Светлая королева

      Тело ощущалось приятно тяжёлым и разомлевшим, а глаза упрямо не хотели открываться, хотя там, где-то во внешнем мире, близко и одновременно недосягаемо далеко продолжал звучать голос — любимый, родной, узнаваемый среди тысяч других голосов, наречий и языков. За время, проведённое при османском дворе, Владу почти полностью удалось избавиться от акцента, и турецкий в его исполнении стал звучать так же легко и свободно, как родной валашский. Когда он что-то читал, его голос становился удивительно мелодичным, успокаивающим, убаюкивающим, и где-то на грани сна и яви Лале вдруг живо представилось, как этот же голос мог бы спеть колыбельную. Воистину Аллах благословит дитя, чьим отцом когда-нибудь станет Влад. Эта бессознательная мысль вдруг кольнула сердце, заставив девушку вздрогнуть и резко проснуться. Нависающее над ней умиротворённое лицо вмиг приобрело взволнованное выражение, а между тёмных бровей пролегла знакомая хмурая складочка. — Лале? — нежно, едва касаясь, юноша провёл ладонью по девичьим волосам, чуть задевая большим пальцем висок. — Что такое? Девушка сумела лишь отрицательно качнуть головой, робко накрыв его пальцы своими, не позволяя убрать, чтобы продлить невинное касание, сделав чуточку реальнее давно и бесследно ускользнувший сон. Не было ничего более естественного, чем Влад, читающий на турецком. Не было ничего более правильного, чем мелодичное имя «Лале», ласковым шёпотом скрывающееся с его губ. Не было совершенно ничего запретного или постыдного в том, что племянница султана и принц-чужеземец были одни в небольшой комнатке, расположившись вдвоём на тесной маленькой кушетке перед горящим камином. Влад сидел, расслабленно привалившись спиной к мягкому изголовью, с раскрытой книгой в руках. А Лале лежала головой у него на бёдрах и с упоением слушала, как он читал вслух что-то про далёкие морские путешествия, про большие парусные корабли, бороздящие бескрайнюю водную гладь, про луну и звёзды, указующие храбрым исследователям новые пути. Юноша всё ещё хмурился в ожидании явно позабытого ответа, пока девушка медленно потянула руку к его лицу, желая разгладить смурную морщинку. На эту её попытку он улыбнулся, так чисто, искренне, как уже никогда не сможет, и Лайе, знающей это на века вперёд, до ноющей боли в груди захотелось остаться в этом давно прожитом и забытом воспоминании навсегда. Наверное, Владу тоже очень этого хотелось, когда Ноэ неосторожно вытянул из него этот сокровенный момент прошлого на том необитаемом скалистом берегу, где бескрайнее море разливалось у самых ног, где ждал корабль, готовый унести его к луне и звёздам, но не было той, с кем он однажды разделил эту мечту, полную юношеских амбиций и предвкушения того самого прекрасного далёка. Воспоминание вырвалось из темницы разума и захлестнуло его, и он нырнул в него как в омут, позволив себе упустить концентрацию и потерять контроль, чтобы его мгновенно перехватила никогда недремлющая, ждущая удобного момента тьма. Лайя завороженно водила пальцами по его лицу — ещё такому юному, такому… живому, нетронутому неизбывным опытом прожитых во тьме столетий. — Там было что-то про больших-больших рыб, или мне это приснилось? — голос Лале звучал чуть хрипло после сна, и это заставило Влада улыбнуться ещё раз, так, что смешинки достигли уголков его глаз, окончательно стерев с лица прежние признаки волнения. — И всё-таки моё чтение усыпляет, — фраза была знакомой. Лайя ждала её и знала, что он ответит именно так. Оказывается, она слишком хорошо помнила ту ночь и те записки путешественника про море, накануне доставленные в библиотеку. Ей как раз нужно было почитать что-то на тему большой воды, чтобы суметь её перенести на холст. Или послушать… — Было-было, только автор называет их не рыбами, а… — Влад вернулся к тексту книги, отыскивая глазами нужное слово. — Дельфинами! Вот, посмотри, тут даже рисунок есть. Он помог девушке приподняться, изменив своё и её положения таким образом, чтобы ей стало удобнее заглянуть в разворот. В границах прошитых бичевой листов плескалась вода, по которой били мощные зеркально-гладкие хвосты странной формы, будто норовя выплеснуться из границ двухмерной реальности. Лайе потребовалось время, чтобы осознать, что ломали реальность вовсе не нарисованные углём существа, диковинные воображению юной османки, а она сама, причём, совершенно того не желая. — Какие они… красивые, — наконец определившись с подходящим описанием, восторженно прошептала Лале, осторожно трогая страницу кончиками пальцев. Влад накрыл её тонкую ручку своей большой и тёплой ладонью. — Как бы я хотел однажды увидеть их своими глазами, — по голосу было слышно, как он улыбается. Совсем мальчишеской ещё улыбкой. — Чтобы узнать, добрые они или злые, прежде чем показать их тебе. Лайя повернулась на звук его тихого голоса и тут же утонула в небесном взгляде. Она ничего не искала в его глазах, но видела это, даже не задавая собственных вопросов и не ища ответы на чужие. Никогда — в полную силу, никогда — до реальности. Всё потому, что Влад запрещал себе чувствовать в полную силу, зная, что не выдержит. Ведь неотъемлемым спутником его эмоциональной гаммы была боль потерь, способная в одно ничтожное мгновение образовать всепоглощающую чёрную дыру на месте, где могла бы быть радость, удивление, интерес или любая другая эмоция, которою бы он позволил себе ощутить по-настоящему. Когда реальность перестала вращаться по спирали Млечного Пути в его глазах, когда истаяла трепетная нежность его губ на губах, а из ощущений остался только пронизывающий холод и зарождающийся в душе страх неопределенности, Лайя позволила себе открыть глаза. Больше не было маленькой уютной комнатки в лабиринтах султанского дворца, не было горящего камина и книжных полок — всё это сгинуло в безвозвратно ушедшем прошлом, которое невозможно оживить ни воспоминаниями, ни самыми могучими артефактами. Всё прошло. Кануло в бездну вместе с наивными мечтами — такими амбициозными, но такими безнадежно глупыми. Лайя вновь обнаружила себя на каменном пляже лицом к лицу с беснующимся морем, вздымающимся волнами, многократно превышающими человеческий рост. Штормовой ветер ревел голодным зверем и сбивал с ног, вода с грохотом обрушивалась на сушу, а почерневшие небеса низвергали молнии и взрывались раскатами грома. Ноэ рядом не оказалось. Насколько хватало возможностей зрения, рядом не было ни единой души, кроме тёмного силуэта, застывшего на фоне упорно накатывающей огромной волны, которой суждено было разбиться миллионами брызг, так и не достигнув цели. Влад стоял среди скал, сам похожий на скалу — монолит из чёрного обсидиана — не подвластный бушующим вокруг стихиям. Энергия, что непрерывно сочилась из него в окружающее пространство, словно кровь из открытой раны, — чёрная, тяжёлая и смертоносная — превращала солёные брызги в сотни тысяч льдинок, замерзающих на лету и окутывающих прибрежные камни тонкой льдисто-снежной вуалью. Лайя задумалась: чьё это могло быть воспоминание? Ноэ? Которого рядом не было. Самого Влада? Или это были замешанные на любопытстве её собственные попытки домыслить и вообразить, что же происходило после?.. И кем был тот, кто стоял сейчас лицом к волнам, окутанный мантией тьмы? — Влад?.. — грохот пытающихся превозмочь друг друга стихий поглотил её робкий оклик. Ледяной ветер хлестал в лицо, кусачим холодом обжигая губы. Даже если бы он слышал её, даже если слушал, то не ответил бы. Она не стала пытаться. Вместо того, чтобы