Папина дочка

Целый день Викки маялась в комнате, не зная, чем заняться. В конце концов, одевшись в новый сарафан, мантию и новые туфельки, она собрала волосы в красивую прическу и, не забыв накраситься, направилась в главный зал. В главном зале как раз заканчивался ужин, за столами сидело совсем мало студентов. Преподавательский стол был пуст. Под сводами зала играла музыка Моцарта. «Хмм… его нет… прекрасно», — улыбнулась сама себе Викки, заметив взгляды студентов, особенно парней со старших курсов, и прошла к столу, наложив себе в тарелку вкусностей. Но есть почему-то совсем не хотелось. Выпив стакан сока и съев пирожное, Виктория пошла гулять по замку и совершенно случайно наткнулась на Долохова, разговаривающего с ректором. Они шли ей навстречу, и она поспешила спрятаться за одну из многочисленных колонн. Антонин внимательно слушал Влада, князь же разговаривал с ним спокойным, ровным голосом. Проходя мимо колонны, за которой спряталась Викки, Долохов как бы случайно оглянулся, но в следующее мгновение снова повернулся к Цепешу. О чем они разговаривали, девушка не могла понять: язык общения был ей неизвестен, но понравился своей мелодичностью и мягкостью. Викторию, спрятавшуюся за колонной, Долохов заметил, конечно же, но сперва почувствовал ее присутствие. И ему почему-то не хотелось, чтобы князь Цепеш обратил внимание на девушку, поэтому Антонин сделал вид, что внимательно слушает наставления ректора по поводу проведения следующих занятий со студентами. Влад говорил по-румынски, а Долохов хорошо понимал родной язык бывшего валашского правителя. Его он изучил во время своей учебы в Дурмстранге, где у него был друг-румын, ставший потом известным чернокнижником. Девушка не сводила с мужчин взгляда и всё гадала, о чем бы они могли разговаривать? И язык, как она догадалась, был румынский, поскольку Влад родился в Румынии. «Вот бы понять, что они задумали, ведь неспроста Долохов так его слушал… А может, потом спросить его, о чем они болтали? Интересно же будет узнать». Викки улыбнулась и как ни в чем не бывало пошла за ними, делая вид, что осматривает замок. Время от времени она бросала взгляд на князя и все мечтала оказаться рядом с ним, почувствовать на себе его клыки. Девушка не смогла бы самой себе объяснить, откуда у неё вдруг такие мысли. Вампиров она с детства боялась не меньше, чем пауков, после просмотра какого-то фильма ужасов, хотя потом долгое время считала их сказочными персонажами, придуманными, чтобы пугать невежественных людей. «Ох… аж жарко от таких мыслей… Кстати, а почему он меня еще тогда не укусил? Интересно…» Антонин и Влад свернули за угол, а когда Виктория зашла туда же, перед ней оказалась глухая стена. Тупик. И никакой двери. И ни князя, ни Долохова. Они словно растворились в воздухе, хотя минуту назад были здесь Чья-то рука легла девушке на плечо, и она вздрогнула. За ее спиной стоял Долохов. — Здравствуйте, мисс Виктория, — он теперь всегда называл ее полным именем, но никогда — Вирджинией… — Вы следили за мной и ректором? — с легким укором в голосе спросил Антонин. — Нехорошо. А вдруг мы обсуждали что-то такое, о чем студентам не следует знать? — Я не следила! Еще чего! Нужны мне ваши разговоры! — Виктория хмыкнула, кинув на Долохова высокомерный взгляд. Да уж, повадки папочки сказываются на дочери. — Пустите меня, на нас все смотрят, или вы прижмете меня к стенке и вопьётесь своими губами в мои? Долохов рассмеялся:  — Кто это — все? Призраки, что ли? Рядом с нами нет никого… живого. — От последнего слова у Викки мурашки пробежали по коже. — Не бойтесь, — произнес Антонин более мягким тоном. — Если бы я хотел так поступить, то нашел бы место поукромнее, куда даже привидения не залетают. Но не об этом я хотел с вами поговорить. — Взгляд учителя стал серьезным. — Пройдемте в мой личный кабинет. Девушка удивленно наблюдала, как Долохов прикоснулся ладонью к большому камню в боковой стене, пристально посмотрел на него (видимо, произносил мысленное заклинание, догадалась Викки), и стена раздвинулась, открывая проход в довольно мрачное, но просторное помещение, освещенное факелами. — Не дрожите вы так, я не причиню вам вреда! — И добавил: — Никогда бы не подумал, что дочь моего друга Люциуса — такая трусиха! — После того случая в моей комнате я не знаю, что от вас ожидать! — Холодно ответила Виктория и прошла в помещение. Долохов ничего ей не ответил, закрывая заклинанием раздвигающуюся стену, но слова девушки были ему неприятны. В углу кабинета стоял небольшой стул и деревянный стол с разложенными на нем письменными принадлежностями и свитками пергамента («За ним он проверяет домашние задания студентов», — догадалась Викки). Совсем неподобающим предметом на столе волшебника был маггловский компьютер-ноутбук, экран которого сейчас был выключен. «Неужели темный маг, борец за чистоту Крови, им пользуется?» — изумилась девушка, но виду не подала. Вдоль стен располагались длинные шкафы со старинными книгами в кожаных обложках и магическими артефактами: человеческими черепами, на некоторых из которых были начертаны странные символы, и потемневшими от времени костями, черными свечами, драгоценными и полудрагоценными камнями разных форм и размеров, серебряными цепями и шипами, бусами из клыков неизвестных животных, разноцветными кристаллами, сверкающими при свете факелов, высушенной человеческой рукой на подставке и прозрачными банками с заспиртованными человеческими органами… Всё это вместе производило жуткое впечатление. Довершал картину человеческий скелет между шкафами, кости которого были скреплены кольцами и проволочками. На череп этого скелета зачем-то был надет шутовской колпак с бубенчиками. Викки чувствовала себя весьма неуютно в этом помещении. — Сэр… а что за разговор у вас намечался? — тихо спросила девушка, повернувшись к мужчине. Долохов пристально посмотрел на девушку, из-за чего у нее снова пробежали мурашки по коже, а в глазах волшебника сверкнули синие огоньки. — Надеюсь, вы сами понимаете: раз уж Денбридж охраняется дементорами, то вам нужно научиться защищаться от их негативного воздействия. Давайте повторим для начала теоретический материал. Расскажите, что вы помните из учебников об этих существах? — Дементоры — это слепые существа, которые питаются человеческими, преимущественно светлыми, эмоциями. В особых случаях, если предоставляется такая возможность, дементор высасывает душу человека, приникая ко рту жертвы (отсюда возникло название «поцелуй дементора»). Человек после этого перестаёт существовать как разумное существо, оставаясь живым, пока живо его тело. Поцелуй дементора считается самым страшным видом казни, «худшим, чем смерть», — ответила Викки. «Так вот зачем он меня позвал. Научить использовать патронус», — подумала девушка, а вслух произнесла: — Вчера мне довелось с ними встретиться, и сегодня вот последствия… Долохов выслушал ответ Викки, не перебивая, потом удовлетворенно кивнул и сдержанно похвалил свою ученицу. — Вы хорошо подготовились к нашему занятию, леди Малфой. Это меня как преподавателя не может не радовать. Дополню ваш ответ кратким упоминанием о патронусе — самой действенной защите от дементоров. Патронус — это вид позитивной силы, которая является является воплощением счастливых воспоминаний волшебника в концентрированном виде и принимает вид какого-то животного. Дементоры при столкновении с ним испытывают страшные мучения. Перед тем, как произнести заклинание, вызывающее патронуса, нужно вспомнить самый светлый, самый приятный момент своей жизни, после чего взмахнуть палочкой и сказать: «Экспекто патронум». Антонин попытался наглядно продемонстрировать ученице действие этого заклинания. Но у него ничего не получилось… Потом еще раз — и снова нулевой результат. Долохов разозлился. Неприятно было чувствовать свое бессилие, да еще и в присутствии красивой девушки. Викки невольно прыснула от смеха и произнесла: — Может, у вас нет счастливых воспоминаний, даже тех, которые были бы связаны с Беллой? — В ее глазах играли смешинки. Викки сама попыталась вызвать патронуса, и у нее получилось. Сияющая сова прокружила над ее головой, отчего Викки захихикала, внимательно наблюдая за птицей. При упоминании о Белле выражение лица и глаз Долохова на какое-то мгновение изменилось. Он даже не отругал Викки за ее дерзость, а, улучив подходящий момент, взмахнул своей палочкой — той самой, с черепом на рукояти, которую он оставлял для ремонта Эрлиху Олливандеру, — и громко