Conquered (Покоренный)

-- Это же бой против чемпиона, можешь себе представить? -- ланиста ходил по комнате туда-сюда и никак не мог успокоиться. -- Ты знаешь, кто на нем будет? Оба легата и, может быть, даже сам Цезарь! Он твердил мне это с тех самых пор, как мы выехали из Финикса и, если честно, жутко надоел. Все говорил о том, какой почет и уважение принесет ему моя победа, как Цезарь вознаградит его. Хотя, чего уж греха таить, я и сам ждал этого боя, но у меня с этим были связаны совсем другие надежды. -- Для меня важнее то, что это последний бой, -- ответил я. -- Помни, что ты обещал мне свободу. -- Да помню, помню я, -- он махнул рукой. -- Ты уж, главное, не подкачай. Чемпион Кастул -- не хрен собачий, прошлого своего соперника он пополам перерубил. А позапрошлому снес голову с такой силой, что она долетела до ложи самого Цезаря. -- Меня не переубедишь, Клетус, -- я усмехнулся. Это было чистейшей правдой. За последние полтора года много кто пытался лишить меня жизни. Риск стал восприниматься как нечто обыденное. Честно говоря, я и не боялся совсем, только волновался немного. Я наклонился, взял из большого блюдца свежий мутафрукт, вгрызся в него зубами и принялся пережевывать. А комната для претендента здесь ничего: кровать вполне себе удобная и мягкая, фрукты только недавно с дерева, вода чистая и почти без привкуса металла, ужин тоже был вкусный и сытный. Вчера мне даже предлагали привести рабыню, чтобы удовлетворить сексуальные нужды. Я отказался: во-первых, потому что не доверял местным, а во-вторых, потому все еще хранил верность жене. Еще бы выпить чего-нибудь, но, увы, с этим делом в Легионе тяжко. Цезарь ни сам не пьет, ни другим не дает, а если кого-нибудь схватят на продаже алкоголя, то закончит тот либо с рабским ошейником на шее, либо вообще на кресте. Но это все равно не меняло того, что комната претендента была уж очень удобной. Когда твоя жизнь состоит только из тренировок и боев, начинаешь ценить это. А уж когда тебя заметили, выделили из кучи таких же рабов, дали возможность проявить себя… Здесь, в Колизее Флэгпула драться мне уже приходилось ровно три раза. Сегодня должен быть четвертый бой, и он в любом случае окажется для меня последним. У меня две дороги -- либо на тот свет, либо на свободу. Я не представлял, чем буду заниматься, если получу свободу. Может быть, пойду тренировать других гладиаторов, а может, куплю себе небольшой домик и стану заниматься тем, что делал до того, как оказался в рабстве. Но так или иначе, сначала я отыщу свою семью и выкуплю их из рабства. А уже потом буду думать, кем устроиться. -- Лучше помоги одеться, -- я встал с дивана и стащил с себя рабскую накидку, которую вынужден был носить. Снял с манекена кожаный полупанцирь и принялся натягивать на себя. Броню-гладиатора невозможно было надеть в одиночку, уж слишком много там было ремней, которые надо застегивать. Обычно мне помогали специально обученные рабы, но сегодня был слишком важный бой, так что Ланиста решил заняться этим самостоятельно. -- Ты что, совсем не боишься? -- спросил он меня, когда мы справились с основной броней и перешли к наплечникам, которые крепились отдельно. -- А чего мне бояться? -- я криво усмехнулся. -- Я сегодня в любом случае обрету свободу. Либо на тот свет, либо на волю. И твою кривую рожу, Клетус, больше не увижу. Ланиста улыбнулся, будто я отмочил хорошую шутку. Ну да, он был готов терпеть от меня даже такое, сейчас, когда я выбился в претенденты на чемпионство. Попробовал бы я сказать что-нибудь вроде этого полгода назад, получил бы десяток ударов плетью. Рука у него была крепкая, и с кнутом он обращался более чем уверенно. А сейчас мы с ним практически друзья, если вообще может существовать дружба между ланистой и рабом-гладиатором. А ведь он уже третий из моих хозяев, и выкупил он меня у предыдущего за немалые деньги. Вложился, потому что увидел потенциал бойца. Прогадал или не прогадал, узнаем сегодня. *** -- Они идут! -- Закричали на улице. -- Берегитесь, они идут! Крик прервался предсмертным хрипом. Я повернулся к Елене, которая прижимала к себе нашего сына Джона, и прочитал в ее глазах смертельный страх. Легион Цезаря. У нас его называли “Красной Чумой” за цвет их униформы. День со дня они должны были подойти к нашему городу, чтобы попытаться захватить его. Люди ждали, но до последнего надеялись, что этого не случится, поэтому никакой обороны налажено, разумеется, не было. У нас даже не было