Копье, арфа и солдатики

Он еще мал, слишком мал. Ему нужно высоко задирать ноги, чтобы подниматься по крутым ступеням, ведущим на самый верх главной башни Барад Эйтель. Там его дед обустроил настоящее чудо — купол из стальных конструкций, не менее прочный, чем каменная стена, и разделенный на четыре части, словно разрезанный праздничный пирог. С помощью хитроумных механизмов эти части купола могли разъезжаться в любую строну, открывая вид на небо. И все это для другого чуда — длинной трубы со множеством линз, увеличивающей изображение во много раз. Тончайшие винты использовались для ее настройки, а стекла особой формы мало кто из эльдар сумел бы повторить. И с помощью этой самой трубы можно посмотреть на звезды близко-близко. Увидеть, что они разного размера и цвета, разглядеть те, которые слишком далеки и тусклы для эльфийского взора. С помощью этой трубы можно различить капли росы Тэлпериона и далекие древние звезды, созданные еще до самой Арды. Каждый год Эрейнион проводил самую долгую ночь вместе с дедом наверху башни, разглядывая звезды — и не только. Помимо звезд в бескрайних пространствах Эа существовали и другие небесные тела. Некоторые даже походили на Арду, но были слишком холодны или слишком горячи — а потому безжизненны. Небеса казались Эрейниону безумно интересным местом, пусть с ними и можно было познакомиться лишь через увеличительные стекла. А еще никто во всем Хитлуме, а может, и во всем Белерианде, не знал о небесных телах столько, сколько его дед! Когда Гил-Галад, дрожа от холода и предвкушения, добрался до самого верха, Финголфин еще возился с винтами телескопа при свете масляной лампы. Купол был закрыт. Первым делом Эрейнион, потирая руки, подбежал к расстеленной на столе карте звездного неба, уже приготовленной для заметок, и разложенным рядом чертежным инструментам. — Дедушка, можно я сегодня буду вести записи? — затараторил он. — Начну с рукояти Валакирки, как с неизменной точки, а дальше зарисую все созвездия! Эрейнион уже знал, что звезды не просто делают большой круг по небу каждый год. Круги эти не одинаковы и положение созвездий меняется. Это значит, что небесные тела смещаются относительно Арды по неким сложным траекториям, и мир за пределами Стен Ночи еще удивительней. — А сумеешь? — Финголфин не оторвался от своего занятия и не обернулся, но Гил-Галад точно знал, что он улыбается. — Конечно! — выпалил мальчик. — Я вчера на уроках по черчению три пера сточил. Неясно, посчитал ли дед этот аргумент существенным, но отказывать не собирался. Он приставил к телескопу скамеечку, чтобы Эрейнион мог дотянуться до окуляра, а сам принялся поворачивать металлический ворот. Легко и бесшумно огромные створки поползли в стороны, и в лицо Эрейниону дохнуло холодом, свежестью — и тайной. У тайны есть свой особенный запах, неуловимый и манящий. Как и звук. Гил-Галад всегда воображал, что в морозной тишине от звезд исходит неуловимо тихий звон, словно песня на неизвестном, но прекрасном языке. И вот буквально через мгновение он прикоснется к этой тайне, поприветствует звезды, будто старых друзей, и они расскажут ему о своей непростой жизни в просторах Эа! От нетерпения мальчик не взобрался, а запрыгнул на скамеечку сразу обеими ногами — но не слишком удачно. Потеряв равновесие, он взмахнул руками в поисках опоры и ухватился за телескоп. Вцепился, выровнялся — но чересчур сильно дернул закрепленную на шарнирной подставке трубу, и наклонил ее вниз, не к звездам, а прямо на север. Но прежде, чем исправить ошибку, Эрейнион все равно посмотрел в окуляр — просто так. Вместо неба перед ним предстала устрашающая черная громада Тангородрима — и ужасная твердыня Врага казалась так близко, что Гил-Галад вздрогнул под теплым плащом. Тьма и зло тоже будто бы приблизились, стали ощущаться явственней. А может, того хуже, сам Моргот заметил взгляд в свою сторону и теперь решил посмотреть в ответ? Эрейнион замер, вглядываясь в исполинские скалы, мрачные и источающие ненависть, в гигантские трещины, из которых сочился черный дым, и в высоченные вечно курящиеся пики. Это зрелище одновременно ужасало и увлекало, как пугает и манит глубокая пропасть в горах. Знаешь, что нужно поскорее отойти от края — но в то же время не можешь не заглянуть. — Направь объектив выше, Рэньо, — голос Финголфина заставил мальчика встрепенуться. — Тебе нужно найти Валаки… Он не договорил. То, что происходило на севере, было видно и невооруженным глазом. Однако Эрейнион, так и не поправив положение трубы, увидел все так, будто стоял совсем рядом. В полной тишине, пока грохот не докатился еще до Эред Вэтрин, все три пика Тангородрима взорвались, извергнув потоки пламени. Ярко-алые, с переливами оранжевого и багрового столбы ударили в небо, окутанные болезненно-белыми разрядами молний. Подброшенные чудовищной силой, полетели вверх каменные глыбы размером с крепостную башню. Из многочисленных трещин тоже показалась раскаленная кровь мира и потекла вниз по склонам, стремительно, словно лавина. А черный дым поднимался еще выше пламени, сначала вертикальным потоком, но затем расползался, будто покрывало, над всей Ард-Гален. В ярком пламени звезды тускнели, а дым скрывал их вовсе, будто стирал с самого неба. И не стало больше тихого звона, далекой таинственной песни — только яростный рев огня, готового пожрать и уничтожить все на своем пути. Эрейнион понял, что кричит лишь тогда, когда Финголфин подхватил его на руки и бегом помчался куда-то вниз, перескакивая через ступеньки. Он созывал воинов, отдавал команды, но Гил-Галад не понимал смысла сказанного. Он все еще болтался на руках у деда, словно мешок, не осознавая, что происходит, но от спокойного, без тени страха и неуверенности голоса, становилось немного легче. Затем Финголфин передал внука кому-то из воинов, а после Эрейнион оказался с матерью, и та спешно собиралась вместе с ним куда-то. На юг, в Дор-Ломин, говорили вокруг, но эти слова проходили мимо разума Гил-Галада. Все происходило как будто в долгом, муторном сне, где образы сменяют друг друга безо всякой логики, и смысл ускользает, оставляя только смутную тревогу. И страх, что будет дальше. Но ужас постепенно отступал, а когда Эрейниона сажали в повозку вместе с матерью и мирными жителями Барад Эйтель, прошел совсем. Тьма и подземное пламя, обитавшие под Тремя Пиками отняли у Гил-Галада чистое морозное небо и звенящую песню далеких звезд. И он знал, что вернется. Он мал, еще слишком мал, но отец уже подарил ему настоящий боевой кинжал, светлый и блестящий, как осколок льда, и такой острый, что резал на лету брошенный лист бумаги. И это оружие, как и прочее, пригодится против врагов. И звезды обязательно вернутся.