Под нейтральным флагом

      «Неустрашимый», кренясь и взметая искры разбивавшихся о правую скулу волн, шёл максимально круто к ветру — рулевой умело удерживал фрегат на грани, когда небольшой поворот на ветер приводил к заполаскиванию максимально обрасопленных прямых парусов. — «Сент-Луис!» — оживленно воскликнул капитан, взмахнув лапой в сторону французского фрегата, видневшегося небольшим, но крайне отчётливым силуэтом. Его паруса так же были полны пробоин, а на остатках бизань-мачты белел небольшой и нелепый аварийный латинский парус — из-за образовавшегося дисбаланса в парусах, сорокопушечник уже не мог идти к ветру столь круто и с той же прытью, что показал в сражении, и неумолимо уступал «Неустрашимому» в этой гонке. Увидев гримасу непонимания на морде первого лейтенанта, Майер добавил: — один из парней, солдат, что мистер Диксон вырвал у наших молодцов, сообщил, что этот прекрасный фрегат называется «Сент-Луис». Хорошее имя! — Что вы собираетесь делать? — аккуратно спросил Джефферсон, виновато поглядывая на волка, ожидая от него любой реакции, но капитан имел, как ему казалось, необъяснимо приподнятое настроение. — Думаю, вы видите, что скоро мы сблизимся, причём, мы будем на ветре. Вы сами видели, что они потрёпаны, а наши канониры стреляют чаще — мы сблизимся с ними как можно быстрее и будем стрелять как можно чаще. Вы видели, как перегружен их корабль солдатами, но это им не поможет — с такой позиции они не смогут на нас навалится. Конечно, такая толпа понесёт страшные потери в перестрелке, и нам останется лишь пройтись у них по носу или корме, вдарить продольным огнём и они точно спустят флаг, это я вам гарантирую, — ритмично барабаня пальцами по планширю, проговорил Майер, с трудом скрывая будоражившее его предчувствие скорой схватки. Говорил он достаточно громко, чтобы его слышали матросы на шкафуте, и вскоре мандраж перекинулся и на них, а весь корабль шептался о скорой победе и вожделенных призовых деньгах.       Николасу стало не по себе. Капитан, по-видимому, вообще не знавший страха, товарищи, жаждущие наконец-то «наподдать» и «вышвырнуть обратно в Марсель». Казалось, только один трусливый лис будто бы ждал своей казни, прокручивая это полное ужаса утро. Нет, он всегда знал, что храбрецом не был, и лишь снисходительно улыбался, глядя на, казалось, лишённых инстинкта самосохранения сверстников, но сейчас, в этой жаждущей мести и славы толпе, он чувствовал себя лишним.       Бой барабана и свист поднял подвахтенных. «Сент-Луис» был прямо на траверзе — немного увалившись под ветер, он принял оборонительную позицию, направив на «Неустрашимый» всю батарею правого борта, в то время как англичане, вынужденные сами идти на сближение под довольно большим углом, могли навести только носовые пушки. Пользуясь тем, что корабль кренился на подветренный борт, «Сент-Луис» дал полный бортовой залп, как только «Неустрашимый» оказался в зоне досягаемости его орудий — ядра легли с сильным перелётом. Сорокопушечник на мгновение скрылся в клубах дыма — орудийной прислуге нижней палубы явно приходилось несладко, когда все пороховые газы вдувались обратно в порты. — Мистер Диксон, баковые шестифунтовки — огонь по готовности! — четыре носовых орудия, которым хватало углов наведения, дали залп скорее для поддержания духа команды, чем ради эффективности. Крен не позволял вступить в бой девятифунтовкам, а вводить в бой все шестифунтовки Майер не собирался — длительная перестрелка на дальней дистанции вряд ли окончилась бы для «Неустрашимого» благополучно. Несмотря на утреннюю трёпку и отказ от преследования, французский капитан действовал холодно и расчётливо.       Минуты тянулись вечно — фрегат содрогался то от редких попаданий, то от собственных залпов. «Неустрашимый» быстро летел по волнам, но для бездействующих под вражеским огнём моряков это была самая долгая миля в жизни. — Руль на ветер! Одерживай! Огонь залпами! — разом выпалил Майер, невольно сорвавшись на крик. Бортовой залп гремел за залпом, сносимые ветром едкие облака с «Неустрашимого» покрывали «Сент-Луис», не успевая рассеяться до следующего залпа, и канониры метили лишь по торчавшим из-под светло-серой пелены мачтам и вспыхивавшим ярко-оранжевым вспышкам дульного пламени. Ядра то и дело свистели над головой, обшивка трещала, шипели прочищаемые мокрым банником раскалённые пушки. Николас изо всех сил пытался держаться молодцом, дрожащими лапами накладывая сплесень на перебитый бакштаг. Страшная схватка, когда два корабля, сойдясь бортами, без устали громят друг друга протекала под мерный стук помпы, будто отмерявшей время.       Вдруг колонны мачт сорокопушечника сдвинулись, норовя сойтись в одну линию — «Сент-Луис», прикрываясь тяжёлым рукотворным туманом, быстро поворачивал, намереваясь разорвать дистанцию и тут же дать залп другим бортом. — К повороту фордевинд с малой циркуляцией! Батарее правого борта приготовится! — паруса на фоке быстро положили как можно круче на правом галсе, прямые паруса на гроте и бизани же положили на левый, таким образом создавая дополнительный крутящий момент, заставив «Неустрашимого» повернуть с удивительной быстротой. Раздёрнуть брасы, заложить, добить галс и булинь — Николас метался у планок, подушечки, стёртые на лапах, горели при каждом прикосновении к тросу. Сквозь дым показалась корма «Сент-Луиса». Прекрасное сочетание позолоченной резьбы и выкрашенного в синий дерева сменял вид подчёркиваемых точно такой же синей полосой орудийных портов. Залп — лис уже не знал, какой по счёту. Фор-стеньга с треском полетела вниз, палубу усыпали обломки рангоута. Что-то с силой вдарило лиса по плечу, чуть не повалив на палубу, и сильная ноющая боль отозвалась во всей лапе. Палуба знакомо задрожала под грохот десятков орудийных катков. То и дело мелькали матросы с вёдрами — фрегаты были так близко, что на палубу залетали тлеющие пыжи. Николас видел, как одно из ядер ответного залпа, промелькнув едва уловимой чёрной точкой, угодило прямо в фок-мачту, брызнув щепой и оголив светлое дерево, но мачта даже не качнулась. — Не стрелять без команды, поочерёдно! Диксон, проследите, что бы все расчёты целились тщательнее, попробуйте бить в руль, как только увидите корму!       