Чтобы видеть свет

–Райни? – Аннерозе показалось, что она ослышалась. Но брат жестко повторил вопрос: –Почему ты здесь? Это было одновременно глупо и странно. Аннерозе не знала, что ответить. Почему она находится у себя дома? Точнее, в их временно общей резиденции, пока Райнхард не подберет себе новую. Или... да нет, ничего она не забыла. Никаких мероприятий, требующих участия кронпринцессы, на сегодня не назначено. Можно даже не смотреть на календарь. –Тебя не должно здесь быть, – брат сел на кровати, неловко, сминая простыню и подушки. Он зажмурился, словно спасаясь от головокружения, и Аннерозе поспешила подхватить его. Но, похоже, сделала только хуже. Райнхард сжался в комок и закричал. Нечленораздельно, будто человек, разбуженный собственным кошмаром. Она убрала руки, отпрянула в сторону, испугавшись, что каким-то образом причинила брату боль. Райнхард тут же умолк, секунду продолжал сидеть, вцепившись в одеяло, затем так и упал на бок. Он спал в легкой пижаме, и куртка немного задралась, открывая тонкую полоску кожи, покрытую крохотными бугорками. Сзади скрипнула дверь. Конечно, охрана слышала шум. –Гюнтер, врачей срочно! – появление Кисслинга помогло сбросить оцепенение. С мыслей тоже – они закрутились водоворотом кусающих себя за хвосты змей. Это побочный эффект лечения, конечно, просто реакция на новое лекарство, Райнхард и не проснулся до конца, наверное, перепутал сестру с кем-то другим... Аннерозе почти упала в кресло: ноги стали ватными. Она внимательно наблюдала за врачебной суматохой, пока один из медиков вежливо не попросил: –Выйдите, пожалуйста, Ваше Высочество. –Объясните, что вы с ним сделали, – Аннерозе не была уверена, что сможет встать. По крайней мере, пока не убедится, что брат в порядке. – Он задавал мне странные вопросы, а потом этот крик... –Со мной все нормально, – послышался голос с постели. Райнхарда не было видно, его заслонял один из врачей, но голос звучал уверенно и спокойно. – Мне... что-то померещилось, прости, если напугал. –Тебе точно не было больно? – она оперлась на ручки кресла и все-таки поднялась. Теперь можно было посмотреть брату в лицо. Он лежал на подушках, запрокинув голову назад и прикрыв глаза. Врачи расступились, один из них опустил в карман пустой инъектор. –Нет, я, – снова эта заминка, – вскрикнул от неожиданности. Все уже прошло. Прошу тебя, выйди, я не хочу раздеваться при тебе. –Как скажешь, – несмотря на то, что все вроде бы прояснилось, Аннерозе не спешила успокаиваться. Закрывая дверь, она невольно обернулась, но снова увидела лишь спины врачей. За время болезни брата они периодически менялись, и если имена первых докторов еще как-то удавалось запомнить, то теперешних Аннерозе не различала даже по лицам. Эта команда феззанцев явилась недавно, уже после того, как Зиг улетел на Хайнессен. Предложили какие-то революционные методики, проверку на благонадежность прошли... Райнхарду после первых же уколов начало становиться лучше. То пластом лежал и редко в кресло садился, а теперь даже в не очень хорошие дни сам встает, вчера вот людей принимал, с одним Сильвербергом просидел два часа без малого. Наверное, перенапрягся, да и врачи упоминали, что дозу лекарства решено увеличить. Поэтому Аннерозе и договорилась ради собственного спокойствия зайти с утра, сразу, как только брат проснется. И вот что вышло. Она так и осталась в коридоре, не решаясь отправиться в свои комнаты. Все равно ничем бы не удалось заняться. Аннерозе уже пробовала в таком состоянии отвлекаться на готовку, но все подгорало, вышивать тоже было невозможно, потом пришлось бы спарывать... книги и музыка тоже отпадали. К счастью, ждать пришлось недолго. Белохалатная толпа покинула покои кайзера, и Аннерозе приоткрыла створку двери. В комнате было чуть темнее за счет опущенной шторы. –Будешь еще спать или приказать нести завтрак? – только бы брат не заметил, как дрожит голос. Кажется, не заметил... –Немножко посплю. Знаешь, – Райнхард почему-то отвернулся от нее, – они говорят, что мне нужно более интенсивное лечение. Предлагают на неделю лечь в клинику. С режимом и всем таким. –Если правда нужно, – не слишком уверенно начала Аннерозе, – то может, стоит их послушать? После всего случившегося она немного сомневалась, что дает правильный совет, но неделя покоя брату действительно не помешала бы. То, что он постоянно пытается решать государственные дела, едва вставая с кровати, вряд ли здорово и правильно – и для него, и для государства. Хорошо еще, сейчас все относительно тихо. Но ведь именно поэтому и не надо тянуть, обходясь половинчатыми мерами. Все же может немножко подождать, кроме этой проклятой болезни. Аннерозе решительно выпрямилась, отшвырнув подальше пустые подозрения. Да, сегодняшнее событие ее совсем не порадовало, но повод ли это не доверять врачам? Как ни крути, но она – не специалист, и может судить лишь по результатам. –Обещают, что эффект будет заметнее и продлится дольше, – продолжил Райнхард. Было заметно, что он пытается убедить себя. – И вот такого, как утром, не повторится. Но я думал подождать до возвращения Кирхайса. –Еще три недели? – Аннерозе нахмурилась. – Райни, мне кажется, что ты тянешь время. –Я Миттельмайера жалею с Сильвербергом, – слегка усмехнулся брат. – И Мариендорф с Оберштайном. Сейчас я хоть частично в доступе, а если лягу, им придется как-то самим, без меня, выкручиваться. Мне совесть не позволяет все бросить вот так. Надо по крайней мере распределить обязанности и дать кому-то ограниченное право подписи, а это минимум дня два. –Два дня, хорошо, но потом все-таки отправишься в клинику. Может, получится как-то подстроить режим так, чтобы они тебя посещали, – она осторожно погладила его по руке. И чуть вздрогнула, вспомнив тот крик. Даже как-то не верилось, что его издал Райнхард, так разумно сейчас рассуждающий о будущем. – Сюда ездят – и туда, если что, подъедут. Где эта больница? –Не помню, – брат наконец взглянул ей в глаза, и Аннерозе увидела на их дне что-то вроде страха. – Но это не важно, потом уточню. Сомнения нахлынули с новой силой. Райни, Райни, что ж тебе такое привиделось? С чем ты боишься остаться наедине, несмотря на все свое мужество? Боишься сильнее, чем боли и слабости, чем обещанной проклятыми врачами – в случае бездействия – безвременной смерти... –Действительно, не важно, если они тебя вылечат, – Аннерозе взяла себя в руки. Райнхард привык прислушиваться к ее мнению, и если она сейчас будет колебаться, он это почувствует. Снова начнет затягивать, искать причины не лечиться как полагается... Мужчины иногда себя ведут хуже мальчишек. Даже если им прямым текстом сказать, что все очень серьезно, какой-нибудь безобидный антисептик их все равно пугает больше, чем перспектива потерять конечность. Брат сдержал слово и действительно, подписав несколько приказов, отправился в клинику. Та находилась в малонаселенной местности и походила скорее на санаторий. Трехэтажные корпуса приятных пастельных тонов, увитые еще не начавшими цвести клематисами, ухоженные клумбы среди ровных мозаичных дорожек, – все дышало покоем, тем самым, которого так не хватало Райнхарду. Аннерозе окончательно перестала волноваться, и домой отправилась в полной уверенности, что брату наконец-то помогут. Нужно только подождать, и он, даже если не вернется совсем здоровым, то по крайней мере встанет на путь к выздоровлению. И Зига они вместе встретят, если Эйр позволит... Ощущение, что в семье все пошло на лад, не проходило еще несколько дней. Аннерозе всего раз посетила Райнхарда за это время, но он показался ей вполне довольным жизнью. Они вместе прошлись по больничному скверу, и брат ни разу не предлагал остановиться или присесть. Сначала говорил о каких-то проектах по изменению законов, которые наконец-то