выкрикнул заклинание. Белый волк промчался в воздухе, точно догоняя добычу, а потом растаял. Виктории даже показалось, что Антонин улыбнулся, но это могла быть просто игра света и тени на его перекошенном лице… Краешками губ Вирджиния улыбнулась, взглянув на мужчину: — Вы вернули себе палочку? Долохов нахмурился. Видно было, что ему неприятно об этом вспоминать. — Да, — сухо произнес он. — Я навестил этого молодого негодяя, который сдал меня аврорам… Викки выжидающе смотрела него. — И что было дальше? — дрожащим голосом спросила девушка. — Вы… убили его? — Нет. Но очень хотел убить или хотя бы искалечить. За то, что мне снова пришлось испытать на своей шкуре холод тюремной камеры. — Лучше бы убили, — произнесла Викки, отведя взгляд. — А почему у вас такой мрачный кабинет? В этот раз Долохов действительно улыбнулся и сказал девушке — его слова прозвучали как похвала: — А вы жестокая. Истинная дочь своего отца, лорда Малфоя. — После этого он рассказал о бывшем владельце этого кабинета. — Раньше здесь работал великий некромант Юджин Корнер, почти вся атрибутика осталась после него. Я принес только ноутбук и несколько книг по Темным Искусствам. — А где он сейчас, этот человек? — Викки стало интересно: она краем уха слышала о некромантах, что они занимаются очень страшными вещами, которые темнее, чем даже самая Черная Магия, но ни разу не встречала их в реальной жизни; даже в Малфой-мэноре она не нашла книг по Некромантии. — Он больше не человек… — А кто же? — Глаза девушки округлились от ужаса: она уже пожалела о своем вопросе — Пять лет назад Юджин Корнер превратился в лича и покинул Денбридж. Кстати, — голос Антонина снова изменил тональность и стал немного мягче, — если вам, конечно, интересно. С князем Цепешем мы обсуждали вопрос о том, чтобы я параллельно преподавал Теорию Некромантии. Но я вежливо отказался. — Почему? — не унималась Викки. Долохов посмотрел на нее, как на ребенка, который спрашивает у взрослого человека об устройстве мироздания. Вместо прямого ответа он спросил у девушки: — Я знаю, что Люциус дал вам почитать «Вторую магическую войну» Амикуса Кэрроу. Вы ее прочли? Викки утвердительно кивнула. — Вы не задавали себе вопрос, почему всё-таки Волдеморт проиграл? Ведь он был не только величайшим Темным магом после Гриндевальда, но и прикоснулся к тайнам Некромантии: создание крестражей (правильно: филактерий, или каноп) напрямую связано с этим Темнейшим из Темных Искусств. Пройдя все этапы посвящения, Темный Лорд должен был превратиться в лича. В русских народных сказках, которые мне читала моя мама, когда я был ещё ребенком, — голос Антонина на мгновение стал немного мягче, нежнее, когда он вспомнил о матери, — тоже есть такой персонаж — Кащей Бессмертный. Кстати, мой любимый сказочный герой, — Каратель криво улыбнулся, а потом снова заговорил о Тёмном Лорде Волдеморте: — Но не превратился… Виктория была в шоке: Долохов не только назвал Тёмного Лорда по имени, но и высказал разочарование своим бывшим Повелителем. С чего бы такая откровенность? Антонин продолжал — словно читал лекцию студентам: — Ответ на вопрос, почему Волдеморт не достиг этого уровня, кроется в самой личности Тома Марволо Риддла, его характере и цели. Том боялся и ненавидел Смерть, даже организацию свою назвал «Пожиратели Смерти». Он хотел обрести бессмертие… используя Некромантию! То есть диаметрально противоположным способом! — В голосе Карателя прозвучали торжественные нотки: — А ведь Путь Некроманта — это Путь не от, а к Смерти, путь медленного самоумерщвления, путь отказа от всего человеческого, а не к бессмертию в религиозном понимании этого слова, как вечной жизни. Некромант любит и обожествляет Смерть, а не ненавидит ее, служит ей, а не пытается от нее сбежать. Кащей из наших сказок — НЕ живой человек, а лич — существо, лишенное всех человеческих качеств, по сути — скелет, обладающий разумом и силой и продолжающий существовать лишь благодаря филактериям (канопам, крестражам), в которых расщеплена его душа. Уничтожение филактерий («смерть Кащея — на конце иглы, игла — в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце…» и так далее, — процитировал он слова из русской сказки), как и крестражей Волдеморта, ведет к