают в этом мире. Татуировке явно больше года, будто срослась с кожей и была там всегда. Саске хочется рассмотреть птиц ближе, провести пальцами по их тонким крыльям и посчитать точное количество. Ветер подрывает с земли её платье, и она пытается поймать его, подпрыгивая и бегая вокруг. Что-то в голове щелкает, и Саске активирует Риннеган, появляясь перед ней фиолетовой вспышкой вместо платья, которое покоится на том месте, где сидел он. Сакура теряет равновесие от удивления, потому позволяет поймать себя. Мышцы его руки напрягаются. Её кожа тёплая и мягкая. Мягче, чем он себе представлял. – Что… что это было? – Проверяю технику, – он отводит глаза в сторону, чтобы не смотреть на открытые плечи и родинки на ключице. – Хвастаешься, – по-своему понимает Сакура и мягко – неохотно – отталкивает, касаясь теплыми ладонями его широкой груди. Саске ухмыляется на манер тринадцатилетнего себя. – А ты повзрослел, Саске. Теперь тебя не назовешь мальчиком с тяжелым прошлым. Убирая руку, он проводит ладонью по спине Сакуры. Дрожащие пальцы скрывает в своих волосах. Он впервые так не уверен и растерян. Единственным спасением будет держаться на расстоянии, и сидеть так до вечера у берега, молча и бездумно наблюдая. Сакура делает три заплыва, потом ложится на расстеленный плед и закрывает глаза. Солнце не греет, но привычнее думать, что от него есть толк. Саске сидит рядом и разрешает себе смотреть на неё, пока она этого не видит. Сакура тоже повзрослела. Её не назовешь влюбленной девочкой, желающей понравиться. Девочкой с комплексами. – А ты не будешь плавать? – она приоткрывает левый глаз. – Подсматривать не буду, честное слово. – Мне все равно, – поднимаясь, он в полной мере чувствует затекшие мышцы ног. – Можно значит? В этом мире не найдешь симпатичных парней, а мне уже двадцать шесть, между прочим, – она с тоской вздыхает. Саске хмурит брови. – Звучишь как Какаши. – Неужели я в том возрасте, когда уже можно интересоваться сверстниками сенсея, – она расстроенно бурчит себе под нос. – Или самим сенсеем. – Мне все равно, чем ты первым делом займешься в Конохе. Несмотря на свои слова, недовольно поджимает губы и с неприкрытой злостью снимает надоевшую больничную робу. Назойливая мысль обернуться и проверить смотрит ли она на него крутится в голове, но Саске как был, так и остался гордым Учиха. Он слышит её хихиканье и силой воли удерживается не сверкнуть на неё взглядом. Плавать в воде этого мира все равно, что перемещаться горизонтально. Волосы мокнут, вода омывает тело, но никакого различия между температурой его тела и реки. Саске не получает удовольствия от такого купания. Вода не дарит прохладу. Нет привычного контраста и мурашек по телу. Выходя на берег, Саске стряхивает с плеч и груди капельки воды, задерживая взгляд на обрубке второй руки. Уродливом напоминании таких же уродливых поступков. Отвращение само появляется на лице. – Как твой друг справляется без руки? – за этим вопросом Сакура прячет интерес к руке Саске. Она уже сидит на пледе, накинула запасное желтое платье и вытащила фрукты с мясом. – Ему сделали протез. Из клеток Хаширамы. – А-а, великие клетки Хаширамы. На тебя клеток не хватило? Саске ищет на лице девушки признаки насмешки, потому что вопрос звучит с издевкой, но ничего из перечисленного нет. – Вроде того. – Знаешь, с одной рукой ты смотришься...