Двухпалубник вновь окутался дымом. На этот раз бизань-мачта, разбитая сразу в двух местах, рухнула на палубу — под метким огнём французских канониров «Неустрашимый» неумолимо превращался в лишённый мачт остов. Вновь на короткое время скрывшийся в дымке, «Сент-Луис» положил руль на ветер, так же управляясь с парусами — очевидно, французский капитан рассчитывал, что потрёпанный «Неустрашимый» неминуемо последует за ним и на этот раз не успеет повернуть столь быстро. — Обстенить грот-марсель, обезветрить фок! Соберитесь, заряжайте быстрее! — «Неустрашимый» быстро замедлился и даже начал немного пятится назад со скоростью, недостаточной для управления рулём. В этом был значительный риск: сильно повреждённый и неуправляемый фрегат мог сдрейфовать так, что оказался бы носом ровно по ветру и был бы вынужден выходить из левентика под губительным продольным огнём французов. Но расчёт оказался верен, и «Неустрашимый» выполз из клубов собственного порохового дыма прямо под корму «Сент-Луиса», находившегося в середине маневра. Грянули орудийные выстрелы, одна за другой пушки, начиная с кормы, били по корме двухпалубника, и рядом с закрытыми парусиновыми пластырями пробоинами чернели новые. Майер чуть не подпрыгнул, когда девятифунтовое ядро одной из носовых пушек вдарило по кромке руля, расщепив его на две части, одна из которых тут же скрылась в волнах. Теперь «Сент-Луис» продолжал поворачивать только за счёт парусов. «Теперь-то не уйдёшь!» — Майер улыбался во всю пасть, несмотря на царящую вокруг разруху. Французский капитан совершил ошибку, отпустив его и предпочтя подобрать из воды своих зверей да поставить аварийную бизань. Он думал, что спасает несчастных от страшной смерти, но теперь его подчинённые платят за его просчёт кровью, погибая под продольным огнём «Неустрашимого» — трудно представить, какие ужасающие потери понёс экипаж переполненного корабля, когда шести- и девятифунтовые ядра проходили по всей его длине. — Паруса в рабочее положение! Руль под ветер! Так держать! — «Неустрашимый» медленно пошёл вперёд, оставаясь под кормой «Сент-Луиса». Из его кормовых портов вдарили два орудия — видимо, их перетащили с бортовых батарей, но на изрешечённом «Неустрашимом» уже не замечали таких пустяков, какими являлись две лишние пробоины. Подгоняемые офицерами и смертельно уставшие, матросы из последних сил работали с орудиями — и израненный корабль, и его экипаж были едины в этом финальном рывке. Несмотря на большой объём принятой на борт воды и потрёпанный такелаж и рангоут, «Сент-Луис» удалялся, а «Неустрашимый» норовил проскочить под ветер, не дав залпа и упустив противника. Наконец орудия выстрелили — сначала пара носовых, затем всё новые и новые выстрелы застилали палубу дымом. Фок-мачта «Сент-Луиса» вздрогнула от нескольких попаданий и, совершенно беззвучно для моряков с «Неустрашимого», упала в воду с подветренной стороны, тут же подняв громогласное «ура» среди англичан, что звучало скорее вымученно, чем торжественно. Лишённый фок-мачты и руля, фрегат неизбежно приводился к ветру, а болтавшаяся спереди фок-мачта, подобно плавучему якорю, ускоряла процесс. Разворачиваясь, фрегат наводил на «Неустрашимого» орудия правого борта. Майер нервно стучал лапой по палубе, сердце отчаянно пыталось вырваться из груди, уже предвкушая радость триумфа — экипаж прекрасного, мореходного, ходкого и хорошо вооружённого фрегата теперь лишь пытался продать свой корабль подороже. «Неустрашимому» уже ничего не стоит подойти к неуправляемому французу к корме и обстреливать, пока те не спустят флаг. Враг сражался достойнейшим образом и был лучше вооружён — никто не сможет сказать Майеру, что он победил его небрежно. Безусловно, об этом напечатают в газетах!       Капитан бросился к фальшборту — нестройный залп, и мощный удар в грудь, словно удар кузнечного молота, швырнул волка на палубу, разом выбив из лёгких весь воздух. — К доктору! — взревел мигом подбежавший командир морской пехоты — Майер, не в силах остановить приступ кашля, отчаянно отмахивался, но брызнувшая на палубу кровь и железистый привкус во рту заставил уйти сердце в пятки. Кашель отдавался ужасной болью в спине и рёбрах, и страшными булькающими звуками — не в силах подняться, волк захлёбывался на абсолютно сухой палубе.       В глазах темнело, мелькнул люк, каждый вдох сжатого, пропитанного опиумом и запахом крови воздуха лазарета давался с огромным трудом. Он уже не чувствовал под собой носилок, палубы — вдруг необычайная лёгкость отнесла боль на второй план, туда, где над ним звучали раскаты нестихавшей канонады, гремели по палубам орудийные катки, отдаваясь едва ощутимой вибрацией по всем внутренним помещениям. Вся эта боль была для него не важна, как не важен и этот бой, и то, что напишут про него в газетах. Пред ним предстали далёкие зелёные луга, тёплые объятья, скромное поместье в пригородах Лондона, где он бывал реже, чем следовало бы. Сколько всего он должен был сказать там, средь садов, или же на берегу мрачного моря, но теперь все эти слова и чувства обречены были остаться в том загадочном и далёком «завтра», что уже никогда не будет принадлежать ему. — Вызовите Джефферсона, пусть принимает командование! Руль на ветер, чёрт бы вас