Развилка

— Яо Лао! — радостный крик Сяо Яна вдребезги разбил благодатную тишину пространственного кольца. — Выходи давай — я тут кое-что интересное выяснил! Яо Ла… — он осекся, замер на середине шага, увидев то, чего ни при каких обстоятельствах не должно было произойти: Яо Чэня, ничком лежащего посреди беседки, так что белые волосы грубыми обрывками паутины рассыпались, окружили его голову, а светлые рукава и подолы разметались как саван. И ни одного кувшина вина вокруг. Парень на негнущихся ногах подошел к бессознательному алхимику, с шумом рухнул рядом на колени. — Яо Лао! — чувствуя, как внутри бурей поднимается паника, потряс его за плечи. — Яо Лао! — тяжелое тело безвольно перевернулось на бок. Подрагивающие пальцы легли на бледную шею. Миг, другой — и, когда кажется, что уже все и к горлу подкатывает комок отчаяния, слабый, почти незаметный толчок — бьется! Сяо Ян собрался уже было переходить к пощечинам, как вдруг взгляд упал на синюшные переплетения вен на оголенном запястье. Он одернул широкий рукав повыше — и попросту обомлел, в ужасе и неверии распахнув глаза: тот самый, казалось бы, совсем не страшный ожог, который он еще в хижине заметил у учителя, теперь заметно увеличился, почернел и набух — а наклонившись и принюхавшись, юноша почувствовал отчетливый запах гниения. Паника схлынула тут же: не до нее сейчас, не до сокрушительного чувства вины, которое накроет его позже, раздавит своей тяжестью, — сейчас бы этого героического самоубийцу вытащить. — Чтоб тебя, алхимик гуев! Жизнью он решил пожертвовать! — шипя свозь зубы и костеря Яо Чэня на чем свет стоит, Сяо Ян с трудом усадил бессознательное тело. — Не смей умирать! Как я маме в глаза за гранью посмотрю… — крутанул запястьями, накапливая ци, и ударил его ладонями по спине — тело выгнулось дугой, голова мотнулась назад, так что растрепанные волосы мазнули парня по щеке. Он усилил напор — голова мотнулась обратно, алхимик закашлялся и сплюнул сгусток застоявшейся крови — вот только эта кровь была густой и черной, как плохо растертая тушь. Но в сознание так и не пришел. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что же произошло: посеревшая кожа, будто врезанный в кожу узор вен и гниющая рана весьма недвусмысленно намекали на то, что, спасая ученика, Яо Чэнь сам пострадал от завладевшей им тьмы — и сейчас практически был на последнем издыхании. Благо поддержка ци давала парню чуть больше времени на то, чтобы придумать, как избавить его от этой дряни. Убедившись, что состояние алхимика более-менее выровнялось и рухнуть замертво он в ближайшее время не собирается, Сяо Ян отнял руки, обрывая поток. Шипя и ругаясь, перетащил его на каменный диск в центре беседки, подложил ему под голову свернутый плащ. Утер кровь в уголках губ и на подбородке и, как мог, перевязал откровенно жуткую рану на предплечье. И, выпрямившись, тоскливым взглядом окинул гору свитков и рукописей в дальнем углу — работы предстояло много…

