Светлая королева

Небо ждёт твоей победы, Небо слышит голос твой. Стань таким, каким ты не был, Поднимись над собой! ©

      «Влад, стой! Не делай этого!» — закричал бы Нолан, если бы не побоялся в этот же момент привлечь внимание тех, к кому не обращалась его мольба. Когда он, следуя за взыгравшим предчувствием опасности, бегом вернулся назад, там, где мгновением прежде стояли двое, остался лишь след портала в виде принявшего неестественную форму ствола туи, вмиг лишившейся всей своей вечнозелёной кроны. Прикоснувшись ладонью к обуглившейся коре, Лео получил ощутимый остаточный разряд и, шипя, отдернул руку. Кончики его пальцев окрасились копотью… Как?! Как он мог за столько времени, что пробыл рядом, от Лэствилла до самого Сигишоары, не понять? Не учуять подвоха?! Хотя… наверное, этому не стоило так уж сильно удивляться. Ведь в преддверии очередной беды, вновь благополучно ускользнувшей от внимания всех, кроме Влада, больше всего ему было жаль не магистра, весьма вероятно, за свою ошибку лишившегося жизни, а Лайю, чей самый счастливый день только что превратился, возможно, в один из самых печальных… «Чёрт бы побрал ваше ослиное упрямство и глупую отцовскую ревность, Грегори!» — в сердцах упрекнул Лео, а после замер на миг от запоздало прошившего его понимания, что выражение-то уже не фигурально, а вполне себе буквально, потому что как раз он и побрал. Ни много ни мало — король всех чертей. Подняв взгляд к небу, Нолан адресовал плотной завесе штормовых облаков очередной вопрос, которому суждено было остаться без ответа. «За что ты так с ними, Всевышний?» Тем временем окончательно сформировавшуюся над замком гигантскую воронку от примыкающего к небесам основания до устремлённой к башням вершины прошили множественные разряды, пустив по телу Лео неконтролируемую дрожь. Инстинкты велели ему обратиться во льва или немедленно искать укрытие, но ноги вросли в землю, отказываясь подчиняться. Всё происходящее навязчиво походило на очередной кошмар, от которого ему очень хотелось поскорее проснуться. Но проснуться не получалось. — Лео!.. — вдруг окликнул его взволнованный голос, и мужчина вскинулся, как от удара. Рывком обернулся на звук… Да что в конце концов творилось с его чутьём, с его безусловными рефлексами?! Раз он вот так запросто позволял к себе подкрасться, в упор не замечая! Из глубин его груди уже поднялось рычание, хрипом оседая в горле, вибрацией отдавая в плотно сцепленные зубы и сомкнутые губы. Ошарашенная такой реакцией, девичья фигура, будто с разбегу налетев на препятствие, шарахнулась назад и в сторону, прижав к груди руку, которой собиралась коснуться чужого плеча. Её глаза широко раскрылись, а губы разомкнулись, готовые выпустить на волю испуганный визг… Лео её опередил. Вернее, его язык опередил мозг, не успевший выдать ничего умнее, чем: — Милли?! Как?.. Что… ты тут делаешь?! «Свидетелем чего ты стала? Как много успела увидеть?» Казалось, ну что могло быть хуже уже произошедшего? Подобные мысли Лео будто бросали вызов Вселенной, и та его принимала, без промедления с насмешкой отвечая. Могло! В один миг Нолана переполнила гремучая смесь чувств из разочарования, злости, страха и… вины. — Прости, — мужчина выставил перед собой раскрытые ладони и сам отступил на шаг. — Извини, я… не хотел тебя напугать. Милли помотала головой из стороны в сторону, точно в попытке сбросить наваждение, глотнула воздуха ртом и обрушила на Лео поток оправданий: — Я в холле… увидела Носферату… — её голос срывался в одышке. — Он, наверное, испугался такого количества людей и рванул на улицу. А тут гроза ведь… Я — за ним! Думала, быстро поймаю, но сама понять не успела, как здесь оказалась! И ещё вот что нашла, — Милли подняла руку, демонстрируя зажатый в пальцах предмет, похожий на небольшую шкатулку, — валялось прямо посреди поляны! Я чуть не наступила… Вообще, знаешь… ни разу не странно! После знакомства с Дракулой, в его-то замке… явление странных вещей из ниоткуда можно считать за норму, вот я и подобрала… Потом вдруг… папин голос услышала, он кому-то звонил… А затем Влад появился… — заполошно тараторя в перерывах между продолжающимися попытками восстановить дыхание, Милли не прекращала озираться кругом, широко распахнутыми глазами пытаясь увидеть то, или, вернее, тех, кого уже не было. — Вроде как… он, — девушка снова помотала головой, её голос зазвучал тише и менее уверенно, а ищущий взгляд опустился с окружения под ноги. — Всё так стремительно и непонятно… Но ведь папа же был здесь? — она вскинула к Лео вопросительно-хмурый взгляд. — И Влад. Куда они… — Милли умолкла на полуслове, когда услышала треск и одновременно почувствовала, как всем весом на что-то наступила. По ощущениям — слишком хрупкое для камня. — Исчезли?.. — всё сильнее теряясь в происходящем, Бёрнелл по инерции закончила мысль, хотя в голове её уже вопило множество других, пока пальцы сжимали найденный в траве… прямоугольник, с трещинами по всему экрану, — отцовский телефон. В происходящем было слишком много непонятного, разворачивающегося подобно грибу ядерного взрыва — со смертоносной молниеносностью. Даже Лео не успевал соображать и реагировать, а теперь, не остановив вовремя изыскания Милли, вынужден был столкнуться с последствиями. В конце концов, делать из сестры Лайи дуру, не способную сложить в логическую цепочку исчезновение и разбитую