опаснее. Саске хмурит брови. – Жалко, а не опасно. Тот бой был жалким. – Тогда я с тобой бы согласилась, а сейчас… – она поднимает глаза в небо. – Думаю, ты не придумал другого способа убить себя. Люди говорят, что эти мысли делают нас слабыми, но по мне, находить силы жить дальше – то, что делает нас сильнее. Одиночество... не придает жизни смысл. В жизни вообще мало смысла. – И что тебя мотивировало все эти десять лет? – Саске не ущемлен, но впервые понимает, как раним. – Первые три года искала способы вернуться. Самым сложным был пятый год. На шестом сказала себе: живи, пока живется, умереть всегда успеешь, – она странно улыбается. – Ты никогда не думала, что Наруто будет тебя искать? – Думала, но у него нет твоих способностей. О тебе… я старалась не думать. А ты что делал? – Надеялся, что тебя не съели химеры. – Химеры? – удивленно и весело тянет Сакура. У неё появилась привычка растягивать гласные и четко произносить шипящие буквы после изучения языка сто седьмого мира. – Звучит интересно. В других мирах тоже есть цивилизация? – Этот первый. Химеры не очень-то дружелюбны. – Прям как ты. – На меня хоть смотреть приятно, а эти твари… – Саске морщится. – Ничего в этом мире не меняется. Саске Учиха, как знал, так и знает о своей привлекательности. Во сколько раз умножилось поклонниц? – Значительно меньше после того, как я уничтожил тысячи химер. – Твои самые верные. Помнится, убивать верных поклонниц было твоим хобби. Саске хмыкает и тянется за желтым фруктом, позабыв о раздражающей тело одежде. – Когда-то было. Сакура позволяет их глазам встретиться и коротко смеется. Теперь просто смотреть ей в глаза недостаточно, понимает Саске. На второй день третьей недели Сакура спрашивает, восстановилась ли чакра. Саске хочется соврать. Потому что в земном мире он снова будет думать о том, что было совершено, и кем он является на самом деле, а здесь Саске Учиха – всего лишь имя. – У тебя есть день на сборы. В изумрудных глазах он видит отражение собственных страхов. – Как думаешь, я смогу подружиться со всеми снова? – Наруто тебе поможет. – Не терпится увидеть маму с папой, – взволнованно говорит и обнимает себя руками, а потом свет в её глазах потухает. – Ты по ним скучаешь? Саске сразу понимает, о ком речь. – Не знаю. Они все реже снятся мне. – Ко мне приходила одна мысль… Точнее я представляла, что родители где-то далеко. Ещё не вернулись с отпуска. Что Наруто на миссии, путешествует с Извращенным отшельником, а Какаши-сенсей ищет дорогу. Шишо днями и ночами играет в карты и выслушивает причитания Шизуне. Ино помогает матери. Главное, что они есть. Где-то там, но есть. Но про себя ты ведь так не можешь сказать. Ты знаешь, что их нет ни в этом, ни в другом любом мире. Её дрожащий голос воспринимается иначе, чем когда она умоляла его не уходить за силой к Орочимару. Саске отвык от сочувствия других. Он мог бы обнять её, прижимая к себе, уткнувшись носом в фальшивые светлые локоны, но не знает, как это сделать. – Я рада, что в тебе нет той злости, но кажется, и я и ты, мы забыли, каково это быть наедине с кем-то кроме себя, – она возвращает прежнее неестественное веселье и громко говорит: – Что же, пойду попрощаюсь. Все же... они были ко мне добры. Саске не стремился быть понятым, но Сакура впервые сказала то, что он никак не мог сформулировать в своей голове. И лучше бы она продолжала не понимать его. Лучше бы ей не пришлось пережить то, что испытал он.***
Они не сразу попадают в Коноху. Саске не может объяснить ей, почему они переместились на опушку леса на границе Стран Ветра и Огня, потому что пришлось бы признать, что ему не хочется с ней прощаться. (Делить с родителями и Наруто). – Здесь даже воздух другой! – радостно восклицает Сакура и кружит вокруг. В традиционной одежде сто седьмого мира они похожи на сбежавших из больницы пациентов. Саске думает над тем, где найти деньги, и вспоминает, что неподалеку есть деревушка, где он мог бы за еду и одежду порубить дрова. Сакура могла бы заняться лечением жителей деревни. Он не спешит, давая