спасательный круг для двоих

Сон не шел, а когда глаза наконец-то сомкнулись, Лета то и дело ворочалась. Её одолевал столь красочный кошмар, создавалось впечатление, что все происходило взаправду: волны бились об корму корабля, но Лестрейндж, словно марионетка, каждый шаг которой сковывали невидимые ниточки, застыла на месте. Все смотрела и не могла оторвать взгляда от разбушевавшейся морской пучины. Темно-синий, почти что черный, оттенок резал глаза, нуждавшиеся в свете. Лете совсем не было страшно, наоборот, чувство покоя и какого-то эфемерного счастья проскальзывало в душу, и она встретила волну, что хлынула на неё, безжалостно сбивая с ног и увлекая за борт, как старого друга, зажмурившись от соленых брызг. Или это были её слезы? Лета не знала. Она медленно тонула, вокруг неё кружили водоросли и жемчуг. Много жемчужин. Словно кто-то нарочно порвал десятки ожерелий. Одна из них опустилась на ладонь, обжигая нежную кожу. Со стороны Лета, наверное, напоминала Алису. Только в отличие от девочки, что в погоне за Белым Кроликом свалилась в нору и попала в Страну Чудес, она камнем шла ко дну, где её ожидала встреча со смертью. Наверное, кошмар бы не оставил её вплоть до восхода солнца, но раздался оглушающий раскат грома, и от сильного ветряного порыва створки старого окна с грохотом распахнулись, несколько раз ударились друг об друга и запустили в комнату моросящие капли. Занавески колыхались из стороны в сторону, и Лета, судорожно хватая воздух, учащенно задышала и распахнула глаза. Несколько минут ушло на то, чтобы успокоиться, протереть ладонью глаза и переключить все внимание на источник шума. Ступив босыми ногами на пол, она метнулась к окну, пытаясь предотвратить еще большую катастрофу. На полу и без того валялся расколотый на две части цветочный горшок, а страдальцы-маргаритки, склонив бутоны, своим помятым видом безмолвно молили о помощи. Рассыпавшуюся землю тоже следовало, как можно скорее, убрать. Но сейчас все внимание было направлено на окно. Пришлось быстро снять занавески, одна из которых порвалась в нескольких местах. Пальцы Леты дрожали, но, проявив немало усилий, окно все-таки удалось закрыть. Оценивая причиненный погодой ущерб, Лета пришла к мнению, что, скорее всего, днем следовало бы обратиться к мастеру. Иначе второй такой атаки окна не выдержат, хорошо, что в этот раз стекла чудом не треснули. Давно уже надо было заменить старые рамы на новые. Она опустилась на колени, аккуратно подобрала цветы, положила их на стол и принялась искать свободный целый горшок, в который их можно пересадить. К счастью, такой быстро нашелся в кладовой. И как только процедура под названием «реанимация маргариток» была закончена, Лета, вооружившись веником и совком, стала подметать пол и убирать остатки беспорядка. Она не чувствовала усталости, не хотела больше спать, но порою все равно зевала, прикрывая ладонью рот. Уборка подошла к концу лишь тогда, когда Лета рассеяно взглянула в окно, на возвышавшуюся, казавшуюся смазанной из-за капель, что облепили стекло со всех сторон, белую башенку. Часы на ней пробили ровно пять ударов. Утро подкрадывалось незаметно, ненастье на улице стихало, но на душе было тревожно. Лета вспомнила про кошмар. Давно она не видела таких страшных снов. К чему только ей все это снилось? И опять все вело к трагичному исходу в воде... Стараясь отвлечься, Лета неторопливо прошла, вернее, бесшумно проскользила, по комнате туда-сюда, попутно причесывая локоны гребнем, и остановилась возле старенького пианино. Инструмент находился в гостиной, в правом углу, неподалеку стояло кресло, на котором бабушка любила сидеть по вечерам и вязать. По привычке девушка почти дотронулась до клавиш, но тут же отдернула