Влекомые ветром

      Кенара с удовольствием подставила тело теплым, почти горячим струям душа и подняла руки, чтобы отбросить с лица мокрые волосы. Белая пена резко выделялась на коже цвета топленого молока. Куноичи расправила плечи, потянулась, а затем расслабилась, позволяя воде смывать и уносить прочь все тревоги последних дней. Зажмурившись и запрокинув голову, Кенара подставила под струи душа лицо. Целых полминуты она не дышала и ни о чем не думала, лишь ощущая кусачие горячие прикосновения на лбу и щеках. Затем куноичи шагнула вперед, стряхнула с лица остатки воды и вздохнула поглубже. Хотя в кабинке было душно и клубился пар, Кенаре показалось, что она сделала глоток свежего воздуха.       Вот чего ей больше всего не хватало в ее камере — свежего воздуха, ветра. Разве не для того она родилась на свет, чтобы нестись вперед, ощущая всем телом и лицом его порывы?..       — Ты долго еще там? — раздался снаружи недовольный женский голос. — Поторопись!       — Да, сейчас, — ответила Кенара, неохотно оторвавшись от блаженства, рожденного игрой ее воображения. Как же она оголодала, лишенная простора и свободы движений!       Кое-как вытерев волосы и тело выданным полотенцем, куноичи натянула белье и робу, которая застегивалась на плечах. Такой крой позволял заключенному снимать и надевать ее, оставаясь в оковах. Пальцами распутывая пряди, Кенара подумала, что Руюга, наверное, больше не придет посмеяться над тем, какая она лохматая или как ей не к лицу новое одеяние из плотной травянисто-зеленой ткани.       Во время их последней встречи Кенара сказала, что сама несет ответственность за свою жизнь, вне зависимости от того, кого выберет себе в качестве спутника.       — Я не могу сбежать с тобой: риски слишком велики. Я должна остаться и узнать, насколько тяжелы мои преступления.       — Хочешь умереть?!       Куноичи видела, что Руюга сильно разозлился, хоть и пытался это скрыть.       — Не хочу быть отступником.       — Значит ты умрешь.       Она снова поблагодарила его, а он снова спросил, нет ли у нее последнего прости для кого-то из друзей. Кенара попросила Руюгу связаться с ее сэнсэем и передать ему следующие слова: «Я ко всему готова. Звездопаду и Опоку повезло. Надеюсь, у них все сладится».       Дверь в кабинку распахнулась, на пороге возникла фигура женщины в форме и маске АНБУ.       — Оделась же, почему не выходишь?       — Пытаюсь волосы распутать…       — Расчески тебе не дадут. Топай.       — Спасибо, помыться разрешили…       — Так полагается перед судом. Скоро для тебя все закончится: господин Казекаге в Конохе.              — Спасибо, что согласился пообедать со мной, — теплая улыбка обрисовала полукруги возле губ Седьмого Хокаге.       Официант, подтянутый и одетый в белое, ловко наполнил бокалы и исчез так же незаметно, как и появился, словно используя технику телесного мерцания.       — Та палатка с лапшой еще существует? — мягким, спокойным голосом поинтересовался Пятый Казекаге.       — Куда ж ей деваться? Папаша Теучи, правда, почти что ушел на покой, но рамен там все такой же вкусный.       Оба Каге подумали о том, что, ведя разговоры, подобные тому, который им предстоял, не могут позволить себе трапезу в обычной уличной палатке. Наруто взялся за палочки и почти тут же их отложил. Чуть нахмурившись, он вглядывался в лицо Гаары, сожалея про себя, что оно почти всегда такое невыразительное…       — Слушай, я понимаю, как это выглядит, но я не пытался на тебя давить, честное слово!       Господин Казекаге обратил на собеседника меланхоличный взгляд, а затем вновь перевел его на стоявшее перед ним блюдо.       — В Суне не бывает омаров, — заметил он.       — В Конохе тоже. Их привозят… — начал было Седьмой. — Да к черту омаров, даттебайо! Чтоб они провалились… Я хотел сказать, что наша дружба для меня все еще важна! А наши деревни — они как товарищи в одном звании: никто не выше и не ниже. Они равны!       — Вот как?       — Да! Я просил тебя не вмешиваться в дела той деревни — ты меня послушал. Ты просил меня задержать куноичи Песка, а я оставил ее в Конохе… Не хочу, чтобы ты думал, будто я плевал на твою просьбу и не уважаю тебя как Каге!       Если Гаару в какой-то степени и смутили эти слова, то выдать его чувства мог только едва заметный румянец.       — Кажется, я понимаю, — ответил Пятый. — Тебя попросили о милости — ты не смог отказать.       — Почему ты не сказал, что она — бывшая куноичи Листа?       — Потому что это больше не имеет значения.       — Правда так думаешь?       — Не хочу создавать прецендент для тех, кто призван служить Деревне Песка, но пренебрегает ее интересами или ставит собственные представления о справедливости выше воли Каге.       Наруто невольно поморщился. Он знал по опыту, что его собеседники иной раз прячут за пышными фразами свои истинные намерения, но на этот раз смысл сказанного от Седьмого не ускользнул.       — Я ведь рассказал тебе о союзе Опоку со Звездопадом, — заметил он с упреком. — И ждал от тебя того же. Думаешь, дело в этой куноичи? Да забирай ты ее через неделю со всеми потрохами и делай с ней, что хочешь! Ты решил скрыть от меня часть правды — важной правды, — чтобы я твоим планам не мешал! Друзья так не поступают…       — Неужели я рассуждал подобным образом… — еще больше краснея, пробормотал Гаара.       