и себе, и ей время насладиться земным воздухом, палящим солнцем и ухабистыми дорогами. – А как птицы поют! Мы должны найти озеро. Я мечтала об этом с того момента, как в первый раз искупалась в той речке. И лапша! Просто обязаны поесть лапши. – Напоминаешь ребенка, – Саске не хочет обидеть, находя её даже милой. – У меня жизненного опыта на семь лет больше. Саске решает не спорить. Деревушка на границе совсем не изменилась: те же дома, те же люди. Старик и его семнадцатилетняя дочь охотно принимают помощь, не спрашивая, как он будет рубить дрова с одной рукой, зато спрашивают, кто же стоит рядом с ним. Саске не находит, что ответить, поэтому просто просит для них обоих одежду. Сакура будто разучилась общаться с людьми, прячась за его спиной. – Кажется, у нас похожий размер, – дружелюбно обращается к Сакуре девушка, с любопытством рассматривая собранные в хвостик розовые волосы. – Похоже на то, – Сакура тянет вежливую улыбку и проводит рукой по волосам, словно снова хочет спрятать их под париком. Расправляясь с дровами, Саске задается вопросами: куда же подевалась открытость Сакуры, почему ей некомфортно и что означал брошенный на него взгляд перед тем, как скрыться в фермерском домике. Десятью минутами позже он молча принимает воду с рук семнадцатилетней девушки, толком не обращая на неё внимание. Он не запоминает, какого цвета её волосы и не старается понять, что говорят её глаза. Возможно, и в земном мире нет ничего интереснее розоволосой куноичи Листа. – Это она, да? – спрашивает девушка, слегка краснея. Саске впервые задерживает на ней взгляд. – Вы к нам заходили этой зимой. Я вас помню. Тогда вас спросила, чем занимаетесь, и вы сказали, что ищете кого-то. Получается, что нашли? Саске кивает. Получается, что так. – Вы выглядите… лучше. Был у вас какой-то болезненный вид. Как будто вы никогда не сможете найти то, что ищите. Эти слова надолго застревают в голове. Саске прокручивает их снова и снова, наблюдая за тем, как Сакура залечивает раны деревенских детей в крестьянском платье. Запястья её успели загореть на солнце, на щеках появился здоровый румянец. Он не знает, что с ним: глаза краснеют впервые не от Шарингана, а от необъяснимых слез. Успевает отвернуться, не давая Сакуре заметить непрошенные слезы. Саске уверенно шагает вглубь леса, садится на бревно и закрывает ладонью лицо, не способный справиться с наплывом эмоций. Он ещё не до конца принял то, что Сакура реальна. Слишком долго жил с мыслью о том, что вместо тонких запястий, родинок и шрама на щеке будет лицезреть оставшийся от неё пепел. Озеро они находят к вечеру. Солнце за день успело нагреть воду и уже прощалось с ними. Сакура распускает и снова заплетает волосы. Саске же подвязывает к лапке ястреба послание для Наруто. Пора дать о себе знать. Пора дать знать о Сакуре. – Тебя тут хорошо знают, – между делом говорит она и расстегивает мелкие пуговицы платья, совершенно его не стесняясь. – Почему бы тебе не раздеться в другом месте, – ему приходится отводить глаза. – Смотреть особо не на что, – Сакура пожимает плечами. – Это просто тело. – Ты прожила десять лет в мире, где запрещено ходить в открытом, а теперь говоришь: просто тело? – Там никто меня не воспринимал женщиной, – без заминки отвечает. – Чужестранка с дикими волосами и странным лицом. Я не подходила под их стандарты красоты. – Здесь ты… красивая, – Саске с трудом справляется со своим смущением. – Я знаю, что красивая, но какое это имеет отношение к тебе? Для тебя я просто куноичи, которую нужно вернуть в Коноху, ведь так? – она смотрит с вызовом. – Так. Но когда Сакура медленно погружается в воду, Саске понимает, что соврал. Эта ложь ведет к тому, что он спешно