шанса договориться с этими рейдерами по-хорошему, они просто пришли и заявили, что весь город со всеми его жителями и землей, на которой он построен, принадлежит им. И все. Не излагали никаких требований, а просто заявили, что все принадлежит им, и они это заберут. -- Уводи сына, -- приказал я. -- Елена, уводи сына. Я их задержу, насколько смогу, а вы возьмите все нужные припасы, я заранее отложил, и уходите в Пустошь. Уходите к оазису, что на севере, ты знаешь дорогу, и ждите меня там. Я приду. -- Нет, -- со слезами в голосе ответила моя жена. -- Уйдем вместе! Или останемся все вместе! -- Мне отбиваться нужно будет, а не за вами следить, -- зарычал я, судорожно проверяя, полон ли магазин моей рычажной винтовки. -- Бегите! Кажется, мой аргумент сработал, и больше спорить Елена не стала. Схватив за руку нашего сына, она побежала прочь из дома. Ну а мне оставалось только надеяться, что я смогу задержать легионеров. Я встал у окна, прислонившись спиной к стене, и взял винтовку наизготовку. Долго ждать не пришлось, скоро на улице появилось несколько фигур в красном, и тогда я высунулся, прицелился в одного из них и утопил спусковой крючок. Винтовка привычно лягнула меня в плечо, и один из легионеров упал. Я тут же перевел прицел на следующего и выжал спуск еще дважды. Первый раз промазал, второй попал, и на земле оказался еще один труп. Легионеры тут же бросились врассыпную под прикрытие стен, они пока не видели, откуда в них стреляют, так что я успел свалить еще одного. Нащупал в кармане горсть патронов и судорожно принялся перезаряжаться. Высунулся еще раз, стрельнул для острастки и едва успел спрятаться за стеной, когда в окно влетел заряд крупной дроби. Позицию мою рассекретили. Я тут же перебежал ко второму окну, высунулся и выстрелил еще раз, свалив следующего из легионеров, как раз заряжавшего двуствольное ружье. Снова перебежал к первому окну и прижался спиной, дослал последние патроны. Эх, нужно было купить их больше, а ведь так и не собрался. Да и редкий у меня калибр, а каравана давно в городе не было. Высунулся и несколько раз выстрелил по бойцам в красным, небольшой группой бегущим вдоль стены. Свалил троих, еще по двум позорно промазал. Связка динамита влетела в окно и упала на пол, фитиль во все стороны плевался искрами. Понимая, что больше ничего я тут не сделаю, я добежал до ближайшего окна и выпрыгнул наружу, больно ударившись о землю. Подхватил винтовку, сам толком не зная зачем она мне, ведь в ней больше нет патронов, я побежал в сторону городской площади, а когда выбежал на нее, нос к носу столкнулся с одним из легионеров. Люди в красном были повсюду, они зашли в город сразу с нескольких сторон. Ублюдки согнали на городскую площадь тех, кто пытался сбежать, и я был уверен, для них уже готовили рабские ошейники. Перехватив винтовку за ствол, как дубину, я размахнулся и изо всех сил долбанул легионера по голове деревянным прикладом. Тот попытался заблокировать удар своим мачете, но не сумел и свалился, заливая землю кровью из большой ссадины на лице. Западня захлопнулась, бежать было некуда, и я целиком отдался вспышке ярости, продолжив колотить несчастного прикладом, пока не превратил его голову в кашу из смеси крови, кости и мозгового вещества. Когда я поднял голову, то увидел, что вокруг меня собралось множество воинов в красном обмундировании. Несколько из них двинулись ко мне, поднимая оружие. -- Стоять! -- закричал высокий воин в полном доспехе и закрытом шлеме с плюмажом. -- Этот человек показал себя достойным воином. Я сам хочу убить его. Он вышел из ряда солдат Легиона с двумя мачете в руках, одно из которых протянул мне. Я оружия не взял: драться на потеху другим легионерам мне совершенно не хотелось. И тем более с этим парнем, который решил за мой счет поднять свой авторитет среди подчиненных. -- А если я не буду драться? -- спросил я, подняв голову. -- Тогда тебя приколотят к кресту и оставят умирать, -- ответил центурион. Он кивнул в сторону пленных, которых уже согнали в середину площади, и добавил. -- Я так понимаю, что там -- твои родные, иначе ты не стал бы сражаться так яростно. Думаю, сын и жена? Как думаешь, каково им будет смотреть, как в твои ладони вбивают гвозди, и как ты корчишься на кресте? -- А если я убью тебя? -- спросил я. -- Тогда тебя убьют быстро и безболезненно, -- ответил центурион. -- Этим ты докажешь, что раба из тебя не выйдет. А мучить тебя не станут. Даю слово. -- Как скажешь, -- ответил