обдумал как следует, потом решил, что ей это неинтересно, и перевел тему на весенние цветы. Только под конец беседы, когда Аннерозе сказала, что ей понравились некоторые сочетания на альпийской горке и на будущий год она непременно высадит у резиденции похожую композицию, Райни странно посмотрел и хотел было что-то возразить, но осекся. Наверное, не хотел видеть каждый день что-то напоминающее о больнице. Потом Аннерозе поговорила с врачами, те убедили ее, что чем меньше у пациента на этом этапе лечения впечатлений и, соответственно, тревог, тем лучше. Поэтому навещать его следует пореже, и так визитеров многовато. Это звучало разумно, да и Райнхард все равно вернулся бы домой в субботу. С утра в пятницу она позвонила брату, тот сразу подошел к комму, но почему-то на вопрос, что приготовить завтра на обед, ответил, что остается в клинике еще на несколько дней. Мол, врачи подобрали более эффективную терапию, но весь ее смысл в непрерывности. Зато потом можно будет долго обходиться без врачебной помощи. –Может, я тогда приеду? – Аннерозе невольно забеспокоилась. Не нравился ей этот отстраненный тон, хотя его можно было списать на успокаивающее действие лекарств. –Не стоит, сегодня у меня будет Оберштайн, – Райнхард взглянул куда-то поверх комма. – У нас пошла реализовываться одна грандиозная идея, и лечиться это мне не мешает. Документы готовит он, я их только правлю. Просто без меня он обойтись не может. –Но завтра же сеанс связи с Зигом, – она выложила последний козырь, хотя и сомневалась, что брат не помнит. Реакция ее удивила: –Хватит, Анхен, – Райнхард помрачнел. – Он тоже хотел бы, чтобы я вылечился. Попрощавшись, он выключил комм. Аннерозе попыталась убедить себя, что брат просто собирается сделать лучшему другу сюрприз. Но зачем же так грубо себя вести? Гадая, какая муха укусила Райни, она спустилась в сад. Аннерозе много им занималась после переезда, но еще далеко не все выглядело так, как ей хотелось бы. Брат, наверное, чувствует то же самое по отношению ко всей обитаемой части галактики. Что-то нужно исправить, что-то создать заново, чтобы люди жили как можно лучше и развивались дальше... Наверное, он весь в той идее, которую так и не смог ей объяснить, и поэтому злится на отвлекающую сестру. «Точно, наверное, этот новый закон – тоже часть сюрприза», – решила она, начертив лопаткой контуры будущей клумбы на лишенной травы проплешине. И постаралась выбросить из головы все, не имеющее отношения к садоводству, по крайней мере до вечера. Мужу на следующий день Аннерозе ничего не сказала, решив не портить затею брата. Лишь порадовала, упомянув, что тот лечится и, похоже, успешно. Зиг сразу согласился, что она поступила правильно, уговорив Райнхарда лечь в клинику. У него в свое время не вышло переломить упрямство друга, даже просто не скрывать свое состояние и обратиться к врачам упрашивал довольно долго. Конечно, шла война, то с одним противником, то с другим. Райни и Зиг просто разрывались, редко ночевали дома, Аннерозе тогда сходила с ума от страха за них. Не все их поступки были понятны ей, более-менее привычной только к выживанию в дворцовом террариуме. Болезнь брата была просто еще одним врагом. Как мятежные аристократы или этот «Альянс». Опасным, обманчиво неторопливым, поначалу притворявшимся чем-то безвредным и нестрашным. Нужно просто потерпеть, и этот враг тоже будет истреблен. Потерпеть и заранее смириться с тем, что всего понять нельзя. Раньше помогало. И копание в земле помогало тоже. Сняв с руки рабочую перчатку, Аннерозе стерла выступившие слезы. Ужасно хотелось просто обнять брата и спросить тихонько, на ухо, правда ли все хорошо. А в понедельник вечером позвонила Хильда и поинтересовалась, может ли прямо сейчас приехать. Причем не одна, а с флот-адмиралом Миттельмайером. Аннерозе, конечно, разрешила, хотя так и не поняла, в чем дело. На всякий случай она даже зашла в комнату брата и проверила, не осталось ли там каких-то нужных документов. Но ничего, кроме смятых черновиков, один из которых завалился под кровать, не обнаружила. Положив их на тумбочку, она присела в кресло, борясь с головокружением. И тут же вспомнила события почти двухнедельной давности. Крик Райни. И то, что он сказал в пятницу. В прошедшем времени. О Зиге – в прошедшем времени... Догадка резанула сознание. Неужели Райнхарду от этих лекарств мерещится что-то плохое про Зига? Поэтому он и не сказал ей тогда. Подумал, что это может расстроить сестру. Что ж, это объясняло и его плохое настроение, и странные обмолвки, и нежелание поговорить с Кирхайсом по дальсвязи. Решив таким образом мучавшую ее загадку, Аннерозе встала, покинула комнату и отдала пару распоряжений слугам, чтобы достойно встретить гостей. Чай как раз был готов, когда во дворе въехала машина. Миттельмайер вышел первым, вежливо подал руку Хильде, оба поздоровались с кронпринцессой, а затем подруга краем рта шепнула «дело серьезное». Удержать лицо стоило некоторого труда. –Что случилось? – непонимающе спросила Аннерозе, закрыв за собой дверь гостиной. Подруга первой заняла кресло и начала с места в карьер: –Его Величество считает, что у тебя нездоровые фантазии. А еще ты увлекаешься спиритизмом. –Чем? – Аннерозе невольно прижала руку к груди. –Ваше Высочество, – взял слово Миттельмайер, – это не единственная странность, которую я сегодня услышал от вашего брата. Например, он забыл, что Лютц и Вален на Изерлоне. Почему-то запретил мне говорить про Ройенталя, хотя именно его новое назначение мы и собирались обсудить... –Короче говоря, – Хильда развела руками, – эти новые лекарства явно мешают ему здраво мыслить. С моим кузеном так было, – она осеклась, видимо, не желая трепать имя покойного. –Я тоже кое-что замечала, – нехотя согласилась Аннерозе. – И ведь ни за что не согласится просто отдохнуть и отложить все дела. То Оберштайн у него там сидит, то Сильверберг... –Бруно как раз не сидит, он сейчас на стройках безвылазно, – поправила ее Мариендорф. Принцесса кивнула: конечно же, такие детали подруга знает лучше. Положение обязывает. – А Оберштайн действительно зачастил. В четверг был, в пятницу был, сегодня был, кажется, на выходных тоже. Чувствую, и ночевал бы, если бы позволили. –В среду вроде не приезжал, Райнхард меня проводил и сказал, что идет сразу на процедуры, – припомнила Аннерозе. – Хильда, кстати, а что они там за проект-то готовят, что это никак не может подождать? –Мне говорил, что это касается оптимизации работы СБ на Новых Землях, – Мариендорф пожала плечами. – И что потом реформирует и папино ведомство. Я тоже не понимаю, почему это не могло потерпеть еще пару недель. Уже почти два года работает как есть. –Если уж и ты не понимаешь, – принцесса закусила губу. – Я завтра же поговорю с врачами и с братом. Райнхард ведь ни за что сам не решится ненадолго бросить дела. –Его Величество практически превратил лечебницу в филиал адмиралтейства и министерства, – подтвердил Миттельмайер. – Хотя вроде как условились, какими вопросами я буду заниматься, пока его не будет. Я уже в тот вторник собирался лететь на инспекцию строящейся крепости, когда он меня вызвал и все переиграл. Вольфу положение дел совсем не нравилось, но за вычетом странного поведения кайзера, – вполне объяснимого с учетом состояния его здоровья, – все тревоги относились к разряду предчувствий. Правда, своим предчувствиям он привык доверять. На войне иначе нельзя, лучше перебдеть, чем потом каяться. Миттельмайер много раз убеждался в правоте этого мнения. Нельзя пускать все на самотек, дожидаясь, пока звоночек не превратится в набат. Даже если кажется, что все нормально и идет как должно. Для Вольфганга тревожный звоночек прозвенел не сегодня, а именно в прошлый вторник, когда Райнхард вдруг ни с того ни с сего