освобождается от одежды ему не по размеру и идет следом за ней. В этой воде находиться куда приятней, в ней чувствуешь себя живым. Саске знает о своей грубости, но не знает, как её исправить. Потому стремительным движением обхватывает рукой плоский живот Сакуры с единственной мыслью сделать хоть что-то. Теперь, когда между ним и её спиной всего ничего, он замечает, какая она худая, а талия до странного тонкая. Плечи Сакуры можно измерить его ладонями, если бы, конечно, у него имелась вторая рука, то непременно это проверил бы. В закатном солнце птицы на её спине ещё прекраснее. Сакура напрягается всем телом и резко спрашивает, что он делает. – Не знаю я! – вспыхивает Саске, чувствуя, как вены на его руке вздуваются. – Будем совершать ошибки молодости? – Сакура обнимает свои плечи и сжимает их в своих пальцах. – Ты и правда раздражаешь, – выдыхает Саске, при этом не намереваясь отпускать, только сильнее прижимает к себе. – Ты раздражаешь не меньше. Когда Сакура освобождается, Саске хочется от злости и обиды разбить до крови костяшки руки, но это быстро проходит, потому что Сакура обнимает его. Пальцы её приятно теряются в его волосах. И так тепло, что самому не верится. – Я думала, что никогда больше не увижу тебя, – сдавленным шепотом признается Сакура. Саске в ответ мычит. – Мне страшно снова привыкать к тебе, – очередное признание, которое так схоже с его. – Я не знаю, где мое место, Саске. Я не знаю, где мой дом. Наруто бы нашел, что сказать. Только вот Саске и сам не знает, где его место и где его дом. Он сглатывает и говорит с той же дерзостью, что и приказывал Первому Хокаге дать ему ответы: – Твой дом – это я. Сакура радостно смеется. Настроение такое, что Саске поддается её игре, разрешает брызгаться водой, грозится утопить, если она продолжит, и улыбается, когда она громко визжит, а ему все же удается поймать её. Двумя часами позже, перед тем как уснуть на футоне, что они делят на двоих в фермерском домике, Сакура, поворачиваясь к нему, говорит, что ему стоило бы чаще улыбаться. Подушечки её пальцев холодят его запястье, но брать его за руку она не спешит, так и уснув, едва-едва касаясь, едва-едва задевая что-то внутри Саске. Монологи Сакуры все такие же местами содержательные, местами бессмысленные, но их обоих это устраивает. Когда до Конохи остается каких-то пять километров, Саске спрашивает: – Почему ты назвалась Сумико? Зачем нужен был этот цирк с подменой? – Думала, что так будет проще справиться с чувствами. Я была не готова снова быть Харуно Сакурой. А с домом…подумай хорошенько ещё раз, – Сакура ускоряет шаг, желая побыть одна эти последние часы перед радостной и взволнованной встречей с родными. Тяжело, когда ни он, ни она не знают, как быть дальше.***
У ворот Конохи их ждут не просто четыре-пять человек, а вся деревня. Взволнованное лицо Сакуры меняется. Они ещё не дошли до самих ворот, а она уже захлёбывается слезами, а потом бежит вперёд, прямо в объятия родителей. Потом её кружит Наруто, крепко обнимает Ино и Тсунаде. Какаши лохматит волосы и улыбается, как всегда в своей дурацкой маске. Саске понимает, что никогда не был и не будет её домом. – Ты вернул нам Сакуру-чан! – Наруто набрасывается на него ураганом. – Я знал! Знал, что мы вернём её, даттебайо! – Угомонись, усуратонкачи. Наруто широко улыбается. Счастья полные штаны. Саске ухмыляется. Наконец, все встало на свои места. Вечеринка в честь Сакуры продолжается до восхода солнца. Ино с Наруто заваливают вопросами, как же она жила в том мире. Сакура делится приключившимися историями, умалчивая все то, что было известно Саске: её десятилетнее одиночество, её страхи и недолгое желание исчезнуть навсегда и по-настоящему. Незадолго