Во сне

      Тихий шорох дождя заставил открыть глаза. Сэм смотрел перед собой, не моргая. Сон для него ещё продолжался — чёрная, будто выжженная земля, напитанный скоротечностью времени воздух и боль во всем теле.       Сон Сэма не имел конца, только паузы, короткие и незначительные. Это было передышкой, во время которой замедлялся пульс, сознание оставляло тело, и время начинало течь иначе — часы превращались в минуты, а минуты в секунды.       Сэм продолжал сидеть на голой земле, в укрытии от дождя, и не позволял себе пошевелить ни единым мускулом. Он не хотел отпускать ощущение, будто собственное тело не принадлежало ему. Слабость в мышцах создавала иллюзию, что они больше не подчинялись сигналам, подаваемым мозгом, заставляла ощутить себя лишь гостем в этом теле. Сэм не сводил глаз с мысков ботинок, которые покрывала чёрная смола.       Разум Сэма никогда не прекращал свою работу, анализируя, просчитывая и вспоминая. Медленно погружаясь в сон Сэм ожидал, что его сознание окажется в самом темном помещении из всех возможных, а выход из него будет через одну единственную дверь, запирающуюся на ключ снаружи. И когда эта дверь наконец захлопывалась, Сэм умирал. По-настоящему. Ни шва, ни берега — абсолютное ничего.       Сэм облизнул губы. Не меняя позы, он достал фляжку и сделал короткий глоток. Дождь усилился, и растительность вокруг все быстрее пробивалась сквозь темную землю и увядала вновь. Вздох.       Закрыв глаза, Сэму было трудно не доверять тому, что он видел. Его настоящее во снах — его прошлое, и граница времени была размыта. Его реальность в них представляла собой плохо собранный пазл, в котором элементы подходили друг другу, но картинка не была похожа на то, чем должна быть. Сэм ощущал на себе теплые руки жены, но видел перед собой нечеткий силуэт твари. Он не пытался вырваться или оттолкнуть ее, а подавлял в себе растущую панику и задерживал дыхание, насколько позволяли легкие. Эхом звучал голос жены, высокий и в то же время мягкий, и по спине пробегал холод. А руки твари были все такими же теплыми.       Сэм поднялся на ноги и потуже затянул ремни рюкзака. Сверяться с картой не было нужды, пункт назначения находился совсем близко, он множество раз был у того выживальщика. Как и у десятков других, нуждавшихся в его помощи, доведенной до автоматизма.       В реальности сна Сэм мог быть кем угодно — сыном, любовником, свободным и счастливым человеком, — но его постоянно сопровождала тяжелая одышка, мешавшая говорить, и всегда за плечами он носил рюкзак, полный останков былой цивилизации. Он улыбался окружающим, пока кожа на плечах стиралась в кровь.       Сэм молча передал груз и так же молча двинулся обратно в сторону распределителя. Он давно пропускал мимо ушей похожие друг на друга слова благодарности, не представлявшие для него реальной ценности. В дороге он слушал дождь и собственные мысли, не разбирая, было ли сновидением то, о чем он думал.       Время, проживаемое Сэмом в мертвой пустоте, ощущалось не как часы глубокого сна, а словно минуты свободы. Не было воспоминаний, не было настоящего и не наступившего будущего — только вспышка тьмы, в которой сознание тонуло и уходило глубоко на дно. Иной раз выбираясь из забвения, Сэм осторожно осматривался вокруг и убеждал себя, что ему все равно, а слезы — лишь хиральная аллергия.       Шаг был уверенный, и за плечами было пусто, но Сэма преследовала фантомная тяжесть. Растекаясь по телу, она наконец вынуждала замедлить ход, опустить голову и остановиться.       На краткие мгновения Сэм позволял саморазрушению пробиться сквозь каменную маску и расцвести золотым цветком. Сожаление и скорбь подчиняли его себе; Сэм до боли закусывал губы, осушая утаенное рассудком горе. Он упивался болью, которая заставляла помнить и рушила мосты, что возводились, превозмогая себя. Страдание становилось самой его сущностью.       Но миг, когда Сэм открывался самому себе, всегда пресекался чем-то извне, возвращая его к тому, что он действительно имел. Дождь слабел, и ББ довольно смеялся, пытаясь снизу разглядеть лицо Сэма, но на капсулу легли руки в толстых перчатках, не давая младенцу сделать этого.       Сэм глубоко вдохнул сырой воздух и вновь убедил себя, что для него все не важно.       Мосты на линии горизонта не были ему нужны, в долгих снах горизонт не становился ближе.       Он продолжил свой путь.