заговорил про Оскара. Было ведь еще давным-давно решено, что после возвращения на Феззан тот возьмет не отгулянный за время губернаторства отпуск, а уже потом займет новый пост. Ни малейшего повода дергать замученного демократами Ройенталя прямо с корабля на бал не находилось в принципе. Соответственно, и обсуждать было нечего. «Такое впечатление, будто Лоэнграмма что-то беспокоит, и поэтому он не хочет отпускать меня из столицы. Но причину раскрыть не может, – другого решения этой задачи Волк на тот момент не видел. – Даже члену Триумвирата. Значит, никакой рациональной причины, возможно, попросту нет. Или же...» Мысль о том, что все-таки есть другое, вполне логичное объяснение, посетила Вольфганга именно сегодня. Но произносить это даже про себя он остерегался, боясь накликать беду. Пусть и не замечал за собой склонности к дурному глазу. И все же – таким потерянным Вольф видел Райнхарда только на Гайерсбурге, когда Кирхайс был ранен в перестрелке с ненормальным вассалом Брауншвейга. Хорошо, что Волк вовремя прислушался к своей интуиции и возмутился, когда их с Оскаром и Зигфридом попытались разоружить охранники. Сыграло, конечно, свою роль и то, что Миттельмайер с Ройенталем чуточку перебрали, опохмеляясь перед церемонией. Будь они трезвее, может, и не затеяли бы перебранку с охраной, а просто сдали оружие на входе, все трое. Да только, не начни они тогда строить тех идиотов, кое-как проинструктированных насчет правил досмотра советником Оберштайном, Ансбах наверняка прошел бы в зал беспрепятственно, а не попытался прорваться силой... и что бы делала эта художественная самодеятельность, по недоразумению названная охраной? В зале-то вооруженных людей, кроме их троих и Лоэнграмма, вообще не было! Так что просто чудо, что по итогам свежий труп образовался только один – самого Ансбаха. Кирхайс, правда, какое-то время пробыл на грани, его долго вытаскивали, – счастье еще, что в крепости было достаточно и медикаментов, и крови. Когда он, не дожидаясь врачей, отключился, Лоэнграмму тоже плохо стало, побледнел совсем и встать не мог. Вольф с Оскаром сначала даже решили, что его как-то зацепило, но никаких травм медики не нашли. Ни царапинки, ни синяка. Просто шок, вызванный страхом за жизнь друга. А потом Райнхард очнулся. И вот с таким же отрешенным видом решал накопившиеся вопросы, пока не объявили, что жизнь Зигфрида вне опасности. Словно половина его души все это время находилась где-то в другом месте, а остаток стремился туда же, и на месте его удерживал только долг. Но ведь сейчас-то с Кирхайсом все в порядке, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Слетал на Хайнессен как полномочный представитель кайзера, забрал Ройенталя, там оставил Биттенфельда и Фаренхайта. Рокировка губернаторов прошла вполне спокойно. Сейчас, когда кризис в целом миновал, Адальберт на это место впишется намного лучше, чем успевший задолбаться Оскар. По-хорошему Ройенталя стоило бы отозвать раньше, но с тем бардаком, который творился в завоеванной части галактики, мало кто смог бы разобраться так хорошо. А, как гласит древняя пословица, коней на переправе не меняют. В итоге Вольф не видел друга вживую с достопамятной охоты за Меркатцем. Только дальсвязь и переписка. Но разлука скоро закончится, Оскар вернется и... И все-таки, что же творится с Лоэнграммом? Разве он из тех, кто боится называть серьезные вещи своими именами? Нет, скажи ему медики, что ошиблись и шансов на излечение нет вовсе, он не стал бы молчать, а собрал всех адмиралов и оповестил. Миттельмайер был в этом практически уверен. Но вместо этого разумного поступка – какие-то реформы в ведомстве Оберштайна и странные распоряжения для остальных адмиралов. Насчет гражданских министров Волк ничего конкретного сказать не мог. –Может, и хорошо, что вы остались, – Мариендорф ободряюще улыбнулась ему и принцессе. – Мне пока в голову пришло только проконсультироваться у других специалистов и точно выяснить, могут ли назначенные ему лекарства давать такие побочные эффекты. И если да, то можно ли от них отказаться. Анхен, у тебя остались копии назначений? –Да, – кронпринцесса кивнула. – Сейчас принесу. –Чувствую себя как при Вермиллионе, – вслух подумал Вольф, когда Аннерозе вышла. – Хель, ну ведь этих коновалов проверяли, не мог же Кесслер... извините, не сдержался. –Не мог что? – Хильдегарде вся подобралась. На «специфические военные термины» она не реагировала давно. Как раз начиная с Вермиллиона, когда сначала к ней прислушались адмиралы, а потом и Райнхард высоко оценил ее дерзкую, но результативную идею. Присвоенное ей, несмотря на пол, звание нельзя было назвать полученным незаслуженно. То же касалось и дальнейших повышений. – Вы думаете, проверенные им врачи могли злонамеренно прописать Его Величеству неподходящие медикаменты? –Вы это сказали, не я, – Миттельмайер вздохнул. – Я просто не могу понять, почему, раз все идет как должно, ему не объяснили, что он будет какое-то время мыслить не очень здраво. –Может, не рискнули говорить прямым текстом, – и все же, судя по тону, Мариендорф задумалась. – С ним даже мне не всегда просто общаться. Хотя это, конечно, странно. –А знаете, что еще странно? То, что Оберштайн ничего не заметил, – Вольф наконец облек в разумные слова одно из своих нехороших предчувствий. – Он общается с Его Величеством больше всех. Не мог же не понять, что тот периодически не совсем в себе. А если видел и понял, то почему не отреагировал? –Мог сделать это негласно, не сообщая вам, – Хильда повернулась к вошедшей принцессе и взяла из ее рук папку. – Спасибо. Анхен, мы тут дошли до вопроса, имел ли адмирал Оберштайн возможность узнать, чем лечат Его Величество. Не согласовывая запрос с моим отцом и Кесслером. –Конечно. Райнхард сам мог ему сказать, – ответила Аннерозе. – И тогда можно понять, почему состояние моего брата его не удивляет. Вот только, – она на мгновение замялась, – не может же адмирал Оберштайн этим пользоваться? Волк ощутил настоятельную потребность произнести вслух некоторые термины, не предназначенные для ушей дам. В особенности – кронпринцессы, только что озвучившей его самое неприятное подозрение. –Адмирал Оберштайн, – выговорил он, безуспешно стараясь, чтобы это не звучало как ругательство, – способен и на большее. Но я не хотел бы обвинять голословно даже его. Вначале необходимо задать несколько вопросов, – Миттельмайер поймал себя на том, что сворачивает жгутом салфетку, невольно представляя на ее месте кое-чью шею. Вероятно, пантомима была достаточно убедительна, так как Мариендорф, посмотрев на получившийся жгут, предложила: –Этим могу заняться я. А вы найдете достойных доверия медиков, возьмете подписку о сохранении тайны и покажете им историю болезни Его Величества. Анхен, ты ведь согласна? Аннерозе решительно кивнула. Поразмыслив немного, Вольф решил, что достойными доверия может назвать военврачей с «Беовульфа». Этих людей он хорошо знал и был готов в случае чего поручить им заботу о собственном здоровье, просто такой оказии еще не случалось. И их компетентность точно нельзя было назвать ограниченной – в конце концов, корабельный медик сталкивается не только с разнообразными травмами после боевых столкновений и несчастных случаев, но и с множеством других вопросов, которые необходимо решать на месте. Далеко не всегда больного неизвестно чем члена команды можно срочно отправить в госпиталь на ближайшей планете или станции-крепости. Разумеется, Миттельмайер помнил, что не менее подготовленные врачи на «Брунгильде» не сумели с первого раза определить болезнь Лоэнграмма. Но сейчас-то диагноз известен и давно подтвержден. Нужно только сопоставить его с прописанным лечением. Или, в крайнем случае, выяснить, кто может дать более развернутую справку. Для чего-то