улику, найденную на месте вероятного преступления, он не стал бы, даже если бы это помогло избежать некоторых сиюминутных проблем. Вроде той, например, где Милли на волне паники сейчас же побежит рассказывать о случившемся каждому, кого встретит на пути. — Лео… — голос девушки опасно дрогнул, с головой выдавая её нетерпение и нервозность. — Что здесь… происходит? Обычно Нолан не лез за словом в карман, но теперь не знал, ни что ответить, ни как самому реагировать. Бежать в замок с такими новостями казалось чем-то из разряда нереального. Кошмаром наяву. А проснуться всё ещё не получалось, как бы сильно, до ногтей, впивающихся в кожу ладоней, Лео не сжимал кулаки. От этого становилось лишь хуже: видения нежелательных событий обрастали подробностями, обретая ещё большую реалистичность, делая видимым и осязаемым ещё одного свидетеля сцены… — Локид! — рыкнул Лео, в душе не представляя, как относиться к очередному внезапному явлению беса в разгар очередной потенциальной катастрофы. — В иное время от тебя ни слуху, ни духу, а сейчас… Ты специально момент выжидал?! — мужчина сделал размашистый шаг в сторону, на всякий случай ставя себя между Милли и демоном. — Попытаешься вцепиться мне в глотку, Симба, и, вероятнее всего, на этот раз преуспеешь, — голос Ноэ звучал без привычной самоуверенной насмешки, — смиренно признавая превосходство противника. — Привет, Милли! — послав панибратский приветственный жест в который раз ошарашенной девушке, Локид, однако, не отводил внимательного взгляда от принявшего боевую стойку Нолана, всем своим видом требующего объяснений. Причём, немедленных, хотя демону даже из чистой вредности не пришло бы в голову увиливать. Не здесь и не сейчас. — Хочешь верь, хочешь нет, я не собирался напрашиваться в гости, но ситуация, как вижу, требует пояснений. А дело вот в чём… — заведомо зная, что лгать огнегривому — напрасно расходовать силы, демон обратил своё внимание и взгляд на сознание, гораздо более податливое его воздействию и на данный момент куда сильнее нуждающееся в объяснении. — Глубокоуважаемый магистр Бёрнелл срочно понадобился в аэропорту, у трапа самолета с гостями от Папского престола. Чтобы не терять время, Влад любезно предложил его сопроводить. К нужному времени все будут на месте, об этом не переживай, хоббит Фродо, — Ноэ подмигнул. — И сестру напрасно не стращай, ей это сейчас ни к чему… — Какой ещё хоббит?! — Милли настолько задело дурацкое прозвище, что на какое-то время она даже забыла о предмете разговора, задохнувшись от злости и негодования. В этот момент небеса с грохотом разверзлись, и на головы собравшимся в дополнение ко всем прочим казням сплошной стеной хлынула ледяная вода. — Тот, который носитель кольца. В твоём случае — колец. Не стой столбом, — скомандовал Локид, старательно перекрикивая стихию. — Марш внутрь! И вот этого, — бес указал рукой направление до примыкающих к стене кустов, под которыми прятался серый дрожащий комок, — бесшерстного бедолагу с собой прихвати. Он отлично потрудился, выманивая тебя наружу, но теперь ему нужны тепло и ласка, потому что иначе его хозяин спустит с меня шкуру. На самого хозяина в этот момент Ноэ умышленно не смотрел, хотя чувствовал на себе его взгляд. У беса вниз по позвоночнику скатывалось мерзкое предчувствие, что лишь ливневый поток, их разделяющий, мешал ему превратиться в прах под этим буквально уничтожающим взглядом. Милли, переводящей разъярённо-беспомощный взгляд с одного на другого, казалось, что её вот-вот наизнанку вывернет от клокочущей внутри ярости и бесконечных вопросов, остервенело бьющихся изнутри о черепную коробку, на которые, как обычно, никто, совершенно никто не собирался отвечать. — Милли… — из бездны мыслей девушку выдернул отклик и… прикосновение. От него она почти отпрыгнула, тряхнув рукой при ощущении чего-то холодного и скользкого, как… лягушка. — Возьми и иди внутрь. Это Лео пытался вручить ей кота, которого неведомо как и когда успел вытянуть из кустов. Лысый, сжавшийся комочек перед самым её лицом трясся, жалобно поскуливал и, беспорядочно цепляясь когтями, льнул к теплу в попытке спрятаться. Действуя машинально, неуклюже от неожиданности и по-прежнему зажатой в одной руке шкатулки, Милли обхватила дрожащее тельце свободной рукой и прижала к себе, стараясь укрыть. С таким «грузом», ежесекундно норовящим выскользнуть из захвата и потому ещё сильнее впивающимся когтями, у девушки резко не осталось сил ни на возмущения, ни на споры с заведомо бесполезными попытками восстановить ход бешеных событий и найти в них хоть какую-то логику. Не говоря ни слова, она резко развернулась, размазав подошвами грязь, и побежала прочь, белыми кроссовками увязая в намокающей, скользкой земле. «Зашибись!» Брызги грязи не долетели, а вот злоба и разочарование, излучаемые младшей Бёрнелл, окатили Локида щедрой волной. Он поморщился, но, в целом, остался доволен тем, какое настроение получилось задать. Сейчас что угодно было лучше паники или… истерики. Последнюю бес уже наблюдал и к повторению событий готов не был. Не сегодня и не здесь, где он имел ещё меньшее желание задерживаться, чем под крышей магистра Ордена. На поверку, на редкость паршивенького магистра. Хотя… чему он-то удивляется? — Выглядишь так, будто тебе тоже не помешали бы тепло и ласка, Симба… — поддел Ноэ, когда они остались вдвоём. Он знал, что