руки. Словно одно касание грозило оставить её без пальцев. На стене весела картина молодого, но очень талантливого художника, Пино Даени. Девушка с корзинкой фруктов, сидящая в райском саду, окруженная птицами. У неё были такие утонченные черты лица, улыбка сияла и чудилось, будто сейчас она сойдет с полотна, дружелюбно протянет спелые персики и вдохнет частичку яркой жизни в каждого, кто взглянет на неё. Лета отыскала эту картину в Риме на одной выставке, на которую совершенно случайно забрела после экзамена. Ей надо было срочно укрыться от жаркого солнца и яркая вывеска, зазывавшая всех на данное мероприятие, послужила внезапным спасением. Правда попала Лета уже на закрытие, многие работы снимали, другие, наоборот, расставляли для продажи. Она незаметной тенью ходила между рядами, пока её взгляд не зацепился за отблеск пестрых красок. Заставленная более известными полотнами, картина Даени томилась, выглядывал лишь живописный зеленый краешек. Любимый цвет Лестрейндж привлек её внимание и, подойдя ближе, она разглядела вырисованный тонкими масками листок. Она аккуратно вытащила картину из стопки и, не раздумывая, купила практически за бесценок. И с тех пор «‎Белль в райском саду»‎ следовала повсюду за своей владелицей. Буквально пару месяцев назад она висела в её комнате, в женском общежитии, сейчас в домике бабушки. Изображение на картине чуть пошатнуло мятежные мысли Леты, напомнило ей о том, что она приехала сюда вовсе не для того, чтобы хандрить, а, наоборот, хорошо отдохнуть. Но отвлечься по-прежнему не получалось. Гребешок медленно опустился на пианино, а Лестрейндж на цыпочках потянулась к книжной полке. На ней помимо толстых томиков медицинских энциклопедий и других классических произведений, нескольких бульварных романов, перечитанных от корки до корки, лежали ракушки, которые она собрала несколько дней назад. На ладони легко поместилась самая большая из них, с закрученным кончиком, напоминавшим по форме что-то похожее на наконечник для стрелы, с красными крапинками, немного шершавая. Правда, мизинец резко защипал, и Лета обнаружила, как алая кровь, бодрой струйкой, стекала по пальцу. Скорее всего, она поразилась, когда подбирала мелкие осколки. Но эта царапина казалась ей сущим пустяком, поэтому Лета, не удосужившись, обработать крохотную ранку, по-детски приложила раковину к уху и закрыла глаза. Шум морского прибоя успокаивающе подействовал на нее. Когда была жива бабушка Летиция — в её честь Лету и назвали — она любила повторять, что вода смывает все печали и горести. Но жизнь любила насмехаться над юной Лестрейндж. Вода, скорее, вызывала у неё страх, неприятные воспоминания, связанные с младшим братом, но бабушка помогала бороться со всем этим. Именно старая мадам породила столь своеобразную традицию: каждое лето прогуливаться вдоль берега моря и собирать ракушки. В такие моменты Лета чувствовала себя счастливой от осознания, что она не одинока и у неё есть семья. И это слово в кои-то веки отдавало сердечной теплотой, не было пустым набором красивых букв. Бабушка много хорошего сделала для своей единственной внучки: поддержала поступление в университет и подсказала с выбором факультета. Вернее, благодаря её рассказам о своей молодости Лета ещё больше заинтересовалась лечебным делом. Во время Первой Мировой Войны Летиция была сестрой милосердия и часто говорила о тех непростых днях в Красном Кресте. — Взгляни на мои руки, малышка, — бабушка прикасалась к её ладони своими морщинистыми мозолистыми пальцами. — Сколько всего вытерпели эти руки: грязь, кровь, смерть... Внутри вновь все сжалось, скрутилось в тугой ком, застрявший в горле. Неужели правда прошло три года со смерти бабушки? В её доме, который она любезно завещала