побрал! — взбежав на квартердек, Диксон метался средь орудийной прислуги четырёхфунтовок, будто не находя себе место. Тяжело переваливаясь, из люка показался барсук — окрики никак не помогали, и только посланный вниз мичман смог донести первому лейтенанту о переложении командования на него. «Неустрашимый» уже скользнул под корму «Сент-Луиса», безвольно дрейфовавшего под одним только обстененным грот-марселем. Аварийная косая бизань изорванным тряпьём полоскала на ветру. — Обстенить грот-марсель! — сорванным голосом прокричал Джефферсон, тут же страшно закашлявшись — жажда и постоянные нагрузки драли горло, и голос почти оглохшего при командовании батареей девятифунтовок лейтенанта звучал жутко даже на фоне боя. Фрегат замедлился, оказавшись прямо под кормой противника и дал сокрушительный продольный залп. «Неустрашимый» мог оставаться в таком положении ещё долгое время — теперь пушки били в разнобой, грохот не стихал ни на минуту. Французские ретирадные орудия молчали, будучи либо разбитыми, либо оставшимися без прислуги. Рухнула вниз грот-стеньга вместе с единственным сохранявшим работоспособность парусом, окончательно разбило бизань — сорокопушечник представлял собой лишь опутанный своими же снастями остов. На квартердеке засуетились — очевидно, был отдан приказ о капитуляции, но «Сент-Луис» не мог сделать даже этого — флаг давно был сбит. — Отставить! Прекратите огонь! — Рупор разнёс над палубой хриплый голос, когда на корме «Сент-Луиса» развернулся «Юнион Джек», наверняка припасённый для введения в заблуждение противника, а ныне являвшийся символом принятия капитуляции.

***

— Давайте сюда писаря побыстрее, — раздражённо процедил Джефферсон, смотря как переваливается на волнах шестивёсельный катер, отошедший от борта «Сент-Луиса». На «Неустрашимом» кипели работы — убирали обломки и щепу, рухнувший рангоут и перебитый такелаж, заводились буксирные тросы. — Вам следует начать работу над парусами сегодня же, Диксон. И сделайте что-то с рулём.       Волк, криво ухмыльнувшись, внимал непрошенным советам, ожидая свой катер. Снизу-вверх смотря на нервного барсука, он, внезапно хлопнув себя по груди, достал из-под мундира хрустевший бумагой конверт. — Мистер Джефферсон, позвольте оставить вам небольшое напутствие перед отбытием? — Первый лейтенант с недоверием глянул исподлобья. — Список отличившихся из моих подопечных.       Барсук небрежно развернул конверт, пробежавшись глазами по именам старшин и матросов, работавших на опердеке и баке. Филат Целепе — «Господи, что за фамилия? Ещё бы ирландца впихнул.» Джонсон с бака — «Невероятно, там всего лишь один Джонсон?» Николас Уайлд … — И по какому принципу вы выбрали этих господ? — проговорил Джефферсон с едва уловимой за раздражённым тоном издёвкой. — Они смогли сбить якорь, пока мы рубились на баке, — волк пожал плечами, будто бы не замечая тона собеседника. — Можете дать им по паре гиней. — Им и так платят за это… Я подумаю. Приступайте к обязанностям.       Матросы засуетились, отпорный крюк с катера зацепился за бизань-руслень, и второй лейтенант скромно отошёл от трапа. Джефферсон, какое-то время провожавший волка взглядом, тут же потерял к нему всякий интерес. С помощью одного из гребцов не без труда поднявшись по трапу — правая лапа была перевязана, на палубу взобрался причудливого вида серый зверёк в светло-голубом мундире и белых брюках. Крупные и вполне добродушные глаза выражали лишь усталость, большие уши с закруглёнными кончиками лениво двигались вслед за окружавшими его звуками налаживающейся корабельной жизни, а удивительно длинный полосатый хвост обвился вокруг волочившейся по палубе шпаги. Джефферсон едва не хихикнул, вовремя вспомнив, что это забавное ушастое нечто является французским капитаном. — Что это? — сквозь зубы прошипел писарь, локтем пихнув приспособившегося рядом доктора, тут же встретив огненный взгляд лейтенанта. — Генета, — шикнул врач и, увидев поднявшуюся барсучью лапу, тут же поспешил удалиться.       Моряки, как по команде отлучившиеся от своих дел, встречали капитана надменными ухмылками, не тронувшись со своих мест — лишь у одного матроса старшине пришлось отобрать однофунтовую картечину, что тот перекатывал в лапах. — Лейтенант Бронт Джефферсон, заместитель капитана, — произнёс барсук с деланной почтительностью, звучавшей даже излишне из-за негромкого тона — слух ещё не полностью вернулся к лейтенанту, и он явно не понимал, как звучит со стороны. — Ив Лорье, очень приятно. Я польщён вашим гостеприимством. Примите шпагу? — капитан говорил спокойно и размеренно, сильно облегчая задачу переводившему его писарю. — Полагаю, ваш капитан?.. — Капитан Джордж Майер скончался незадолго до того, как вы сложили оружие. Картечь. Шпагу можете оставить при себе. — Мне жаль, — Лорье, сняв свою тёмно-синюю треуголку, почтенно склонил голову.       Катер с новым командиром «Сент-Луиса» был уже на полпути, матросы второй призовой партии прыгали с грота-русленя в подведённый к борту баркас, как только волна поднимала его на гребень. Отобрать моряков на приз оказалось задачей несколько более сложной, чем могло показаться — чувствительные потери в двадцать четыре погибших и ещё двух десятков, всё ещё лежавших в импровизированном лазарете были для фрегата весьма болезненны, и следовало оторвать ещё тридцатерых так, чтобы и Диксон не захотел вздёрнутся на аварийной мачте «Сент-Луиса», и «Неустрашимый» не превратился в тратившего полчаса на постановку парусов «Ост-Индийца». Джефферсон задумчиво крутил в лапах трофейную шпагу. Помощники плотника, самое небольшое количество опытных марсовых — даже при таком раскладе придётся с нуля учить работе с парусами тех, кто до этого только и делал, что банил пушку.