Наруто, насупившись, отпил из бокала. Не так давно ему пришлось разочароваться в дружбе с Хьюга Неджи и совершенно не хотелось терять друга в лице Гаары. Впрочем, Пятого Казекаге он понимал намного лучше, чем чересчур умело скрывающего собственные чувства шурина.       Мотнув головой и отогнав неприятные мысли, Седьмой произнес твердо, глядя в глаза Пятому:       — Я знаю, что ты не такой. Может, ты поддался гневу или желанию свершить возмездие… Но я верю, что между нами возможны прежние доверие и честность!       Гаара проглотил комок в горле.       — Спасибо, Наруто… — тихо сказал он и добавил, подняв глаза: — Я хочу, чтобы мы вместе решили ее судьбу: пусть твое милосердие уравновесит мою жажду восполнить нанесенный Суне ущерб!              Наруто сидел за овальным столом напротив Гаары и Старейшины Звездопада. Место рядом с ним занимал Какаши, некогда носивший титул Шестого Хокаге.       — Господин Казекаге великодушно предложил мне разделить с ним обязанность судить бывшую куноичи Песка… и Листа.       — И Звездопада, — вставил Шикамару.       Седьмой кивнул.       — Я, с позволения Гаары, решил включить в список судей Шестого Хокаге и Старейшину Звездопада, Миширану Конора-сама.       Конор поклонился. Он был лично знаком со всеми присутствующими.       — Председателем и секретарем сегодняшнего заседания является Нара Шикамару.       Шикамару, занимавший место во главе стола, скромно поклонился. Перед ним единственным лежала стопка бумаг.       — Я по возможности коротко изложу суть дела…       Конор-сан слушал председателя, положив руки на стол и переплетя пальцы. Он волновался: сухо представленные, факты говорили отнюдь не в пользу Кенары.       — Конор-сан, — обратился к нему Шикамару, закончив вступительную часть. — Масари Кенара до семнадцати лет являлась куноичи Звездопада в звании генина. Она хорошо выполняла свои служебные обязанности?       — Да. Мне неизвестно о каких-либо нареканиях или замечаниях в ее адрес. В Деревне Звездопада сохранились отметки о выполнении миссий. Кенара не провалила ни одной.       — Почему она покинула службу?       — Потому что Звездопад прекратил свое существование.       — С семнадцати до двадцати лет она являлась шиноби Листа в звании генина, затем чунина и джонина. Шестой-даймё, у вас были какие-либо претензии к этой куноичи?       Несмотря на то, что больше половины лица Какаши скрывалось под маской, все заметили его усмешку: глаза бывшего Хокаге слегка сузились, возле них образовались морщинки.       — Да, конечно, ведь она сбежала из-под надзора АНБУ.       Наруто поднял брови; Конор-сан прикусил губу; Гаара остался невозмутим.       — Она хотела отомстить за убитых шиноби и мирных жителей родной деревни. Я велел ей дождаться официального расследования и установил за ней слежку. Кенара смогла всех провести и сбежать в Страну Льда. — Какаши, припоминая некоторые подробности, улыбнулся шире. — Отомстив, она вернулась и предстала передо мной, признавая собственную вину и готовясь принять наказание за свой проступок. Я, правда, не стал ее наказывать.       — Почему вы не стали ее наказывать? — спросил Шикамару официальным тоном, как бы подчеркивая, что это формальный вопрос, а не его личный.       Наруто опустил глаза. Конор-сан подавил горестный вздох. Какаши откинулся в кресле.       — Я даже не знаю, как объяснить… А это в самом деле требует объяснений? Ну, мне казалось, что оно того стоило, что есть вещи, стоящие как бы выше законов.       — Какая опасная точка зрения, — произнес Гаара. — Вы же понимаете, что нам всем грозит, если каждый шиноби возомнит себя стоящим выше закона?       Какаши на секунду приподнял брови.       — Безусловно, — с едва заметной усмешкой ответил он. Впрочем, Шестой не хотел обижать Казекаге или выказывать пренебрежение, поэтому постарался принять более серьезный вид. — Но и ситуация была… необычная.       — Разве основополагающая суть закона не в том, что он одинаков для всех? Все должны быть равны перед его ликом, а любое исключение — несмываемое пятно. Белые одежды, будучи запятнанными, перестают быть белыми: они становятся грязными. Разве я не прав?       Наруто покачал головой.       — Не могу согласиться! Каждый случай нужно разбирать отдельно, подробно… Невозможно установить столько законов, чтобы учесть все особенности! Иначе мы не сидели бы часами, не ломали голову, а штамповали приговоры один за другим… Ты говоришь про белые одежды… Я понимаю, что ты имеешь в виду сам принцип, но принципы бывают слишком жесткими. Это как… как пытаться наложить три черпака лапши в чашку для самой маленькой порции — они туда попросту не влезут! Но это не значит, что чашка непригодная.       Шикамару кашлянул.       — Слишком рано для прений, — заметил он. — Предлагаю придерживаться установленного порядка. Шестой-даймё, ваше мнение изменилось, когда Страна Льда потребовала казнить Масари Кенару за убийство Советника?       Какаши и Гаара переглянулись, припоминая события давно минувших дней.       — Нет, мое мнение не изменилось, а вот обстоятельства — да. Господин Пятый Казекаге предложил удобное для всех сторон решение: приговорить Кенару к смертной казни в Суне, а затем заменить казнь процедурой стирания памяти.       Гаара наморщил лоб, недовольный тем, с какой легкостью обсуждаются секреты его Деревни. Ему было известно, что каждый из присутствующих в той или иной степени осведомлен об опытах клана Ошимоте, но открыто говорить об этом Казекаге не нравилось.       — С двадцати лет и до настоящего времени Кенара находилась на службе в АНБУ Песка, — произнес Шикамару. — Гаара-сама, до миссии в Стране Клыков у этой куноичи имелись какие-либо провинности?       — Нет. Она хорошо служила мне — и до того, как стала шиноби Песка, тоже. Шестой-даймё подтвердит, что я был доволен Кенарой и нашими совместными действиями по борьбе с контрабандистами Юга. Я доверял ей. Поначалу мне поступали жалобы от ее капитана: Кенара проявляла больше самостоятельности и инициативы, чем от нее требовалось. Позднее я решил дать ей возможность раскрыться: повысил ее в звании, сделал капитаном и командиром отряда, — и до последнего не сомневался в этом решении, однако мои ожидания были жестоко обмануты.       — В чем вы ее обвиняете?       — Она скрыла от меня настоящее местоположение Опоку, а затем сбежала, предварительно обездвижив трех товарищей по оружию.       — Кто-то из них серьезно пострадал?       — Нет. Одна куноичи была ранена, но, кажется, это дело рук Хьюга.       Конор-сан едва не подскочил на месте. Заметив его реакцию, Гаара спокойно пояснил:       — Господин Седьмой рассказал мне, что Старейшина Опоку — Хьюга, потерявший бьякуган во время Четвертой войны.       «Избегает называть его по имени, — подумал про себя Шикамару, — а ведь Неджи ему жизнь спас на том экзамене… Либо это черная неблагодарность, либо Гаара стыдится… Но чего?»       — Какого наказания вы хотите для этой куноичи?       Гаара помедлил с ответом.       — Если бы Кенару судили в Суне, она была бы приговорена к смерти.       Какаши подался вперед и положил ладони на стол. Внимательно глядя в глаза Казекаге, он спросил:       — Гаара, ты правда желаешь Кенаре смерти? Или планируешь вновь стереть ей память?       — К сожалению, каждая последующая процедура увеличивает шансы на неблагоприятный исход. Сознание разрушается, не выдерживая чрезмерной нагрузки, и человек сходит с ума.       — Ужасно! — вырвалось у Наруто.       Конор-сан почувствовал, как его спина покрывается холодным потом. Он боялся взглянуть в сторону Казекаге — боялся, что не сможет скрыть неприязни и гнева во взгляде.       — Значит, повторное стирание памяти не может рассматриваться как альтернатива смертной казни, не так ли? — спокойно поинтересовался Какаши.       Гаара наклонил голову в знак согласия.       — Повторное… — вырвалось у Конора. — Почему требуются повторные процедуры? Воспоминания все-таки возвращаются или натура человека остается неизменной, несмотря на все ваши усилия?..       — Это отношения к делу не имеет, — заметил Шикамару.       Гаара поднял ладонь вверх.       — Я все-таки отвечу господину Старейшине. Воспоминания не утеряны — они уничтожены и не могут вернуться. Мне не хотелось это признавать, но, видимо, некоторых людей изменить невозможно…       — Возможно! — Глаза Наруто сверкнули. — Просто действовать надо иначе… Я не могу диктовать свою волю, но должен высказаться… Нельзя отнимать у людей их воспоминания!       — Они расплачиваются прошлым за будущее, разве это слишком дорогая цена? Не будь такой возможности, они все были бы мертвы или заточены в крепость до конца дней…       — Тогда… Дай им выбор! Пусть сами решают!..       Гаара, покраснев от волнения, неотрывно смотрел в глаза Наруто.       Шикамару, переводя взгляд с одного Каге на другого, барабанил пальцами по столу, не зная, будет ли лучше вмешаться или наоборот, не вмешиваться.       — Наруто! — раздался вдруг голос Какаши, в котором все присутствующие уловили металлические нотки. Брови Шестого сошлись к переносице. — Деревня Листа не может вмешиваться в дела Суны.       — Да, я знаю… — пробормотал Наруто и смолк, красный от досады.       Теперь оба действующих Каге походили на двух мальчишек, которых оттаскали за уши, так что Шикамару посмеялся про себя.       «Наруто этого не понимает, но Какаши только что спас его дружбу с Гаарой».       — Прежде чем мы перейдем к дальнейшим обсуждениям, предлагаю выслушать Масари Кенару.              Куноичи стояла перед судьями в оковах, в зеленой робе, с кое-как убранными в хвост волосами. Первый, с кем она встретилась глазами, был господин Казекаге. Кенара ничего не смогла прочитать по его непроницаемому взгляду. На ее собственном лице застыло мрачное выражение; оно лишь на пару секунд смягчилось, когда куноичи посмотрела на сэнсэя.       Обоих Хокаге Хикориказе Джинэ знала лишь по фотографиям. Она поклонилась присутствующим и застыла, глядя на гладкую поверхность стола, отражающую свет ламп.       Шестой невольно улыбнулся, окинув взглядом знакомую ему когда-то куноичи. Он подавил вздох и едва заметно покачал головой, жалея об обстоятельствах, при которых состоялась их встреча.       Шикамару наблюдал за Кенарой с любопытством, невольно вспоминая о том, как она требовала у него голову Хидана и просила о помощи в расследовании.       «До чего мы докатились? Масари Кенара — нукенин?.. Кажется, Шестой совершил ошибку, отпустив ее».       — Я зачитаю обвинение, — произнес он официальным тоном.       Куноичи подняла глаза. Когда Шикамару закончил читать, Наруто спросил нетерпеливо:       — Есть у вас какие-нибудь оправдания?       Кенара растерялась.       «Какие еще оправдания? — промелькнуло у нее в голове. — Хотела как лучше?..»       Конор-сан вздохнул и, не выдержав, вмешался:       — Лучше спросить по-другому. Кенара, скажи, почему ты скрыла от господина Казекаге, где на самом деле находится Опоку, и бежала в Звездопад?       Куноичи как будто набралась решимости, заметив выражение сочувствия и нежности на лице своего учителя.       — Мои личные интересы в какой-то степени совпали с интересами рокабуши. Гаара-сама, я могу рассказать?..       Казекаге ответил ей холодным взглядом и едва заметным кивком.       — Старейшина Опоку просил покровительства Казекаге, но подозревал, что ответом на его просьбу будет предложение об изоляции. В таком случае Старейшина предполагал обратиться за помощью к другому властителю. Опоку — секретная деревня, тайну которой я раскрыла случайно и не считала себя в праве выдавать ее, даже господину Казекаге. Мне казалось — и сейчас я думаю так же, — что жители этой деревни имели право отринуть помощь Суны.       — Ты сбежала, чтобы сопровождать Старейшину Опоку в Звездопад? — уточнил председатель.       — Нет — чтобы узнать правду о прошлом. Я не помнила двадцать лет своей жизни и случайно выяснила, что родилась в Звездопаде… Я хотела встретиться с моим учителем.       — С Конором-саном?       — Да.       — Разве для этого требовалось становиться нукенином? — хмыкнув, спросил Шикамару.       — Я опасалась, что Казекаге не позволит мне этого сделать. Меня могли арестовать за помощь рокабуши раньше, чем я выяснила бы, кем являюсь на самом деле.       — Разве я не сказал тебе, кем ты являешься на самом деле? — произнес Гаара. Он казался спокойным, но Кенара похолодела, глядя в его глаза.       — Я не поверила вам…       — Простите, господин Казекаге, но вы сказали слишком мало! — вмешался Конор-сан. — Кенара почти ничего не узнала с ваших слов! Вы даже не назвали ей ее настоящего имени! Ни слова о ее семье, родных, о том, каким человеком она была и какой драгоценной являлась ее жизнь!       — Господин Старейшина, я прошу вас успокоиться. — Шикамару положил ладонь на стол. — Вы ее учитель, это понятно, но мы стараемся быть объективными…       — Думаю, он прав. — Какаши откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Бывший Хокаге выглядел расслабленным, почти беззаботным. — И у Конора-сана больше всего из здесь присутствующих оснований для горьких сожалений.       Конор ответил Шестому благодарным взглядом и отер дрожащей рукой лоб.       — В самом деле? — произнес Казекаге.       — Есть еще вопросы к Кенаре? — обратился к судьям Шикамару.       — У меня есть вопрос касательно Старейшины Опоку — только один, — откликнулся Гаара и, обратив непроницаемый взгляд на Кенару, спросил ровным голосом: — Вы с ним любовники?       Куноичи побледнела, зная, что не сможет соврать, и предчувствуя, что ее ответ бросит тень на все сказанные ею слова и совершенные в прошлом поступки.       — Да.       Казекаге больше не промолвил ни слова и перевел взгляд на собственные руки, сложенные на столе. Наруто замер с вытянутым лицом. Шикамару озадаченно кусал губы. Какаши не переменил позы, лишь в его глазах на секунду промелькнуло странное выражение.       Конор-сан покраснел, потом побледнел и впился глазами в дорогую его сердцу ученицу, испытывая то же чувство унижения, что и она сама, только в десятки раз усиленное переживаниями за нее. Он был настолько захвачен эмоциями, что не мог выдавить из себя ни слова.       К счастью, Шикамару быстро нашелся.       — Это… к делу не относится, — сказал он.       По губам Гаары скользнула скептическая усмешка, которую заметили все. Она словно бы стерла слова председателя.       — Допрос окончен, — нахмурившись, объявил Шикамару. Он поднялся с места, выглянул в коридор и коротко бросил дежурившим там агентам АНБУ: — Уведите!              Хьюга Хината взглянула на настенные часы и вздохнула: дети уже спали, а муж еще не появлялся и за целый день не дал о себе знать. Утром Наруто предупредил ее о приезде Гаары. Хината предложила пригласить его в гости на ужин или на обед, но Седьмой отказался, объяснив это предстоящим серьезным делом.       «Может быть, потом», — обронил он.       «Я ведь приглашаю его не как Казекаге, а как твоего друга», — заметила тогда Хината и получила в ответ теплую улыбку.       Вспомнив выражение лица Наруто, она и теперь улыбнулась и наклонилась, чтобы поднять куртку Боруто с пола. Здесь куртка, там носок — без пары, конечно же, — тряпичная кукла Химавари, пострадавшая в неравной борьбе с грязевым монстром во дворе, кухонное полотенце, которым ее пытались очистить… Хината обошла все комнаты, собирая вещи в стирку, прислушиваясь к тишине в доме.       Выйдя во двор, она вздохнула полной грудью и посмотрела на небо, прикрывая глаза от света электрического фонаря, освещавшего крыльцо и дорожку.       «Ветер холодный и усиливается, — подумала Хината, — надо прикрыть цветник».       Покончив со всеми делами, но не оставляя надежды еще повидаться сегодня с мужем, Хината налила себе чая и снова вышла на крыльцо, с чашкой в руках. Ветер рванул хозяйку дома за волосы и плеснул ей в лицо горсть мороси, но она, погруженная в собственные мысли, не обратила внимания на его проделки и лишь передернула плечами.       Хината заново переживала тот тяжелый разговор с Наруто, состоявшийся следующим вечером после визита Неджи в квартал Хьюга…               Хиаши-сама плохо себя чувствовал, но оставался на ногах и хотел провести пару дней в окружении любимых внуков. Оставив отца и детей попечению сестры, Хината вернулась домой вместе с мужем.       — Он вчера так быстро ушел, а теперь и вовсе покинул Коноху… — сорвалось с ее губ.       — В добрый путь, — мрачно отозвался Наруто, снимая у входа обувь и устало разваливаясь на диване в комнате. — Неджи вернется через три недели, потому что ему нужна моя помощь.       Заметив, что жена не отвечает ему, Наруто обернулся. Хината стояла за спинкой дивана, опустив голову. Волосы закрывали часть ее лица, но Седьмой все равно заметил ее особую бледность. У его жены была белая кожа и в минуты горестного волнения она приобретала сероватый оттенок.       — Хината…       — Мой брат вернулся! — поднимая голову, воскликнула Хината. — Почему никто не рад?!       — Потому что он нас предал, — хмуро ответил Наруто.       Глаза Хинаты зловеще сверкнули.       — Больше никогда не говори таких слов, — произнесла она тихо, но от ее интонации Седьмому стало очень не по себе.       — Но… я… Он же бросил Коноху и всех друзей!       — Кажется, мой брат не единственный человек, поступивший подобным образом? — дрожащим от сдерживаемой ярости голосом заметила Хината. — Вот только Неджи никогда не желал зла Деревне Листа! Однако того, другого человека ты готов принимать в любом виде и с любыми намерениями, а моего брата…       — Неправда! — Наруто вскочил с дивана. — Саске понес наказание за свои преступления!       — Как Хокаге ты держишь его в изгнании, это правда, но как друг ты уже давно его простил. Почему же то, что является наказанием для одного, считается преступлением для другого?!       Седьмой опешил. Впервые в жизни он видел жену в состоянии ярости. Ее бьякуган прожигал его насквозь, губы дрожали, Наруто чувствовал исходящий от нее импульс: «Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!» В нем сразу же пробудилась потребность немедленно что-то предпринять, чтобы успокоить Хинату и избавить ее от переживаний. Наруто подскочил к ней, схватил ее за руки.       — Ты права, я не сравниваю, не сравниваю… Это совершенно разные вещи!       — Отец обошелся с ним так жестоко! — воскликнула Хината и сердито помотала головой, чтобы стряхнуть выступившие на глазах слезы. — Он словно стал таким, как раньше… Ты не знаешь, сколько мучений пришлось претерпеть моему брату, сколько унижений и боли… Мой отец у него на глазах пытал его отца, используя Проклятую печать! Неджи было тогда всего пять лет… Дядя Хизаши отдал свою жизнь за моего отца, как Неджи отдал жизнь за меня! Да! Это правда… Хоть он выжил, но тогда, в тот момент, все было по-настоящему! Он лишился из-за меня своего бьякугана!       Не выдержав напряжения от всех этих мыслей, каждая из которых была ужасна и могла навечно лишить покоя, Хината расплакалась. Ей хотелось прильнуть к груди Наруто и по привычке найти в нем что-то теплое, постоянное, надежное — радость ее глаз, свет ее жизни, — но мысль о том, что он не понимает ее и презирает ее брата, обида за эти чувства заставила Хинату вырвать свои руки из его рук, отвернуться и быстрым шагом уйти в другой конец комнаты.       Плача, злясь на себя за это, сердито отирая слезы, она сдавленно произнесла:       — Каково ему было… каково…       Наруто, глядя ей в спину, проглотил комок в горле. Он не мог избавиться от мысли, что его жена страдает из-за Неджи и по его вине. Будь он ответственным, как сказал Хиаши-сама, помни Неджи о своем долге перед Деревней и кланом, он бы вернулся…       «Вернулся, чтобы что?.. — подумалось вдруг Наруто. — Неджи больше не мог быть шиноби».       Седьмой ясно представил себе бывшего товарища по оружию, добровольно закрывшегося в четырех стенах от жалостливых и сочувствующих взоров, обиженного на весь мир и судьбу, озлобленного затворника… Как Неджи, сам того не понимая, терзал бы Хинату! Он был бы здесь бесполезен и не смог бы найти себе ни места, ни занятия. Живой мертвец… Может, и правда Неджи не стоило возвращаться?       «Но подать о себе весточку-то он мог!»       Подал бы весточку — и Наруто помчался бы разыскивать его хоть на край света! Чтобы вернуть его — ради Хинаты…       — Единственное «преступление», которое совершил мой брат, — совладав с собой, произнесла вдруг Хината, — это то, что он наконец подумал о себе. То плохое, что вы вменяете ему в вину — поиски его собственного пути, его судьбы. Разве птица, упорхнувшая из клетки, повинна? Разве свобода — не то, что должно быть даровано каждому человеку от рождения?       