ведь медики периодически заказывают те блоки информации, счета на оплату которых Вольф собственноручно подписывал. Всякие там научные журналы, справочники, видеоматериалы хирургических операций... Надежды оправдались: искать узкого специалиста не пришлось. Глава медслужбы флагмана, подмахнув стандартный документ о неразглашении, внимательно изучил папку, просмотрел с собственного планшета базу данных по новейшим препаратам и выдал заключение, поначалу чуть не разрушившее уже почти сложившуюся версию. По его словам, назначенные лекарства действительно применялись именно для лечения аутоиммунных заболеваний. Вот только очень интересный побочный эффект у одного из них имелся. –У большинства пациентов при клинических испытаниях наблюдалось, как бы вам проще объяснить, – доктор Мориц, подтянутый пожилой генерал-полковник, повертел в руках перьевую ручку, – временное снижение критического восприятия. Даже обычно стойкий человек становится легко внушаемым. Нет, теоретически этот эффект можно использовать для закрепления результата лечения, в сочетании с гипнозом. И все же, насколько я знаю, как правило, так не делают. Я не ревматолог, но эту тему в академии изучал – и стою я на стороне тех, кто не верит в сугубо психосоматическую природу того же коллагеноза, например. Да, его часто провоцирует длительный дистресс, но это не значит, что достаточно просто загипнотизировать пациента и убедить его, что он излечился. Это уже, понимаете, попахивает шарлатанством. –А в чем еще его можно убедить? – версия понемногу выстраивалась заново. –Ваше высокопревосходительство, да в чем угодно. Хоть в том, что столицу перенесли не на Феззан, а на Хайнессен или на какую-нибудь Терру. Причем навязанная картинка с большой вероятностью будет казаться более реальной, чем непосредственно наблюдаемая, если они исключают друг друга. –Как это? – переспросил Миттельмайер. На самом деле, он уже примерно представил себе, о чем речь – и ощутил холодок внутри. –Я, повторюсь, не специалист, но механизм понимаю. Пока действующее вещество окончательно не вышло из организма, пациент очень уязвим, он словно живет во сне, хоть и находится в полном сознании. Поэтому, наблюдая разночтения между тем, что ему внушили, и тем, что он видит и чувствует, он вначале попытается защитить свой разум. Выстроить непротиворечивую картину. Но если концентрация высока или объяснить всё рационально не получается, то может сразу возникнуть реакция по типу истерической, – Мориц поставил ручку на чистый лист и нарисовал неровную синусоиду. – Вот представьте: это – больной человек, убежденный неким врачом-новатором, что уже здоров. Субъективно чувствует себя прекрасно, а любые проявления болезни просто забывает или игнорирует. Бросает принимать лекарства и в какой-то момент осознает, что все-таки болен и его обманули. Лечение начинается заново. Все повторяется, если внушение не менять. Это в лучшем случае, – врач нарисовал рядом другую линию, похожую на кубическую параболу. – А если не бросает, но они ему не подходят, то болезнь продолжит развиваться. При этом на любой намек о том, что надо изменить курс лечения, последуют возражения, что и так все отлично. Разум сопротивляется всему, что противоречит первоначальному внушению. Изменить его уже не получается, вокруг выстроена сеть защит, которую извне не сломать. Но когда симптомы больше не получается отмести, – Мориц резко довел линию до края листа, – теоретически, человек может сорваться. Застрять в стадии отрицания. Сойти с ума. Наконец, умереть, так и не поверив, что причиной стала якобы вылеченная болезнь. Вольф кратко, но содержательно выругался. –Конечно, ваше высокопревосходительство, я немного сгущаю краски, – врач, видимо, принял часть сказанного на свой счет. – Но если не принять меры, именно этим все может закончиться. Вы можете не знать, но болезни этой группы обычно поражают пожилых людей. Был несколько лет назад на Феззане ряд случаев, когда наследники в доле с доктором повышенную лекарством внушаемость использовали для неблаговидных целей. Кто завещание убеждал изменить, кто – вот это самое, о чем я раньше говорил. Идеальное преступление получалось, ведь пациент фактически доводил себя до смерти сам. А следы гипноза на трупе, понятное дело, не остаются. Скандал был, даже название препарата фирма-производитель сменила, но действующее вещество осталось то же самое. Полного аналога без такого побочного эффекта пока нет, и скорее всего, не появится. Там есть определенные сложности с преодолением гематоэнцефалического барьера... извините, это в двух словах не объяснить. –Я уже все понял, – Миттельмайер с трудом удержал рвущиеся с языка подробные характеристики и врачей, и одобривших эту проклятую клинику Кесслера с Оберштайном, и болезни кайзера, и ситуации в целом. – Мне хотелось бы получить конкретные рекомендации. Если пациента действительно обработали так, как вы описали, что можно сделать, чтобы исправить положение? –Так, – Мориц снова открыл папку и на секунду задумался, – курс нежелательно прерывать резко. Особенно с учетом недавно увеличенной дозы, если здесь все верно указано. Можно изолировать пациента от врачей, которых вы подозреваете в нечистоплотности, плавно снизить дозу и довести курс до конца, затем дождаться естественного вывода действующего вещества. Пока этого не произойдет – не пытаться переломить внушение. Не видя пациента, я больше ничего не могу посоветовать. –Этого вполне достаточно, – Волк подумал, что обязательно подумает о повышении для этого человека. Когда все закончится. – Можете идти. Проводив доктора, Миттельмайер открыл сейф и с некоторым сожалением посмотрел на бутылку коньяка. Хотелось выпить, но в ближайших планах маячил разговор с Кесслером, которому уже передано приглашение. Спрятав документы, Волк вздохнул и быстрым шагом покинул каюту, напоследок велев подготовить корабль к взлету. На всякий случай. Можно было вызвать Ульриха и прямо сюда, но Вольф понимал, что это возбудит подозрения. Если кто-то отслеживает их действия со стороны, то такой странный поступок заставит его насторожиться. Остальное вполне вписывается в нормальный распорядок, даже вчерашний неофициальный визит к кронпринцессе. Лучше все же встретиться в адмиралтействе, где это не привлечет особого внимания. Волк предполагал, что действительно пристально за ними наблюдать неизвестные заговорщики не могут. Иначе всполошились бы еще вчера. Однако охрана в клинике и вокруг нее ни о чем подозрительном не докладывала. Ох, Кисслинг, не от того твои ребята охраняют Лоэнграмма... Но оповещать телохранителей кайзера еще не время. В том, что заговорщики существуют, Миттельмайер был уверен на все сто процентов. Еще примерно на семьдесят – что Оберштайн является частью этого заговора или по своему обыкновению пытается провернуть какое-то не слишком благовидное дело под шумок. Как тогда, на Гайерсбурге, воспользовался горем Райнхарда и общим замешательством среди адмиралов. Нет, идея в целом казалась верной, но – как всегда, когда предложение исходит от этой змеюки, – исполнение должно было стать излишне грязным. Хорошо, что Лоэнграмм вовремя подкорректировал планы и не стал устраивать резню, на которую поначалу согласился. Вспомнил, что серьезные решения следует принимать на свежую голову. По крайней мере, если срочности никакой не наблюдается. В противном случае... нет, сегодня вспоминать о Вестерланде не надо. Ульрих уже ждал Вольфа в приемной. Судя по лицу Кесслера, тот пребывал в некотором ошеломлении. Миттельмайер не слишком подробно изложил суть предстоящей беседы, просто попросил захватить досье, собранные на врачей кайзера. И кое-какие выводы глава военной полиции из этого запроса сделать успел. Обменявшись приветствиями, мужчины прошли в