***

      «Неустрашимый», неся лишь зарифленные марселя, тяжело переваливался на атлантических валах. Конечно, он мог бы идти гораздо быстрее, если бы не видневшийся на правой раковине «Сент-Луис» с аварийными мачтами и парусами выглядевший как причудливая античная галера, а не современный боевой корабль — один прямой парус на фоке, латинские грот и бизань. — Просигнальте на приз — «лечь в дрейф», и после подтверждения «принять буксирный конец». Возьмите на четыре румба вправо. Боюсь, вот это их творчество не выдержит сегодняшней ночи, а оставить их на скалах Наветренных островов мне не очень-то хочется, — Джефферсон не смог удержаться от этого замечания в присутствии на палубе штурмана, в очередной раз вышедшего для получения данных о скорости и курсе для счисления координат. — Вы собираетесь пройти сегодня ночью? Сэр, последняя обсервация была почти двенадцать часов назад, и этой ночью звёзд нам не видать. Если мы прямо сейчас идём на рифы Мартиники, то узнаем об этом посреди ночи. — Что, ваших познаний в навигации не хватит, чтобы провести нас в пролив шириной в двадцать пять миль? — Джефферсон ехидно улыбнулся, метнув взгляд на штурмана, на морде которого за считанные мгновения отразились непонимание, гнев, раздражение и снисхождение. — Видите ли, только исходя из того, что с салингов видно вершины Доминики на северо-востоке я не могу точно вычислить наше удаление от Мартиники, а наши счисленные координаты… — Джефферсон, тяжело выдохнув, закатил глаза: — Основам навигации учат ещё мичманов. — Возможно, лучше лечь в дрейф и выдвинуться с рассветом? — неуверенно проговорил штурман, выражавший уже сомнения не только в своих рассчётах, но и в своих же сомнениях. — И потерять сутки! Я не собираюсь торчать здесь с этим огрызком команды, пока весь чёртов французский флот уже наверняка снуёт здесь, опекая испанское золотишко. Вы видели, как мы брали рифы? Если бы по близости был бы какой-нибудь капер, они бы точно подумали, что мы какой-то жирный торговец. Ну, хоть какое-то преимущество, ха! Господи, поскорей бы увидеть Ямайку, — развеселев, барсук легко ударил собеседника в плечо. — Держись смелее, в конце концов, мы ведь как-то вышли к Доминике?       «Неустрашимый», приведясь к ветру, лёг в дрейф, пытаясь удержаться как можно ближе к «Сент-Луису». Катер с буксирным концом подпрыгивал на волнах, с трудом борясь со стихией — вода заливала шлюпку, волны выбивали вёсла из лап, шквальный ветер сбивал с курса. Палуба фрегата то резко вздымалась вверх, вжимая лиса в настил и заставляя схватиться за планширь, что каждый раз отдавалось ноющей болью в плече, то уходила из-под ног. Сильно сокращённая команда приемлемо для военного корабля справлялась с управлением только силами обеих вахт. Офицеры, уже позабывшие про то скопище бродяг, что изначально досталось под их начальство, всё время были на взводе от постоянной необходимости следить за каждым движением подопечных из числа орудийной прислуги и тех, кого раньше подпускали лишь к физическому труду.       «Только бы он что-нибудь не натворил» — пронеслось в голове Ника, когда боцманская трость хлестнула по волчьей спине — Эдвард, по ошибке чуть не скинувший с нагеля топенант, зло косился на своего обидчика. Бой и дни работы сокращённым экипажем быстро вырабатывали тот остаток физических и душевных сил, что оставался у моряков спустя месяцы похода, что сопровождался бурной погодой, теснотой и духотой кубрика, тухлой водой и едой. Упавшую после короткого всплеска победы мораль поддерживала лишь мысль о скором прибытии в Порт-Роял, возможности размять ноги, пройдясь по твёрдой земле и, заполонив местные кабаки, отыграться за все лишения в пути. Порочный круг тяжёлого труда и выпивки, на которую матросы, без сомнения, спустят всё кровно заработанное, неминуемо замыкался, и вскоре «Неустрашимый» вновь выйдет попытать удачу в море, но Николасу было уже не интересно, под чьим командованием и с какой целью он отправится в новый поход.       Сложно было сказать, когда лис твёрдо решил, что непременно уйдёт с флота, как бы кто не хотел обратного — тяжёлая доля принудительно завербованного моряка не устраивала его с самого начала, но если большинство, желая сохранить уже положенное им жалование, бросили мысли о дезертирстве, Николас твёрдо верил, что без проблем мог бы заработать и больше. Наверное, коренной перелом произошёл тогда, под шквальным огнём с «Сент-Луиса» — тягостные воспоминания о минутах посреди смерти и разрушений каждый раз неизменно приводили его к двум мыслям. Первая — пусть он не храбрец, но не настолько труслив, как ему казалось. Вторая — ему платят слишком мало, и слухи о весьма незначительной сумме призовых только подкрепляли её.       Конечно, он на своей шкуре успел прочувствовать, что ничего в этой жизни не может даваться легко, и вольная жизнь тяжела, зачастую, не в меньшей степени, но в ней есть то, что заставляет раз за разом идти вперёд — надежда. На счастье, на лучшую долю — словно тусклый свет маяка в безлунной ночи, она давала шанс отыскать свой путь среди скал, даже если пришлось бы работать без отдыха, не взирая на буруны, поднимавшиеся вокруг остовов разбитых кораблей.       