напрасно звать, она пошла к нему, совершенно не думая о том, сколь многое ей позволено в этой реальности. Откуда-то она знала, наперекор отчаянному желанию вмешаться, что это невозможно. Она не сможет отменить того, что уже произошло, будь оно сном или явью. Всё уже случилось так или иначе. Всё уже прошло. — Влад, — Лайя тронула кончиками пальцев тяжело колышущийся на ветру плащ, скользнула ладонью по плечу. Обсидиановая статуя не дрогнула, не сдвинулась, даже не вздохнула, продолжая изливать в пространство губительную энергию своей тёмной сущности. Тогда она обошла его, чтобы заглянуть в лицо. Не чтобы заставить его себя заметить — невозможно — её здесь не было и не могло быть, но чтобы знать. Зачем? На этот вопрос у неё не было ответа, как и на великое множество иных. Ей просто нужно было его увидеть. Лицо в глубине наброшенного на голову капюшона белее мрамора, тени под глазами настолько явные, что напоминают не усталость, а следы ударов. Челюсти сжаты до беззвучного скрипа, играют желваки, а о высокие заострённые скулы и покрывающую их полосу тёмной щетины, кажется, можно порезаться, если осмелиться прикоснуться. В неотрывно смотрящих сквозь неё глазах цвета стали бушует буря стократ сильнее той, что терзает море позади. Но взгляд не затянут тьмой, он не бездушный, не пустой. Несмотря на всё то, нечеловеческое, что творилось вокруг, взгляд — человеческий. В нём не было слёз скорби и сожаления, аура тьмы ни за что не дала бы им воли, лишь немая, невидимая и никому не доступная агония борьбы. Того, кем он когда-то был, с тем, кем он выбрал стать. Лайя уже убедилась, что он её не видит и не чувствует. Что для него она не рядом, ведь той страшной ночью среди тех мёртвых скал, крошащихся в пыль под его тёмной мощью, её не было. — Влад, — никто не мог отнять у неё право пытаться. Пытаться совладать с болезненной необходимостью позвать его, коснуться, утешить, сделать хоть что-нибудь, даже если ни ему, ни ей это не принесёт облегчения. — Мой Ладо… — Лайя тронула пальцами его щеку — будто погладила камень — коснулась груди. В её действиях больше не было робости, не было страха, но и ожидания какой-либо реакции тоже не было. Просто так было нужно ей самой. Ведь это единственное, чем она могла скрасить своё бессилие. Прижавшись щекой к его груди, Лайя замерла, отстраненно размышляя о том, сколько раз Ноэ за свои бесцеремонные попытки влезть в чужую душу действительно заслужил быть живьём придушенным; о том, сколько таких вот чаянно-нечаянных попыток с принудительными путешествиями в прошлое подстегнуло Влада не сдаваться и продолжать борьбу. — Мы встретимся, — прошептала девушка, и ветер поглотил её слова. — Обязательно встретимся, любимый. Под луной и звёздами мы с тобой будем смотреть на дельфинов, как и мечтали когда-то. Просто ты ещё в это не веришь. Как и Лайя не верила в то, что, выпав из объективной реальности где-то под безымянной горой, она проснётся в замке, в тишине и предрассветном сумраке одной из множества его роскошных спален. Если ещё каких-то пару месяцев назад после такого спонтанного «путешествия» она бы сначала долго отходила от шока, после чего гарантировано сочла бы себя сумасшедшей, то сегодня она лишь пообещала себе как можно быстрее привыкнуть к тому, что отныне являлось неотъемлемой частью её самой. Ведь далеко не всё из случившегося было заслугой Ноэ и его тёмных талантов, в чем-то проявила себя и её собственная инициатива, реализованная её постепенно обретаемыми возможностями. — Ноэ?.. — Лайя окликнула беса машинально, хотя и понимала, что у него не было причин задерживаться — он и так в который раз дал ей больше информации, чем она смела рассчитывать. Дальше — сама. И это его туманное напутствие более, чем справедливо. Оставалось надеяться, Ноэ не обидится на неё в очередной раз… Лайя не знала, который сейчас час. Более того, её не очень-то интересовал ответ на этот посредственный вопрос. Это больше не было важно и вовсе не определяло того, что она могла делать, а что нет. Ей больше не нужно было спрашивать позволения и дожидаться сопровождения, чтобы не заблудиться и не забрести туда, откуда она не смогла бы выбраться самостоятельно, не подвергнув себя опасности. Воспоминания о таких моментах казались ей теперь бесконечно далёкими, не вызывающими и намёка на прежний страх — лишь грустную улыбку. Ведь то были их первые моменты наедине, когда Влад мог… имел право пойти на поводу своих желаний и открыть ей правду. Мог назвать её своей. И чего на самом деле ему стоило этого не делать только из страха лишиться последней надежды, опадающей лепестками увядающей розы, как в том популярном сказочном сюжете? Интересно, какую его версию довелось прочесть Владу? И была ли ему нужда: читать то, что в той или иной мере сбылось как часть его жизни? А если ту розу, на которую Лайя в свои редкие визиты в библиотеку вообще не обращала внимания и ассоциировала её ни с чем иным как элементом декора, Владу тоже подарил Ноэ, то Лайя, пожалуй, как-нибудь подарит этому неугомонному шуту Библию — шутки ради, разумеется. В библиотечном крыле, как и во всём замке, ещё царствовала ночь, не желая уступать подкрадывающемуся рассвету. Прохладный воздух был наполнен специфическими запахами дерева, книг и тонким, едва уловимым ароматом переплавленного воска. Лайя решила поддержать атмосферу и вместо выключателя направилась к небольшому столику-конторке у стены, где недолго порылась в одном из маленьких ящичков в поисках свежей свечки и зажигалки. Или спичек… Крохотный огонёчек вспыхнул, поглотив алую каплю серы, и оранжевым всполохом озарил темноту, прежде чем послушно перетек на древесный фитиль, принявшись плавить воск. В дымном облачке от горения Лайя распознала аромат сандала в смеси с чем-то цитрусовым — ненавязчивым, но ощутимым. Свечка оказалась ароматической. Эта мимоходом отмеченная деталь заставила девушку улыбнуться. Без конкретной причины, просто от окутавшего её ощущения чего-то уютного, родного и правильного. Как если бы не было ничего более естественного, чем бродить во мраке, прогоняемом язычком пламени на кончике одинокой свечи, по коридорам огромного хранилища книг, вмещающем в себя историю десятков, если не сотен поколений давно не существующих людей. На маленьком столике среди возвышающихся над ним стеллажей всё ещё стоял тот самый «элемент декора» — одинокая стабилизированная роза, накрытая прозрачным колпаком. Она всё также безмятежно цвела, не показывая признаков увядания и не утратив ни единого лепестка. В темноте восприятие цвета искажалось, и Лайе пришлось подойти к столику почти вплотную, чтобы в огненном ореольчике свечи заметить, что роза не алая, а иссиня-чёрная, словно выросшая из самого мрака, а прожилки её упруго прилегающих друг к другу лепестков наполнены лазурным свечением — пульсирующим, будто живым, ударяющимся о прозрачные стенки купола радужными зарядами плазмы. Точь-в-точь как в светильнике Теслы из какой-нибудь сувенирной лавки с изотерической всячиной. А ведь Влад мог бы просто выкинуть или вовсе не вспоминать о существовании этой странной розы в глубинах своей библиотеки. Но он не выкинул, не уничтожил. Он изменил её под себя в соответствии с изменениями, через которые прошёл сам. Он вспомнил и даже нашёл для этого время, а значит эта вещь была для него чем-то более значимым, чем «какой-то декор». Лайя в задумчивости коснулась прозрачного купола кончиком пальца, почувствовав кожей лёгкую вибрацию, озарившую окружающее пространство очередной вспышкой. У