прекращению существования лича, который и так фактически мыслящий мертвец (ибо у него не осталось почти ничего человеческого), но, в отличие от зомби, он не умирал (не прекращал физического существования), прежде чем стать личем, и обладает собственным разумом и волей… Антонин прошелся по кабинету взад-вперед, словно давая своей ученице переварить полученную информацию. — Некромантия — это Искусство (его даже Магией не назовешь — это нечто совсем другое), которое способно только умерщвлять, включая того, кто пытается им овладеть… — закончил свой ответ Долохов. Викки с диким интересом все это слушала и впитывала, словно губка, каждую деталь рассказа своего учителя. После того как он закончил свою лекцию о Некромантии, личах и филактериях (крестражах), она не произнесла ни слова, все ещё находясь под впечатлением от услышанного. — Я снова напугал вас? — вывел ее из оцепенения голос Антонина. — Ну что же, раз вы учитесь в Денбридже, то должны быть готовы ко всему, что связано с Тьмой как одной из двух Первостихий… — Нет-нет, что вы. Я просто заслушалась вашим рассказом. — Ну хорошо, — в глазах Антонина снова сверкнули синие огоньки. — Думаю, на сегодня с вас хватит информации… В свободное время попрактикуйтесь в заклинании вызова патронуса. У вас это хорошо получается… — Хорошо… — тихо ответила Викки и взглянула на дверь: — Я могу идти, сэр? — Можете… — Антонин лукаво прищурился: — Но отсюда до вашей спальни — весьма неблизкий путь. И очень легко заблудиться, если идти одной. Викки не очень понравился его прищур: — Вы что же, предлагаете себя в попутчики? — А почему бы и нет? — спросил Долохов. — Или вы до сих держите на меня зло за тот случай в Малфой-мэноре и не доверяете? Согласитесь: если я захотел бы причинить вам боль или взять вас силой, то лучшего места, чем этот кабинет, трудно найти. Я же предлагаю вам более короткий путь в вашу башню. — Ну хорошо, я пойду с вами. Вы мне не оставляете выбора. К тому же уже поздно… и мне действительно нужен попутчик, а то еще загрызет кто-то по дороге. Долохов рассмеялся: — В нашем университете действительно учатся и преподают вампиры и оборотни, но им категорически запрещено нападать на студентов и учителей, а также инициировать кого-либо без его согласия. Таковы законы Денбриджа. За нарушение этого запрета — смерть. Любому, кто осмелится его нарушить, независимо от звания и ранга. Идемте. — Антонин протянул девушке руку: — Только держитесь за меня крепче… — С этими словами он направил палочку на один из книжных шкафов, тот отъехал в сторону, открывая проход в чёрное пространство, откуда потянуло холодным ветром. Долохов собственноручно укутал Викки в ее шубку и, крепко держа за руку, ступил вместе с ней на навесной мостик, соединявший между собой башни Денбриджа. Ветер раскачивал мостик, и Виктория боялась упасть, но Антонин крепко держал ее, не отпуская. Было уже темно, и в небе снова кружили черные фигуры дементоров. Внезапно два силуэта в балахонах метнулись к Долохову и Викки. Девушка и ее провожатый не растерялись: выхватив палочки, они одновременно произнесли заклинание «Экспекто патронум» и выпустили в дементоров своих патронусов. Существа улетели прочь, но Викки всё равно начало трясти. Антонин пожалел, что не захватил с собой плитку шоколада: она бы помогла девушке побороть дрожь. А идти им еще было почти половину моста, растянувшегося над пропастью. И тогда… Прижав Викторию к себе за талию, Долохов со всей силы прильнул к ее губам своими, заключив их в затяжной страстный поцелуй. Девушка хотела было оказать сопротивление и даже инстинктивно укусила своего провожатого за губу, почувствовав при этом солоноватый привкус его крови, но прикосновения Антонина были такими жаркими и вызывающими желание, что Викки почувствовала, как тепло, подобно извергающейся вулканической лаве, растекается по всему ее телу, а леденящий холод, вызванный присутствием дементоров, уходит прочь… Девушка уперлась кулаками в грудь мужчины, пытаясь его отстранить от себя, но Долохов не отпускал ее, пока сопротивление не ослабло, и, мягко разорвав поцелуй, Виктория сбивчиво произнесла: — Я вас убью, если вы еще раз так сделаете! — Вряд ли у вас это получится! — озорно рассмеялся Антонин. Казалось, что