кабинет, уселись за стол, и Волк, дабы не томить Ульриха, сжато изложил все, что услышал от Райнхарда, Хильдегарде, Аннерозе и доктора Морица. –Вот как-то так, – подытожил он. – Хотя каждого медика, которому доверяли осматривать и тем паче лечить кайзера за этот год, проверяли вы с Оберштайном... –А еще старший Мариендорф по своим каналам, – перебил Кесслер. – И Кирхайс – ну, кроме последних, он уже отбыл в Новые Земли, когда Его Величество согласился лечиться у этой команды врачей. Кстати, к скандальному делу, о котором вам сегодня поведал генерал-полковник Мориц, ни одна из задействованных клиник не имела отношения. Все скомпрометированные учреждения мы сразу вычеркнули из списка. –Я не обвиняю вас, – Вольф внимательно посмотрел на Ульриха. – Во-первых, иногда так случается, что человек с безупречной репутацией не выдерживает искушения. Редко, но совсем исключать эту версию нельзя. Возможность диктовать свою волю первому лицу в государстве – слишком заманчиво звучит, чтобы отказаться. Во-вторых, если все же какие-то злоумышленники, зная диагноз Его Величества, решили подобраться к нему под видом докторов, то они обязаны были поработать над легендой как следует. –Или, допустим, они вообще не имеют никакого видимого отношения к клинике, а чем-то шантажируют лечащих врачей. –Да, Кесслер, это тоже возможно, – согласился Миттельмайер. – И никоим образом не могло всплыть при проверке, разве что случайно. –Особенно если вышли на врача, уже ее прошедшего, – Ульрих задумался. – В это я могу поверить. Но у нас нет времени, чтобы проследить за всем персоналом клиники. Сначала вытащим Лоэнграмма. Прямо сейчас отправлюсь к Кисслингу, как только насчет предлога решим. И вот еще что... Я, каюсь, сперва не обратил на это внимания. Что вы знаете о культе Старой Терры? –Что есть такая секта, – честно ответил Вольф. – Эве еще на Одине как-то раз в почте попалась их рекламная газета, я от нечего делать прочел, прежде чем выбросить. Но они вроде безобидные и ни в чем таком не замешаны. Помню еще, Кирхайс рассказывал, как однажды на их паломнический корабль напоролся. Вроде все. –Здесь, на Феззане, очень много заведений находится под крылом терраистов. Больницы, университеты, дома престарелых... но этим дело не ограничивается. Самые разные предприятия по документам принадлежат членам секты. У меня даже возникло ощущение, что люди, открывшие Феззанский коридор, к ней относились, хотя таких тонкостей история почему-то не сохранила. Но суть не в этом. Суть в том, что клиника, в которой находится Его Величество, тоже относится к этой когорте. Когда вы заговорили об искушении, – Кесслер поставил локти на стол и уперся подбородком в сплетенные пальцы, – меня вдруг осенило. Репутация терраистов со стороны кажется ничем не запятнанной, поэтому никто не занимается ими вплотную. Очень удобная позиция, чтобы проворачивать самые разные дела, не находите? Опять же, если простой человек и получит в руки возможность контролировать кого-то вышестоящего, то скорее всего побоится злоупотреблять ею. А если это будет фанатик? –Или человек, которого его духовный учитель, пастырь или как они там называются убедил, что такой поступок в высшей степени богоугоден, – идея Ульриха выглядела вполне логично. Вот только, если исходить из этого предположения, нужно действовать вдвойне осторожнее. Миттельмайер уже собирался высказать свои соображения вслух, когда засигналил комм. Звонила Мариендорф, и Волк пригласил ее принять участие в их маленьком совещании. Явилась она буквально через две минуты. Вольфганга эта спешка насторожила. И не зря – закрыв за собой дверь, Хильда резко выдохнула и начала: –Я только что от Оберштайна. Если коротко – он якобы обсуждал с Его Величеством исключительно рабочие вопросы. И не удивился, что тот вдруг изменил мнение по поводу его идей. По словам Оберштайна, Лоэнграмм часто меняет точку зрения в отсутствие Кирхайса. Лишь присутствие дамы удержало обоих мужчин от крепких выражений. Судя по выражению лица дамы, ее мысли так же с трудом проходили цензуру, но аристократическое воспитание позволяло ей обходиться без грубостей. –Собственно, другого я услышать и не ожидала, – Мариендорф опустилась в кресло. – Сколько ни общаюсь с ним, этот пунктик у него всегда проскакивает, а я делаю вид, что согласна. Далее, перевожу с оберштайновского на человеческий, – за все время обсуждения новых проектов Его Величество ни разу не возразил ему, напротив, по многим ключевым вопросам сам вносил предложения, которые, по мнению нашего главы СБ, Кирхайс никогда бы не одобрил. Одно из них касалось усиленного присмотра за бывшей командой адмирала Яна. Я с трудом промолчала – похоже, Его Величество вообще не поставил его в известность о том, что Кирхайсу было поручено в том числе уговорить Яна переехать на Феззан. Не мог же он просто так об этом забыть... –Мог, если ему это внушили, – Кесслер повернулся к ней. – Адмирал Миттельмайер сегодня получил весьма любопытную консультацию по поводу методики лечения болезни Его Величества. Вольф повторно пересказал услышанную от Морица лекцию. Когда он закончил, Хильда закусила губу. –Знаете, что пришло мне в голову? – негромко произнесла она. – Нет смысла тратить столько сил, продумывать заговор, гипнотизировать кайзера, чтобы тот забыл о некоторых людях, если те живы и скоро встретятся с ним. Пусть даже встреча вызовет припадок – это лишь демаскирует всю схему... –Хель, – Волк прикрыл рот рукой. Это ему действительно в голову не пришло. Но слова Хильды прекрасно сочетались со странной репликой о спиритизме, которым якобы увлеклась кронпринцесса. «Получается, они планируют убить Кирхайса, перед этим убедив Райнхарда, что его друг уже давно мертв? И не только Кирхайса. Оскар тоже в опасности! А может, с них только начать планируют, а в итоге останется у трона один Оберштайн, которого такой расклад вполне устраивает...» Судя по выражениям лиц собеседников, они подумали примерно о том же самом. Поэтому в черновой план было срочно внесено несколько изменений. Предупреждение для Кирхайса и сопровождающих его лиц было решено передать через Аннерозе. Взваливать на ее хрупкие плечи эту задачу было не очень правильно, наверное, но желание супруги поговорить по дальсвязи с законным мужем вне графика точно не выглядело бы настолько же подозрительно, как внезапный обмен шифрованными данными с флотом, просто направляющимся к столице. Теоретически можно было бы сочинить приемлемую причину для такого поступка, но времени, скорее всего, не осталось вовсе. Задачу усложняла и необходимость таиться от Оберштайна, которого единогласно решили пока в детали операции не посвящать. Ульрих сразу согласился с Вольфом, что по долгу службы глава СБ должен был заподозрить заговор раньше их, а не пользоваться странным поведением кайзера в своих целях. Мало ли, вдруг гибель двух членов Триумвирата от рук заговорщиков его тоже вполне устраивает? И к Ройенталю, и к Кирхайсу этот человек испытывал заметную многим неприязнь. Проверять на практике, насколько она простирается, Миттельмайер не был готов. К счастью, сегодня визит Оберштайна к больному кайзеру вроде не был запланирован. Во всяком случае, когда вчера они с ним пересеклись, тот уже получил визу Лоэнграмма на своем проекте и собирался донести это до подчиненных. Еще один аргумент за то, чтобы не тянуть. Извлечение Райнхарда из лечебницы Ульрих взял на себя. Предлог был выбран так, чтобы ничего не заподозрили ни врачи-заговорщики, ни сам обмороченный кайзер. Несмотря на то, что большая часть населения Нового Рейха, включая бывших мятежников, была вполне довольна правлением Лоэнграмма, попадались и несогласные. С десяток заговоров за время, прошедшее с коронации, уже было раскрыто различными спецслужбами, но старая аристократия