ходит по грани чужого терпения, вот так сводя всё к сарказму, но иначе в обстоятельствах, подобных нынешним, он реагировать просто не умел. — Каждый раз, когда мне кажется, что люди уже не способны впечатлить меня своими поступками, именно это и происходит. Со дна их воспетой добродетели опять стучат — и вот уже родной отец портит свадьбу ненаглядной дочери, оправдывая это «любовью» и «заботой», — демон жестом изобразил в воздухе подразумеваемые кавычки. Никак не отвечая на подобное высказывание мыслей вслух, Лео посмотрел в разноцветные глаза беса, тем самым на корню пресекая малейшую возможность недосказанности и лжи: — Зачем тебе понадобилось выманивать Милли из замка? Чтобы в её присутствии Влад не устроил мгновенную расправу? — безуспешно подавляемая ярость стремительно разливалась по телу Нолана подобно магме в готовом извергнуться вулкане. Вода, нещадно поливающая его тело, соприкасалась с аурой и мгновенно вскипала, клубясь вокруг его фигуры паром. — Ты знал?! Локид попятился назад от источаемой волнами угрозы, но негодование от необоснованных обвинений было в нём достаточно сильно, чтобы он так просто отдал льву последнее слово, побитой шавкой промолчав в свою защиту. — О чём?! — очередной раскат грома, помноженный на увеличившееся между ними расстояние, поглотил повышенный тон. — Да я с трудом представляю себе, какой сегодня день на вашем подлунном календаре! А от понимания намерений и мотивов Влада… как и поголовно всех вокруг, — Ноэ раскинул в стороны руки, — настолько же далёк, насколько северный полюс далёк от южного! — Тогда что ты здесь забыл, зная, по меньшей мере, что Влада не должно быть в замке? Иначе ты бы не появился! Ноэ испытующе смотрел на него, нервируя львиное нутро двойственной природой, отражающейся в разноцветных омутах демонических глаз, и молчал, а Лео, сквозь иррациональное желание и впрямь вцепиться бесу в глотку, сквозь застилающую разум ярость понимал, что у него не было обоснованных причин в чём-то его обвинять. Пока. И всё же… ровно так же, без всяких обоснованных причин не предвещающая беды ситуация за считанные мгновения вышла из-под контроля, а демон, должный быть запертым наравне с остальными по ту сторону барьера, не пойми как вновь оказался в эпицентре событий. Совпадение? Да чёрта с два! Локид, без лишних выяснений и демонстрации готовности убить его просто за то, что он оказался не в том месте не в то время, прекрасно понимал, в каком незавидном положении находился. Но вместо злобы и оправданий ему хотелось лишь истерически смеяться. С застывшей на лице улыбкой, расценивая каждый свой шаг как потенциально последний, демон подошёл к Нолану настолько близко, насколько позволяла пылающая вокруг него аура, и протянул руку — на раскрытой ладони демонстрируя содержимое шкатулки. Той самой, что нашла и унесла с собой Милли, которую Ноэ посчитал идеальной кандидатурой для исполнения его, на первый взгляд простой, но одновременно невероятно сложной в реализации задумки. Невыполнимой для него самого. — Что это? — опешивший от жеста Лео отпрянул чуть назад. — А на что похоже? — бес усмехнулся нелепости вопроса и очевидности ответа, но продолжил: — Часть сегодняшнего события, конечно же, о которой никто не удосужился позаботиться, рассчитывая на приданое из прошлого и тот факт, что у жениха с невестой уже есть кольца, — Ноэ состроил пренебрежительную гримасу. — Столетий пять назад вышедшие из моды и абсолютно не соответствующие нынешней реальности и статусу новобрачных. Но кого это волнует… — Ноэ глубоко, с напускным сожаление вздохнул, после чего закончил откровенно раздосадовано и самую малость устало. Повторение прописных истин тем, кто должен был о них знать, утомляло. — Не могу я преподнести их прямо в руки Владу с Лайей, как не смогу и присутствовать на церемонии! Милли была для этого идеальным посредником, могла бы прямо к алтарю поднести… Я даже оставил ей инструкции, как сделать всё красиво, но… — Локид махнул рукой. — Что-то пошло не так! Что-то, о чём я знаю не больше твоего. Звонок, щедрый на детали разговор Бёрнелла-старшего с пернатым и… запах эфира, повисший в воздухе. По моему сценарию Милли тут и близко не планировалась! Она должна была просто забрать шкатулку и… кота, и уйти выбирать наряд, а не становиться свидетельницей, как её отца в неизвестном направлении утаскивает разъярённый до безумия Дракула. Но всё случилось, как случилось, и ты слишком надолго завис с объяснениями… Воздуха в его лёгких ещё было достаточно для продолжения тирады, но резко закончились слова и всякое желание оправдываться, зачем-то пытаясь изменить уже сложившееся мнение о себе. Внутри гремела собственная злость, снаружи — чужая, дождь продолжал поливать, и на уровне подсознания Ноэ хотелось его остановить: оградить себя от воды, пропитывающей одежду и заливающейся за шиворот, мыслью или взмахом руки, но… он этого не мог. Сегодня, вчера и ещё множество дней до реальность человеческого мира ему не подчинялась ни на йоту. Удивляться, пытаться оспорить или злиться на такой расклад у демона давно уже не осталось внутренних ресурсов. — Что он с ним сделает? — Нолан озвучил вслух единственный вопрос, что не давал сейчас ему покоя, смутно отдавая себе отчёт в том, что Локид не обязан знать ответа. Этого никто не знал и даже не был способен предположить, а это было самое худшее. Незнание