Рождён, чтобы умереть

Вдалеке над лесными кронами, почти у самого горизонта, горели огни ночного Рима. Сергей всматривался вдаль, судорожно сжимая железные прутья. Вечный город в бледном сиянии лунного света казался особенно нарядным и даже величественным, но всё же таким одиноким. С наступлением темноты он пустел, зато в небе появлялась другая жизнь. По ту сторону маленького окна с тюремной решёткой мерцали россыпи звёзд. Их было так много, что не сосчитать. Горячие, манящие, одна ярче другой. Тучи, пришедшие с юга, закрыли небо плотной завесой, и вскоре во всём городе внезапно вырубилось электричество. Во всех домах пропало освещение, даже в старом здании тюрьмы. Рим погрузился в непроглядную тьму, прогоняя тем самым любые намёки на проблески света. То же самое чувствовал Разумовский внутри себя: один неверный шаг, и тьма повисла над ним, уничтожая всё то хорошее, что было в нём. «‎Что я наделал? Как я мог так поступить с Игорем? Найду ли я в себе силы жить с этим дальше? Нет, конечно нет». Старый шрам в виде креста на груди запульсировал. Вспышка воспоминаний перенесла поток мыслей на несколько месяцев назад. В какой-то момент разум отключился, тем самым спустив с цепи жажду мести. Дни, проведённые в следственном изоляторе под надзором проклятого психиатра Вениамина Рубинштейна, давали ясное представление, что Сергей не сможет выбраться оттуда, не сумеет что-либо изменить в своей судьбе. Однако он смог… Но какой ценой? «‎Я убил практически всех, кто поневоле стал участником в той кровавой расправе. Специально оставил Игоря Грома живым, чтобы он понял: его смерть — это бескрайняя пустота, в которой он больше ничего не почувствовал бы: ни тепла, ни холода, ни сожалений, ни эмоций. А вот жить дальше, зная, что из близких никого не осталось — гораздо хуже смерти. Однако из-за безумия и ярости мести погиб ещё один человек. Пять раз. Пять, чёрт возьми, оглушительных выстрелов. Иногда я до сих пор слышу металлический звон пуль. И когда погружаюсь глубоко в сон, вижу испуганные карие глаза, отражающие светлое беззаботное детство, где двое мальчишек играли в героев возле детского дома. Кроме Олега у меня никого не было. Он единственный, кто поддерживал меня и всегда был рядом. Он мой лучший друг… Точнее, был им. Ведь те пять пуль достались именно ему. Я застрелил его в упор, ибо в игре самое главное соблюдать правила. Мне осталось мучиться угрызениями совести и ненавидеть себя за содеянное…» Шум голосов за бетонными стенами одиночной камеры и торопливый топот сапог отвлекли заключённого от последовательного самоедства. Что-то случилось, раз тюремные надзиратели устроили переполох, но Сергей лишь отпустил решётку, спрыгнул со стула и устало плюхнулся на койку. От матраса исходила отвратительная вонь, напоминающая гниющую человеческую плоть, но Разумовский смог привыкнуть. Долго находясь в полном одиночестве столько времени, и не к такому привыкнешь. Стоило на минуту закрыть глаза, желая абстрагироваться от боли, и Сергей снова оказался на парящей в штормовом небе кровати. Повсюду били молнии ветвистыми росчерками, будто бы намереваясь попасть в тело рыжеволосого парня. Тьма сгущалась, стало нечем дышать, воздух вокруг застыл, как на морозе. Чьи-то длинные когтистые пальцы сомкнулись вокруг шеи. Разумовский издал что-то похожее на хрип, пытаясь выбраться и ослабить хватку, но забился в конвульсиях. На губах выступила пена. Казалось, ещё немного, и нить жизни окончательно оборвётся. Парень плотно зажмурил веки, мысленно прощаясь с надеждой выбраться из этого ужаса. Открыв мокрые от слёз глаза, Сергей увидел длинный берег и море. Оно было гладким, ни единой волны. Солнце медленно поднималось от горизонта, а в чистом голубом небе с криками парили чайки. Ничего подобного никогда раньше не случалось. Тот, кто пытался убить Сергея, играл с его жизнью, то и дело приближая к смерти. Потом отпускал, снова душил, и так по кругу, пока тот не проснётся. — Что за… — Сергей осёкся, услышав, как за спиной скрипнул песок под чьими-то ногами. Он быстро развернулся и заметил незваного гостя — сердце заныло какой-то нестерпимой болью, от которой потекли слёзы, сил физически не осталось. Он упал на колени, не сводя взгляда со стоявшего в трёх метрах мужчины. — Это… Это невозможно, — едва слышно прошептал Разумовский. Его руки задрожали, затем дрожь перекинулась выше, на плечи. — Ещё как возможно, Серёж, я же здесь, — Олег, облаченный в черную водолазку и такого же цвета брюки, опустился на песок перед ним и слегка улыбнулся уголками губ. — Олег. Но я в-ведь… я ведь… Сказать вслух о том, что Сергей собственными руками убил дорогого сердцу человека, значило признать вину. Но он не хотел, до сих пор не желал признавать и верить, что это сделал именно он. — Сейчас это не главное, поверь, твоей вины нет, потому что я знаю — не ты нажал на курок. Олег пытался успокоить расшатанные нервы друга, так как он прекрасно знал и видел, что вся эта история, в которую попал Сергей, была похожа на какой-то триллер. Когда-то Волков пообещал самому себе во что бы то ни стало помочь другу и избавить его от кошмаров. — К-куда все исчезло? Почему? — голос Разумовского дрожал от напряжения и страха. — Помнишь ту ночь, когда ты с колотящимся сердцем проснулся в холодном поту от очередного кошмара? — парень слегка кивнул, и Волков с горькой усмешкой продолжил: — Я предложил помощь, но был отвергнут. Мне не хотелось подавать вида, что это как-то задело меня, однако в тот самый момент до меня дошло, что я всего лишь бесполезный кусок дерьма. Как бы я ни старался подобрать совет или поддержать, я не мог контролировать всё происходящее с тобой, не мог найти путь к исцелению. Точнее, не имел возможности. Только теперь мне это по силам, все случившиеся события и мысли, направленные на то, как помочь тебе, привели меня сюда, понимаешь? Я должен был умереть, чтобы защищать тебя от кошмаров.