Самое невероятное

– А вы знаете эту традицию? – невысокий молодой человек поднёс найденный орех так близко к глазам, точно хотел убедиться, что он настоящий. – Мне рассказал её отец Элиазар, а он, в свою очередь, услышал её от одного фламандского купца, которого вернул в лоно католической церкви. – Наш падре не меняется, – со стороны от хозяев послышался дружный смешок – Кристина с Вильямом перемигнулись шестой раз за один обед. – Да, он говорил, что на праздник поклонения волхвов там пекут такой же большой пирог и прячут внутрь орех или боб, а тот, кому достанется кусок с ним, провозглашается королём на этот вечер, и все оказывают ему королевские почести. Обычно собранные у переносицы брови капитана разгладились, на лице появилась так преображавшая его улыбка. К величайшей радости Аделаиды, в последнее время эта улыбка замирала у него на губах всё чаще. – Думаю, что... мы могли бы испытать эту традицию. Шимус – садись во главу стола. – Королю ведь понадобится корона, правильно? – негромкий и как всегда деликатный вопрос Клайва едва не потонул в общем веселье, но у Вильяма уже был готов ответ: – Сейчас будет. Бобби, напомни, что ты говорил про те ивовые побеги на решётке балкона?.. Слегка оробевший в такой большой компании гость вопросительно посмотрел на Себастьяна, словно спрашивая, как такое могло произойти, что застал его, всегда такого сосредоточенного и необщительного, в таком шумном кругу, где каждый чувствовал себя так непринуждённо, как будто находился в собственной семье, а между тем нельзя было представить более пёстрого собрания: на том конце стола утончённая, словно отлитая из фарфора девушка с интересом слушала рассказ улыбающегося темнокожего парня в треуголке набекрень, красочно иллюстрируемый жестами его больших чёрных рук, сплошь покрытых татуировками, на этом седой морской волк с окладистой бородой пробирался в центр стола, по дороге сказав что-то даме необъятных форм с огненно-рыжими волосами, сидевшей рядом с маленьким матросом, отчего та залилась смехом, а по левую руку от хозяйки белокурый парнишка уже увлечённо окручивал золотой бумагой (кажется, это была та самая бумага, на которой было написано и приглашение нашего гостя) каркас из прутьев. – Капитан, – всё-таки решился подать голос близорукий молодой человек. – Я не понимаю. То есть вы хотите сказать, что сегодня ровно год, как вы вернулись из той экспедиции – почему-то её все называют «краем света» – и приняли решение обосноваться здесь, в Санто-Доминго? Я думал, с этим городом у вас связаны не самые приятные воспоминания. – Ты судишь об этом по тому письму, где я упоминал, что эта гавань пока для меня закрыта? – Да. Я думал, всему виной нарушение договора со старым губернатором. Опять что-то про политику, да? Собеседник капитана потянулся в карман за платком. Из белых складок на стол выпал и завертелся золотой дублон. С аверса мелькнуло лицо со шрамом. Кристина сморщила нос и стукнула ногтем по монете, перевернув обратной стороной. – Долгая история, – обычно Себастьян старался не бередить прошлое, и в этот раз едва ли горел желанием сделать исключение. – Но нет, если в ней чего-то и не было, так это политики. Если помнишь, то письмо было датировано ещё семьсот первым годом. Потом стало как-то не до корреспонденции. – Если хотите, я расскажу, – по правую руку от капитана расположилась девушка, показавшаяся гостю ослепительной красавицей, вот только золотые волосы приминала наискось рассечённая треуголка (вероятно, память о каком-то сражении), приняв бокал из рук супруга, она приобнажила локоть, украшенный татуировкой с изображением русалки, а на плече у неё восседал попугай – такой важный, как будто это он был здесь генерал-губернатором. – Дон Луис, правильно? Себастьян говорил мне о вас – и про то, как вы вместе учились в Саламанке, и как долгие годы поддерживали переписку. Мы сами не ожидали, что с началом нового столетия нас так закрутит круговертью жизни. Это может показаться невероятным, но всё, что мы пережили вместе – правда. – Чистая правда, клянусь святым Андреем! – старый моряк в золотой короне из ивовых прутьев подхватил свой огромный бокал и, поднявшись, занёс над головой. – Король пьёт! Король пьёт! Слава