и неопределённость сводили с ума, пуская фантомные разряды страха по всему телу. Ноэ промолчал, неожиданно слишком ошеломленный своими собственными выводами, чтобы ответить. Если Влад, какой бы ни была на то причина, не гнушался расправиться с отцом своей возлюбленной в день венчания, на что стоило надеяться ему самому? И какой, при невозможности заранее предвидеть, он представлял их встречу? Вроде бы Ноэ уже давно смирился с возможным для себя исходом и ни на что не рассчитывал… Однако то, чему он невольно стал свидетелем сегодня, раздуло тлеющий огонь его глубинного страха до бесконтрольно полыхающего кострища. Страха не быть выслушанным. Локид этого не хотел, он не давал хода ни воспоминаниям о событиях, которым однажды стал свидетелем, ни ассоциациям с ними… Они возникали сами, до краев заполняя его сознание видами полей сражения, устланных трупами и утыканных кольями. Влад был слишком прилежным учеником. В том числе и в отношении собственного прошлого. После двойного предательства Хуньяди он стал глух к просьбам о помиловании; на поле боя после него стервятникам и тем было нечем поживиться. После Эржебет и Мики он с завидным хладнокровием убивал младенцев вместе с матерями. Ватикану и всем тем, кто отстаивает его интересы, стоило сперва разобраться, почему их враг поступал именно так, как он поступал, прежде чем склонять отца Лайи к сотрудничеству в надежде, что родственные связи остановят Дракулу от расправы. — Не уверен, что хочу знать… — ответил Ноэ на разрядами повисший в воздухе вопрос и в очередной вспышке молнии, окрасившей пространство в цвета негатива, исчез, оттягивая для себя неизбежное на ещё один день и малодушно оправдывая это важностью события, от которого ему очень не хотелось отвлекать Влада. Жаль, что те, кто этой самой важности не осознавал и не уважал, уже его отвлекли. Самоубийцы. Дождь был холодным и хлестал ледяными струями, точно плетьми, управляемыми резкими порывами ветра. День, обязанный быть наполненным счастьем и светом, неотвратимо превращался в сущий ад. И этот, становящийся всё более неизменным в своей зловещей закономерности, факт приводил Лео в бессильную ярость. Почему именно сегодня? Именно здесь?! Именно так?! Он хотел бы найти Влада и узнать, что происходит, но понимал, что без помощи с его стороны, на его земле, под проливным дождём не сможет этого сделать, как бы сильно ни пытался. А без обоснованной необходимости сорваться на его поиски у Лео оставался лишь один вариант — вернуться в замок к остальным и либо сказать всем собравшимся правду, либо попытаться солгать. Непонятно, с какой целью и кому, ведь, даже если на какое-то время ему поверят, правда всё равно вскроется в ближайшем будущем и менее шокирующей она не станет. Это если он вообще сумеет солгать Лайе… А не солжёт, что будет? Неопределённость, неизвестность, паника, истерика, страх… За всем этим дорога к храму для них забудется ещё на пару сотен лет. Ну не верил Лео в то, что Влад способен был пролить кровь в день собственного венчания! С другой стороны, у него пока не было ни одной достаточной причины не предполагать худшее. В едином сознании на одной ноте со стихией зверела пустота. Все хранили гробовое молчание. О прочих способах столь необходимой сейчас связи не приходилось и вспоминать, в такую-то грозу. — Дьявол! — новая вспышка подавляемой усилием злости низким рычанием рвалась изнутри наружу. — Доверил дело дураку! В какой момент их отношения успели преодолеть ту воображаемую черту слепого доверия, чтобы Нолан перестал сомневаться в намерениях Аквила: убедился в его преданности Ордену и отсутствии у него стремления усидеть одновременно на двух стульях, проявляя лояльность ко всем тем, кто на протяжении веков с упрямством камикадзе пытался влезть в чужой монастырь со своим уставом. Имея прерогативу старшинства, Алан взял на себя роль посредника между Тетрой и церковью, и Лео этому не помешал, а теперь вынужден был столкнуться со всей чередой плачевных последствий перекладывания ответственности со своих плеч на чьи-то другие. По ступеням, холлу, затем по знакомому пути до лиловой гостиной, где львиное чутьё ощущало наибольшее скопление бьющихся сердец, Лео шёл в очередной раз как на плаху. Ему не хотелось быть гонцом, несущим дурную весть, не хотелось умышленно врать, не хотелось даже просто вторгаться в царивший в этих стенах, непроницаемых для разыгравшейся снаружи бури, самый настоящий домашний уют, полнящийся невинным волнительным предвкушением. В камине за решеткой потрескивало пламя. Все три высоких стрельчатых окна на южной стене были закрыты плотными, в тон обивке мебели лиловыми рольшторами, намеренно или случайно скрывающими происходящее снаружи. Свечи в потолочной люстре и во всех канделябрах были зажжены, успешно разгоняя полумрак. Милли, забравшись с ногами в кресло у камина, спокойно поглаживала примостившегося на подлокотнике Носферату и время от времени вставляла реплики в беседу. Она выглядела и вела себя так, будто версия о внезапном «отъезде» её отца по «долгу службы» ни на миг не заставила её усомниться. Это если с лёгкой или не очень подачи Локида она вовсе не забыла о недавно случившемся. Во втором кресле, по другую сторону разделяющего их столика сидела такая же спокойная Илинка. Сандры в комнате не было. Лайя, на манер сестры поджав под себя босые ноги, сидела