до того, как отправиться всем выпуском Академии в бар, Мебуки и Кизаши Харуно просят Саске поговорить. – Спасибо тебе, Саске, – Мебуки сжимает его руку. Её улыбка напоминает ему собственную мать. Отец Сакуры хлопает его по плечу и смотрит с такой же благодарностью, как и жена. Сдерживать обещания оказывается приятным. Саске весь вечер думает о родителях Сакуры, потом недолго и о своих. – Квартал Учиха все ещё твой, – напоминает Какаши, подходя к нему с тарелкой бутербродов, которые взял для предлога. – Меня ждут следы Ооцуцуки. Параллельных миров больше, чем можно себе представить. Неизвестно, где ещё есть цивилизация. – Не усердствуй, – Хатаке сжимает его плечо. – Ты и сам можешь исчезнуть в одном из миров, оставшись без чакры. – Приказ Хокаге? – Считай, что да. Есть вещи поважнее миссий, – сенсей подмигивает. – Пообещайте мне кое-что. – М? – Не знакомьте Сакуру со своими ровесниками. Больно вы все старые. – Ну не скажи. Весна юности Гая ещё не прошла, – Хатаке указывает на своего друга в коляске. – Смотри, как зажигает. Тебе бы тоже не помешало быть чуть веселее. Наедине с Сакурой удается остаться следующим днём. Они встречаются в Ичираку рамен и ждут появления Наруто, который подозрительно долго не появляется. Видеть Сакуру в розовом непривычно. Ей самой неуютно в одежде столь ярких цветов. – Как спалось? – осторожно спрашивает Сакура, усаживаясь на высокий стул. – Неплохо. – А у меня глаза до сих пор опухшие, – смеётся она, пододвигает второй стул ближе к себе и взглядом предлагает сесть рядом. Саске и так планировал не отходить от неё. – Где ты остановился? – В квартале. – Он разве не разрушен? – Достроили мой дом. Остальное пустует. Я думаю пожертвовать земли госпиталю или для каких других нужд. Мне незачем столько территории. – Неужели ты все ещё мечтаешь… – Возродить клан? – заканчивает за неё. Сакура кивает. – Нет. Все, что я хочу – это защищать Коноху. – Звучит здорово, – Сакура как-то странно улыбается. – Наверное, мне тоже стоит об этом мечтать? – Чтобы найти себя снова нужно время. – С каких пор ты такой рассудительный, Саске-кун? – Не я, а… – Наруто, – очередь заканчивать предложение доходит до Сакуры. – Это в стиле Наруто. Находить правильные слова. – Кто это меня вспоминает? – как раз вовремя появляется Узумаки, за ним следом идёт временная замена Саске. – Сай! – радостно подскакивает Сакура и крепко обнимает его. – Я тебя вчера не видела! – А он только с миссии вернулся, – поясняет Наруто. – Нам четыре порции, пожалуйста! – С возвращением, Сакура, – Сай звучит заботливо и нежно. Саске в жизни не сможет быть таким же. – Уф, я боялся, что он снова назовет Сакуру-чан мымрой, – шепчет Наруто. Мымрой? У Саске поднимается настроение. Уж он-то никогда не назвал бы её так. Когда приносят лапшу, Сакура кладет ладонь на бедро Саске, и он, наконец, перестает раздражаться по поводу и без. – А ты стала женщиной, Сакура, – с серьезным лицом говорит Сай. – Прощай нулевой, да здравствуй первый. – Поверить не могу, первое, что ты заметил, так это размер моей груди! – непонятно, злится ли Сакура. Наруто локтем тычет в бок Сая и смотрит круглыми глазами, умоляя замолчать. – Я думал, будешь рада это услышать. Саске выпрямляет спину, загораживая вид на девушку, и внимательно вслушивается в их диалог. – Прыгаю от счастья. А ты до сих пор комплексуешь по поводу своих и чужих размеров? – замечает Сакура, и вопреки всеобщему ожиданию, на пару с Саем смеется. – Ксо, Сакура-чан, напугала, – бормочет Узумаки. – Мы с Саем отлично умеем унижать друг друга. Дружеское напоминание у кого нервы стальные. – Ты хотела сказать я..