Наруто смущенно молчал, глядя жене в лицо. Ее брови были нахмурены, глаза блестели.       — Я постараюсь простить его, — примирительно сказал он.       Хината отрицательно качнула головой.       — Нет, — твердо произнесла она. Подавшись навстречу мужу, ответив на его ласковое рукопожатие, Хината поймала его взгляд и добавила: — По-хорошему, Наруто, это мы у него в долгу.              Очнувшись от размышлений, Хината радостно встрепенулась и в следующую секунду увидела мужа, отворяющего калитку. Затем ее воодушевление немного уменьшилось: это был теневой клон. Поставив чашку на постамент рядом с цветочным горшком, Хината ласково улыбнулась копии супруга. Клон расплылся в ответной улыбке и протянул руки, намереваясь заключить жену в объятия. Хината перехватила его руки и пожала их.       — Как твои дела? Устал? Придешь сегодня?       Клон Наруто повел плечами.       — Устал, да, но дел еще много. Пришел вот сказать, что задержусь.       Оба зашли в дом. Клон развалился на диване. Было так хорошо, что не хотелось уходить…       — Как дети?       — Химавари сегодня сражалась с воображаемыми земляными клонами, а Боруто явился поздно, ел так быстро, что чуть не подавился, и забыл принять душ перед сном.       Хината присела на ручку дивана и окинула копию мужа заботливым взглядом.       — Надеюсь, у вас с Гаарой все в порядке?       — А? Да…       Клон Наруто невольно выложил то, что его беспокоило. Кратко объяснив суть дела, он добавил с чувством:       — Это бывшая куноичи Листа, понимаешь? Так что я даже не знаю, как мне следует поступить… Какаши говорит, я не должен вмешиваться в дела Суны.       — Кто эта бывшая куноичи Листа? Я ее знаю?       — Масари Кенара.       Хината невольно прижала руку ко рту.       — Похоже, что Неджи соблазнил эту куноичи и уговорил действовать в его интересах и против Казекаге… — Клон осторожно взглянул на Хинату, опасаясь обидеть ее обвинениями в адрес ее брата.       — Я помню Кенару, да… Она пропала без вести восемь лет тому назад. Говорили даже, что она умерла. Неужели их пути пересеклись так далеко от дома… Наруто! Ведь они были такими хорошими друзьями! Еще до войны… Пойдем, я покажу тебе кое-что.       Хината взяла теневого клона за руку и повела в сторону спальни. В двух шагах от комнаты была расположена кладовая, в которой хранились стопки циновок и покрывал, а также коробки с памятными вещами. Встав на цыпочки и вытянув руки, Хината взялась за большой конверт из плотной бумаги — в таких обычно пересылали папки с личными делами.       Наруто подался вперед, будто желая ей помочь, и прильнул к ее спине. Нагнувшись, потерся щекой о ее волосы. Одной рукой он доставал конверт, а другой приобнимал жену за талию. Хината мягко пихнула его локтем, отстранилась и шепнула со смущенной улыбкой:       — Ты же знаешь, что клонам не позволяется…       Она выхватила конверт и прошла с ним в спальню. Копия Наруто вздохнула и последовала за ней. Сев на краешек кровати, Хината осторожно извлекла из конверта альбом для рисунков и фотографию Неджи в юности.       — Это его вещи. После… После того, как все думали, что он погиб, я оставила их Кенаре — на память о нем. Она так переживала и не могла утешиться… Мне казалось, я поступаю правильно. До сих пор не знаю, были ли они только друзьями, знаю лишь, что Кенара любила моего брата. Около трех лет она берегла эти вещи, а потом вернула их мне, предупредив, что отправляется на опасную долгосрочную миссию и может не вернуться. Если бы ты видел ее лицо, когда я положила этот альбом и фотографию ей на колени! И когда она вынуждена была отдать их обратно…       Наруто дотронулся рукой до затылка.       — М-да, — пробормотал он, не зная, что сказать.       — Ты можешь сделать что-нибудь для нее? Вступиться за нее перед Казекаге? Все эти обвинения… Они не могут быть справедливы в отношении куноичи, которую я знала.       — Возможно, она изменилась… — Наруто не чувствовал себя в праве рассказать Хинате о технике стирания памяти.       — Видишь, она простила и приняла его! Потому что она тоже его любит…       «Не уверен, что все было именно так, — вздыхая, подумал клон Седьмого. — Я лишь получил доказательство слов Гаары о том, что ее мотивы вовсе не были чисты и вовсе не о рокабуши она заботилась…»       — Наруто, что с тобой? Ты так серьезен… Неужели все настолько плохо?       «Мы осудим эту куноичи, Неджи возненавидит нас, и ты никогда мне не простишь, что потеряла из-за меня брата! Да, все очень плохо!» — подумал клон, а вслух сказал лишь:       — Мне пора. Поцелуй за меня детей. — И тут же развеялся, передавая полученную информацию настоящему Наруто.              Кенара, раздавленная допросом, уныло сидела на своем тонком матрасе, поджав ноги. Теперь она уже и сама сомневалась, что действовала из благородных побуждений. Силясь вспомнить, что именно она испытывала тогда к Неджи, Кенара нервно постукивала себя кулаком по колену.       «Я была уверена, что его обаяние на меня не действует… Но я же признавала, что оно у него есть! Давно забытое чувство… Я, кажется, узнала его чакру… Было ли это взвешенное решение или я совершила безумный поступок?..»       