Они справятся. Николас ещё не решил, чем точно он хочет заняться, и вряд ли это будет так же просто, как проворачивать простенькие махинации с охочими до алкоголя матросами, но лису казалось, что они с Эдвардом неплохо сработались — вдвоём будет гораздо легче. Пока он не выяснял, что думает на этот счёт сам волк, но, в конце концов, это шанс прорваться в будущее, по крайней мере, менее тёмное, чем судьба матроса, служившего с юности до гроба. Лис ещё раз обернулся на налегавшего на трос волка, надеясь, что он не успеет совершить какую-нибудь глупость до их ухода.       Управившись с подачей буксирного троса, «Неустрашимый», наполнив ветром паруса, лёг на курс, и, не смотря на все признаки скорейшего ухудшения погоды, офицеры выдохнули, отправив вторую вахту на положенный отдых — предстояла долгая ночь.       К вечеру, когда последние лучи, процеженные сквозь тёмно-синий покров дождевых туч, вырвали очертания скалистой Доминики из темноты горизонта, хлынул дождь, мигом скрывший округу. Сложно не предаваться страху, когда фрегат, кренясь и подпрыгивая на нагоняемых с северо-запада валах, идёт в быстро наступившей тьме тропической ночи и непроницаемой стене дождя. По расчётам, в нескольких милях с запада буруны вздымаются у скал Доминики, полтора десятка миль к востоку — пики Мартиники. Облака не давали проверить выкладки, скрыв из виду звёзды, а ветер усиливался — в тот момент, когда южная оконечность Доминики должна была оказаться на правом траверзе, в который раз за день прозвучала команда «все наверх». На палубу высыпали непомерно утомленные дневной работой матросы — половина из них, несмотря на месяцы в море, мучались от морской болезни. — Второй ряд рифов на фок- и грот-марселях! — крен был столь сильным, что сходящиеся к марсам ванты практически не имели наклона с подветренной стороны, уклон наветренных же стал столь пологим, что, если только бы не сильная качка, по ним можно было ходить, не хватаясь лапами. Работа с парусами стала для Николаса испытанием, начиная с подъёма на мачту и заканчивая качкой с бешеной амплитудой там, наверху, где ветер бил с удвоенной силой, норовясь выбить парус из дрожавших лап. — Подготовьте список с именами этих сухопутных черепах! — гремел Джефферсон, раздражённо тыча пальцем в матросов, спускавшихся с мачт последними. — Мартиника уже должна быть на правой раковине! — радостно прокричал штурман, будто бы пытаясь найти подтверждение в непрерывной стене воды. Барсук криво улыбнулся ему в ответ. — Вот видите! Останься мы в Атлантике, завтра нас бы собирали по всей Южной Америке!       Сносимые ветром гребни волн смешивались с практически горизонтальным ливнем, стирая грань между небом и морем — тащившийся в половине кабельтова «Сент-Луис» был почти не различим. Его фок был разорван на лоскуты, и фрегат рыскал, будто бы брыкался, то и дело натягивая буксирный трос. — Прикажите боцману вязать пустые бочонки под банки баркаса и катера — приказал Джефферсон промокшему до нитки мичману, прикрывая глаза от бьющего с правой раковины ливня. «Неустрашимый» не знал такого шторма на протяжении всего плавания и постоянные деформации корпуса открывали всё новые и новые течи, вынудив поставить постоянную вахту на помпы, и Джефферсон не ждал, что тридцать моряков из призовой команды смогут справится с, вероятно, текущим как решето «Сент-Луисом».       Уже к следующей склянке ветер донёс до палубы «Неустрашимого» грохот выстрела — облако порохового дыма мгновенно рассеялось, и тёмный силуэт «Сент-Луиса», тяжело взобравшись на гребень волны, тут же окрасился вспышкой следующего выстрела. «Не могу справится с течью» — прочитал сигнальщик трепещущие на мачте флажки. Корпус «Сент-Луиса», весьма утончённый для корабля такого класса, будучи изрядно потрёпанным, не мог выдержать непрестанные удары стихии. — Баркас на воду! Отберите лучших гребцов! — шлюпка, плавучесть которой повышали пустые бочки, уже билась о борт, когда шлюпочный старшина, чей суровый взгляд был едва заметен под зюйдвесткой, принимал приказ.       Барсук, сам того не замечая, отвёл взгляд, когда шакал, тщательно стараясь избегать особо крепких выражений перед командованием, взывал построившихся у борта матросов к мужеству, то и дело указывая на болтавшийся в половине кабельтова фрегат.       Эта сотня метров была для них самой долгой из тех, что моряки преодолевали на вёслах — встречный ветер и волны сносили баркас обратно, стоило одному гребцу, ударив веслом в волну, заблокировать другого, волны одна за другой заливали открытую шлюпку. Но, взмах за взмахом, гребя так, что делали бы все пять или шесть узлов на ровной воде, новоиспечённые спасатели приближались к терпящему бедствие фрегату, хоть вёсла гнулись и трещали, а встречный ветер заставлял поворачивать их лопасти горизонтально, как только весло выходило из воды.       