внучке, совершенно ничего не изменилось. Лета остро осознавала это каждый раз, когда смотрела на узорчатую скатерть, на графин, предназначенный для вина, но чаще всего используемый в качестве вазы для цветов, патефон, возле которой стопкой были сложены пластинки Литтла Ричарда. Даже аромат Chanel No 5 — любимых духов Летиции — все ещё витал в воздухе, несмотря на то, что флакончик давно опустел. И вновь на пианино, на котором красовалась тонкая сеточка паутинки. Она лучше других знала, как бережно нужно относиться к столь дорогому инструменту, но с каждым годом желание сыграть что-нибудь превращалось в настоящую пытку. С одной стороны, Лета хотела вновь ощутить, как легко пальцы танцевали по клавишам, но с другой — ей некому было играть все известные композиции. Хотя, кого она старалась обмануть? Дело даже было не в отсутствии слушателя, а в том, что все те, для кого любила играть Лестрейндж, давно покинули её. И ворошить прошлое, плутая по многочисленным извилистым тропинкам, созданных звуками музыки, было трудно. Лета и не заметила, как первые лучи озарили округу и вторглись внутрь. Может, стоило все-таки провести в комнатах легкую перестановку, вдохнуть жизнь в затухавшие моменты ушедших дней, чтобы дверца для новых приятных впечатлений открылась, а печали ушли в небытие? Когда девушка думала о грядущих переменах, солнечный отблеск, заплясавший по стенам, напомнил ей о появлении старого знакомого. Тесей, кажется, стал еще выше с момента их последней встречи, не говоря уже о ширине в плечах. Когда они виделись в последний раз, он больше походил на юнгу, решившего отчалить из-под родительского крыла, а сейчас, явно преобразился, став мужчиной. Черты его лица немного суровы, но они смягчались, когда он улыбался. Взгляд потускнели, но вместо былой серьезности, в нем смешалось что-то не знакомое ей. Лета не знала, как относиться к столь радушному «воссоединению» с Тесеем. Раньше их связывали исключительно вежливые, основанное на взаимной дистанции, отношения. Ни друзья, ни враги, ни родственники, всего лишь люди, которых связал один человек: Ньют. От своего прошлого Лета всегда бежала без оглядки, но оттолкнуть Тесея было бы неправильно и жестоко. Увидев его, Лестрейндж вновь прониклась той благодарностью, что испытала в свой предпоследний день пребывания в Англии. Когда она тихо всхлипывала, спрятавшись у окна и дожидаясь, пока отец вернется из кабинета директора. Жгучий поток стыда овладевал ею, и Лета чувствовала себя беспомощной, жалкой. Но она ничего не могла изменить! Или могла, но испугалась, не отошла от шока после увиденного и не смогла заступиться за Ньюта должным образом, а потом пришел отец, и ей не позволили и двух слов вставить. Она упустила момент и все, что ей оставалось — лить крокодильи слезы. Высокая фигура Тесея возникла из ниоткуда, он склонился над ней и, ловко протянув платок из нагрудного кармана пиджака, добродушно улыбнулся. Его глаза, такие же как у Ньюта, только тогда, скрывавшие по ее мнению много загадок, лукаво сверкнули. Она готова была поклясться в том, что по дороге он насвистывал какой-нибудь веселенький мотив. Тесей тогда еще не знал, что случилось. Наверное, думал, что обычная шалость и ничего больше. Как только ей хватило смелости поднять на него глаза? А они у него были такие добрые. Почему она раньше не замечала этого? Или замечала, поэтому так сильно сторонилась... — Все будет хорошо, Лета, — шепнул он ей, а Лета, шмыгнув носом, стала вытирать слезинки. Ей так не хватало этих слов! Отец ведь и не взглянул на нее, когда зашел в кабинет директора. Его же оторвали от важных дел и он наверняка намеревался как можно быстрее вернуться на работу. — Спасибо, Тесей... — ее голос звучал