Милли когда-то был похожий ночник, только без розы внутри. Полый герметичный шар, отзывающийся цветными вспышками на прикосновение. Пока однажды не разбился, хлопнувшись об пол в облачке газа, лишившегося своего вместилища. Еще пару раз тронув купол и вдоволь налюбовавшись эффектом, Лайя решила на обратном пути непременно забрать вещицу с собой, после чего побрела дальше исследовать ряды стеллажей. Почему-то раньше что они сами, что их бесконечное наполнение ужасали её, казавшись непреодолимыми. Не только по причине того, что до большей части содержимого ей не позволял добраться рост, но ещё и потому, что ни одной жизни не хватит, чтобы прочесть всё это, даже если задаться конкретной целью и остаться жить в этих стенах, среди рукописей, книг, газет, журналов и многого-многого иного, чему, дожив до двадцати четырех лет и получив образование искусствоведа, девушка не сразу смогла бы дать название. Сейчас прежний ореол непостижимости спал как-то сам собой, вместе со страхом заблудиться в темноте или оказаться придавленной тонной книг, случайно задетых в упрямой попытке достать что-то наверняка не слишком интересное, стоящее выше протянутой руки. Глаза больше не разбегались от несметного количество разнокалиберных корешков, воображение не болело от обилия нечитаемых надписей на незнакомых языках, не возникало холодком бегущего по позвоночнику ощущения отрыва от реальности. Вместо всего этого — чёткое понимание цели и объективность в осознании доступных способов её достижения. Наверняка, у этой библиотеки давно имелась электронная база поиска, ведь в разное время сюда допускались простые обыватели, ведомые любопытством или более продуктивными академическими целями. Да, в этом Лайя не сомневалась, как и в том, что нужная ей книга вряд ли кому-либо когда-либо попадалась на глаза. Дневник безымянного для мировой истории путешественника, жившего и бороздившего неведомые человечеству просторы до всемирно воспетой эпохи Великих географических открытий, с которых традиционно начинались все современные учебники географии. Кто-то из гостивших при османском дворе, чьё лицо среди бесконечной череды других Лайя сейчас не смогла бы вспомнить, даже очень постаравшись, подарил султану ничем непримечательную, уже тогда заметно истрепавшуюся книжку, которую в числе собрания прочих слугам было приказано разобрать и систематизировать для султанской библиотеки. В одной из учебных комнат, дожидаясь своего часа, лежала целая книжная гора. Аслан даже споткнулся и умудрился подопнуть мыском сапога вывалившийся ему прямо под ноги неизвестный экземпляр. Влад тогда в шутку пожурил друга за столь попустительское отношение к многолетнему труду множества людей, поднял отлетевшую к стене книжку и всмотрелся в её разворот. Следующее воспоминание Лале, связанное с этой книгой, относилось к тому вечеру, когда Влад читал её ей у горящего камина. Про бескрайнее море, которое она никогда не видела, про больших диковинных рыб, не покрытых чешуей и высоко выпрыгивающих из волн. Никто из них тогда не думал, насколько наивна, дерзка и несбыточна окажется их мечта о том, что чужеземному наследнику вассального княжества позволено будет увести члена правящей семьи могущественной империи османов в безрассудное и опасное морское путешествие, руководствуясь исключительно романтическими представлениями о совместном будущем. Да, морского путешествия с ними тогда так и не случилось. Вместо дельфинов была пущенная в погоню за беглецами конница, а вместо водной глади и лунной дороги — болотные топи и горные тропы, норовящие сгубить в своей зловонной пучине коней вместе с их уставшими седоками. Сквозь лабиринты книжных полок Лайю вели воспоминания, а не зрение и иные привычные ориентиры реальности. Большая свеча медленно истекала воском в её руках, наполняя воздух ароматом, пока слабый источник света, что она давала, не упёрся в глухую стену. Лайя не припомнила, чтобы доходила до неё раньше и не исключала, что она была одной из тех многочисленных граней алмаза реальности, которую ей не позволено было заметить человеческими глазами. Которую, будучи прежней собой, она просто не смогла бы постичь. Стена являла собой карту, точнее, объединённое в цельную композицию собрание из множества карт, отражающих географическое деление мира прошлого и современного, с учётом совершающихся географических открытий и политических завоеваний. Соответствуя эпохе создания, что-то было нарисовано, подобно фреске, что-то — уже напечатано, что-то — помечено от руки следом чернил контрастного цвета или воткнутым прямо в стену остриём — иглой, кнопкой со шляпкой в форме уробороса, даже ножом?.. Глядя вслед изящному тонкому лезвию, Лайя живо представила себе момент в динамике. Как Влад метнул нож в нужном направлении, или как могучая рука вонзила клинок в стену, намертво закрепляя то, что требовалось удержать на месте. Среди таких «заметок», рассредоточенных по уменьшенной в масштабе копии мира, не значилось ни конкретных лиц, ни имён, только лишённые контекста вырезки текстов. Девушке не потребовалось много времени, чтобы по звучащему в мыслях голосу опознать один — для неё особенный. Рукописные буквы древнего текста обрамляли рисунок — удивительно натуралистичное чёрно-белое изображение выныривающих дельфинов на фоне размытых, растушёванных облаков, за неровно оборванный край пришпиленное к карте. Лайя проследила взглядом и пальцем путь, ведущий к точке, отмеченной клинком. На современную карту она проецировалась где-то между Австралией и Новой Зеландией. Руки зачесались достать телефон и загуглить местоположение, перепроверить, а заодно чётче визуализировать для себя место, где она никогда не была и в этой жизни даже не загадывала оказаться. Ведь там наверняка не находилось музеев с коллекциями мирового значения. А вот ядовитых, неизвестных ранее существ, напротив, там обнаруживали гораздо чаще, чем сто̀ящие внимания произведения искусства или их потенциальных создателей. Но телефона Лайя под рукой не держала. За ненадобностью, по больше части, и теперь могла призвать себе на помощь разве что собственное воображение. А этого казалось до грызущей обиды недостаточно на фоне уже сделанного Владом. Он сберёг книгу, сопоставил приведённые в ней подсказки с современностью и смог вычислить вполне конкретные координаты, обозначив их заметнее всего остального на стене… Или просто Лайя точно знала, куда смотреть, чувствуя, что её взгляд, блуждая по просторам карты, раз за разом неизменно возвращался к торчащей из стены рукояти. Движимая любопытством, девушка попробовала подсмотреть через прикосновение, как это часто случалось с заряженными чужой энергией предметами в её руках, но миг спустя вынуждена была отдёрнуть пальцы и стиснуть зубы, сдерживая рвущийся из горла стон. Кожу в месте касания болезненно обожгло, словно рукоять едва успела покинуть доменную печь и всё ещё была раскалена. Несколько долгих мгновений ушло на то, чтобы сопоставить ощущения с короткими вспышками видений и понять, что нож был серебряным, а пользовался им Влад, ещё будучи тёмным. Но… зачем? Чуть дрожащими от накатившего волнения пальцами Лайя коснулась вырванной страницы. При естественном течении вещей не слишком качественная бумага, которую мог себе позволить простой путешественник тех времён, давно должна была бы истлеть и разрушиться, сделав рисунок и текст нечитаемыми, однако всё выглядело и ощущалось так, будто ещё вчера этот лист был совсем новым, готовым выдержать долгое плавание и не слишком аккуратное обращение с ним путешественника, который рисовал углём прямо на палубе корабля, под крики экипажа и брызги волн, неугомонно бьющихся о корму. Рисовал он спешно, а потому отрывисто, боясь что увиденное им померкнет, что недолговечная память исказит или вовсе сотрёт детали, как сам он стирал пальцами грубые штрихи угля, слишком тёмные там, где должен был падать свет, отражаясь от гладкого мокрого тела чудесных созданий, показывающихся на миг из морской пучины, чтобы в ней же бесследно исчезнуть… Лайе вдруг очень ярко представилась эта сцена, будто это её собственные пальцы старательно затирали страницу. Чёрно-белый плоский рисунок перед её глазами сам собой обрёл цвета и ожил: движениями, звуками, запахами, ощущением холодных капель на коже, восторгом, заставляющим сердце колотиться где-то в горле, мешая полноценно вдохнуть. На фоне происходящего или, вернее, когда-то произошедшего, алым заревом пылал закат, обжигая глаза и вынуждая щуриться…