Морякам на «Неустрашимом» оставалось лишь с вынужденным безучастием наблюдать за развивавшейся драмой, взглядом ловя баркас каждый раз, как только тот, взобравшись на гребень волны, показывался среди огромных валов. Лишь один помощник кока, в предвкушении так тешившей его сердце чужой беды, не удержался от злорадных комментариев, тут же, при полном попустительстве боцмана, получив несколько тумаков.       Призовая команда, силясь ускорить процесс, спустила с кормовых балок единственный уцелевший катер с «Сент-Луиса», но тот мгновенной разлетелся вдребезги, попав под поднявшуюся на волне корму фрегата. От очередного порыва рухнула на палубу временная бизань, и корабль, замедлив ход и провалившись между валами, дёрнул буксирный трос с такой силой, что тот лопнул, на мгновение взмыв вверх распущенным концом. Расстояние между фрегатами вдруг стало увеличиваться — «Неустрашимый», внезапно избавившись от тяжёлой ноши, рванул вперёд, в то время как «Сент-Луис», и без того слабо управляемый, сбавил ход настолько, что едва слушался руля. Джефферсон выругался вслух, но свист ветра в снастях заглушил его слова. Планы менялись со скоростью внезапного шквала. — Руль под ветер! К повороту фордевинд! — выждав момент, двое рулевых дружно налегли на рычаг колдерштока, и «Неустрашимый» успел повернуть, не подставив борт под удар волны, хоть не спешившая отступать стихия чуть не положила фрегат на борт, залив водой шкафут.       «Сент-Луису» доставалось сильнее: корабль сидел в воде уже по задраенные порты нижней орудийной палубы. Приняв огромный объём воды и потеряв фок и бизань, он стал лишь беспомощной игрушкой в хищных лапах стихии. Несколько раз чуть не перевернувшись, он всё же встал носом по ветру благодаря небольшому плавучему якорю из куска плотной парусины. Наверх высыпала бесформенная толпа — пленных вывели на палубу из затопленного трюма. Конечно, первыми будут грузить пленных! Джефферсон недовольно сжал губы, наблюдая, как небольшая группа морских пехотинцев пытается сдержать эту огромную, уставшую от тесноты и влаги толпу. Пройдя с подветренной стороны от трофея, «Неустрашимый», приведясь к ветру, лёг в дрейф в кабельтове от кормы «Сент-Луиса», ожидая баркас. Тем временем невнятная толкучка принимала угрожающие черты — издалека смотрясь, словно кучка загнанных на маленький островок муравьёв, толпа вдруг стала увеличиваться — моряки призовой команды больше не могли удерживать пленных на гондеке, и обезумевшая перед страхом смерти толпа вывалила на палубу в полном объёме. В темноте мелькнула желтоватая вспышка ружейного выстрела, и тусклый фонарь у кормы баркаса, чей свет мерцал, отражаясь от борта фрегата, на мгновение выхватил из темноты почти незаметный в бурлящем море всплеск от упавшего тела. Джефферсон не мог различить, кто скрывался за фигурами, спешно прыгавшими в баркас, но шлюпка, подхваченная попутным ветром, быстро отвалила от борта корабля. Единообразную в столь тусклом свете толпу больше никто не сдерживал — кто-то, отчаявшись, прыгал в бездну, пытаясь вплавь нагнать удаляющийся баркас — один из моряков огрел особо отличившегося пловца отпорным крюком. — Морскую пехоту на квартердек! Разверните две четырёхфунтовки, картечные выстрелы! Пошевеливайтесь, чёрт возьми!       Вахтенные на баке, регулярно заливаемом и обдуваемым жестоким ветром с левой скулы, выцепляли из одинаково тёмного во всех направлениях моря и неба силуэт набитой под завязку лодки, что уже почти полностью была заполнена водой. «Неустрашимый», сильно кренясь в крутом бейдевинде, летел навстречу шлюпке. Рассчитанный максимум на двадцать пять зверей среднего размера — а встретить кого-то крупного на флоте было практически невозможно, баркас принял, казалось, на десяток больше, и только пустые бочки не давали ему пойти ко дну. Шлюпка погрузилась в воду почти по самый планширь, гребцы, и так сковываемые теснотой, теперь бестолково били вёслами по тёмной воде. Фрегат чуть не проскользнул мимо лодки с залитым водой фонарём но, вовремя развернувшись, лёг в дрейф с подветренной стороны и пара крюков зацепилась за протянутые вдоль борта тросы.       Дождь нещадно барабанил по палубе, вода струями стекала с парусов: под аккомпанемент бури, в тусклом свете на палубу поднялся Диксон, чей взгляд понуро изучал палубный настил. Экипаж замер в безмолвии: потрёпанный, промокший до нитки волк в порванной блузке и без привычного камзола лишь отдалённо напоминал второго лейтенанта «Неустрашимого». За ним на палубу поднималась измученная бурей и борьбой за жизнь толпа — небольшая горстка пленных, тут же пинками озлобленных матросов спроваженными вниз и призовая команда «Сент-Луиса», недосчитавшаяся пятерых. Джефферсон, нахмурившись, сверлил прибывших взглядом, явно ожидая объяснения. — Мы не смогли их сдержать, они обезумели, как только мы начали эвакуацию, — безжизненно проговорил Диксон обращаясь, будто бы, к палубному