незнакомо, тише обычного, потому что Лета знала, что после того, как Тесей зайдет к директору и выслушает всю историю, то потом, непременно, не взглянет в ее сторону. И она, как и всегда бывало, потеряет последних друзей. Она же привыкла терять. Вся её жизнь состоит из бессчётного количества потерь: сначала мама, потом маленький брат, а теперь вот это... Ньют уже разочаровался в ней, а его старший брат, пусть и не был третьим участником их скромного клуба, но она привыкла к нему. Только все страхи Леты так и не смогли найти подтверждения, когда отец оказался возле нее. Его хмурая фигура, напоминавшая грозного филина, словно выплыла из-за туч, что скопились над ней, не давая солнечным лучам пробиться и освятить путь. Мистер Лестрейндж взял дочку за руку и, отбросив формально-сухое «идем», повел ее до машины. Лета не видела ни Тесея, ни Ньюта, но была уверена в том, что их история закончена, а потом отец увез ее в Париж... Отец говорил Лете, что она не прижилась в Англии. А где, собственно, она прижилась? Лета представляла оторванный от дерева листок, гонимый ветром до тех пор, пока не превратится в прах. И невольно сравнивала себя с ним. Кларисса, очередная супруга отца, недовольно поджимала губы, слушая их разговор, вернее монолог мистера Лестрейнджа, нервно дотрагивалась до жемчугов, обвивших ее шею. Точно такие же отец прислал Лете на восемнадцатилетние. Дорогой бездушный ошейник, который должен был заменить родительские объятья и добрые слова. Лета ни разу не надела столь щедрый подарок, томящийся в шкатулке по сей день. Ей куда приятнее было носить старые, безвкусные бусы. Лета недолго прожила в Париже: Клариссе не нравилось присутствие падчерицы в доме, и отец, уставший от упреков молодой супруги, отправил дочь к бабушке. Она не была против, наоборот, приятно было сбежать, начать с чистого листа. Пусть новое начало всегда смутно напоминало предыдущее, только в этот раз Лета знала, что ее хотя бы любят, ведь бабушке-то не наплевать на нее... Лета склонила голову набок, подставляя лицо солнечному свету, дарившему тепло. Несмотря на то, что на дворе стояло лето, руки у нее были холодны. И сама она мерзла. Лета снова думала о Тесее. Обычно встречи с гостями из прошлого не вызывали у нее столько противоречивых чувств, она не стремилась поддерживать отношения с теми, кто ушел из ее жизни, но продолжал плести паутину слухов, из-за которой хотелось сгореть со стыда на месте. Они улыбались ей в лицо, обнажая белоснежные зубы, а за глаза шептались о хмурой наследнице Лестрейндж-холла, о темных делах, которые проворачивал глава семейства и о том, что бедняжку в очередной раз высылали из родного дома, чтобы та не мозолила глаза молоденькой супруге отца. Но Тесей стал редким исключением из правил: ведь он всегда был добр к ней. В этом они с Ньютом были очень похожи. Она могла бы, конечно, закрыться, отгородиться и убедить себя в том, что ему, что тогда, что сейчас безразлично все то, что с ней связано, весь клубящийся туман, пожиравший ее. Но он так тепло встретил ее, невзирая на прошлое. Странное дело, но Лета впервые за долгое время почувствовала себя непринужденно и в безопасности. Рядом с Тесеем она могла говорить, не боясь, что о ней сложится неверное впечатление, на которое она по-прежнему не научилась не обращать внимание. Лета отточила навык сохранять призрачное равнодушие, держать лицо в трудные моменты у неё тоже получалось. И даже иногда, когда отец высылал ей приглашения на Рождество, она выдавливала из себя жалкое подобие улыбки, стоя рядом с Клариссой, улыбаясь в объектив фотоаппарата и слушая дурацкие комплименты Яксли. Но в глубине души она все ещё оставалась той ранимой пятнадцатилетней девочкой, желающей доказать всем, что