– Сая вовремя затыкает Наруто. Саске в замешательстве. Это какая-то новая сторона Сакуры, с которой он незнаком. – Не обращай внимание, – тихо говорит ему Сакура, ладонь, что покоится на его бедре, действует как отличное успокоительное. Саске впервые жалеет о том, что отказался от протеза, он и сам бы не был против сжать её колено под столом. – Сколько бы лет не прошло, наша Сакура-чан не меняется, – Наруто никак не может наглядеться на неё. То, как вздрагивает Сакура, замечает один Саске. Она цепляется за те оставшиеся воспоминания, примерно воссоздавая их для близких. Саске проделывал то же самое, когда не знал, как быть с навалившимся на него обществом когда-то знакомых людей. Вечер не заканчивается на Ичираку, в той же компании они идут в бар в конце главной дороги. Саске прилично отстает, чтобы Наруто мог вдоволь побыть с Сакурой. – Время зря не теряешь, – Сай назойливой мухой появляется рядом. – Небольшое предупреждение: не играйся с ней. Саске лениво переводит свой взгляд: – Знай свое место. Он знает, как на людей действует его высокомерная ухмылка. Сай исключение, как оказалось. Пожимает плечами, совершенно не впечатленный. Саске хочется сказать, что он единственный, кто знает изменившуюся Сакуру, но решает придержать столь важное замечание. Саске видит, как она силится улыбаться, поддерживать разговор, да и вообще находиться в месте, где так много земных людей в цветных одеждах и разговаривающих на её родном языке. Он ловит её на пути к выходу. Сакура хочет соврать, сказав, что вышла подышать воздухом, но видя перед собой Саске, признается, что устала. Это странно – быть чьей-то опорой. Не абстрактного понятия, как целая деревня, а живого человека со своими реальными проблемами. В темном переулке, за углом бара, Сакура склоняет голову на его плечо. Их ладони едва-едва соприкасаются. От нее пахнет выпитым алкоголем, потом и сигаретным дымом посетителей бара. Она отвыкла от такой жизни. В сто седьмом мире нет шумных вечеринок, нет ярких впечатлений, люди там другие: инертные, мирные. – На какую-то долю секунды мне захотелось обратно в свою каморку, – Сакура подразумевает комнату, в которой прожила десять лет. – Мне казалось, будет не так сложно. И вроде все то же самое, но совсем не то. – Привыкнешь. – Да ты ведь сам хочешь сбежать отсюда! – Сакура впервые настолько раздражена, становится напротив и смотрит так, будто обвиняет в чем-то. – Что, я не права? – У тебя есть другой вариант? – после долгой паузы и такого же долгого молчания Сакуры, спрашивает: – А у меня он был, когда вы с Наруто жили идеей вернуть меня? – Я тоже не просила меня возвращать, – со злобой говорит Сакура, а потом до неё доходит смысл сказанного. – Мне… мне стоит уйти. Родители ждут. Саске не загораживает ей путь. И потому, что ему нечего сказать, и потому, что Сакуре необходимо время подумать, а не общество других людей. Он не слышит вестей от Сакуры следующие четыре дня. По словам зашедшего в гости Наруто, она проводит все дни в госпитале на обследовании у Пятой. – Не похоже, что она хочет и дальше быть куноичи, – совершенно неожиданно делает вывод Узумаки. – Или ирьенином. Ей предстоит найти свой путь. – В понедельник я покидаю деревню, – Саске принимает решение в эту же секунду, пусть и смутно представляет, как будет справляться с мыслями о ней в своих дальних путешествиях. – Что? Но зачем? Сакура-чан ведь здесь! Разве вы не… – Я буду только мешаться. Если она сама не знает, чего хочет, то я стану для неё грузом. Или тем, за что она будет цепляться. По привычке. – Какие вы с Сакурой-чан сложные, – вздыхает Наруто и сдается: – Хотя бы попрощайся, теме. Прощание выходит неловким. Сакура с ним не разговаривает, лишь поджимает губы и вслушивается в то, что говорит Какаши. Наставления сенсея усталые, как и он сам. – Шести месяцев должно хватить, – Саске намеренно называет сроки, чем удивляет Хатаке. – Я не пробуду дольше трех дней в каждом из миров. Когда он собирается обратиться к Сакуре, она отворачивается и уходит первая. Наверное, им стоило поговорить. Волшебство тех дней в сто седьмом мире пропадает. Саске теряет возможность сказать, что все ещё хочет быть её домом. Какаши – не Наруто, подталкивать не будет.***