настилу. Надежды после захвата «Сент-Луиса» разбились, брошенные на скалы этой страшной бурей: спешное бегство с приза обречено оказаться в центре судебных разбирательств. — Ну что вы встали?! Приведите себя в порядок и приступайте к обязанностям! — гневно процедил Джефферсон, тут же бросив взгляд на силуэт «Сент-Луиса», мотавшийся на волнах. Лишённый мачт и всякой надежды, фрегат, не поставленный к волне бортом и не опрокинутый лишь из-за импровизированного плавучего якоря, стал последним убежищем для обречённой на смерть в море толпы, что копошилась на палубе. Какой плач поднимет сердобольная общественность, узнав о брошенных на смерть военнопленных! Барсук, уже собиравшийся отдать приказ вновь взять курс на Ямайку, вдруг одёрнул себя. Нет, ему простят потерю приза, но такое — никогда. Он уже предвкушал газетные заголовки. Прощай, назначение капитан-лейтенантом и хорошенькая командирская каюта какого-нибудь шлюпа. Всем сердцем желая кабинетным писакам оказаться в штормовом море с взбунтовавшейся толпой, чуть не растерзавшей его призовую команду, Джефферсон задумчиво закусил губу — уходить сейчас нельзя ни в коем случае.       Приказав поднять полузатопленный баркас и приготовить кранцы по правому борту, Джефферсон, в задумчивости поднялся на квартердек. — Какой длины трос вы взяли для якоря? Чёрт, Дискон, да возьмите же плащ! — произнёс первый лейтенант, резко повернувшись к только что подошедшему волку — тот, всё ещё прибывая явно не в этой реальности, вздрогнул от неожиданности. — Тридцать футов. А мой плащ стоит просить у ребят с «Сент-Луиса», — громким, но ровным голосом ответил второй лейтенант, едва заметно улыбнувшись.       Гудели натянутые струной наветренные ванты и фортуны, фрегат напряжённо вздрагивал каждый раз, когда, сойдя с гребня волны, форштевнем вонзался в её подошву, и уже следующей вал окатывал его бак. Всем телом ощущая корабль, подсознательно наблюдая за длиной волн, Джефферсон не отрывал взгляд от остова «Сент-Луиса», видневшегося за подветренными вантами грот-мачты.       Благодаря плавучему якорю двухпалубник встал против ветра, и встать к нему бортом оказалось вовсе не тем же самым, что подойти к стоящему в дрейфе кораблю или же ударится бортами с неприятелем, тут же подняв команду на абордаж. Джефферсон не желал рисковать подходить к нему со стороны кормы, круто приведясь к ветру — малейшая ошибка могла привести к сильному удару или, наоборот, невозможности зацепиться за фрегат, а «Неустрашимый», что так же неизбежно встанет носом по ветру, рисковал оказаться в угрожающем положении, набрав скорость на заднем ходу и заклинив тем самым руль.       Быстро пройдя мимо «Сент-Луиса» выше по ветру, первый лейтенант бросил короткий взгляд на толпу, что копошилась в темноте — кто-то вытаскивал на палубу бочки, надеясь найти спасение в бурном море, кто-то принялся сбрасывать с лафетов пушки, в надежде продлить свою жизнь на заливаемой волнами палубе. Лишённые крепкой власти, загнанные на край пропасти, они походили не на экипаж, до последнего боровшийся за корабль, а на спасавшихся в меру своих способностей пассажиров. Но стоило силуэту «Неустрашимого» вновь пробиться сквозь бурю, становясь всё ближе после каждой скрывавшей его корпус из виду волны, они все, как один, припали к борту — кто-то махнул тусклым фонарём, остальные, вероятно, тщетно надрывали голосовые связки. — К повороту фордевинд! Руль на левый борт! — подловив момент, скомандовал Джефферсон, и фрегат, быстро развернувшись на почти что обратный курс, теперь метил бушпритом прямо на «Сент-Луис», подходя к нему с носовой части. — Марселя на «перо»! — свист боцманских дудок, и марсовые, преодолев заливаемые морской водой русленя, поползли вверх по вантам — благо, бортовая качка при таком курсе была минимальна, а ветер при работе с парусами хлестал в спины. Центральная часть парусов, притянутая горденями к рее, была уложена и плотно подвязана, в то время как нижние углы паруса, оттянутые вниз шкотами, продолжали наполняться ветром. Теперь паруса представляли собой по два треугольника на концах рея и этого хватало, чтобы «Неустрашимый» сохранял достаточный для управления ход. Волны били вдогонку, корабль норовил сбиться с курса и по корпусу фрегата проходили странные, не слышимые командой ранее скрипы и потрескивания, но Джефферсон, сосредоточенный на контроле происходящего, лишь раздражённо отогнал обеспокоенного странными звуками плотника. Фрегат неумолимо приближался к дрейфовавшему на плавучем якоре «Сент-Луису», часть матросов уже собралась у борта, держа в лапах багры и дополнительные кранцы, представлявшие собой замысловатое переплетение канатов, формировавшее целиндрообразную «подушку».       