так и не смирилась окончательно с изменившимися порядками. До сих пор периодически гадил неуловимый Черный Лис, мстя за смещение с поста. На территории бывшего Альянса именно покушений пока не было, но лишь потому, что Райнхард давненько не посещал Новые Земли. Короче говоря, даже в наскоро придуманный фальшивый заговор кайзер сначала поверил бы без вопросов, и только потом принялся их задавать. Чтобы не терять время, Кесслер состряпал правдоподобное донесение из готовой вводной к плановым летним учениям. Благо вводная была очень подходящей – согласно ей, злоумышленники завладели списанной ракетой класса «земля-земля». Это прекрасно обосновывало, зачем понадобилось срочно вывозить кайзера в надежное место. Более того, совершенно разумным ходом будет объявить эвакуацию всей клиники. Что, естественно, усыпит бдительность настоящих заговорщиков. Через час после заседания у Миттельмайера на территорию клиники въехала целая колонна – две полицейские машины, пара больших автобусов и несколько специализированных автомобилей для транспортировки тяжелых больных. Ульрих никоим образом не хотел случайно подвергнуть опасности других пациентов клиники во время своей инсценировки. Заодно, распределив их по другим лечебницам, можно полностью исключить вариант, при котором врачи-сектанты попытаются взять невинных людей в заложники. В первую очередь разгрузили, разумеется, тот корпус, где находился кайзер. Райнхард вышел одетым в форму – и на своих ногах, лишь чуточку опираясь на плечо Кисслинга. Гюнтер был в курсе реального положения дел, но неплохо играл – по крайней мере, успешно делал вид, что не реагирует нервно на следующего за ним врача. Похоже, этот заговорщик собирается ехать с ними. Что ж, пускай. Обезвредить его будет проще, чем отказать и вызвать подозрения у остальных. –Ваш транспорт подан, – Кесслер поймал взгляд Лоэнграмма и мысленно ругнулся. Кайзер явно понимал, что ему говорят, спокойно направился к бронированной машине, пропустил вперед маленького ординарца с портфелем... но глаза Райнхарда казались абсолютно мертвыми. –Благодарю за службу, – негромко сказал он. И ни слова о сестре. Даже после того, как здания скрылись за очередным поворотом, Лоэнграмм не заговорил. Просто сидел, откинувшись на спинку, между Гюнтером и Эмилем, – Ульрих вспомнил имя мальчика. Тот, в свою очередь, сильно нервничал, постоянно выглядывал в окно. Естественно, пареньку никто правды не сказал, как и тем военным полицейским, которые сейчас помогают с эвакуацией. –Не надо так беспокоиться, Эмиль, – наконец обратил внимание на ординарца кайзер. – Здесь я умирать точно не собираюсь, – он взглянул на дорожный указатель и криво усмехнулся. – Некрасиво звучит, согласись, – могила Райнхарда Первого расположена между Гатом и Мистом. «Что ж, – подумал Кесслер, не отвлекаясь от вождения, – по крайней мере, чувство юмора ему не изменило. Вот только раньше он так похоронно не шутил». Он чуть сбавил скорость, прикинув, что за пределы условного радиуса поражения они уже выехали. Покосился на сидящего рядом врача. Похоже, ничего не подозревает. Пусть так и дальше продолжается, его уже на месте возьмут. Удачно, что он не стал рваться на заднее сиденье. С переднего куда сложнее дотянуться до Лоэнграмма. У Кисслинга, разумеется, рука на кобуре, так что если эта тварь попробует повернуться и что-то сделать, он среагирует быстрее. Причем колебаться не будет, так как тоже подозревал нехорошее и даже отправлял на анализ использованные ампулы, дабы удостовериться, что кайзера не пичкают чем-то наркотическим вместо нормальных лекарств. Но лучше все-таки, если обойдется без эксцессов. Ульрих не был особо суеверным, но сейчас ему очень хотелось то ли пальцы скрестить, то ли богам помолиться, чтобы все прошло нормально. И не зря – дорога, как назло, проложена так, что военный космопорт видно издалека. Ровные ряды кораблей чуть ли не до горизонта – конечно, куда такую красоту спрячешь? На любование видами Кесслер не отвлекался и потому не пропустил момент, когда заговорщик осознал, куда именно они едут, и запаниковал. Причем полез не назад, а к рулю. И закономерно получил кулаком в переносицу. Но его это не остановило. Наоборот, доктор словно озверел. Не замечая текущей по лицу крови и игнорируя выхватившего бластер Кисслинга, он продолжал тянуться туда же. Даже после двух выстрелов в корпус. Ульрих резко вывернул руль, чтобы противника отбросило на дверь, и затормозил. Врач хрипел, Эмиль держался за портфель с бумагами, которым успел стукнуть агрессора, а Райнхард смотрел на все это с немного ошарашенным видом. –Предатель, – выплюнул он наконец и отстегнул ремень. – Кесслер, вы его проморгали? –Нет, Ваше Величество, я знал, что он один из них, но вам ничего не угрожало, – честно говоря, у главы военной полиции сейчас окончательно отлегло от сердца. На какую-то ничтожную долю процента он еще допускал, что они все ошиблись. – Извините, что вам пришлось пройти через это. –Ничего, Кесслер, вы отлично сработали, – Лоэнграмм глубоко вдохнул. – Кисслинг, если можно, откройте окно. Дышать нечем. Запах в салоне действительно образовался неприятный. Не нащупав пульса на шее основного источника, Ульрих решительно вытащил его наружу и сообщил по рации, чтобы труп на обочине подобрали. Последние пару километров до «Беовульфа» доехали без приключений, за вычетом легкого сквозняка. Передав кайзера в руки Миттельмайера, Кесслер отправился назад, руководить допросом врачей-сектантов. Он был уверен, что убитый Кисслингом подонок не мог оказаться единственным замешанным в заговор. Хотя жаль, конечно, что Гюнтер не ограничился несмертельными ранениями, но это не его вина. Преступника иначе было не остановить, тот словно стимулятором обкололся... стоп. А может, и не «словно». Врач все же, мог и на самом деле что-то такое иметь при себе, чтобы незаметно принять. Ульрих потянулся к рации, но увидел на обочине только что подъехавшую труповозку, из которой как раз выгружались двое военных полицейских и эксперт. Притормозив рядом, распорядился проверить труп на стимуляторы и доложить как можно скорее. Затем все же включил рацию и предупредил отряд, которому предстояло до его прибытия поместить под арест персонал клиники. К счастью, предупреждение не запоздало. Интуиция Кирхайса подводила крайне редко. Вот и в этот раз, когда пришел внезапный вызов с Феззана, не получилось успокоиться, просто узнав, что связаться с ним захотела любимая женщина. Шестое чувство все яснее подсказывало, что дома не все в порядке. Собственно, оно немного ныло и раньше, еще на Хайнессене начало, но тогда Зигфрид списывал непонятные предчувствия на другие, вполне объяснимые причины. Не нравился ему бывший Альянс, пусть даже сейчас он и представлял собой нормальную часть Нового Рейха. Даже в немного большей степени успокоенную и законопослушную, чем фронтир при Гольденбаумах, – разве что немного вольнодумную, но закручивание гаек на этом участке было бы лишним и опасным действием. Сохраненная свобода слова позволяла безопасно стравливать демократический пар и отслеживать настроения в обществе. На данный момент люди, уже распробовавшие мирную жизнь, скептически относились к призывам вернуть все как было. Особенно если призывы исходили от людей, ранее приближенных к демократической власти и после победы Райнхарда потерявших неправедным путем добытые блага. Их было много больше, чем тех, кто писал пространные статьи о недостатках монархии и меритократии – не направленные напрямую против Рейха, но вполне прозрачно намекающие... Оскар эту демагогию не то чтобы не считал достойной внимания, просто относил к вопросам несрочным – и к тому же полагал, что репрессиями можно лишь превратить философствующих бездельников в мучеников за идею, что ни к