королю!.. – подхватили со всех сторон мужчины. Вместе с ними вскочила и невысокая, но крепкая девушка, которую капитан назвал Кристиной. Вся компания наводила на мысль о слаженной, дружной команде, не исключая также элегантного джентльмена и его утончённой супруги. Среди всеобщего веселья улыбка сеньора де Альдана казалась чуть отстранённой, словно погружённой в свои мысли, но такой же светлой, как в беззаботные университетские дни, когда на небесах жизни ещё нет ни облачка. – Иногда мне кажется, что самое невероятное – это то, что мы смогли пережить случившееся с нами. Луис, ты помнишь ту бурю у берегов Порт-Ройаля, о которой я писал? Поверь, по сравнению с тем, что ждало нас по пути на край света, это не более чем лёгкий штиль. Когда-то – теперь я уже могу в этом признаться – я эгоистично полагал, что на нашем пути будут стоять те, кто желает нам зла, и только моё малодушие позволило вмешаться силам, которые превосходят силы всего живого. Да, не удивляйся, такого мы с тобой не могли услышать на теологии. Но по-настоящему эта история началась с неё. В его глазах затеплилась нежность, когда он взглянул на Аделаиду. – А как вы познакомились? – от Луиса не укрылось, что многие из гостей сидели по парам, явно возглавляемые Себастьяном и девушкой по правую руку от него. Его соседка, удобно привалившаяся на плечо улыбающегося великана, такого же чернокожего, как она сама, заинтересованно повернулась в сторону капитана. Видимо, она тоже не слышала этой истории. – Вторглась ко мне на корабль, как и подобает пиратке, – всегда сдержанный капитан не сдержал смеха. – Скажи ему, Бобби. – Вот точно так и было, и за бочкой с яблоками пряталась, я два раза прошёл мимо и не заметил, а когда капитан на палубу вышел, сразу встряхнулась, грудь вот так колесом, и прямо навстречу как фрегат какой королевский плывёт! Венера с рыжими кудрями справа от него снова разразилась своим глубоким хохотом, сотрясавшим её роскошные формы. – Мы же договаривались, – поджатые губы не только не портили, но и придавали неизъяснимое очарование юной супруге капитана. – Это наше общее приключение, одно на всех, где каждый доказал, и не раз, что он самый настоящий герой. Знаете, как я рада, что прошло уже много месяцев, и на острове наконец-то перестали повсюду пересказывать легенды про меня? – Ну это просто потому, что мы давно все вместе не собирались, – конечно, будь воля Вильяма, такие застолья происходили бы по три-четыре раза в месяц. Перегнувшись через стул Кристины, он добавил, обратившись к гостю. – Дон Луис, вы читали когда-нибудь «Одиссею»? Вот капитан пропадал все эти годы в такой же, только ещё лучше, а мы вместе с ним – и райский остров видели, и Сциллу и Харибду, и пение сирен слушали – а вот поставить корабль на крылья ветра ни у одного Одиссея не вышло. – Ага, и мы чуть-чуть не спланировали с этих крыльев прямёхонько в пропасть, – Кристина, конечно, не была бы самой собой, если б не добавила эту подробность. И что тут началось! Каких только чудес ни выпало на долю дона Луиса! Даже представительный Клайв с жаром рисовал картину корабля мертвецов, который прорывается сквозь шторм навстречу гибкому золотому силуэту и дивной, манящей, как глубины океана, русалочьей песне. Даже Шимус, забыв о том, что он король и это противоречит его королевскому величию, представлял изумлённому выпускнику Саламанки дикарей в раскрашенных масках с перьями в волосах. – А что же было дальше? – Дальше? А дальше, после «Одиссеи» была «Телемахида», и пришла пора странствовать по свету сыну Одиссея. Так и мы, навсегда связанные нашей общей историей, никогда не остановимся, и будем писать нашу поэму дальше, каждый – песня за песней, и каждый по-своему. Наверное, это главное, что я поняла за время странствий: никогда нельзя останавливаться, если даже совершишь ошибку. Никогда нельзя бросать перо слишком рано, когда впереди ещё много-много новых песен. И даже от проклятья морского дьявола жизнь никогда не потеряет свой цвет и мир не перестанет вертеться. Что бы ни случилось. Последние слова Аделаида договорила уже в полной тишине, и только чуть слышный звук вертящегося под её пальцами дублона поскрипывал, как будто волей-неволей соглашаясь с ней.