она другая. Что она хорошая! И пошлость мира, которую она познала так рано, ранила и травила её. Во время встречи с Тесеем в ней подогрелся интерес, она хотела узнать, почему он продолжает быть таким... великодушным по отношению к ней, после всех бед, что она принесла в их семью? Лета хорошо знала со слов знакомых, что Ньюта исключили. А исключение из столь элитного учебного заведения черным пятном растекалось по репутации. «Я должна узнать, раз появилась такая возможность», — твердо решила Лета. Тесей сам ненавязчиво намекнул на то, что часто бывает в «‎Серебряной Луне», значит, её ответный жест вполне уместен. Это же совсем не трудно: взять и расспросить напрямую, без утайки обо всем? Именно так ведут себя старые знакомые? Старые знакомые, которые толком не общались раньше и сейчас всеми силами хотят наверстать упущенное. В голове все перемешалось, словно она стояла на перепутье и от выбора, который сделает, должна решиться вся её жизнь. Лета волновалась и, как обычно, накручивала себя прежде времени. Она вернулась в свою комнату, распахнула платиновый шкаф и медленно стала перебирать наряды, висящие на вешалках. Ткань шифонового фиолетового платья приятно скользнула по ладони. Она сняла платье и, приложив к груди, посмотрела в зеркало, этот цвет очень шел ей. Что ж одной проблемой меньше: хотя бы с выбором наряда определилась. Но планам Лестрейндж не суждено было сбыться. По крайней мере, в ближайшее время: на Атрани надвигался активный циклон. Непогода, сопровождаемая частыми ливнями, свела выходы на улицу к минимуму, перенесена была ежегодная ярмарка-фестиваль, убраны заготовленные декорации, прекратились репетиции на площади и некогда жизнерадостная деревушка затихла, сменив палитру красок на серые, блеклые цвета. Только лимоны цвели и усиливали цитрусовый аромат, яростно вытеснявший запах дождя. В часы, когда крупные капли отбивали чечетку по крыше, смывая летнюю пыль и сухость, Лета занималась перестановкой интерьера в доме. Но в один из пасмурных дней она все-таки надолго выбралась из своего жилища, чтобы зайти в лавку за продуктами и по пути заглянула в «Серебряную Луну». Посетителей можно было пересчитать по пальцам, и Тесея среди них, конечно же, не оказалось. Собственно, вероятность того, что ради вкусного кофе он отправиться в кафе под дождем, была крайне мала, но Лета почему-то расстроилась. На следующий день она прогулялась до пляжа. Песок под ногами похрустывал, слышались крики чаек, которых не пугал ни дождь, ни другие природные катаклизмы. Лета сидела на одном из шезлонгов, всматриваясь в редких прохожих и удивлялась тому, как вокруг было просторно. В солнечные дни на пляже яблоку негде было упасть, жизнь бурлила, играла музыка и дети, играясь, беззаботно бегали друг за дружкой. Сейчас же лишь старые рыбаки, перекинув удочку через плечо, гордо вышагивали к причалу. Они были готовы к наступающему ненастью и не желали уходить без улова. Лета прослеживала взглядом их фигуры и немного завидовала им. Даже у них была цель, а не бессмысленное существование, наполненное страхами и разрушенными надеждами. Когда смотреть на каменные арки, которые в детстве напоминали Лете нечто, подобное Колизею, надоело, она по дороге домой опять заглянула в кафе, и вновь потерпела неудачу: её знакомый так и не появился или, возможно, они разминулись. Незаметно пролетела неделя, солнце стало чаще выглядывать из-за туч, хмурые облака исчезали с нежно-голубого небосвода и жара постепенно возвращалась. К тому времени уверенность Леты пошатнулась. Проходя мимо кафе каждый раз, ее терзали разного рода сомнения. Не глупо ли было разговаривать о тех неприятных моментах? Стал бы Тесей отвечать на ее вопросы спустя столько времени? Крайне