на диване. Рядом так же расслаблено расположилась миссис Бёрнелл. Наклонившись друг к другу, обе что-то увлечённо обсуждали… У Лео ком подкатил к горлу от полноты картины, нестерпимо захотелось сей миг раствориться в воздухе, лишь бы не быть замеченным, но… у него для этого была возможность вовсе сюда не заходить, которую мужчина легкомысленно упустил раньше, чем осознал всю компрометирующую плачевность своего положения. Отступать было поздно. Отвлёкшись от разговора, Лайя подняла взгляд и встретилась с ним глазами, поймала его в ловушку, из которой не существовало выхода. Секунда. Вдох. Вторая. Выдох. Третья… Три секунды Лео потребовалось, чтобы понять — Лайя знала. Если не всё в подробностях, то, по меньшей мере, имела общее представление. И она совершенно не была удивлена, приняв неожиданный поворот событий с отстранённым, со стороны даже каким-то противоестественным спокойствием. Её безмятежность, что так контрастировала с хаосом снаружи, сочетаясь с гостеприимством хозяйки, распространялась на замок и всех его обитателей, укрывая их невидимым и неосязаемым защитным барьером. Её доверие и вера в хозяина были настолько непоколебимы и безусловны, как Лео и не снилось. Казалось, даже если Влад приставит клинок к горлу её отца прямо у неё на глазах, она в нём ни на миг не усомнится. — Лео! — к нему обратилась вторая пара карих глаз. — Что там такое срочное произошло? Зачем Алану понадобился Грегори, да ещё так безотлагательно? Нолан поджал губы. По-видимому, ложь, на ходу сочинённая Локидом для Милли, укрепилась и ушла в массы без малейшего подозрения на подвох. А ведь действительно: без знания того, что там произошло, подобный вариант звучал безукоризненно правдоподобно, весьма удобно исключая возможность незамедлительно получить опровержение. Телефоны все как один отвечали короткими гудками… Расчётливо, удобно, не подкопаться. Как и всегда в исполнении беса. По сравнению с ним Лео ощущал себя безгрешным младенцем, вовсе не познавшим греха вранья. — Гостям из Ватикана слишком долго не были рады на этой земле, — голос Лайи не дрогнул, произнося объяснение, так естественно дополняющее бесовскую ложь, что у Лео пересохло в горле. — И теперь им нужно… больше достойных доверия сопровождающих, чтобы почувствовать себя в безопасности, — девушка накрыла руку матери, сжимающую отзывающийся гудками мобильный, своей. — У них всё хорошо, мам, не переживай… Раздавшиеся со стороны коридора шаги Лео почти не расслышал за грохотом пульса в висках. В следующие несколько мгновений в комнату ураганом воодушевления влетела Сандра и звонким от переполняющей её радости голосом объявила: — Пора! Невесте пора наряжаться! Лео, зачем ты… — чуть не врезавшись в него, стоящего в проходе, Сандра несколько раз растерянно хлопнула глазами, а затем, передумав договаривать то, что хотела сказать, схватила его за руку. — Идём! Пока мы будем заниматься своими жутко скучными дамскими штучками, я найду тебе занятие… и компанию. Кстати, ты ведь собираешься переодеться? — она окинула его оценивающим взглядом с головы до ног. Не то чтобы у Лео не было этого в планах, вот только все они резко отодвинулись не то, что на второй — на десятый план по степени важности, и, прежде, чем покинуть гостиную, он бросил взгляд через плечо на Милли. — Подружка невесты, можно тебя на пару слов? — А?.. Меня? — Милли выглядела искренне удивленной и совершенно не ожидающей внимания к своей персоне. — Мне как будто «дамскими делами» заниматься не нужно… — она демонстративно закатила глаза, но поднялась с кресла, потревожив Носферату, явно недовольного резко возросшей вокруг него активностью. — Что? — в лоб спросила девушка, поравнявшись с Лео. Тот деликатно взял её под руку и повёл вслед за собой из комнаты. Лайя проследила за ними взглядом, но не сказала ни слова. На недоумение в глазах Сандры лишь качнула головой. — Можем подняться к тебе в гардеробную, а можем попросить, чтобы всё необходимое принесли прямо сюда… — предложила Илинка, старательно отвлекая всеобщее внимание от витающей в воздухе умело подавляемой напряженности. — Лайя, что скажешь? Девушка перевела на подругу взгляд и улыбнулась: — Скажу, что горничные рискуют перенести сюда весь гардероб, пока я определюсь с выбором… — Лайя обхватила маму за руку и потянула за собой, поднимая с дивана. — Идём, я хочу показать тебе хотя бы то, что успею. Замок очень большой. Слишком большой, для того запаса времени, что у них оставался до церемонии. И Лайя совершенно не планировала провести его у зеркала. Но её мнение в итоге оказалось в меньшинстве, когда три проворные пары рук с четвёртой на подхвате сплотились между собой за считанные часы знакомства лишь для того, чтобы почти буквально творить волшебство с её внешним видом. Самой же ей казалось, что она могла надеть совершенно любой наряд, соответствующий правилам, и он будет идеальным. С одним условием… Дожидаясь, пока Сандра закончит с причёской, Лайя всерьёз намеревалась так и поступить. Она потянулась за первым подходящим с виду, висевшим на передвижной вешалке, когда тёплая рука легла ей сзади на плечо и легонько сжала, понуждая обернуться. — Зная тебя, уверена, что ты весь образ успела продумать, тем более, что у тебя так много прекрасных платьев, но… — очень уверенно, будто своей собственной рукой подбирала каждый из висящих перед ними нарядов, мама