чему хорошему в итоге не приведет. Нет, нельзя было сказать, что Ройенталь не справился со своей задачей. Получил-то он в свое время под управление форменный бардак на последнем издыхании, с чем даже Ян после нескольких бесед согласился. Официально советником при губернаторе его не назначили, конечно, но Оскар неоднократно приглашал отставного адмирала на рюмку чая и обсуждал с ним некоторые идеи. В том числе откровенно, без обиняков, делился своим мнением о наблюдаемой ситуации и некоторыми данными из области гражданской статистики, ранее простому адмиралу не особо доступными. И Райнхард, и Зигфрид об этом прекрасно знали, более того – оба одобрили такую тактику. Ян Вэньли в свое время ответил отказом на прямое предложение служить Рейху. Однако было ясно, что он еще мог изменить решение. А Райнхард не привык разбрасываться ценными кадрами. Кирхайс друга поддерживал, понимая, что долго сохранять нейтралитет и отсиживаться на пенсии у Яна не выйдет. Как бы искренне ни звучали тогда, после Вермиллиона, его слова об уходе в отставку. Мягкое убеждение дало свои плоды. Вэньли все еще не был готов сражаться за кайзера, но согласился занять должность в Феззанской Военной Академии. Некогда заштатное учебное заведение вдруг стало столичным, сменило название, и штат пришлось соответственно расширять, в том числе – на факультете военной истории. Названия любимой науки и обещанного доступа к библиотекам хватило, чтобы глаза Яна, потускневшие от наблюдений за соотечественниками, снова загорелись энтузиазмом. И вот он летит с ними. Конечно, отказался от каюты на «Барбароссе» или «Тристане», хотя и Зигфрид, и Оскар были бы рады принять его вместе с семьей. Выбрал немного менее комфортабельный транспортник, на котором возвращается гражданский персонал. Но при этом не возражает против того, чтобы раз-другой посетить флагманы и разделить трапезу с имперскими адмиралами. Это напоминало Кирхайсу странную игру, однако он относился к поведению Яна с уважением. И все же каждый раз, когда тот – один или в сопровождении приемного сына, – садился в шаттл, чтобы вернуться к жене, Зигфрид не мог отделаться от чувства, которое, должно быть, испытывает взрослый, видя чужого ребенка, убегающего от выдуманной угрозы в сторону реальной опасности вроде обрыва или проезжей части. Свернет ли? Сообразит ли прервать игру вовремя? Вроде и права вмешаться нет, и совесть не позволяет бездействовать... Еще одна из причин, державших Кирхайса в постоянном напряжении. Не настолько сильном, чтобы заговорить об этом с самим Яном. Тот наверняка начал бы подводить все под какую-нибудь теорию о том, что имперцы по-другому смотрят на вещи, не понимают демократических особенностей мировосприятия, и так далее, и тому подобное. Иногда об этом было интересно послушать, в самом деле взглянуть на мир под другим углом, – но Зигфрид всегда внутренне ежился, когда более взрослые люди говорили глупости из желания поскорее уложить в понятные им рамки очевидно не лезущие туда понятия, упростить сложное и усложнить простое. Будь у него хоть какие-то реальные факты на руках, он предъявил бы их Вэньли не задумываясь. Но смутное неприятное ощущение до самого звонка жены оставалось таким неопределенным, что, пожалуй, Кирхайс и с лучшим другом бы об этом говорить не стал. Зато, когда Аннерозе появилась на экране – чем-то взволнованная, изо всех сил пытающаяся улыбаться и казаться спокойной, интуиция взвыла тревожной сиреной. До нытья в непроизвольно сжавшихся зубах и желания срочно изменить полетный план. Он не без труда подыграл супруге, принял пакет данных, якобы – невинных фотографий, и выслушал рассказ о состоянии здоровья Райнхарда. Также Анхен говорила о том, что скучает, хотела бы поскорее его увидеть, предлагала куда-нибудь съездить... Тренированный разум легко выделил два ключа, которые любимая постаралась вплести в безобидные предложения. Во-первых, она сравнила парк у клиники с уголком дворцового, и сразу после этого назвала лекарство, которое принимает ее брат. Во-вторых – упомянула в числе прочих мест для отдыха Кройзнах-3, назвав его мирным и тихим местом, таким же, как корабль в пути. Простейший шифр, только для человека со стороны намеки не слишком очевидны. Но что-то менее прозрачное пришлось бы расшифровывать дольше. Аннерозе хотела, чтобы Зигфрид сразу обратил внимание и понял: и Райнхарду, и ему угрожает серьезная опасность. Одна из фотографий, которые Кирхайс, не оставляя копии, перенес к себе на защищенный комм, представляла собой закодированное личным ключом Миттельмайера послание от него и Кесслера. Отчет о проделанной работе, планируемых мерах, – и предупреждение о крайне вероятной атаке. Да, у этих двоих были основания предполагать, что согласно плану заговорщиков Ройенталь и Кирхайс до Феззана долететь не должны. А это могло означать, если отбросить маловероятные способы типа нападения неизвестного врага на вполне пристойный объединенный флот, лишь одно из двух. Либо одновременную диверсию на борту обоих флагманов перед последним или предпоследним прыжком, либо покушение на жизнь флот-адмиралов, не затрагивающее остальных членов команды. Возможной целью мог оказаться и Ян. С тем же успехом, – эта мысль уже пришла в голову Зигфриду, в послании ее не было, – отставного адмирала с семейством планировали выставить козлами отпущения. Что, впрочем, не гарантировало сохранения им жизни. Диверсия на кораблях – или одном корабле, – Кирхайсу представлялась способом более надежным и менее заметным для непосвященных в заговор, но раз уж речь зашла о фанатиках... Зигфрид вздрогнул, невольно вспомнив тех паломников. Они отнюдь не напоминали ему образ, нарисованный в отчете Ульриха. С другой стороны, фасад и должен выглядеть прилично, тогда за ним можно спрятать любой ужас. Мало кто доверит самое дорогое негодяю, если тот не убедит большинство, будто обладает незапятнанной репутацией. Самое дорогое... Кирхайс закусил губу. Сердце кольнуло тревожной болью. Кесслер не слишком распространялся о том, что сделали с Райнхардом, заверил лишь, что сейчас тот в безопасности и ничего необратимого не случилось, но Зигфрид никогда не отличался скудостью воображения. Нет, он понимал: бессмысленно казнить себя за то, что его не было рядом с другом в решающий момент. Возможно, терраисты провели бы и его, ведь он не видел в них угрозы. Как не видел в Ансбахе, пока... Не время об этом думать. Не время вспоминать про Гайерсбург. Ни про Ансбаха, ни про еще одного человека, которого Кесслер тоже упомянул. Здесь и сейчас угроза совсем другая. И пока Кирхайс с ней не разберется, на Райнхарде и его теперешнем состоянии не стоит зацикливаться. Мысли другу ничем не помогут. Нужно для начала вернуться к нему живым. А там они уже справятся с чем угодно, как справлялись всегда. Какой бы жуткой ни казалась проблема. Успокоив себя, Зигфрид еще раз пробежал глазами текст. Затем медленно выдохнул, закрыл донесение и отдал пару мелких распоряжений. До конца версию с диверсией он исключать не имел права. Очень хотелось связаться с Оскаром, но зачем возбуждать лишние подозрения? Он и так прилетит через час. Плановое короткое совещание, которое нельзя провести дистанционно. Еще два дня назад это были обычные посиделки с бокалом вина, действительно нужные Ройенталю – тот таким образом стравливал накопившееся за губернаторский срок напряжение. Иначе ушел бы в запой на все время полета. Выпивая же с Кирхайсом или Яном, он держал себя в рамках и заодно делился частью наболевшего. Тем, что никак не получалось держать в себе. Вот и на сей раз он пришел с аккуратным портфелем, из которого достал бутылку. Зигфрид вздохнул, понимая, что сейчас испортит Оскару настроение, и предельно мягко сообщил дурные вести. Ройенталь витиевато