Песок все такой же зыбкий, ветер горячий, и никого кроме него в пустыне. Нет надобности с чувством отчаяния переходить с одного мира на другой. Нет надобности отмечать на карте. Нет надобности думать о Сакуре. И все же Саске мысленно возвращается к ней. Перебирает в памяти письма Наруто, в которых друг пишет о своем свидании с наследницей Хьюга и упоминает, что проводит субботы с Сакурой, как именно не уточняет. Он вообще мало что о ней пишет, будто кто-то вычитывает каждое его письмо. Из шести месяцев всего-то прошло два. Саске просыпается на автомате, ест на автомате, многое делает по установленному и не измененному расписанию. Ястреб тоже прилетает по часам, но сегодня птица врывается в его рутину широкими взмахами крыльев. Письмо от Хокаге не радует: Сакура пропала. Мы не знаем, куда она ушла. Возвращайся в Коноху, как только получишь послание. Обсудим поисковую операцию. Одно дело искать Сакуру в параллельных мирах, другое дело на знакомой территории. Вместо того, чтобы скорее бежать в Коноху, Саске направляется на границу Стран Огня и Ветра. Интуиция говорит, что ему нужно быть там. Он расходует всю энергию на то, чтобы за два дня добраться до того фермерского домика, где они останавливались. Старик, хозяин фермы, качает головой, а его дочь разводит руками. В безмятежном море Саске поднимаются волны. Они бушуют, превращаясь в тайфун. Тайфун переходит в ураган. Он перебирает в голове все то, что говорила ему Сакура, и в горле застревает ком, глотай не глотай который, так и стоит поперек горла. Каким был её пятый год в сто седьмом мире? Какими были её попытки исчезнуть по-настоящему? Саске не может унять дрожь в пальцах. Он ведь единственный, кто знал, кто был способен понять, кто мог бы спасти. Лучше бы он никогда не возвращал её обратно. Не тогда, когда она свыклась с приобретенной жизнью. Саске погружается в озеро, чтобы унять клокочущую внутри него бурю из противоречивых чувств, вынести которые не в состоянии. Только вот выбравшись на сушу, совсем не легче, дискомфорт от мокрой одежды не помогает отвлечься. В нынешнем состоянии он совершенно теряет бдительность, потому не чувствует похлопывание по плечу. – Нашла! Саске не верит иллюзиям, он вообщем-то много во что не верит, в том числе и в то, что способен быть чьим-то домом. Поворачиваясь на голос, ни на что не надеется. Наверное, потому, что на месте Сакуры решил бы стать призраком чьих-то воспоминаний. С накинутым на плечи черным плащом Сакура стирает с его щёк стекающие капли воды и тихо спрашивает, почему он весь мокрый. – Раздражаешь. Как же ты раздражаешь, – устало говорит Саске, чувствуя небывалое облегчение. Ему даже не стыдно за ту драму, что он раскрутил в голове. Оно ведь вполне могло быть правдой, а в нем уже не так много сил, чтобы переживать чью-то смерть. – Взаимно. Саске коротко смеется, из-за чего Сакура округляет глаза и восклицает: – Это лучшее, что я когда-либо слышала за всю жизнь! – Какого черта ты сбежала? – он вспоминает, что должен на неё злиться, должен отчитать. – Не сбежала, а вернулась домой, – Сакура морщится от приторности своих же слов. – Знаешь, мне понравилось путешествовать по мирам. Вдвоем будет веселее. Что на это скажешь? Саске соглашается. С легкостью. Без задней мысли.