перебирала плечики, пока не добралась до последних. — Его я привезла из Лэствилла и попросила… девочек, — женщина перевела взгляд на Сандру, и та заговорщицки улыбнулась ей уголками губ, — сразу повесить, чтобы не помялось. Хотела сделать тебе подарок… — голос её вдруг зазвучал отчётливо смущенно, — а теперь даже не знаю, понравится ли тебе… Захочешь ли ты… в нём… Первое, на что Лайя обратила внимание, прежде, чем получила хоть какие-то объяснения — это… цвет, на долю секунды лишивший её дара речи. — Оно… — наверное, правильнее было сказать «прекрасно», но в воображении Лайи прочно укрепился иной синоним этому слову в контексте подвенечного платья. — Не белое! Во-первых, если отталкиваться от вековых традиций, к чему символ невинности давно не невинной невесте? Во-вторых, говоря о личных предпочтениях, она не хотела лишних напоминаний — ни для Влада, ни для себя, когда она посмотрит на себя через отражение его глаз и увидит где-то на дне их затаившуюся боль, о которой он никогда ей не скажет, считая её прекрасной в абсолютно любом образе. Даже если какая-то часть его души металась в давно избытом ужасе прошлого, когда он видел её в белом. Лайя не раз представляла себе, как ей придётся оспаривать стереотипы и объяснять окружающим, почему она не хочет видеть на себе «то самое» платье в одном из наиболее популярных и одобряемых церковью и обществом цветов. И объяснение это просто, даже если окружающим и недоступно: в белом платье, пусть и не подвенечном, умерла Лале. В белом костюме она сбежала от Влада после долгожданной встречи спустя века разлуки… и в белом же умерла у него на глазах во второй раз. Достаточно. — Марго сказала, что белое — избитый и давно не модный вариант, — мамин голос зазвучал ещё более неуверенно, её рука дрогнула, чуть сильнее сжав бархатные плечики. — Уверяла, что тебе подойдёт серебристо-серое… и непременно не очень пышное. Но я не хотела, чтобы всё было совсем просто, поэтому… мы с ней сошлись на жемчужной вышивке на корсете и жемчужной портупее. Простоту и скромность в выборе наряда восхваляла церковь, как, несомненно, и отсутствие его потустороннего происхождения. Вряд ли кто-то мог бы это проверить, но для себя Лайя решила, что у неё нет причин отступать от «рекомендаций», всё никак не изживающих себя даже в третьем тысячелетии. Однако мамин вариант добавлял той самой недостающей изюминки в образ, которая позволяла Лайе с первого взгляда почувствовать, что это платье особенное — то самое. Оно не в угоду чьим-то представлениям и правилам, не для кого-то. Это платье — для неё. От неё ждали реакции, и Лайя честно пыталась что-то ответить, но не могла, в горле вдруг стало предательски сухо, а в уголках глаз — горячо. Девушка порывисто обернулась и заключив маму в объятия, спрятала лицо у неё на плече, прошептав оттуда тихое и немного хриплое, но достаточно разборчивое: — Оно прекрасно, мамочка! На самом деле, приобщение к потустороннему миру слишком быстро убедило Лайю в эфемерности всей этой внешней мишуры, в её абсолютной доступности по одному лишь веянью мысли, в её незначительности… С другой стороны, законы потустороннего, приоткрывшись для девушки, научили её по-другому смотреть на многие вещи, людям кажущиеся само собой разумеющимися, чем-то должным. Как, например, слова, жесты, поступки, подарки… Как это платье. Для неё оно вовсе не было эфемерным. Это была вещь, созданная для неё, в которую от задумки идеи до её реализации создатели вложили часть своей энергии, свой энтузиазм, свою… любовь, вместе с надеждой, что Лайя оценит подарок. Что она его примет. У этой вещи было и негласное значение, для Лайи стоящее превыше всех прочих, — согласие. С её выбором и всем тем, что этот выбор определял. Словами его выразить было куда сложнее, девушка это понимала, сама избегая затрагивать непростую тему, но слова и не были необходимы сейчас, когда мама была рядом с ней в её «утро невесты», помогая ей быть самой красивой для того, кто встретит её у алтаря. Когда мама просто была рядом, чтобы узнать, что её дочь счастлива. — Доченька моя… — Энни пыталась подобрать слова утешения, хотя саму её всю трясло, и предательские слёзы застилали глаза. — Нельзя… Не сегодня. — Я просто… — у Лайи дрожал и срывался голос. — Я так рада, что ты здесь… — она очень хотела бы сказать множественное «вы», но не могла, и это причиняло боль, сполна оправдывающую безудержный поток слёз. Было бы слишком опрометчиво со стороны её прошлого опыта надеяться на безоблачность сегодняшнего дня. Её счастье всегда шагало в ногу с горем, и Лайе ничего не оставалось кроме как смириться с подобным равновесием, чтобы вновь не лишиться всего. И она смирилась. — Мама, я люблю тебя…       В бессчётный раз, движимый чистым упрямством, Нолан попытался дозвониться до Аквила, чтобы прояснить хоть что-нибудь, в бессчётный раз сбросил серию коротких гудков… В бессчётный раз пробежался глазами по заученному до зубного скрежета тексту записки — единственному, на что ему удалось сторговаться с Милли. Весьма своеобразному тексту, с глубоким смыслом в строках и между ними, который не предназначался никому иному, кроме обладателей колец.

«Другое время, другая мода, другие титулы… Лишь каноны всё те же: золото для жениха, чтобы серебром не оскорблять любопытные взоры потомков Иуды; и серебро для невесты, чтобы защищало от потомков Иуды».

