Б&Б

— Мисс Хармон! Мисс Хармон! Элизабет! очнитесь, — тряс Боргов плечи Бет вот уже несколько минут, — что же делать… — Ааа, — услышал Василий тихий голос Бет. — Как вы? — Боргов наклонился к ней поближе — Ужасно, если честно, — простонала она, — голова просто раскалывается. — Я же говорил вам, — произнëс шахматист с некоторым упрëком и волнением в голосе, — нужно соблюдать постельный режим. — Похоже, вы были правы, — прошептала Бет. Всë это время они смотрели друг другу в глаза. Бет чувствовала на себе его дыхание, а он — еë. Тут ей очень захотелось, чтобы он еë поцеловал, чтобы не кончались эти тëплые объятия, и она уже потянулась к нему… но… стук в дверь. Они оба замерли, на лице Боргова возникло некоторое выражение разочарования, длившееся всего долю секунды, после чего он натянул на себя свою обычную холодную и пронизывающую маску, но Бет всë же успела заметить это изменение и внутренне возликовала. Она боялась, что он не так поймëт еë, и их отношения испортятся. Если это можно было называть отношениями (?) — Я перенесу вас на кровать. — Ну что вы, я и сама… — но не успела Бет договорить, как Василий уже подхватил еë, и она в миг оказалась на постели. — Входите, — проговорил гроссмейстер громким и официальным голосом, каким он обычно разговаривал с репортëрами. Вошëл метрдотель. — Мисс Хармон… — Да. — Работники и начальство нашего отеля приносят Вам свои соболезнования, — проговорил он на английском с небольшим акцентом. Видимо, он уже давно работал в отеле и имел опыт общения с американцами, — и готовы помочь Вам с оформлением всех необходимых документов. — Благодарю вас. Сейчас это — последнее, чем я хочу заниматься. — Вам нужна помощь с возвратом билетов на самолëт? Точнее, билета, — быстро осëкся тот. — Элизабет, вы сейчас в таком состоянии, вам лучше обменять свой билет на более поздний рейс, а пока немного прийти в себя, — неожиданно подал голос Боргов, всë это время стоявший молча. — Мистер Боргов, я… — Я прошу вас, подумайте над моими словами, — перебил он Бет. «Он и вправду так за меня волнуется, что попросил остаться, или на это есть какая-то другая причина? Может мне действительно остаться… Но ведь нужно похоронить маму…» — Бет одолевали сомнения. Вдруг она поняла, что не хочет обо всëм этом думать, слишком тяжело, хотелось отключиться, заснуть. А когда она проснëтся, чтобы все эти воспоминания исчезли из еë памяти. Но это невозможно. Невозможно. Еë глаза наполнились слезами. — Давайте обсудим этот вопрос позже, — проговорила Бет дрожащим голосом. — Конечно, я всë понимаю, — откликнулся с сочувствием в голосе метрдотель, — вам ничего не нужно? — Нет, благодарю. Хотя… Вы не могли бы помочь мне связаться с одним человеком? Это Мистер Уитли, мой приëмный отец. Я не знаю где он, и номера его у меня тоже нет… Бет всхлипнула. — Я постараюсь сделать всë от меня зависящее. — Я очень благодарна вам, спасибо. — Тогда я покину Вас, если что, я буду в холле за стойкой. Она кивнула. Дверь захлопнулась. На Бет накатил ещë один поток слëз, который она уже не смогла сдержать. По лицу потекли чëрные струйки слëз, перемешанных с тушью. Она сотрясалась всем телом. — Аааааааа, — раздался истошный крик. Боргов присел на край кровати и крепко обнял еë, — ты не одна. Бет продолжала плакать. Еë уже не волновало, что Боргов еë соперник, что ему нельзя показывать свою слабость. Еë уже ничто не волновало, ничто не имело значения. *** — Я заплакала вам всю рубашку. — Ничего. — И отняла у вас уйму времени — Ничего. Бет сидела в объятиях Василия, крепко прижавшись к нему. — Вы не боитесь? — Чего же? У меня есть страхи, но, думаю вы говорите о чëм-то конкретном? Бет посмотрела на него снизу вверх, — что кто-то увидит нас, ведь это… — Вы что же, стыдитесь меня, Элизабет? — он был явно задет еë словами. — Нет, конечно. Просто если о наших встречах станет известно, шахматная федерация СССР может не так истолковать вашу заботу обо мне. У вас могут быть проблемы. — А о шахматной федерации Соединëнных Штатов вы не подумали? — на лице Боргова показалась лëгкая улыбка, — У вас будут проблемы не меньше моих. — До меня им нет дела, меня недолюбливают, — на этих словах еë глаза опять начали слезиться, — считают, я мало делаю для популяризации шахмат. Но что же будет с вами? Ведь могут подумать, что между мной и вами что-то есть. Гроссмейстер бережно поднëс руки к еë лицу и смахнул подушечками больших пальцев с еë щëк слëзы. — А разве это не так?