странно выглядело со стороны ее желание восстановить картину тех далеких учебных дней. Ведь она могла еще тогда поинтересоваться, как обстояли дела Ньюта. Но стоило признать, что бывший лучший друг тоже не спешил с тем, чтобы оповестить Лету. Ньют не написал ей ни строчки, не ответил на три её письма. Почему-то эта деталь не сразу вспомнилась Лете. Но объяснение такому поведению она находила. Она была прекрасно осведомлена о нежных чувствах Ньюта к ней и, скорее всего, ее отказ тогда сильно повлиял на него. Пусть он не подавал виду, но в нем по отношению к ней что-то переменилось... Оставалось только верить в то, что время расставит все на свои места и Ньют правильно поймет смысл её слов. Она ведь не умела любить, только и делала, что забирала чужое тепло, которым с ней охотно делились, не отдавая ничего взамен. Потому что внутри Леты была тягучая пустота, беспросветная, раскалывавшая её пополам и убивающая тех, кто протягивал ей руку помощи. Лета, в очередной раз замерла возле двери, ведущей в кафе, словно заранее пытаясь предугадать, будет ли там Тесей. Или же, наоборот, обдумывая план действий: дернуть старенькую ручку и пройти в уютное помещение или развернуться и уйти, позабыв о недавней встречи, обо всем, о чем она думала на протяжении всех этих дней. Её переполняло столько противоречивых чувств, а она могла лишь неподвижно стоять на месте, гипнотизируя взглядом зеленый плющ, растянувшийся по стене соседнего бара. Приближающиеся шаги послышались в нескольких метрах от нее в тот момент, когда Лестрейндж собралась все-таки развернуться в сторону дома. — Неужели, хозяева придумали кодовое слово? — Знакомый голос, отдающий легкой хрипотцой, стрелой пронесся, и Лета, развернувшись, встретилась с лазоревыми глазами. — Здравствуй, Тесей, — Скамандер кивнул, дверь скрипнула, и они оказались внутри. Запах свежей выпечки ударил в нос, а отголоски чьей-то оживленной беседы закружили вокруг них и не отпускали до тех пор, пока они не выбрали себе пристанище. — Я тебя испугал, извини, — Тесей любезно отодвинул ей стул, и они заняли столик возле окна. — Просто неожиданно, что ты появился в тот момент, когда я намеревалась открыть дверь, — пожала плечами Лета, ухватившись за меню, как за спасательный круг. В самом деле, не признаваться же Скамандеру, что она хотела сбежать, как последняя трусиха. И, непременно, сбежала бы, если бы он не окликнул её. — Знаешь, я так начну верить в судьбу, — Тесей рассмеялся, принимая из её рук меню. — Так много совпадений. — он хотел сказать что-то ещё, но в их идиллию вторгся третий лишний. Высокий, худощавый, немного угловатый юноша в клетчатом зеленом переднике. Он, широко улыбнувшись, замер возле них, вооружившись карандашом и блокнотом. — Ты буквально сам пригласил меня сюда, Тесей, — отметила Лета, когда официант записал их пожелания — две порции пинцы и ягодный чай — и удалился прочь. — Верно, Лета. И я приятно удивлен, что ты все-таки пришла, — он рассеяно и немного смущено дернул уголками губ вверх. — Ведь куда приятнее бездельничать в компании, нежели в гордом одиночестве, согласна? — Лета кивнула, не в силах сдержать улыбки в ответ. Они говорили сначала о погоде, потом о грядущей ярмарке-фестивале, однако беседа медленно, но верно намеревалась зайти в тупик. Все ранее продуманные фразы, темы, которые должны были создать почву для главного вопроса, который Лета хотела обсудить со Скамандером, забылись. Будто ее перемкнуло. Девушка не отрицала того, что ей нравилось говорить с Тесеем о разных несущественных вещах, и все же она мысленно упрекала себя за то, что по-прежнему держалась от него отстраненно и холодно. И почему только она не обладала хотя бы крохотной каплей очарования, которой были