Отдавать кольца, магическим образом возвратившиеся назад в шкатулку, Милли отказалась наотрез, обрубив просьбы Лео весьма прямолинейно: «Сам не подумал — теперь нечего подлизываться к чужим стараниям. Я отдам, когда понадобятся». Лео промолчал, не высказав вслух грызущего его изнутри сомнения в том, понадобятся ли сегодня вообще одни из главных атрибутов венчания. Как и венчальная пара — две оправленные серебром небольшие иконы Христа и Богородицы, которые Лео подготовил друзьям в качестве подарка — одного из — от себя, не будучи уверенным, что родители Лайи позаботятся о соблюдении этой традиции, а священники одобрят купленные в спешке иконы из церковной лавки. Его сомнение, к несчастью, оправдалось худшим сценарием из возможных… «Влад… — мысленно воззвал Лео, интуитивно сложив руки перед грудью в молитвенном жесте. — Прошу тебя, отзовись! Объясни, что происходит?» Он не ответит. Нолан это знал. Но он не мог раз за разом не пытаться. Неизвестность и бездействие сводили его с ума. Спасаясь от этого состояния, Лео давным-давно бы уже бросился напролом через поливаемый дождём лес, чтобы кратчайшим путём в обход автострад добраться до аэропорта или до храма, где должно было состояться венчание, если бы не боялся оставить без защиты Лайю в момент, когда рядом с ней не было Влада. Под гнётом приказа и долга он уже дважды совершал эту ошибку. Он не был рядом, когда был нужен, обозлённый на Влада за его методы. Он обвинял его в кровожадности или пытался оправдать эту самую кровожадность перед другими, пока где-то там погибала та, которую он клялся беречь и защищать. Ведь никто из них не знал заранее, на что окажутся способны люди, забывшие свои прежние ошибки и панически страшащиеся краха своей многовековой империи лжи. Никто не предвидел, на что окажутся способны называющие себя людьми даже при гипотетической угрозе потерять контроль над умами миллиардов. Никто, кроме Дракулы, который никогда не выбирал сделать церковь своим врагом. Церковь встала на тропу войны сама. Сменились поколения, давно прогорели костры святой инквизиции, одержимый местью новообращенный тёмный вырос в пятого Зверя и занял своё законное место в божественном сонме, а люди так и застряли умами в событиях «Страшного суда», где Дракон непременно должен быть скован, низвергнут в бездну и в ней запечатан. «Влад, об одном прошу тебя, брат, — Лео коснулся лбом собственных ладоней, пытаясь в мысли вложить все свои чувства, дать понять, что он не осуждает и больше никогда не осудит, что просит не за кого-то. — Не дай им укрепиться в их вере. Не превращай день собственного триумфа в кровавый пир! Прошу!» В сотне километров от замка, изменчивым и словно бы живым исполином растущего на южных отрогах Трансильванских Альп, бездомные бродяги торопились найти себе укрытие от накрывшего Сигишоару ливня. Они и просто прохожие, врасплох застигнутые непогодой, не сговариваясь стекались к храму Святой Троицы — единственному месту во всём городе, над которым необъяснимым образом с клочка ясного неба продолжало светить яркое солнце, щедро поливая своими лучами увенчанные распятиями купала. Хромой старик, с трудом поспевая за своим юным товарищем по несчастью, похлопал его по плечу, вынуждая обернуться. Когда тот подчинился, старик приложил крючковатые пальцы ко лбу наподобие козырька и вгляделся в горизонт на стороне гор — иссиня-чёрный, будто ночь и день делили одно небо на двоих, и неустанно пронзаемый росчерками молний. — Видишь? — хрипло спросил старец молодого. — Господарь земель гостей привечает. Ты помолись сегодня, Рэду, покрепче помолись! Сегодня будет пир. — Какой господарь? Какой пир, дед Матьяш, двадцать первый век на дворе! Сейчас «господарь» — это мажор, а «пир» — вечеринка. Или вписка. Зависит от масштабов, — беспечно сообщил парень, давно равнодушный к старческим бредням, но неизменно относящийся к ним с долей юмора. — Нам бы сейчас дождь пере… — он не договорил, увидев вдруг странную тень на ступенях, падающую откуда-то сверху. Как будто человеческую. Бродяга запрокинул голову к едва ли досягаемым для его взгляда башням, убеждённый, что никаких статуй людей или ангелов там отродясь не было. Затем снова обескураженно посмотрел вниз, но странной тени там уже не было. Вместо тени — начищенные до блеска туфли и рука с бликующей на солнце серебряной печатью, опускающая в его чашу для подаяний… банкноту с портретом Эминеску. Рэду шумно сглотнул, опасаясь шевельнуться и спугнуть своё негаданное счастье. — Забудь, что я сказал, — сдавленно пискнул парень, ухватив банкноту и смяв её в руке, едва подавший её исчез из поля зрения, так и не заметив, что положил больше, чем собирался. — Не знаю, как там у господарей, деда, а у нас сегодня точно будет ве-че-рин-ка! Запоздало набравшись смелости, Рэду посмотрел в сторону центрального входа, но никого и близко похожего на обладателя туфель, явно не знакомых с пешими прогулками под проливным дождём, там разглядеть не смог. А затем он глянул по сторонам и по сыплющемуся ото всюду радостному, подозрительному и негодующему перешептыванию понял, что небывалая удача свалилась не только в его руки. Трясущимися руками старик вытащил из звенящей мелочи на дне старой шапки несколько сложенных пополам купюр. Второй раз за несколько минут у Рэду от неверия в происходящее открылся рот. От украдкой щипнул себя за руку. Затем, пытаясь как-то справиться с избытком эмоций, подскочил на ноги, позабыв про дождь, но тут же крючковатые старческие пальцы с неожиданной силой обхватили его за руку и притянули назад, заставив неуклюже плюхнуться обратно на ступени. — Сиди, дурень неотёсанный! Целее будешь, если в храм зайдёшь помолиться да «спасибо» сказать! Бурдюк набить и опосля успеешь. Рэду не успел придумать, что возразить на очередную старческую причуду, а гвалт на фоне не успел улечься, как вдруг моментально стих вовсе, прерванный истошным визгом тормозов от примчавшегося