Кажется, в самый первый раз, когда представление Лале сложилось исключительно из прочитанных Владом описаний, она вообразила себе несколько иную картину. Тогда ей почему-то привиделась ночь, полная луна и её бледная тень, протянувшаяся призрачной дорожкой по водной глади. Сжав кулак и до отрезвляющей боли впившись ногтями в ладонь, Лайя моргнула, усилием заставляя себя отвлечься от стремительно заполоняющих сознание видений и вернуться в настоящее. Хотя на сетчатке продолжали плясать алые пятна, а в уголках глаз наметились слёзы. Девушка отдернула руку от страницы дневника и сквозь продолжающуюся на периферии зрения игру светотени попыталась вновь рассмотреть карту. Но ничего более конкретного, чем «где-то между тем и этим» та не выражала. В самом деле, не спрашивать же Влада! Иначе какой из всего этого получится сюрприз?! Если вообще получится, ведь Владу ничего не мешало в подробностях узнать обо всех её ночных приключениях и связанных с ними планах. Это если он до сих пор ещё не знал… «Нечестно!» — в очередной раз про себя простонала Лайя, раздраженная, однако, вовсе не его потенциальным всезнанием и потенциально постоянным незримым присутствием рядом, а тем обстоятельством, что при таком раскладе его просто невозможно было застать врасплох и удивить. Хоть чем-нибудь, хоть чуточку. С другой стороны, ещё более нечестным и неправильным Лайе казалось привлекать кого-то со стороны. Да, вероятнее всего, ей достаточно было всего-то заикнуться, даже необязательно вслух, чтобы целая армия невесть откуда взявшихся первоклассных организаторов тут же исполнила все её прихоти по высшему разряду, но… ведь это было что-то личное, только для них двоих. Даже Ноэ, став нечаянным «свидетелем», гнева Влада не избежал, а потому вряд ли когда-либо захотел бы вновь побыть третьим лишним в слишком ревностно оберегаемых воспоминаниях. А если она просто пойдёт к мужу и попросит переместить их в то гипотетически существующее место из чужих описаний, вряд ли он безропотно согласиться на эту авантюру. Было нечто большее для него в тех воспоминаниях, чем несбывшиеся юношеские грёзы, нечто, легко способное пробудить его внутреннюю тьму. Столь же мучительное, как серебро для его тёмной сущности, — обманутые надежды и пустые обещания, у которых не было срока давности. — Вл-а-ад… — простонала Лайя, поражённая тем, куда в очередной раз привел её поиск ответов. Вырвав страницу из-под удерживающего её клинка и уже на ходу погасив свечу, в полной темноте девушка устремившись прочь из библиотеки. Интернет. Для начала ей срочно нужен был интернет с подходящим визуальным контентом по запросу, чтобы воображению было, от чего отталкиваться. Дальше — по ситуации. Интересно, на каком расстоянии от замка сеть начинала ловить? Почему-то в пылу собственных размышлений Лайя имела неосторожность напрочь забыть, что в замке была не одна. — Уоу-уоу-уоу, полегче!.. — не слишком внятно пробормотал Лео, прежде чем широко зевнул и встряхнулся, — так естественно и по-кошачьи грациозно, с учётом, что от макушки до пят во все свои почти два метра он оставался человеком, — как умел только он один на всём белом свете. Моргнул, повёл головой от плеча к плечу, сверкнул на девушку сонным взглядом, и ровно в тот же миг что-то из увиденного заставило его отбросить любые намёки на недостаток концентрации. — Ты вообще… ложилась, Ласточка? Первый раз за долгий по личным ощущениям промежуток Лайя пожалела, что позволила своим способностям сманить себя далеко за грань привычного людям восприятия. Она увлеклась тем, что было отныне ей доступно, как часто и подолгу увлекалась реставрацией, теряясь во времени. Так и теперь она совершенно не имела представления, сколько прошло от момента окончания бала до вот этого самого мгновения здесь и сейчас, когда Лео в лоб задавал ей вопрос. Остальные гости, наверняка, тоже скоро проснутся, если уже этого не сделали. Сбегать от них по личным делам, неважно, насколько важным и безотлагательным, было, как минимум, невежливо, учитывая её нынешний официально всем известный статус госпожи Басараб и хозяйки замка. Как там Ноэ говорил? Noblesse oblige? Да, увы. Увы-увы. — Предположу, что в моём кубке градус всё-таки был пониже, — Лайя насмешливо улыбнулась, поворачиваясь в обратном изначальному направлении и маня Лео за собой. — Идём. Обезболивающего не обещаю, но водичку точно найдём. Лео позади фыркнул не то удивленно, не то весело. — Это не то, что ты… Со мной все нормально! — выпалил наконец Нолан и нагнал девушку в два шага. — Я здоров и бодр! — Я знаю, — Лайя играючи пихнула друга локтем в бок, а когда тот, поддержав настрой, также играючи поморщился, возмущаясь, сквозь смех тихо предложила: — Идём отсюда скорее, пока мы всех не перебудили, — и побежала вниз по лестнице. Да, положение обязывало. Об этом хозяйке замка без нужды напомнил обслуживающий персонал, встречая её поклоном, именуя госпожой и уточняя, какие будут пожелания насчёт обеда, ужина, желаемого времени и места, где всё это подать. Лайя в очередной раз напомнила себе, что все эти люди выполняют свои рабочие обязанности, получая достойную оплату труда, и поспешила направить свою инициативу на подачу идей, а не на их непременно самостоятельную реализацию. В конце концов, если она захочет встать у плиты, её никто не остановит. А пока все обитатели замка по мере сил и возможностей стягивались с сердце любого дома — столовую, у Лайи появилась возможность вспомнить, как пользоваться смартфоном. — О, ничего себе! Сигнал есть! — сообщил Лео, взглянув на свой гаджет поверх кружки кофе. — Значит, Его Величество ещё не пришёл в… спит, — к концу фразы изначальная формулировка показалась Нолану в корне неправильной, и он изменил её. Хотя прежнего смысла, самого прямого, она так и не скрыла. Лайя открыла чат, увидела значок «в сети» и, порадовавшись столь лёгкой возможности сохранить «за кадром» часть бытовых подробностей, попросила Валентина оставить завтрак Влада на кухне. Улучив удобный момент, она ненадолго оставит гостей и навестит мужа сама. К счастью, вскоре гости сами решили проблему «удобного момента», сославшись на неотложные дела и нежелание злоупотреблять гостеприимством, за которыми завуалированно скрывалась простая и понятная нужда быстрее покончить со всем этим возвышенным официозом и вернуться к привычной человеческой жизни, рутинным обязанностям и собственным семьям. Об этом под свечение благодатных венцов и взмахи ангельских крыльев почему-то слишком легко забывалось. Со всем своим не в меру