я, взял мачете и тут же отпрыгнул назад и чуть в сторону, разрывая дистанцию. Мы закружили по небольшой площадке, вокруг которой теснились солдаты Легиона. Центурион явно имел большой опыт в боях на холодном оружии и однозначно был очень опасным соперником. Ага, стоило учитывать, что он был в полном доспехе, а я в простенькой кожаной куртке, которая никаким образом не сдержит удара длинной и тяжелой заточенной железякой. Даже если и не прорубит, то все равно кость сломает. Доспех давал ему право на ошибку. Я же такого права не имел. Первым на сближение пошел он, махнул мачете поверху, будто пытался полоснуть меня по горлу, и тут же ударил с другой стороны, уже понизу, норовя попасть мне в грудь. Я принял его клинок на свой и одновременно попытался пнуть его ногой в колено. Центурион каким-то неуловимым движением уклонился и тут же отскочил назад, разрывая дистанцию. А я наоборот рванул вперед, дважды крест-накрест рубанул, пытаясь даже не то чтобы попасть по нему, а всего лишь отвлечь внимание. От первого удара мой соперник увернулся, второй принял на жесткий блок, отбил мое оружие в сторону, попытался ударить и раскрылся. Я, сам не понимая как, утек в сторону, разминувшись с лезвием мачете на считанные дюймы. Развернуть руку, чтобы ударить лезвием, я уже не успевал, поэтому долбанул, как смог: ударил рукоятью мачете в висок шлема, стремясь если не проломить броню, то хотя бы ошеломить соперника. И мне это удалось -- рука центуриона безвольно повисла, а сам он на мгновение замер. И тогда я вонзил мачете в на секунду открывшуюся щель в доспехе, схватился за рукоять обеими руками и с силой провернул. Соперник мой выпучил глаза, его рот открылся, и из него наружу хлынула кровь. -- Доволен? -- крикнул я ему в лицо. -- Доволен? Центурион упал на колени и медленно осел на землю. Упершись ногой в его грудь, я рывком выдернул свое оружие, выпрямился во весь рост и обернулся к строю легионеров. -- Ну что? -- крикнул я. -- Кто-то еще хочет выйти со мной? Кто еще пообещает мне достойную смерть? Вперед выступил мужчина с надетой на шлем собачьей головой. Он вскинул руку, и мгновение спустя мне в бедро воткнулся недлинный дротик. Голову тут же повело, левая нога отнялась, и я медленно завалился на землю. Я уже понял, что меня собираются брать живьем, поэтому перевернулся на бок, упер рукоять мачете в землю и попытался вогнать острый конец клинка себе в грудь. Но тело повиновалось все хуже, поэтому затея моя не увенчалась успехом. -- Связать его, -- услышал я сквозь шум в ушах. -- Этого возьмем живьем. Злобный, бьется хорошо. Может сгодиться в качестве гладиатора. *** Я шагнул на песок арены из коридора, щурясь от яркого света, бьющего из фонарей, подвешенных на высоких столбах. Это было сделано специально, чтобы каждый из зрителей мог видеть все, что происходит на арене. Даже желтый песок сюда возили специально, чтобы было видно, как он чернеет, когда в него впитывается кровь. Зрители ликовали: все они жаждали крови, и все они пришли сюда, чтобы увидеть, как один из нас падет. Люди кричали, поднимая вверх руки, кто-то швырял на песок арены цветные ленты и мелкие монеты. Потом рабы соберут их и доставят представителю победителя. И среди этого множества лиц ни одной женщины. У женщин в Легионе Цезаря нет гражданских прав, и им не положено посещать такие представления. -- Приветствую вас всех на нашем “Колизее”! -- послышался из установленных под фонарями рупоров громкий голос. От его торжественного тона меня тошнило. -- Сегодня нас ждет прекрасное зрелище, ведь у нас есть претендент, готовый бросить вызов самому чемпиону! Он прекрасно показал себя в боях по всей Аризоне. На счету претендента двадцать четыре победы! Встречайте, с правой стороны арены, Джеф! -- Джеф! Джеф! Джеф! Джеф! -- кричали люди, приветствуя меня. Толпа ликовала. Похоже, что они действительно были рады меня видеть. Не могу сказать того же о них. -- С левой стороны арены наш чемпион. Сорок четыре боя, сорок четыре победы. Вы знаете его и любите! Кастус! Теперь толпа подхватила и принялась скандировать его имя. Имя моего билета на свободу, ну или моего убийцы, это уж как повезет. Я прошел долгий путь, чтобы вопрос встал именно таким образом. А ведь в первый раз все было совсем не так. *** В грязную яму меня, как и других бойцов, просто столкнули. Я кое-как поднялся с колен, осмотрелся, но надежды выбраться из нее не было: до свободы было почти четыре метра отвесной стены. Того, кому