Очертания «Сент-Луиса», будто бы постепенно вырывавшегося из объятий окутавшей его пелены бури и тьмы, постепенно обретал всё больше деталей. Свет нескольких масляных фонарей выхватывал морды нескольких измученных и взмокших моряков, обезумевшим, жадным взглядом следивших за приближающимся фрегатом. Силуэт «Сент-Луиса» в переплетении такелажа и изорванных парусов, виделся давно погибшим в борьбе с природой галеоном конкистадоров из морских легенд, что так и не смог найти покоя в гневном море, и лишь слабые отблески позолоченной резьбы немного выделялись на его тёмном остове. — С кранцами приготовится! Грот-марсель на гитовы! — волна рывком подняла «Неустрашимого» на гребень и, прокатившись под килем, бросила к подошве, следом взмыл над бортом и без того более высокий «Сент-Луис», спустя мгновение так же рухнувший вниз, и «Неустрашимый», немного сбавив ход, вдарил своей правой скулой в центр борта французского фрегата. Корпус жалобно, но безопасно потрескивал, вздрогнули от удара мачты, матросы, тут же среагировав, вцепились в борт баграми. Кто-то бросил на фрегат-двухпалубник концы тросов, напрасно надеясь на благоразумие терпящих бедствие, кто-то забросил на борт подготовленные абордажные крюки. Скопившаяся на палубе толпа, внезапно выйдя из оцепенения, бросилась к борту. Те, кто ловчее и выносливее, прыгали с высокого борта прямо на палубу или вцеплялись в ванты, кто-то, не допрыгнув, повис, схватившись за русленя.       Сцепившись, фрегаты немного подвернули бортом к волне, и белая пена, сверкая в лунном свете, рушилась на палубу. Морские пехотинцы и матросы, оттаскивая не верившим своему счастью пленным, пытались расчистить палубу, загоняя их вниз, но они прибывали слишком быстро, приводя к толкучке на шкафуте «Неустрашимого».        Удары борт в борт содрогали корпус несмотря на вывешенные кранцы, корабли метало из стороны в сторону, подобно маятнику, как вдруг темп сменился — будто что-то рывком подхватило корабль, разворачивая его, как заблагорассудится. — Плавучий якорь оборвался! Рубите концы! — полностью скованный в управлении и ничем не удерживаемый в безопасном положении «Неустрашимый» оказался под ударом бьющей в борт волны. Спасательная операция, и так выглядевшая опасной авантюрой, в считанные мгновение переросла в бедствие, и теперь сами спасатели в спешке рубили тросы, отталкивались от борта баграми. Последние из оставшихся на «Сент-Луисе», наваливаясь друг на друга, пытались забраться на палубу, кто-то схватился за протянутые сослуживцами лапы, другие вцепились в багры. С «Неустрашимого» отчаянные крики на французском — обвисли перерубленные тросы, и фрегаты начали удаляться. Фок-марсель, представлявший собой всего два свободных треугольника на концах рея, наполнился ветром, и «Неустрашимый», напоследок ударившись кормой о борт двухпалубника — часть «балкона» боковой галереи оказалась снесена, наконец освободился от тяжёлой ноши. Будто снова вздохнув он, приведясь к ветру, ощутил себя в родной стихии, несясь на крыльях штормового ветра.       Вдруг, услышав треск удара, топот и крики, в дверном проёме показался пленный капитан, что обжился в одной из лейтенантский кают. Собравшиеся на шкафуте, будто зачарованные, уставились в одну точку. — Уберите его отсюда! — забыв про все нормы приличия, взбешённо прорычал Джефферсон паре морских пехотинцев, и те тут же подскочили к генете, втолкнув капитана обратно в проход. Кто-то из толпы, качнувшись, шагнул навстречу пехотинцам, толпа зашевелилась. — Не подходите! — выхваченный пистолет лишь беспомощно щёлкнул намокшим кремниевым замком. Увидев направленный на себя ствол, несколько моряков тут же кинулись на своего обидчика. Диксон, находившийся на квартердеке, тут же соскочил вниз, оголив саблю — это сборище инертных, смертельно уставших зверей безопасно и безвольно, пока что-то не даст ему толчок. Успокоить пошедшую волну проще простого, пока не началась буря. — Стойте! Стойте! — размахивая саблей, прокричал Диксон, встав между пленными и морской пехотой. Совершенно не понимая его слов, толпа, уже готовая последовать за самыми активными представителями, застыла — короткое замешательство, и, казалось, уже решившиеся звери остановились. Волна разбилась, не успев набрать силы, и подоспевшие пехотинцы с квартердека принялись энергичнее заталкивать пленных в люк.       Какое-то время Диксон ещё был погружён в заботы о французских моряках, которых требовалось ещё каким-то образом разместить на весьма тесном фрегате, и только убедившись, что морская пехота полностью контролирует ситуацию, он цепляясь лапами за фальшборт, поднялся на шканцы. Прохладная вода, окатывавшая волка от пяток до кончиков ушей, не давала шансов и намёкам на усталость, отчего дальнейшие тяготы штормовой ночи уже не казались таким мучением. Диксон обернулся назад — буруны разбивавшихся об остов волн смешались с пузырями выходившего воздуха, оттеняя тёмный силуэт от остального моря — безумного, но, в то же время, правильного и гармоничного. Мелькнуло поросшее водорослями и ракушками днище, и волны тут же сомкнулись над «Сент-Луисом». Бурление тут же прекратилось, растворившись в буре, и больше ничего не напоминало о недавней трагедии. Море окончательно поглотило фрегат.