развитым художественным воображением Лайя далеко не с первой попытки смогла представить Алана любящим мужем и отцом, а Уильяма — облачённым в белый халат хирургом, спешащим в операционную, чтобы на вполне законных основаниях поспорить со Всевышним за чьё-то право на жизнь. Лайя успела только задуматься о возможности достойно проводить гостей, не тревожа при этом Влада, как Валентин, рассчитав момент, отвел её в сторону и с полным владением ситуацией заверил, что всё предусмотрено Господином заранее и не стоит её беспокойства. Всерьез отсутствие хозяина не беспокоило никого, никто не задавал неудобных вопросов и не порывался пойти проверить или разбудить. В коллективном сознании царило небывалое спокойствие и удовлетворенность положением вещей. И только Грегори Бёрнелл периодически украдкой поглядывал на часы, дверной проём и собственную дочь, внешнее безмятежное спокойствие которой никак не вязалось с пустующим креслом во главе стола. Хотя, к бесконечной гордости отца, его девочка прекрасно совмещала своё положение Главы Ордена с обязанностями гостеприимной хозяйки, предвосхищающей все нужды своих гостей. А ведь они с Энни даже не учили её ничему подобному. Не рассказывали о том, насколько после превращения в ангельскую форму и длительного контакта с тёмной энергией важны для Тетраморфа сон, еда в достаточном количестве и вода — освещенная, по возможности, её же собственным словом. А превыше всего этого — единство, физическая и духовная близость, насколько она представлялась возможным для людей, объединенных одной целью, но нередко диаметрально противоположными путями её достижения. Её не воспитывали по непреложным заветам Тетры, не внушали с малых лет, насколько важно объединять братьев за одним столом, угощая их хлебом из одной буханки и вином из одной бутылки, но она откуда-то обо всём этом знала и выполняла все эти неписанные правила не из чувства долга, а потому что иначе не умела. Не любить, не проявлять участие, не заботиться о ближних и родных — она не умела, даже если душа и мысли её каждую секунду рвались к тому, кто не пожелал разделись с ними трапезу. — Он не знает? — Магистр счёл своим долгом прояснить для себя вопрос, о котором тактично предпочли умолчать все присутствующие за столом. Возможно, ответ был им заведомо известен, но для мужчины, не вхожего в коллективное сознание, он не был очевиден. Бёрнелл терпеливо дождался, пока они с дочерью останутся наедине по пути в гараж, где для них уже были подготовлены машины, и, сбавив ход до пешей прогулки, чтобы потянуть время, спросил, приготовившись к обстоятельным объяснениям, на случай, если в них будет необходимость. Дочь взглянула на него вопросительно, и, переосмыслив слишком обтекаемое звучание вопроса, мужчина пояснил: — О том, что единство, которое как раз и призвана обеспечить трапеза за одним столом, помогает восстановить силы после… превращения. Сон — это, безусловно, важно, но одного его недостаточно, а Влад в одиночку потратил прошлой ночью сил не меньше, чем Тетраморф на четверых. Лайя, до этого безмятежно смотрящая на заснеженную тропинку перед собой, вдруг повернула голову и посмотрела куда-то вверх, на высокую стену замка. — Он уже не спит, — девушка улыбнулась уголками губ. — И он прекрасно знает, как работает единство. Он один мог бы почерпнуть из него несоизмеримо больше безопасного, оставив остальных ещё более истощенными и обессиленными, чем они были сразу по возвращении из тёмного мира. А это резко нарушило бы баланс энергий в тёмную сторону, значительно расширив радиус аномальной зоны вокруг замка. Влад к этому не стремится, — Лайя взглянула на отца, оценивая его реакцию и свои шансы продолжить откровение. — Он ещё приспосабливается к своему новому положению и стремиться минимизировать риски. Особенно, когда рядом люди. — И немало, — Бёрнелл кивнул. — Учитывая штат его… слуг. — Людей, которых он обеспечивает рабочими местами в различных профессиональных сферах, — поправила Лайя, давая понять, что заминка отца в подборе определения не осталась ею незамеченной. — Секретности существования Ордена это не грозит, не беспокойся. — А самим людям и их дальнейшей судьбе? — мужчина внимательно посмотрел на дочь, надеясь, что она верно истолкует его намёк. — Работать можно на кого угодно, выполняя какие-угодно поручения, но не каждый работодатель в свободное от земных дел время встречает развоплотившиеся души за гранью бытия. — Даже узнав, кому на самом деле они служат, даже поверив в это, что большей частью весьма сомнительно в современных реалиях, люди не сделаются поголовно святыми, разом очистившись от всех грехов и свято уверовав в Бога как их Спасителя. Ты же прекрасно это понимаешь. А тёмным сделаться одного желания мало. — И Влад не злоупотребит полномочиями в пользу кого-то, кто станет или… уже стал ему близок? И почему людям так нравилось торопить события, всеми возможными и невозможными способами пытаясь предсказать будущее? Раньше Лайя подобного не замечала, а теперь это стало очевидно. — Даже если и так, то отвечать ему предстоит не перед Орденом, не перед кем-либо из людей, — девушка вдохнула поглубже, пытаясь не дать воли привычному раздражению. — За неимением выбора вам легче признать его равным в правах и возможностях Основателю Тетры, но ты-то знаешь, что это не так. Ты сам пожелал увидеть больше, чем позволено другим. Зачем? Чтобы попытаться понять? Или чтобы продолжить отрицать? — Я сделал это, чтобы не потерять тебя, Лайя! — И ты не потеряешь! — заверила девушка, взглянув на отца в упор. — Если вне формальных встреч мы, как и прежде, будем оставаться отцом и дочерью, а не Магистром Ордена и его Основательницей. Если Влад для тебя будет зятем, а не тем, кем ты продолжаешь его представлять даже тогда, когда перед тобой всего лишь человек. — Я хотел бы не знать, кто он на самом деле, — мужчина глубоко втянул носом колючий морозный воздух. — Поверь мне, дочка, я бы этого хотел! — Но ты всё равно нашёл бы, к чему придраться, — Лайя попыталась вывести разговор в более безопасное русло. — Особенно, если бы вдруг выяснилось, что мой избранник не умеет ездить верхом. Грегори Бёрнелл через силу улыбнулся, внезапно осознав, что в бесконечно вращающейся вокруг череде сверхъестественного едва не забыл о вполне естественном. — Кстати, об этом! Я тут поспрашивал местных управленцев хозяйством. Оказывается, Влад давно предпочитает железных коней настоящим скакунам. Возможно, вы всё-таки как-нибудь заглянете к нам на ранчо, чтобы Его Величество смог подобрать себе верховое животное по статусу? В качестве подарка от тестя. Несколько долгих секунд Лайя переваривала услышанное, после чего, не совладав с нахлынувшими эмоциями, выдала: — И ты туда же! Если бы ты не был столь строгих правил и испытывал к Ноэ хотя бы толику приязни, я поверила бы, что вы с ним сговорились! — Ноэ?.. — на лице отца отчетливо проявилась гримаса непонимания, быстро сменившаяся напряженным мыслительным процессом в попытках понять, о ком речь. Но имени он не знал, и в контексте обстоятельств, при которых демон и будущий Магистр Тетры имели реальную возможность познакомиться, это было к лучшему. — Друг Влада, который подарил ему щенков. Неважно, — Лайя качнула головой. — А вот когда у тёмной и светлой сторон намерения сходятся, это что-то да значит. Даже если Влад в итоге не выберет коня, мне бы очень хотелось посмотреть на него в седле. — Прекрасно! — Бёрнелл-старший улыбался на этот раз совершенно искренне. — Числа десятого декабря сумеешь