Bendy: The Illusion of Living

      

1922

      Однако вернёмся к Эбби. Эбби стала важным персонажем в моей жизни по многим причинам, о чём я расскажу позже. Но смысл знакомства с ней на этом этапе заключается в том, насколько она повлияла на мою любовь к изобразительному искусству. Скажу вам, она не просто повлияла, но и познакомила меня с ним. Эбби любила искусство. Она любила искусство так, как я никогда даже представить не мог, и именно благодаря ей я узнал что-то о старых мастерах. Именно благодаря ей я посетил свою первую художественную галерею и увидел свою первую выставку. Она была посвящена импрессионизму, и могу сказать вам, боже, это действительно производило впечатление.       – Их целью было запечатлеть правду в том, что они видели, а не только факты, – объясняла она, когда мы стояли, уставившись на знаменитые кувшинки художника Моне. – Вот, видишь, если присматриваться, то не видно ни кувшинок, ни моста. Просто смешанные цвета?       Я кивнул. Она задавала такие вопросы, очевидные, с очевидными ответами, но мне было всё равно, как она их задавала. Она задавала их так, что ты чувствовал себя не так, как будто не знаешь чего-то, а скорее так, как будто уже знаешь всё.       – Он рисует свет, – сказала она. – Он рисует тень. Он не рисует законченный образ в своей голове так, как наш мозг заставляет вещи казаться завершёнными, даже когда они такими не являются. Он рисует то, что видит.       – И поэтому всё выглядит ещё более реальным, – сказал я.       На этот раз она кивнула. Мне нравилось, когда она соглашалась.       Я внимательно посмотрел на картину. Чем ближе я подходил, тем меньше она казалась картиной - чернила на холсте, густые и беззаботные, цвета кружатся. И всё же я знал, что в этих бесцеремонных мазках не было ничего лёгкого. Так много усилий было приложено, чтобы что-то выглядело так, будто это вообще не требовало никаких усилий. Я отошёл и снова увидел картину целиком, увидел контекст. Удивительно, как перспектива может всё изменить.       Я повернулся и оглядел комнату. Она была полна других работ художника, снова и снова на одну и ту же тему. Было интересно, не скучно видеть одно и то же на всех стенах. Это было углублённое изучение предмета, а не повторение. Сосредоточенность на одном предмете делала предмет более ясным. Ощущение в комнате было непохожим ни на что другое в галерее. Каким-то образом само искусство преобразило пространство, втянув нас в спокойную воду, в пастельные узоры. Я наклонился, снова почувствовав это притяжение. Эбби тоже. На ней был бледно-голубой костюм, шляпа в тон, на шее висели очки на цепочке. Когда она подняла их, чтобы посмотреть сквозь них, это выглядело так, будто она сама стала частью картины.       Искусство может буквально преобразить мир, понял я.       Весь день мы медленно прогуливались по комнатам, разглядывая Мане, Дега и Сезанна. – Очень много моих друзей в мире искусства всегда говорят, что я протестую, так сильно любя импрессионистов, – сказала она со смехом.       – Правда?       – Они все модернисты. Они думают, что они протестуют. У меня есть один друг, Генри, с которым ты когда-нибудь познакомишься, я уверена, он много шутит по этому поводу.       – Почему?       – Ну, он любит создавать персонажей комиксов, как в газетах. "Как персонаж комикса может быть импрессионистским?", говорит он.       Я отрицательно покачал головой. Я совсем не знал этого Генри в тот момент (она была права, я вскоре познакомился с ним из-за неё), но ему явно не хватало воображения. И уж конечно, он не понимал понятия Иллюзии Жизни. Не то чтобы я в то время придумал название своей философии, но уже тогда я понимал, что для того, чтобы создать что-то реальное, нужно позволить себе вольности. Как делали эти художники.       – Это так просто, как он может не понимать? – сказал я со вздохом.       – У него чутьё на вещи, понимание не всегда необходимо. – Я оценил, что она защищала его честь таким образом, как это делает друг. В то же время иногда такая слепая преданность расстраивала меня. У меня всегда были проблемы с людьми, которые пытались настаивать на том, что какой-то другой человек с каким-то посредственным навыком был одарённым талантом. Это не значит, что у Генри не было способностей, но некоторые люди - обычные люди. Не создатели, не вдохновенные, не гении.       Тем не менее. Именно из-за Эбби я стал посещать странные художественные курсы, обычно поздние, которые преподавали несостоявшиеся художники, которые не могли позволить себе ничего, кроме как учить тех, у кого не было настоящего таланта. Очевидно, мы с Эбби были исключением, но после нескольких занятий, несмотря на то, как быстро я рос как художник и какой у меня был потенциал, внутри меня всё ещё не было того, что говорило мне, что именно этим я должен заниматься. У меня были навыки. Я мог бы стать классическим художником. Я мог бы стать главой Художественного Отдела в своей студии, но предпочёл нанять тех, у кого была твёрдая трудовая этика, даже если они были не столь талантливы. Меня устраивало, что я не был "великим художником", хотя я легко мог бы им быть. Чёрт возьми, даже в тех редких случаях, когда люди говорили, что Генри создал Бенди, Бориса или Элис, потому что они однажды встречались с ним, и он говорил с ними о процессе создания, я был счастлив позволить людям думать так. Человеку, который уверен в себе, не нужно ничего поправлять. Он просто живёт своей жизнью, зная правду.       