наделены ее сверстницы? Лета могла быть нежной, приветливой только наедине с кем-то близким. В компании в ней что-то менялось, раскалывалось, движения сковывали, слова звучали отвлечено. И она напоминала бездушную представительницу высшего класса, которая привыкла смотреть на всех свысока. Лета не знала, отчего так происходило. Возможно, сказывалась нехватка общения с окружающими и то, что она сама привыкла отгораживаться от других. В школе святого Стефана, в которую её устроил отец после лондонского инцидента, она не сразу сумела влиться в коллектив и поддерживала контакт с некоторыми одноклассницами, с которыми она порою обменивались письмами. Признаться, писать у Леты получалось намного лучше, чем подбирать слова. А в университете она тратила все силы на учебу, развлечения с однокурсниками отошли на второй план. Правда с Мадлен Олливандер у неё завязались дружеские отношения. Когда им в паре нужно было препарировать лягушку, и Лета любезно согласилась выполнить большую часть работы, потому что бедная Мадлен была очень впечатлительна. После занятий они вдвоем заглянули в кафе и, разговорившись, Лета узнала, что Олливандер тоже любит Хемингуэя. Так или иначе разговор все-таки продолжился. Лета расспрашивала про жизнь в Лондоне, и Тесей охотно поведал ей о том, что на его Родине мало чего изменилось. — Лишь число эмигрантов растет, ты бы удивилась, если бы прогулялась в чайна-таун, когда я был там в последний раз с... — произнес он, доедая кусочек пирога, но резко прервался. Между бровей Скамандера залегла усталая складка. Он явно вспоминал о чем-то неприятном, раз за одно мгновение стал таким понурым. Однако Тесей быстро опомнился и поспешно добавил. — Но китайская кухня неплоха, признаю. — Я так давно не была в Лондоне, — Лета аккуратно вытерла губы салфеткой, стараясь смотреть куда угодно, только не на Скамандера. Она в сотый раз успела изучить элементы интерьера в столь крохотном кафе. Пастельные стены с подвесными самодельными фонариками, которые всегда зажигали после шести часов. Две вазы с магнолиями, расположенные возле большой деревянной стойки, огромная меловая доска, на которой один из официантов ловко корректировал вечернее меню, старый плакат Челентано, висящий напротив них и, наконец, оповещающая о приходе новых посетителей подвеска «музыка ветров»‎. — Мне кажется, что ты хочешь у меня что-то спросить, — Лета широко распахнула глаза, сильнее сжав чашку с недопитым чаем, который успел остыть. — но никак не можешь решиться или ждешь подходящего момента. — Как ты понял? — прозвучало чересчур резко, но Тесей лишь пожал плечами, совершенно не удивляясь столь взволнованной интонации девушки. — Понимаешь, ты очень похожа на Ньюта, который никогда первым не заговорит о том, что его тревожит, — так просто ответил он, словно у Леты изначально на лице были расписаны все её мотивы, — неудивительно, что вы с ним понимали друг друга с полуслова. Собравшись с духом, девушка наконец-то осмелилась задать вопрос, терзавший её на протяжении многих лет, как вдруг к ним резко подошел официант. Они и не заметили, как уже около полутора часов просидели в кафе, и тот же юноша, что обслуживал их ранее, тактично поинтересовался у них о дополнении к заказу. Но так и не получив новых указаний, он быстро направился к соседнему столику, который только что заняли дама в пышном платье и миниатюрная девочка с непослушными рыжими кудряшками. Выражение лица крошки, похожей на фарфоровую куколку, постоянно менялось, она не могла спокойно усидеть на месте, все вертелась и очень громко просила у своей мамы порцию фисташкового мороженого, капризно поджимая губки. Но стоило ей взглянуть на Лету, невольно обратившую на девочку внимание, она улыбнулась