отвлечь занятого супруга от важных дел? Быть может, мы с ним даже поломаем голову над подарком ко дню рождения нашей любимой девочки. — Папа! — Лайя собиралась всерьёз возмутиться тому, что ей мозговым штурмом по части придумывания подарков любимым мужчинам как раз заниматься было не с кем, а они тут понимаете ли, совпали интересами, но… не возмутилась, а лишь бросилась в раскрытые отцовские объятия и спрятала смущённо-удивлённое лицо на его тёплом плече, как часто делала в детстве, встречая отца из очередной долгой поездки. Наверное, ей это снилось. Весь их разговор, в котором за короткий промежуток прозвучало слишком много новых слов и ролей. Зять, тесть, супруг — всё это в контексте осознания и окончательного признания отцом того, что Влад имел право её любить и считать своей. — Люблю тебя, папочка! — прошептала девушка, вкладывая в эти простые слова всю доступную ей благодарность, ведь для неё способность отца принять её выбор действительно имела значение, хотя и не могла изменить решения. Просто они были по разные стороны и знали разную правду. Иногда ей так хотелось, чтобы папа узнал. Хотя бы на миг смог взглянуть на Влада её глазами, чтобы понял или хотя бы обрёл возможность понять. Но потом она вспоминала, что это невозможно. Ради его же блага. А с желаниями стоит быть осмотрительной. Четверть часа спустя гости разъехались, и Лайе даже не пришлось долго намекать оставшимся друзьям о том, что они тоже вполне могут уехать и развеяться в своё удовольствие. — Знаешь, когда-нибудь мы дойдём до стадии того, чтобы называть вещи своими именами, и ты станешь прямо заявлять нам, когда захочешь остаться с Владом наедине, а у Валентина от этого даже перестанут краснеть уши, — откровенно веселясь, Сандра поддела смутившегося парня локтем, после чего очень ненавязчиво отослала его выбирать машину из внушительного автопарка Влада. Но прежде, чем Лайя успела сориентироваться в ситуации, подруга взяла её под руку и с загадочной улыбкой повела прочь, кратчайшим путём до своей ведьминой обители, чем-то схожей с тайным погребом её бабушки в Холодном. Лайя не выспрашивала, дожидаясь, когда Сандра сама объяснит своё загадочное поведение, но та лишь с видом ответственной мамы перед первым свиданием дочери вручила ей горстку холщовых мешочков. Внушительную такую горстку, едва уместившуюся в ладонь. Наверное, у Лайи в момент, когда на неё снизошло осознание, уши покраснели не хуже, чем у Валентина, хотя было бы с чего в самом деле! Давно не маленькая девочка, основы размножения человека изучила ещё в школе, да и нынешние уникальные особенности своего положения смекала быстро, стараясь успевать за всеми происходящими изменениями не только в себе, но и во Владе. — Сандра! — эффект неожиданности прошёл, и Лайя начала понимать, что к чему. — Тебя Влад об этом попросил? — даже допускать факт того, что он не счёл нужным обсудить это наедине, оказалось неприятно. Она уже шесть веков как не взращенная на добродетелях Корана мусульманка, которую нужно было всему поучать. — Если Влад о чём-то меня и просил ещё во времена княжения Валахией, так это ни под каким предлогом не вмешиваться в твои интимные отношения с ним, при условии, если ты сама не спросишь совета. Влад был… — девушка запнулась, отчаянно подыскивая наиболее безопасное словесное выражение своим мыслям. — Вполне самостоятелен в вопросах твоего обучения премудростям любви. Уже приготовившись обидеться, Лайя вспомнила, что на правду не обижаются. А Сандра говорила правду. До поры до времени Лале знать не знала о том, что в Валахии незнакомые, даже чужие женщины могли давать юным девушкам советы о том, как вести себя в постели с мужчиной, и это считалось абсолютно нормальным. Особенно в случае, если у девушки не было собственной семьи, она была сиротой или… чужеземкой. Собственно, у Лале и мыслей таких никогда не возникало — обсудить происходящее в княжеской спальне с кем-то посторонним. Не было необходимости. Влад не оставлял места даже для фантазии о каких-то вопросах, потому что сам знал ответы на абсолютно все. В том числе и о наследниках. — Тогда к чему всё это? — на смену категоричности пришла растерянность, потому что сама идея полагаться в вопросе контрацепции на травы была несколько чужда современному сознанию Лайи, знающему, по меньшей мере, дюжину действенных и безопасных способов не забеременеть. — Подруга! Ну прояви же снисхождение! Сейчас Влад не всегда вспоминает о своей человечности в контексте базовых потребностей, а ты хочешь, чтобы помнил о том, что теперь способен… к продолжению рода, как самый обычный человек. Помоги же ему немного! Если конечно вы, — Сандра на секунду замялась, сама себе удивившись, почему не подумала об этом варианте раньше, — не планируете… — Не думаю, — развеяв мимолетные сомнения подруги, Лайя отрицательно покачала головой и улыбнулась, давая понять, что её это нисколько не задевает. — Не в нашем положении и не с нашим генофондом. Это если после всего я в принципе ещё способна иметь детей. Сандра посмотрела на нее с отчётливым сомнением и немым вопросом во взгляде, на что Лайя только беспечно пожала плечами. — После приезда в Румынию и всех сопутствующих событий как-то резко некогда стало следить за циклом. На самом деле, возвращаясь мыслями назад во времени, Лайя всё яснее понимала, что в моменты близости и думать не думала ни о каких рисках и шансах. Об этом всегда думал Влад. За них обоих. И явно не в пользу стремления познать радость отцовства. — Вы с ним говорили об этом? — в голосе Сандры скользило участие, готовое по необходимости в любой момент превратиться в поддержку. — Я имею в виду, в этой жизни. Даже несмотря на то, насколько неожиданным вышел этот диалог, а тема — далеко не самой приятной для обсуждения, Лайя была благодарна. В том числе, за напоминание о том, чему сама она до этого момента не придавала первостепенного значения. Между тем, она ведь ревностно планировала хотя бы на одну ночь украсть Влада у всех его переживаний и забот, заставив гения многоходовых комбинаций отпустить все свои мысли и не думать ни о чём. Самонадеянно, конечно, и очень смело, если не сказать — нагло, но, в конце концов, будучи женой, она была в своем праве. — Поговорим, — уклончиво, но искренне ответила Лайя, сжимая в руке горсточку холщовых свертков. — Когда оба придём к необходимости это обсудить. А пока у нас с ним есть шансы просто быть вместе, и я не хочу их упускать. Ни один, — девушка многозначительно посмотрела на содержимое своей ладони, затем перевела взгляд на подругу и улыбнулась, с благодарностью и предвкушением одновременно. Сандра понимающе улыбнулась в ответ и уже собралась уйти, как вдруг вспомнив, несколько неуверенно уточнила: — А что со… щенками? Влад не велел оставлять, но их Мика… забрала. — Знаю, видела, — Лайя избавила подругу от необходимости договаривать, попутно подыскивая оправдания. — Как минимум один из них мой, а у меня нет причин от него избавляться. Но, если это станет необходимо, когда они достаточно окрепнут, я сама отвезу их в Холодное. Уверена, кто-нибудь из местных жителей с радостью примет ко двору породистых псов. Сандра лишь с усмешкой кивнула, прекрасно понимая, что судьба «неудобного подарка» решилась примерно в то же время, когда исчезла необходимость беспокоиться о том, чтобы не приспособленные к самостоятельной жизни щенки не умерли от голода. Как причудливо однако иной раз исполнялась Высшая воля… Отпустив Сандру и доверив ей и Валентину предупредить весь остальной