он больше не замечал ни морозного ветра, раскачивающего навесной мостик, ни дементоров, которые с высоты наблюдали за ними и собрались в одну черную тучу, ни пропасти внизу, от которой у любого закружилась бы голова. Мужчина выглядел счастливым: подобных эмоций он не мог себе открыто позволить в стенах университета. — Пустите! Пустите… — Викки попыталась высвободиться из мужских объятий. — Если я вас отпущу или вы исполните свою угрозу, мы вместе свалимся в бездну! — воскликнул Антонин. С этими словами он подхватил девушку на руки и взлетел вместе с нею, аппарируя на противопожный конец длинного моста, который раскачивался всё сильнее из стороны в сторону. Во время полета Долохов крепко прижимал к себе Викторию, одновременно покрывая ее лицо жаркими и страстными поцелуями, от которых (или от высоты полета?) у юной леди Малфой закружилась голова, но при этом она чувствовала, как тепло наполняет всё ее естество. — Не надо… пожалуйста… — Викки все же пыталась увернуться от настойчивых поцелуев. Когда они приземлились у двери, ведущей в башню, где находилась спальня девочек, Антонин еще несколько раз поцеловал Викторию, после чего поставил ее на ноги. — Надеюсь, наше короткое путешествие вам понравилось? Пешком, по извилистым коридорам университета, вы, да еще одна, петляли бы несколько часов, пока добрались бы до спальни. И неизвестно, кого бы встретили по дороге… Вика влепила ему хорошую пощечину, испепеляя мужчину взглядом. «А вот это ты зря, девочка», — подумал, но не сказал вслух Антонин. Сейчас было не самое подходящее время для объяснений, что именно поцелуи, вызывающие в человеке положительные эмоции и прилив жизненной энергии, фактически защитили их обоих от холода дементоров. Действие патронусов было временным, и если бы не это, вполне естественное для людей средство поддержания внутреннего тепла, мрачные твари, оправившись после встречи с совой Виктории и волком Антонина, тут же атаковали бы их. Просто сказать «Это не то, что ты подумала» глупо, решил про себя Долохов, поэтому промолчал. — Нет! — ответила она и пошла в башню, сунув перед этим шубу в руки мужчине. Антонин еще долго смотрел ей вслед, потом на захлопнувшуюся перед его носом кованую дверь. Щека его, на которой запечатлелась ладошка Викки, горела огнем… В этот момент ему почему-то снова вспомнилась Белла. Тот вечер, когда он признался ей, уже замужней женщине, в своих чувствах, а она, дико расхохотавшись, влепила ему пощечину, потом другую, за ней — третью… Долохов тогда сбился со счёта, сколько раз его ударила Беллатриса, но вместо того, чтобы отступить, убежать прочь из ее спальни, он схватил ее на руки (как сегодня Викки) и принялся целовать, несмотря на удары и укусы. А потом они вместе упали на супружеское ложе Лестрейнджей и предались такой дикой и страстной оргии, словно понимали, что это — их последняя ночь. А на следующий день была битва за Хогвартс, во время которой Антонин был тяжело ранен, а Белла, его единственная любовь на протяжении всех этих лет, погибла у него на глазах… Чтобы хоть как-то успокоиться, Антонин принялся запускать патронусы в дементоров, вспоминая при этом то Беллу, то Викки, разгоняя этих темных тварей, которые в ужасе разлетались прочь от него. Викки вбежала в свою спальню и, скинув мантию, упала на кровать, горько плача… Не зная истинной причины такого странного поведения Антонина, она думала, что он снова «слетел с катушек», как тогда, в Малфой-мэноре, в её спальне.

***

Следующую неделю Викки вновь старательно избегала Антонина, а по ночам она плохо спала, из-за чего ее лицо стало бледным… Девушка продолжала ходить на занятия к Долохову, и ни одно занятие теперь не обходилось без ссор и слез. Антонин заметил эту перемену в настроении Виктории. Он пытался ее развеселить пошловатыми шутками, но на них девушка не улыбалась, а еще больше хмурилась и дерзила своему учителю. Рассказать же юной ученице, почему он так страстно целовал её на мосту и во время полёта, когда над ними роем кружила стая дементоров, готовых атаковать, Долохов не решался, резонно считая, что Викки всё равно ему не поверит и воспримет его слова как попытку оправдаться. «Придёт время — сама всё поймёт», — успокаивал себя Антонин.