ей, дружелюбно махнув ручкой. «Вот бы и мои проблемы решились благодаря порции мороженого», — подумала Лета. — Да... Я хотела спросить, как дела у Ньюта, — в горле образовался ком, и Лестрейндж успела пожалеть о том, что не попросила принести ей ещё одну чашечку чая. — И ещё... Почему ты был так рад нашей встречи, Тесей? Из-за меня твоего младшего брата исключили из школы... Повисла оглушающая тишина. Вернее, с улицы доносились оживленные реплики прохожих и в кафе активно вели беседу многие посетители, но Лета не слышала ничего. Её внезапно охватило такое отчаяние. Она понимала, что боится услышать ответ. Что все происходящее окажется жестокой шуткой, а она — очень глупой. — Ты правда думала, что я стану обвинять маленькую девочку в том, что произошло в тот день? — холодно прозвучал голос Тесея, и Лета, не выдержав его пристального взгляда, прервала с ним зрительный контакт. — Прости, я не хотела тебя обидеть, — начала подбирать нелепые объяснения она, по-прежнему не глядя на него. — Я прощу тебя, Лета, — медленно произнес Тесей, и если бы Лета смотрела на него, то увидела, как тепло сверкнули его глаза. — При условии, что ты больше не будешь повторять такие глупости. — Постараюсь, — растерянно пробормотала она, понимая, что её неловкость потихоньку стала исчезать, как впрочем, и желание провалиться сквозь землю. — А у Ньюта все хорошо, исключение не сильно повлияло на его жизнь, — после небольшой паузы пояснил Тесей. — И он наверняка был бы рад увидеть тебя. Кстати, раз уж речь пошла об этом. Почему ты не отвечала на его письма? — Письма? От Ньюта? — Лета редко отвечала вопросом на вопрос, но сейчас она, откровенно говоря, не понимала, о каких письмах говорил Скамандер. Тот в свою очередь недоуменно приподнял бровь вверх, качая головой. После коротко обмена информацией, они так и не смогли установить причину, по которой никто из адресатов так и не смог получить предназначенное послание. Безусловно, несколько предположений у них было, однако ни Лета, ни Тесей не стали их озвучивать. В конце концов, спустя столько лет это не имело значения. Ведь как бы им не хотелось, прошлого они не в силах изменить. На улице стало смеркаться. Лиловый закат постепенно растворялся в небесной палитре, готовой перекраситься в черный цвет, дабы угодить сияющим звездам. Вечер тяжелых откровений грозился растворить ту особую атмосферу, в которую смогли погрузиться Тесей с Летой. И, будто прочтя ее мысли о том, что пора собираться, Тесей подозвал официанта и попросил счет. — Как ты и сказала, я тебя пригласил, значит, и платить мне, — проигнорировав протесты Лестрейндж, произнес он. — и надеюсь, тебе не наскучила моя компания, потому что я должен проводить тебя до дома. — Тесей, ты неисправим, — усмехнувшись, произнесла Лета, а ее щеки предательски покраснели после его слов. — Так и не отучился от привычки «держать все под контролем». — Такой уж я невыносимый, ничего не поделаешь, — отозвался он, когда кафе осталось позади, и они уверенно зашагали, погружаясь в приятную вечернюю прохладу. Фонари ещё не успели зажечь, но в темноте скрывалось что-то потрясающее, позволяющее полностью окунуться в гармонию летних ночей, не слишком знойных, но и отнюдь не прохладных. В такие ночи хорошо гулять, прокладывая себе путь с помощью светящихся звезд или подолгу смотреть на море, на то, как по водной глади отплясывает едва заметный луч луны. Но вместо того, чтобы поддаться искушению и спонтанно сменить маршрут, они мирно шли по знакомой улице. И когда Тесей на прощание пожал ладонь Леты, её остро пронзило осознание того, что этот день прошел не зря, ведь ей стало намного легче дышать, наконец-то с шеи был скинут груз, заставлявший её сердце и память кровоточить.