персонал в манере, которую они сами сочтут уместной и действенной, Лайя добралась до кухни в тот удачный момент, когда там уже не было посторонних. Только идеальный порядок, педантично расставленные по местам приборы и прочая вполне современная кухонная утварь. Электрического чайника в хозяйстве не водилось — следовало ожидать, поэтому девушка отыскала обычный, залила в него воду — ровно на одну кружку — и поставила на плиту. Всё это она делала машинально, мыслями пребывая далеко от окружающей её реальности. Содержимое мешочка — маленький, плотно скрученный шарик — под действием кипятка красиво распустилось цветком и раскрылось лепестками, совсем как «цветущий чай», заполнив помещение тонким ароматом неизвестной Лайе смеси трав. Вдохнув поглубже клубящийся пар и прижавшись губами к кружке, девушка размышляла о том, что теперь у нее была вполне определённая, достаточно визуализированная цель, но пути её реализации по-прежнему прятались в густом тумане, конденсатом оседающем на прозрачных стенках кружки. А как бы ей хотелось просто пойти к нему, встать позади, ласково огладить плечи, закрыть ладонями глаза и заигрывающе прошептать на ухо: «Идём со мной…» На обратной стороне зажмуренных век Лайя очень ярко вообразила себе эту картину и, смакуя во рту терпкую горечь крепкого напитка, улыбнулась, потянувшись к любимому мыслями. На полпути не получив привычного отклика, она впервые сознательно задумалась, почему Влад не реагировал. Ведь наверняка он уже знал, не мог не знать, что все благополучно пришли в себя после ночи, более того, успели разъехаться и разойтись, так что он ничем и никем не рисковал. Они остались одни, почти одни во всём замке, не считая охраны у главных ворот, и он мог сейчас себе позволить совершенно что угодно — хоть ослабить контроль, хоть вновь обернуться драконом, но он даже не отзывался. Лайю охватило поднявшееся изнутри беспокойство, которое напрочь вымело из мыслей все второстепенные планы, неуверенность и ещё совсем недавно кажущуюся такой важной справедливость. Залпом опрокинув в себя остатки сбора, девушка поспешила в кабинет мужа. Она подспудно ожидала, что он встретит её на подходе, как делал это во все предыдущие разы — вспыхнувшими лазурью огнями факелов, освещающими путь, тёплым потоком воздуха, касающимся кожи незримым, но очень галантным провожатым, раскрывающимися само собою дверями, но он будто и не знал о её приближении. Не замечал. Казалось бы, что могло быть более естественно, чем не предсказывать события и не видеть сквозь стены, не сообщая о своём постоянном присутствии в чьём-то личном пространстве, смущая и заставляя чувствовать себя неловко. Вот только Лайя к подобному проявлению потустороннего успела привыкнуть, даже этого не заметив, и теперь всерьёз недоумевала, почему ничего этого не было, словно отсутствие паранормального вокруг неё стало признаком ненормальности. Не утруждая себя стуком или предупреждением, ни о чём подобном даже не вспомнив, Лайя самым неподобающим образом буквально влетела в заветный кабинет, не обратив внимание на то, как легко поддалась ей тяжелая дверь, от её руки распахнувшись едва не на весь оборот. И замерла, вдохнув и забыв выдохнуть. А Влад оторвал взгляд от разложенных на столе книг, долю секунды смотрел вопросительно, а в следующее же мгновение буквально подлетел к ней, вихрем принеся с собой всё то, отсутствия чего Лайя успела всерьёз испугаться. Энергия его ауры, до этого сомкнутая вокруг хозяина и его рабочего пространства едва заметно мерцающей сферой, теперь окутала и её, вместе с его объятиями лишь усиливая эффект от его присутствия. — Что случилось? — в голосе послышалось напряжение, а незримый щит вокруг их сплетённых в объятии тел укрепился, реагируя на потенциальную, и, как теперь Лайя могла постфактум понять, — несуществующую опасность. Дракула тоже это понял и тихо, с облегчением, усмехнулся, зарывшись лицом в волосы жены. — Стоило мне попытаться удержать свою силу при себе и не выплёскивать её бесконтрольно на окружение желанием знать всё и обо всех, как ты успела решить, что что-то случилось, — Влад успокаивающе погладил любимую, ласкающим движением ведя пальцами вдоль позвоночника. — Моя Лайя… Разве это не предпочтительное положение вещей, когда я не пытаюсь контролировать каждый твой шаг, попутно снося всю материальную и нематериальную электронику в замке? Проиграв перед глазами картину увиденного минуту назад — вполне обычную рабочую обстановку во вполне предназначенном для работы кабинете — Лайя почувствовала себя ужасно неловко, но всё-таки сумела найти себе оправдание, подняв смущенный взгляд на Влада: — Я тебя позвала. Мысленно. Ты не ответил. Я даже не смогла… тебя почувствовать. Это… странно, должно быть. Но я, оказывается, успела привыкнуть к тому, что просто… чувствую твоё присутствие. Постоянно, — окончательно запутавшись в чехарде понятий того, что нормально, а что нет, Лайя опустила взгляд, приложив ладонь к груди любимого и ловя удары его сердца. А ведь вне кабинета она и их не слышала. Хотя привыкла слышать, даже этого не замечая. — Позвала?.. — теперь настала очередь Дракулы удивляться и недоумевать. — Странно. Я не слышал. Неверное, что-то подобное современные люди называют понятием «заработался», — мужчина медленно развернул их обоих к столу и красующейся на его массивной поверхности живописной картине рабочего процесса. Раскрытые книги соседствовали с хаотично разложенными то тут то там отдельными листами, вручную исписанными красивым, но от этого не ставшим более понятным почерком не то полноценных записей, не то всего лишь пометок. Больших, маленьких, зачеркнутых, переписанных заново. — Знаешь, шестьсот лет назад такого понятия ещё не придумали. Человек либо работал, всецело вкладываясь в дело, либо нет, и никто не подумал бы обвинить его в том, что он слишком усерден. «Обвинить Влада Дракулу в трудоголизме точно никто бы не посмел, рискуя столь глупо расстаться с жизнью…» — подумала Лайя, но вслух ответить не успела, так как на глаза попались очевидные признаки того, что хозяин кабинета был далеко не просто человеком. Кроме того, что его сжатая до минимальных пределов аура сама по себе служила доказательством обратного, ощущаясь концентрированной в малых объёмах мощью, кроме того, что Влад работал с книгами при свечах, очевидно, не встречая затруднений, так он ещё и делал это в весьма удивительной даже для Лайи компании. На широком подлокотнике его кресла, точно там, где могла располагаться правая рука сидящего, лежала чёрная кошка, удовлетворённо свесив лапы и почти не реагируя на произошедшие с появлением Лайи изменения. Слева от кресла и стола, достаточно близко, чтобы попадать под влияние ауры хозяина, на покрытом ковром полу стояла корзина, в которой посапывали три шерстяных комочка — два чёрных и один белый. Проследив удивлённый взгляд Лайи, Влад протяжно и как-то обреченно выдохнул, и из его груди вместе с воздухом вырвалась тихая вибрация, особенно ощутимая там, где девичья ладонь продолжала соприкасаться с мужской грудью. Моментально реагируя, кошка вскинула голову. — Вот и всё объяснение, — ответил Дракула на непрозвучавший вопрос. — Это дитя вьёт из меня веревки, не спрашивая позволения. Она просто решила, что щенкам надо быть тут и притащила их сюда. И мне пришлось ужать своё воздействие, чтобы оно их не касалось. А твой зов… — Влад поднёс ладонь к её лицу и провёл пальцами по нежной коже, одновременно сдвигая в сторону витые пряди. — Прости, родная, я правда