чуть ли ни к самым стенам церкви автомобиля — чёрного с тонированными стёклами, громким сигналом разогнавшего толпу прихожан и прохожих. Это ж надо, кому-то из «господарей» так прижало помолиться!.. Что чуть людей живьём не зашиб! Из автомобиля вышли сразу четверо. Все в туфлях, в которых не ходят по местным замерзающим к вечеру лужам, дорогих костюмах и пальто. Водитель и моложавый пассажир переднего сиденья шли впереди двух других, будто собирались прокладывать им дорогу сквозь толпу, хотя этого и не требовалось, все уже сыпанули в стороны и от греха подальше держались высоких ступеней и храмовых стен. Один надменно-гордый взгляд лихого водителя поверх толпы внушал страх и необъяснимое желание побыстрее убраться с пути всей четвёрки. «Смотрит, как коршун на добычу», — удручённо подумал Рэду, жалея, что не оказался достаточно расторопным и не дал дёру раньше. Сейчас чего доброго богатеи с них «дань» соберут. — Possibile che Sua Maestà Reale, in occasione del proprio matrimonio, non abbia potuto scacciare i vagabondi dal tempio? Странные чужаки о чём-то эмоционально переговаривались между собой, на незнакомом языке и так быстро, что даже угадать примерный смысл было невозможно. Когда «zmeu» проходил мимо, Рэду поджал под себя ноги и отодвинулся, насколько это было возможно, стараясь сделаться максимально незаметным. Но тот как на зло зачем-то остановился неподалёку от него, напряжённо замер, будто что-то или кого-то высматривая. Быстро о чём-то сказал молодому, запрокинул голову к небу, нахмурился, придав тем самым жилистому лицу ещё более пугающее выражение. Затем достал из кармана безупречного пальто зажим с деньгами и вытащил оттуда несколько купюр. «Дракула в ярости от ваших подковёрных игр, а вас волнуют попрошайки?!» — в который раз за несколько последних часов Аквил не верил собственным ушам, отказываясь признавать настолько необъятные просторы человеческого слабоумия, шагнувшего далеко за грань его всестороннего, как ему самому казалось, понимания. — La sua terra — le sue regole, — с трудом сдерживаясь, сухо отрезал Аквил и, напрягая инстинкты, двинулся вперёд, чувствуя, будто это он здесь — тёмный предатель, воровато крадущийся по святой земле. Он пожертвовал деньги храму — не толпе, и, осенив себя крестным знамением, ведомый не самыми светлыми помыслами и предчувствиями, переступил порог. Взгляд его, будто тотчас притянутый магнитом, скользнул от входа, через притвор и центральный проход к расположенному у противоположной стены амвону и иконостасу. Оттуда прямо на него, будто только этого и ждали, посмотрели глаза, изнутри горящие лазурью и этим лишь подчеркивающие застывшую на лице хищную ухмылку. Приподнятые уголки губ и щетинистый подбородок алели от свежей крови. Сбоку и позади раздался почти синхронный выдох. И частящий гул трёх бьющихся сердец. — Benvenuti, signori! — провозгласил по-итальянски Дракула, раскинув в стороны руки в обманчиво радушном жесте приветствия. — Aquila, — едва заметный персональный кивок, после чего двойные двери за спинами пришедших захлопнулась с грохотом, запустившим под своды мощное эхо, вторящее грому снаружи. «Не обошлось…» — в мыслях мрачно констатировал Аквил и наградил напарника, стоящего по правую его руку, предупреждающим взглядом, сам медленно продвигаясь вперёд и скользя взглядом по периметру в поисках потенциальных жертв. Приход был пуст, что автоматически сводило в голове орла всю бесконечность вероятных вариантов до одной, вполне конкретной кандидатуры. — Где магистр Бёрнелл, Влад? — пожалуй, уже не первостепенной важности вопрос, но не спросить Аквил не мог. Оскал, в котором с характерно влажным звуком разомкнулись обагрённые кровью губы, стал ему единственным ответом. Позади, вначале неуверенным, чуть сбивающимся шёпотом, но спустя пару строк — в полный голос — зазвучали слова обряда на латыни. Знакомые Аквилу слова экзорцизма, с переменным успехом срабатывающие на одержимых. Которых он за всю нынешнюю жизнь и карьеру встречал всего-то пару-тройку… Дракула, откровенно забавляясь происходящим и будто живьём выдирая схожее желание из разума и души Аквила, находящего попытку если не забавной, то откровенно глупой, зашёлся смехом. За них двоих. — Да! Всё верно! Продолжайте! Неторопливо и обстоятельно вспоминайте всё, что есть в вашем богатом папском арсенале для борьбы с нечистью, — поощряя, Влад представительским жестом указал на себя и елейным голосом добавил: — Я весь ваш… Прямо на этом алтаре, — неоновой голубизны глаза отразили свет горящих свечей, зрачки обрели характерную форму вытянутого креста, а изнутри подсвеченные аурой скулы стали выше и острее. — А вы… все мои! — прогремел утративший прежнюю угодливость, а с ней и всякую человеческую мягкость голос. С усилием заставив себя осознанно упустить из виду потенциального врага, Аквил полуобернулся и отвёл руку себе за спину, веля находящимся там не двигаться и крайне желательно — заткнуться. Но люди, к сожалению для них в данный момент, не были вхожи в единое сознание тетраморфа и мыслей слышать не могли. Сам орёл, вернув внимание угрозе, сделал очередной осторожный шаг навстречу. — Влад, выслушай… — Аквил… — пророкотал Дракула на одно ничтожное мгновение будто бы даже снисходительно, но следом же припечатал голосом, в котором гремела калёная сталь: — Твои полномочия повлиять на ситуацию закончились там, где начались мои! Прочь с дороги! Он поднял руки до уровня взгляда, демонстрируя обнажённые предплечья и ладони, перевитые подсвеченными лазурью венами, с застывшими на кончиках пальцев всполохами эфира, готовыми в любой момент сорваться, заполнив пространство смертоносными сферами. — На твоей вере сыграли, Аквил, как и на моей. На этот раз я тебя не виню и… даже приглашения своего не отзываю, — разорвав зрительный контакт, Дракула метнул взгляд, а за ним и крохотную вспышку лазури правее плеча мужчины. — Но ты зря не оставил сына в машине!