И всё же это я придумал всех персонажей мультфильмов в студии. Это само собой разумеется. Они мои, моё вдохновение, основанное на моём жизненном опыте. Любой, кто говорит иначе, либо лжёт, либо его обманули. Ещё одна Иллюзия Жизни, иногда ложь может принимать форму правды так хорошо, что правда тает, оставляя ложь на своём месте.              В то же самое время, когда Эбби знакомила меня с искусством, я открыл для себя любовь к кое-чему ещё. Я открыл в себе любовь к кино. Это имело смысл, ведь фильмы были следующим шагом в эволюции водевиля, и на самом деле многие актёры на сцене водевиля пробились на большой экран, как великий Фред Астер и, конечно же, сам король комедий Чарли Чаплин. Но кино делало то, чего не мог театр. Оно могло увеличить Иллюзию Жизни в тысячу раз.       Тогда я ещё не родился. Я только слышал эту историю, так что правда это или нет - совсем другой разговор, но вы, конечно, тоже слышали о том случае, когда показывали фильм Огюста и Луи Люмьеров о поезде, прибывающем на станцию? Это был первый раз, когда кто-то видел фильм, и легенда гласит, что зрители вскочили со своих мест и побежали в страхе. Вот насколько сильна была для них иллюзия чего-то реального. Но неважно, реальна эта история или нет. Мы всё равно знаем, что люди могут вскакивать со своих мест во время страшных моментов или плакать, когда момент трагический. Иллюзия больше не иллюзия, когда чувства настолько реальны.       О, как же я любил (и до сих пор люблю) кино. А те, что я смотрел тогда, немые фильмы, они были своего рода волшебством, которое больше никогда по-настоящему не удастся повторить. Я видел их все. Все знаменитые, о которых вы когда-либо слышали, все фильмы Чаплина. Его физические комедии, наряду с великим Бастером Китоном, оказали огромное влияние на мультфильмы Бенди, как я уверен, вы и так можете сказать. Меня интересовали не только комедии, но и драмы. Особенно мне нравился Жилец. Я правда люблю хорошие триллеры и мистику, и, конечно, эпические фильмы, как их называли, вроде великого Бен-Гура. Все те фильмы, которые могли вызвать у зрителей сильные эмоции - трепет, страх, смех, слёзы, - были моими любимыми. Были также и странные фильмы. Путешествие на Луну стало культовым в истории кино - я уверен, что вы, по крайней мере, знакомы с изображением ракетного корабля, воткнутого в глаз Луны с человеческим лицом, - и в то время оно даже было историческим фильмом, вышедшим, когда мне был один год, в 1902. Этот фильм показался мне очень абсурдным, очень странным и непохожим на всё, что я видел раньше, особенно на то, что я видел на сцене. Вероятно, это было также первое знакомство с идеей, что абсурд может отражать реальный мир даже более реалистично, чем повседневная реальность.       Когда я ходил смотреть эти фильмы, я задавался вопросом, стоит ли мне самому снимать фильмы? Это ощущалось не совсем правильно, несмотря на мою вновь обретённую любовь к ним. Что-то внутри меня просто не удерживало моего интереса, ещё не было той особой искры глубоко внутри. Скажу вам, эта искра для меня волшебна, она каждый раз вела меня в правильном направлении. Я начал полагаться на неё больше, чем когда-либо, и сейчас я доверяю тому, что она говорит мне. Фильмы были волшебством, но я искал чего-то большего.       Я редко брал с собой друзей в кино, предпочитая ходить один. Я наслаждался одиночеством, и мне нравилось исчезать в фильмах без комментариев от кого-либо ещё. Мне не хотелось гадать, о чём думает кто-то ещё, пока я смотрю фильм. У меня определённо не было никакого интереса обсуждать то, что я смотрел во время просмотра. Должен быть закон, что если вас поймают за разговором во время просмотра фильма, вас немедленно вышвырнут и запретят посещать театр. Если вы думаете, что смотреть фильмы сейчас бывает плохо с этими подростками и детьми в зале, представьте себе, каково было смотреть немое кино, когда люди чувствовали, что могут добавлять любые комментарии, когда захотят. Некоторые даже придумывали свои собственные диалоги. Не скрою, это было утомительно.       Фильмы были для меня вершиной всего. И они всё ещё вершина; в конце концов, мультфильмы - это тоже фильмы. Жаль только, что в эти дни у меня нет времени смотреть их чаще, а не только на случайных премьерах, на которые меня приглашают. Но работа важнее, особенно моя работа. Я предпочитаю создавать, а не потреблять. У меня есть идея, которую я должен передать миру, и она имеет первостепенное значение.