повезет выжить, поднимать будут на веревке. Толпа, расположившаяся наверху, жаждала нашей крови. Чем больше из нас поляжет, тем предпочтительнее было для них. Они хотели зрелища, а мы хотели выжить. На моей стороне был совсем молодой парень, на его по-детски пухлом лице вовсю красовались юношеские прыщи, а под нижней губой торчал мягкий пушок, претендующий на гордое название усов. Против нас стояло двое опытных и уверенных в себе головорезов. Шансы не то что на победу, а на то, чтобы продержаться некоторое время были малы. Распорядитель боев крикнул что-то нецензурное, и наши соперники стремительно рванули в нашу сторону. Нужно было растянуть их так, чтобы они не могли напасть на одного из нас вдвоем. -- В сторону отходи! -- крикнул я своему напарнику, и сам стал смещаться влево, поигрывая тяжелым мачете. Оружие было непривычным, сам я больше предпочитал короткие ножи, но таким можно будет парировать пару ударов. Другое дело, что сделать это мне скорее всего не дадут. Но моя затея сработала, и бойцам действительно пришлось разойтись в стороны, и теперь каждый стоял напротив одного из нас. И тогда я, очертя голову, рванулся вперед, широко взмахнул мачете, чтобы отвлечь противника, и тут же изо всех сил пнул его ногой в живот. Первый мой удар своей цели не достиг, зато нога утонула в мягком животе, заставив бойца скрючиться от боли. Перехватив его правую руку, в которой было зажато мачете, я полоснул его лезвием по горлу и коротким тычком локтя отправил на землю. Теперь нас было двое на одного, и это давало кое-какие шансы. Но преимущество это продлилось всего долю секунды, потому что второй из врагов вогнал заточенный конец мачете в живот моему напарнику. Я не успел. Мгновение спустя мой размашистый удар снес ему голову, которая отлетела куда-то в угол ямы. Обезглавленный боец рухнул на колени напротив только что убитого им же парня, из неровного среза на месте шеи вверх ударил фонтан крови. Я только успел прикрыться рукой, чтобы кровь не попала мне в глаза. Парнишка еще был жив, он что-то неслышно шептал, а изо уголков его рта текли струйки крови. Я не мог оторвать взгляда от его глаз, в которых медленно угасала жизнь, не слышал ликующей толпы, на десятки глоток орущей что-то нечленораздельное, но очень восторженное. Так и прошел мой первый бой. *** -- Приготовьтесь! Начали! -- закричал распорядитель, и толпа взорвалась восторженными криками. Кастус, огромный -- выше меня на голову -- гладиатор стоял напротив и подслеповато щурился на огни арены. Но стоило распорядителю объявить начало боя, как он тут же рванул ко мне, замахиваясь мачете. С огромным трудом мне удалось увернуться. Я нагнулся и перекатился по песку, попытавшись резануть соперника под колено, но тот успел вовремя убрать ногу. Вскочив на ноги, я тут же бросился обратно в бой и атаковал Кастуса давно заученной связкой: справа, слева и тут же снизу. Последний удар по моей задумке должен был разрубить доспех и выпустить кишки. Я побеждал так уже не один раз, это было просто и эффективно. Но Кастус умудрился парировать все три моих удара и отбить клинок с такой силой, что я чуть не отлетел назад. Чтобы сохранить равновесие, я отскочил, проскользнул вдоль клинка своего соперника и резанул его по пальцем. Тот даже не вскрикнул, но ладонь его сама собой разжалась, и мачете упало на песок вместе с двумя пальцами правой руки. Тут же я прыгнул на своего врага, коротко резанул его по глотке и ударом ноги отправил тело на землю. Вот она, свобода! Я победил! Я шел к этому не один год, и все же мне удалось! Я огляделся, и все вокруг показалось мне ярким и светлым. Даже ликующая толпа больше не вызывала обыденного отвращения. Лысый мужчина с лавровым венцом на голове, в ярко-алом плаще и с деревянным мечом в руках вышел на песок, а за спиной его, среди свиты, я увидел… Елену и моего сына! Долгая жизнь в рабстве сказалось на них, они были очень худы, да еще и сын вырос, превратившись из мальчишки в подростка. Но в тот момент я был счастлив, что снова увидел их. А потом в животе запекло. Наклонив голову, я увидел нож, торчавший из моего доспеха. Уронив на песчаный пол арены мачете, я схватился за рукоять и выдернул его из себя. После этого пришла боль. Голова резко закружилась, и я медленно осел на землю. Кое-как огляделся и понял, что не было ни Цезаря, ни моей семьи, а только ликующая толпа и мертвый Кастус, которому все-таки удалось до меня добраться. А потом пришли тьма и тишина.