не услышал. Слишком увлёкся. — Расскажешь мне, чем? — разрываясь между интересом к беседе и желанием ответить на прикосновение, девушка кинула чуть более внимательный взгляд на упорядоченный хаос на столе. Влад явно не скучал в уединении, провёл время с пользой, и продолжал бы самозабвенно это делать, если бы Лайя не помешала. Но она, к собственному же неприятному удивлению, оказалась вот такой вот нетерпеливой паникершей. Подведя её к столу со стороны кресла, Влад взял книгу, лежащую по центру и закрыл её, показывая Лайе потрепанную временем обложку. — Подарок Тауруса? — девушка не смогла скрыть удивления, возможно, неуместного, но ей сложно было сходу представить возможное содержание книги, которое заняло бы Влада на целый день и дольше, заставив буквально отстраниться от реальности. Почему-то ей наивно казалось, что большинство текстов того, что когда-либо было преданно бумаге, её муж помнил наизусть, вовсе не имея нужды вчитываться и, тем более, делать пометки. Конечно, в действительности это было не так, но обмануться было слишком легко. — О чём эта книга? — Лайя проследила взглядом совершенно не опознаваемые надписи на обложке, посмотрела вниз, на записи Влада, но и они не сильно помогали. Вырванный из контекста, сделанный преимущественно на латыни с редкими пояснениями на английском, перевод не вносил большого смысла, и уж конечно не объяснял столь пристальный интерес Влада, решившего зачем-то переводить самостоятельно и непременно вручную. По наитию девушка протянула руку в целью коснуться неизвестной рукописи, но Влад ловко, будто бы играючи, отвёл фолиант в сторону. — Не стоит, — мягко пресёк попытку. — Я подпущу тебя к содержанию не раньше, чем сам вникну в суть и буду убеждён, что это безопасно. Ритуалы народов Африки иной раз способны потрясти даже искушённое воображение. Лайя не стала настаивать на прикосновении к книге, но понадеялась на более ёмкие объяснения, подняв на мужа взгляд и желая встретить ответный. Выражение его лица было… странным, отражая одновременно и желание поделиться узнанной информацией, и явный протест, борющиеся в противостоянии, в котором без вмешательства извне не намечалось победителя. — Билл говорил, Ноэ давно охотился за этой книгой, — Лайе вспомнился сам момент вручения подарка, и она вновь попыталась разобраться в том, что творилось на столе. Прочие книги, судя по надписям на обложках, были словарями или какими-то справочниками. Девушка провела по одному такому рукой, пальцами отслеживая идущий столбиком ряд иероглифов. Влад вздохнул и, понимая, что объяснений не избежать, вернулся в кресло. Он хотел увлечь Лайю за собой, но она мягко вывернулась из его хватки, предпочтя встать рядом, одной рукой обвив его за плечи, а другой опершись на стол. Упрямая. Не позволила себя отвлечь. Дракула тихо усмехнулся, понимая, что он и не слишком старался, потому что какая-то часть его жаждала откровений, не добившись даже минимальных результатов. С Лайей он молчать не умел, не мог, не когда она смотрела ему в душу и ждала ответов, не задав при этом ни единого вопроса. — Ноэ знал, что такая книга существует. Но при этом имел крайне посредственное понятие о её содержании, потому что, хоть это и гримуар, но религиозный, а значит имеющий примерно такую же защиту от любого воздействия тёмной энергией, как и все священные писания. Для беса даже такого уровня, как Локид, — слепое пятно. Лайя слушала молча и вместо наводящих вопросов, поощряющих продолжать, она скользнула за спинку кресла, положив обе ладони на плечи Влада. — В книге содержатся подробные описания проведения ритуалов различного назначения: изгнания, подчинения, исцеления, но, что уникально, преимущественно все они — высшего порядка, с вовлечением в процесс абсолютных энергий. В том числе духовной. Сначала Лайе показалось, что Влад просто слишком погружён в объяснения, поэтому никак не отзывается на её прикосновения, потом она переосмыслила то, что взялась делать интуитивно, даже не отдавая себе в этом отчёта, и её руки на плечах мужа, не встречая отклика от каменных мышц, задвигались медленнее, по мере приходящего осознания, что она ещё ни разу не касалась его… так. И вовсе не потому, что в этих прикосновениях было что-то особенное, а потому что всегда бодрый, собранный и готовый в буквальном смысле покорять мир Влад ещё никогда не производил впечатление, что ему это нужно, а Лайя никогда не оказывалась в ситуации, как сейчас, когда сделать любимому массаж представлялось так же естественно, как обнять или поцеловать. Но тогда почему он не?.. Лайя не успела закончить мысль, начав неуверенно отводить руку от его шеи, когда Влад вдруг сам подался назад, ища прикосновение, откликаясь на новую для них обоих ласку и уже сам подставляясь под ее руки с выражением удовольствия — тихим протяжным: «М-м-м…», сорвавшимся в губ. Лайя просияла торжествующей улыбкой. Внезапно стало так неважно, о чём там упомянутые ритуалы, и почему Влад ушёл в них с головой, едва получив книгу в личное пользование. Отвлекать его было эгоистично, но девушка пыталась утешить свою совесть тем, что это временно. Позже она ответственно соберётся с мыслями и обсудит с любимым все его планы и важные открытия, но сегодня, сейчас она ведь пришла сюда совершенно не за этим. Она пришла, чтобы забрать любимого мужчину подальше от всех ритуалов. И она обязательно сделает это, даже если пока не имела ни малейшего понятия, каким образом. Влад тем временем всё же изловчился вывернуться в ограниченном пространстве вместе с креслом так, чтобы потянуть Лайю к себе и всё-таки усадить к себе на колени, попутно страхуя объятиями и не позволяя удариться обо что-нибудь по инерции неконтролируемого движения. Одно сумбурное мгновение — и их лица оказались друг перед другом на расстоянии дыхания, а все домыслы и идеи по тексту, которые до этого мужчина удерживал в голове, пытаясь структурировать, моментально перекочевали в ту часть долговременной памяти, которая не была приоритетной в данный конкретный момент. Длинные логические цепочки рухнули костями домино. Мельком глянув на испуганно соскочившую с подлокотника Мику, Дракула с сожалением подумал о том, что ей придётся ещё немного подождать. Естественно, сожаление это никоим образом не касалось любимой женщины в его руках и вообще вряд ли относилось к реальности ближайшего будущего, но смирения с собственным эгоизмом мужчине это не добавляло. Скользнув взглядом по взгляду мужа, всё ещё не полностью принадлежащему ей, Лайя вздохнула и выдала без всякой подготовки: — Рассказывай. Что это за религиозная головоломка и почему тебе так не терпится её решить. А потом мы поговорим. Дальше, затаив дыхание, осталось только наблюдать, как под действием её слов изменялось лицо мужчины, как стремительно исчезали из взгляда все лишние эмоции, уступая место предельной концентрации, собирая абсолютно все его мысли и стремления в единое измерение, в момент «здесь и сейчас». Куда подевалось со столешницы все, что прежде занимало её площадь, Лайя, повернутая спиной, заметить не успела, зато сполна почувствовала отсутствие всего, что могло бы мешать, когда Влад без всякого предупреждения пересадил её на стол, а сам чуть отодвинулся вместе с креслом таким образом, чтобы они оказались друг напротив друга, но на разных уровнях. Лайя была выше, и теперь ей не приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть на мужа, в то время как он смотрел на неё чуть снизу-вверх в покорном ожидании. — Я весь внимание, душа моя.