***

Сознание к Яо Чэню вернулось как по щелчку пальцев — он резко распахнул глаза и без труда сел, отчего пао, которым он был укрыт, тут же невесомо сполз к ногам. Он встряхнул халат и, держа его на вытянутых руках, осмотрел недоуменно: большой и светлый, с тонкой вязью расшитыми рукавами, совершенно точно его — но когда он успел его накинуть? И как вообще заснул? Вопросы множились, а в голове было пугающе пусто — но тут его взгляд упал на собственную кисть и торчащую из-под широкого рукава серую повязку. Алхимик осторожно отодвинул край: на бледной коже темнел грубый ожог — и он прекрасно знал, что это значило. Воспоминания нахлынули разом — виски заломило, он болезненно поморщился и опустил голову, скрывая лицо за пыльной завесой волос. Ну точно, тьма распространялась быстрее, чем он ожидал, — слабость тогда накатила так резко, что он потерял сознание прежде, чем успел добраться до уже заготовленных ингредиентов — что уж говорить про контроль пламени. Но как тогда… Ответ на незаданный вопрос пришел мгновенно, стоило ему, подавив приступ боли, поднять взгляд: повсюду, куда хватало глаз, были беспорядочно разбросаны свернутые и развернутые свитки, раскрытые и изрядно помятые рукописи, основание беседки тонким ковром усеяли листья и лепестки разной степени свежести, обрывки стеблей, разноцветное крошево, некогда бывшее ядрами духовных зверей, усыпал пепел, тут и там валялись неудачные образцы алхимических экспериментов. И посреди всего этого хаоса, скрючившись в три погибели за низким столиком и неудобно положив голову на вытянутую руку, спал его горе-ученик. Который, кажется, и спас ему жизнь. Отложив пао, Яо Чэнь поднялся: тело ощущалось непривычно легким — будто и не было этого отравления — и только тянуще-дергающая боль в руке напоминала о том, что он чудом избежал смерти. На столике рядом с поникшей головой юноши среди прочего хлама лежал раскрытый свиток, и алхимик, заинтересовавшись, потянул его на себя с тихим шорохом. Сяо Ян тут же завозился во сне — и вдруг резко вскинулся как после кошмара, широко распахивая еще стеклянные глаза на посеревшем лице с крупными синяками. Какое-то время он невидяще смотрел куда-то сквозь учителя — но вот взгляд прояснился, и он поднял голову. В темных уязвимо-выразительных омутах, как в театре теней, промелькнули, перетекая друг в друга, осознание, неуверенность, волной поднялось и опустилось беспокойство. — Ты жив… — прошептал неверяще — на что Яо Чэнь в излюбленной манере насмешливо склонил голову набок и ехидно поинтересовался: — А ты меня уже хоронить собрался? Беспокойство сменилось облегчением: раз шутит и язвит, значит, все в порядке — как вдруг его как молнией прошибло: в карих глазах вспыхнул испуг, почти паника — парень дернулся, шарахнулся назад, затравленно глядя на учителя, — и согнулся, почти сломался пополам, утыкаясь лбом в холодный камень. — Прости! — хриплый со сна голос звучал надрывно, с отчаянной и какой-то безнадежной мольбой. Яо Чэнь недоверчиво вздернул брови: чтобы вечно горделивый и самоуверенный Сяо Ян внезапно начал так унижаться? По тонким губам пробежала довольная улыбка и тут же скрылась. — Ну, вставай, малец, — с тихим шелестом присев рядом, он мягко потянул ученика за локоть. — Я не император, чтобы мне челом били. Тогда кланяться как учителю отказался, а сейчас в ногах валяешься, — заметил с необидным смешком. Помедлив, юноша все же поддался настойчивой руке и выпрямился. — Не поклонился, дурак потому что был, — пробурчал себе под нос неожиданно откровенно, старательно отводя взгляд. Помолчал, набираясь решимости, — и, вскинув голову, с какой-то неясной тоской посмотрел в проницательные, ровно горящие пониманием темные глаза. — А теперь ты чуть на тот свет не отправился из-за моего идиотизма, — он нервным жестом взъерошил и без того растрепанные волосы — и убито закончил: — Хотя я даже шифу тебя не называю, — на что алхимик только глаза закатил и, не церемонясь, отвесил ему крепкий подзатыльник, поднялся, за руку утягивая за собой. — Какая разница, как ты меня называешь, — четко с расстановкой произнес наставительным тоном. — Я тебе уже говорил: ты стоишь этих ран, — пристально и твердо удерживая загнанно-виноватый взгляд. Сяо Ян взвился негодующе, резко вырывая локоть из несильного захвата. — Но не стою твоей жизни! Яо Чэнь в ответ легкомысленно пожал плечами. — Ну, ты же меня и вытащил. Как, кстати, тебе это удалось? — он склонил голову, в карих глазах зажглось подначивающее любопытство. Сяо Ян бросил на него болезненно-раздраженный взгляд из-под челки, выдохнул рвано: учитель опять переводит тему — но все же вытащил из-за пазухи пузатую склянку и перебросил ему. Вынув красную пробку, алхимик тут же сунул туда свой нос, заинтересованно принюхался; выкатил на ладонь крупную пилюлю, прищурившись, повертел туда-сюда, рассматривая на просвет. — Серьезно? — он недоверчиво вздернул брови. — Пилюля полного очищения шестого ранга? И сколько же тебе понадобилось попыток? — Главное, что получилось, — парень с вызовом посмотрел в ехидные глаза. Но тут темный взгляд ощутимо смягчился, Яо Чэнь залпом проглотил пилюлю и тепло потрепал ученика по взъерошенным волосам. — Спасибо, малец, — и тут же, не дав времени возразить, насмешливо добавил, обводя рукой хаос вокруг: — А теперь убирай это все. Сяо Ян захлопнул уже открытый для возмущений рот и неуверенно посмотрел на учителя: он серьезно его не винит? И даже за палку не возьмется, хотя — со скрипом признался он себе — он более чем заслужил? Пауза затягивалась — но в проницательных омутах не было и тени упрека, так что парень, справившись с собой, затолкал раскаяние куда подальше и вернулся к привычной грубоватой манере. — Так значит, — подначил он алхимика, — мне надрываться, разгребая этот бардак, а ты будешь пить вино и разглагольствовать о поэзии? — на что Яо Чэнь весело сверкнул глазами и, вложив руки в рукава, с видом всеведущего даоса великодушно разрешил: — Можешь считать это своим наказанием. Сяо Ян только глаза закатил — открыл уже было рот — но возражения так и не сорвались с языка. Он пристально посмотрел на спокойного алхимика: его взгляд смеялся, тонкие губы изогнулись в лукавой ухмылке, но в теплых омутах застыл… Даже не вопрос — предложение, как шаг навстречу, как протянутая рука. Деловой партнер Яо Лао наказывать не может — а вот у учителя такое право есть. Он молча развернулся и тихо, но так, чтобы Яо Чэнь обязательно услышал, нарочито недовольно буркнул себе под нос: — Как скажешь… Шифу, — и поспешно ретировался, уже не видя, как шире растягиваются в ухмылке губы и как довольно щурит глаза этот невозможный, но такой родной насмешник с седыми волосами и молодым лицом.