выругался, поставив при этом мать-Терру в несколько астрономически невозможных поз. Затем прошелся по Оберштайну, выразив надежду, что на сей раз его наконец-то расстреляют за профнепригодность, и наконец перешел от излияния души к конструктивным предложениям. –Нужно что-то делать, Кирхайс. Самое поганое, что мы не знаем точного времени, можем только догадываться... Предлагаю их спровоцировать. Это же немыслимо – ждать, пока какая-нибудь сволочь не кинется на тебя, бояться отравы в каждом глотке, – он с тоской посмотрел на бутылку и отодвинул подальше. – Хель, до ваших слов я был готов отдать руку на отсечение за любого из моих людей. –Как и я, – невесело согласился Зигфрид. – Хотя кое-какие подсказки Кесслер смог прислать, сомневаюсь, что они помогут. Сайоксинистов я у себя и раньше старался не держать. Это... мерзость. Позор, что такую дрянь вообще применяли в армии. И тем более – то, что оно попало в руки гражданских, – его передернуло от воспоминания о Кройзнахе и мыслей о том, какие задачи с помощью сайоксина могли решать сектанты. –Я вроде тоже таких не брал, – Оскар пожал плечами. – Ладно, но на провокацию-то вы согласны? –В принципе, это разумный вариант, Ройенталь. Главный вопрос – что именно с гарантией заставит их действовать? Если они не готовят диверсию с двигателями или реактором, то логично напасть, когда мы вместе. –Вот как сейчас, – Оскар с хищной усмешкой покосился на дверь, словно желая, чтобы какой-нибудь сектант с перекошенной рожей вбежал сюда немедленно. Осознанно или нет, но рука Ройенталя потянулась к кобуре. Однако дверь не открылась. Без веской причины или прямого вызова никто из команды не стал бы нарушать уединение флот-адмиралов. –Сейчас – вряд ли, – Кирхайс опустился в кресло. – Я бы на их месте до коридора подождал. Пока мы на территории Новых Земель, бывшей вражеской, а это значит, что все от старших офицеров до последнего техника подсознательно ждут подвоха. Расслабятся, только когда до столицы будет рукой подать. –Но если покушение произойдет на Новых Землях, логично будет обвинить недовольных моим губернаторством, – Оскар тоже сел. – Я так понимаю, эти сектанты не хотели бы возбуждать подозрения в свой адрес. –Да в любом случае, не раскопай Миттельмайер и Кесслер этот заговор, Оберштайн повесил бы всех собак на Яна, например. –О да, – Ройенталь осклабился. – Представляю результат его расследования – Ян протащил на корабль опытного розенриттера и спецагента контрразведки Альянса под видом жены и приемного сына. Которые нас с вами и... того. Для пущей уверенности надо в качестве улики оставить десантный топор. Причем отравленный. В моей бездыханной груди. –Хватит, – от черного юмора в исполнении Оскара Зигфриду стало только тошнее. – Спасибо, конечно, что пытаетесь разрядить обстановку. Просто я задумался, стоит ли их посвящать в наш план. –Если отбросить некоторые завихрения на демократической почве, то Ян Вэньли – вполне разумный человек. Я думаю, он поймет и мешать не станет. Но притворщик из него никудышный. Чем дальше, тем меньше Райнхарду нравилось происходящее. Внешне он не подавал виду, не желая казаться параноиком, но поведение Миттельмайера и Кесслера выглядело и в самом деле подозрительно. Как будто именно это они и планировали с самого начала – привезти его на корабль и надежно запереть. Забрать из клиники, оговорив врачей... а тот, убитый на его глазах, в самом деле был преступником или же пытался спасти пациента от заговорщиков? Лоэнграмм замер и прикусил согнутый палец, пробуя сосредоточиться на логике. Для испуганного штатского, пытающегося геройствовать, врач вел себя слишком странно. Как будто его целью было устроить аварию, угробив их всех. Лишь бы не дать Кесслеру привезти его сюда, в условно безопасное место. Впрочем, это все еще могла бы инсценировка от начала до конца, с использованием одноразовой пешки-смертника. «Оберштайн заразен», – промелькнула невеселая мысль и тут же кристаллизовалась в четкую идею. Действительно, ему срочно нужен глава СБ. Пусть отчитается о том, что происходит снаружи. И если он подтвердит версию Ульриха, то можно успокоиться: Волк привез своего кайзера на «Беовульф» и уступил собственную каюту исключительно из соображений безопасности, точка. –Эмиль, – негромко позвал он ординарца, – передай флот-адмиралу Миттельмайеру, что я хочу видеть Оберштайна. Чем скорее, тем лучше. «И, кстати, какого йотуна Пауль оказался не в курсе заговора? Это его люди должны были первыми спасти меня, если подумать, а вовсе не Кесслер. Пожалуй, это дело будет стоить Оберштайну как минимум плаща и должности, если меня не удовлетворит доклад», – придя к этой мысли, Райнхард снова остановился и позволил себе сесть в кресло. Чувствовал он себя вполне нормально – заговорщики или нет, проклятые врачи действительно лечили его неплохо, – но несколько растерянно, и из-за этого хотелось метаться по комнате, как лев в клетке, гоняясь за неуловимыми мыслями. А может быть, убегая от тех из них, которые обдумывать совсем не хотелось. Он кивнул вернувшемуся Эмилю на графин с водой, в которой плавала долька лимона. Во рту пересохло, но встать и обслужить себя значило снова начать бессмысленное хождение. Голова все же чуть-чуть кружилась, это значило, что он непременно снова на что-нибудь наткнется, посадит синяк и расстроит юного ординарца. Лоэнграмм невольно бросил взгляд на запястье, которым ударился о ручку двери буквально вчера. Или позавчера? Да, точно, они с Паулем как раз что-то обсуждали, и он неудачно махнул рукой. Во всяком случае, свежий багровый кровоподтек глаз совсем не радовал. Дверь приоткрылась, но заглянул в нее Кисслинг, а не кто-либо еще. –Генерал-полковник Мориц из медслужбы спрашивает, не возражаете ли вы против небольшого осмотра, – прозвучало это естественно, но всколыхнуло затихшую было паранойю. –Возражаю, – Райнхард уставился в почти допитый стакан. Отражение определенно упрекало его в безрассудстве и мальчишестве, но по крайней мере ближайшие несколько часов хотелось отдохнуть от внимания медиков. До вечера, когда снова придет время принять лекарства. – Я в полном порядке. Мысль о лечении вильнула хвостом, заставив задуматься, почему, если заговорщики были среди врачей, их действия не шли ему во вред. Райнхард ведь давненько уже не чувствовал себя настолько хорошо и не мыслил так ясно. Ах да, конечно, ухудшение состояния здоровья ведь заметили бы, и не получилось бы затащить его в клинику... но зачем именно туда, если у них была ракета? Он приложил холодный стакан ко лбу. Надо было не отпускать Ульриха, а расспросить подробнее. Волк вряд ли знает все детали. И вообще... можно ли в полной мере доверять Миттельмайеру? Голова закружилась сильнее, выпитая кисловатая вода подступила к горлу. Только что четкая, пусть и безрадостная картина мира начала распадаться на куски, как проигравшая времени мозаика. Он доверяет Волку. Доверяет безоговорочно, еще с той ночи... если Вольфганг однажды возразит ему, это будет значить, что стоит задуматься, прав ли он, Райнхард... Вольф единственный близкий человек, который у него остался, его нельзя отпускать, он защитит... от чего угодно защитит, да? Но ведь у него столько причин желать кайзеру Лоэнграмму умереть, что только у проклятых демократов больше. Именно потому, что Райнхард так на него всегда полагался. Разве нет? Особенно в вопросах с Ройенталем... нет, нельзя говорить о Ройентале, эта тема мертва и похоронена. Но Миттельмайер вполне может хотеть отомстить. Лоэнграмм на его месте хотел бы. Присяга – да что там присяга, как будто он сам не присягал Гольденбауму... И Кесслер. Он ведь может держать на Лоэнграмма зуб – хотя бы за Кляйнгельт. Хель побери, где подевался Оберштайн? Он вообще жив там еще? Как он смеет не являться по первому зову?