Кенара должна была осудить себя раньше, чем это сделают судьи, но, даже являясь вернейшим свидетелем собственных поступков, оценить их объективно она не могла.       «Все из-за этой проклятой любви! — невесело усмехнулась куноичи. — Кто бы мог подумать, что она — такое отягчающее вину обстоятельство…»       Кенаре вдруг отчетливо представилось, какое впечатление составили о ней Каге, поэтому, когда в коридоре послышались приближающиеся шаги, она решила, что ей уже вынесли приговор, и даже поднялась навстречу агентам АНБУ. Однако они лишь сопровождали посетителя, увидев которого, куноичи удивилась до глубины души: это был Джучи.       Молодой человек приблизился вплотную к решетке камеры и полуобернулся через плечо — убедиться, что АНБУ держатся поодаль. Затем две пары глаз одинакового темно-синего цвета встретились.       — Джучи! Как ты здесь?.. Откуда?       — Привет, старшая сестра, — улыбнувшись через силу, произнес Джучи. — Я помог шиноби Листа в одном очень важном расследовании, так что меня наградили и хотели даже выплатить премию, однако я променял ее на визит к тебе. Господин Хокаге разрешил одну короткую встречу, и мне пришлось ждать ее со вчерашнего дня. Не думал, что у заключенного может быть столько дел.       — Как же ты узнал, что я здесь?       — Случайно.       — Кто-то сказал тебе?       — Нет. — Джучи окинул сестру взглядом, стараясь скрыть охватившее его беспокойство. — Кто бы мог подумать, что мы встретимся так: я — герой, а ты — преступница… Словно нас поменяли местами.       — Ты не совершал преступлений.       Джучи приблизил лицо к просвету между прутьями решетки и спросил, понижая голос:       — Что случилось с тобой?       — Я ослушалась воли Казекаге.       — И что теперь будет?       — Ничего хорошего, — невесело усмехнулась куноичи. — Не волнуйся за меня, брат. Ты же знаешь, служба — дело такое: сегодня — ты, завтра — тебя.       — Этим ты утешаешься?! — возмутился Джучи. Его красивое лицо исказила гримаса гнева, он покачал головой. — Хочешь сказать, что тебе совсем не страшно?..       — Делаю вид, — призналась Кенара, отводя глаза.       — Зачем?..       — Из гордости.       Джучи вздохнул.       — Ну наконец-то ты честна со мной! И не притворяешься человеком, выкованным из стали… Чем я могу тебе помочь? Что-то можно сделать? Я знаком с одной куноичи Листа, она в звании джонина. Подать Хокаге прошение?..       Кенара, растроганная его волнением, улыбнулась и покачала головой.       — Спасибо, Джучи, не нужно. Какой ты уже взрослый, красивый мужчина! Я так отвыкла видеть тебя… Помогаешь вести расследования… Как же приятно это слышать!       Джучи покраснел и отвернулся, кусая губы. Если его сестра так нежна, значит и вправду дело плохо!       — Ты теперь в Стране Огня? У тебя здесь какие-то дела?       — Да. Не надо обо мне!       — Я хочу быть спокойна на этот счет. Джучи, я сказала во время нашей последней встречи, что больше не сестра тебе… Прости меня за эти слова. Это ужасная ложь! Я вспоминала тебя так часто…       — Я знаю! — Казалось, Джучи рассердился, но через пару секунд он добавил мягче: — Я тоже тебя не забыл. Да и как бы я мог?..       Один из агентов АНБУ приблизился и обратился к молодому человеку:       — Господин, отведенное время вышло.       Кенара и Джучи одновременно подались к решетке.       — Как же так? Это правда последний раз?.. Я не верю, не может быть…       — Слушай, если нужна будет помощь, обратись к Старейшине Звездопада!..       — Господин, мы должны проводить вас. — Агент мягко коснулся локтя Джучи.       Усилием воли отцепив руки от решетки, Джучи поддался давлению АНБУ, позволяя себя увести, но не мог оторвать горящего взгляда от лица сестры.       — Все хорошо, — произнесла она одними губами и заставила себя улыбнуться.       Как только шаги в коридоре стихли, Кенара поникла. Она расплакалась, несмотря на старания сдержаться, потому что в последние секунды увидела слезы в глазах своего младшего брата. Каждый раз, когда он плакал, ее сердце болезненно сжималось в груди.              — Я хотел, чтобы у тебя была семья…       — Вы не можете искусственно воссоздать родственные узы!..       — Любовь зависит от нашей воли. Если пожелаешь любить, окружишь человека заботой и будешь взращивать возникшую между вами связь, она окрепнет и даст плоды.              Спустя какое-то время Конор-сан вновь обрел дар речь и оказался способен включиться в общее обсуждение.       — Господин Казекаге пытался нам показать, что Кенара действовала под влиянием чувства к Неджи… Я не могу не вмешаться и не напомнить, что ее память все же была стерта! Вы, Гаара-сама, лично подтвердили, что ее невозможно вернуть! Должны ли мы поверить, что Неджи — каким бы выдающимся человеком он ни был — за пару дней влюбил в себя опытную куноичи, капитана АНБУ, и переманил ее на свою сторону?.. Разве не очевидно, что их чувства появились намного позднее и их нельзя рассматривать как основание для решений и действий Кенары?       Лицо Казекаге по-прежнему оставалось непроницаемым. Наруто, недавно получивший новости от теневого клона, со всем вниманием прислушивался к словам Старейшины Звездопада. Какаши казался расслабленным.       — Наконец, я могу доказать, что она не подвержена его влиянию и принимает самостоятельные решения… Неджи не хотел, чтобы Кенара появлялась в Конохе, но она поступила по-своему!       — Кстати, — вмешался бывший Шестой Хокаге, — зачем же Кенара сюда вернулась? Она не могла не понимать, чем это чревато.       Шикамару стрельнул глазами в сторону Какаши и слегка прищурился.       «Какие выгодные для Кенары вопросы он задает… Симпатии и антипатии становятся все более очевидными…»       — Да, она знала о последствиях и считала, что лучше попасть в тюрьму, чем оставаться нукенином. У Кенары нет преступных наклонностей, ее нынешнее положение для нее мучительно…       — Господин Старейшина, — прервал его Шикамару, — все же постарайтесь…       — Одну минуту! Она не солгала насчет своих целей: помочь рокабуши связаться со мной и узнать правду о собственном прошлом. Это было для нее важнее жизни… Достигнув поставленных целей, Кенара выразила готовность за все расплатиться… Господа Каге, вы действительно считаете это тяжким преступлением?!       На несколько секунд в зале воцарилось молчание. Наруто вздохнул и заговорил первым.       — Я согласился разделить с Гаарой обязанность разрешить это спорное дело, но теперь вижу, что не должен был вмешиваться… Я связан с Неджи слишком крепкими узами, чтобы выносить приговор его… женщине.       — Если рассуждать подобным образом, — отозвался Гаара, — Старейшина Звездопада также не может быть судьей собственной ученице.       — Но и ты, безусловно, предвзят, — с лукавым огоньком в глазах заметил Какаши. — Ведь забыть о той услуге, которую оказал тебе Хьюга Неджи, невозможно.       Казекаге смутился. Шикамару кое-как подавил вздох.       Шестой выпрямился и положил руки на стол. Его голос зазвучал сурово:       — Мы все тут в некоторой степени связаны с подсудимой куноичи, однако у нас не междусобойчик с обсуждением официальных и неофициальных отношений, а судебное заседание облеченных высшей властью ниндзя. Мы должны действовать не как чьи-то друзья, товарищи или родственники, а как Каге и Старейшины. На наши решения будет смотреть весь мир, от них зависят судьбы будущих поколений шиноби. Это не просто дело какой-то провинившейся куноичи — это новые принципы новой системы правосудия, которая не может не отличаться от правосудия старого мира.       Все присутствующие сделались серьезнее и выпрямились в своих креслах. Наруто и Гаара обменялись взглядами. Шикамару задумчиво потер подбородок рукой.       Словно посчитав, что перегнул палку, Какаши вдруг улыбнулся под маской и заметил мягче:       — Все же не будем слишком суровы… Хоть я и не занимаю больше пост Хокаге, я решил высказаться. Не зря же меня оторвали от рыбалки! Между прочим, мне оставалось всего четыре карася, чтобы побить рекорд Гая…       — Каково ваше мнение, Какаши-сан? — обратился к нему Шикамару.       Шестой вздохнул.       — Предлагаю отмести мотивы, потому что они — нечто эфемерное. Давайте оценим более очевидные вещи, например, последствия. Как я понимаю, обошлось без жертв, да и интересы Суны не слишком пострадали?       Глаза Гаары на секунду расширились.       — Не пострадали? — повторил он.       — У Деревни Песка с самого начала не было права оккупировать Опоку.       — Страна Клыков исторически является зоной влияния Страны Ветра. Прошу не забывать, что для нас жизненно важны прилегающие территории.       — А также зоной влияния Страны Земли, — заметил Шестой. — Действующая Тсучикаге пока еще не в курсе заварушки. Как бы кое-кто не почувствовал себя обманутым…       — Я против! — нахмурившись, решительно отрезал Наруто. — Сколько можно-то?.. Сколько лет я пытаюсь донести, что нет больше никаких зон влияния — и не будет, пока я Хокаге! Мы же договорись не вмешиваться в дела маленьких стран! Все знают, к чему это ведет — к бесконечной череде войн! Желаем вернуться на десять лет назад?.. Хватит с нас мериться силой! Мы не должны больше ничего делить! Опоку — независимая деревня. Хочет — пусть хоть на остров Луны переселяется, и ни одна из Пяти Стран не имеет права ей мешать! Тсучикаге я скажу ровно то же самое, что и тебе, Гаара, только извиняться не стану за прямоту…       Взоры всех присутствующих обратились на Казекаге. Он едва слышно вздохнул.       — Прости, Наруто. Суна все еще придерживается прежних договоренностей. Просто наше положение особенно невыгодное, поэтому для нас крайне важны связи с соседними странами. Я дал неправильное определение — это влияние взаимное. Страна Ветра и Страна Клыков нужны друг другу.       Все замолчали, и Шикамару воспользовался этим, чтобы вернуть обсуждение в нужное русло.       — Итак, последствия…       — Это тоже не показательно, — проворчал Наруто.       — Сосредоточимся на составе преступления: неподчинение воле Казекаге. Предлагаю господину Казекаге высказаться первым. Гаара-сама, какое наказание вы считаете справедливым?       — За десять лет это первый случай, когда капитан АНБУ отказывается подчиниться. В довоенное время подобные проступки карались немедленным уничтожением. Обычно речь идет о новичках, которые еще не поняли, в чем заключается суть службы в АНБУ. Если от их действий или бездействия никто не пострадал, они отстраняются от службы в особом подразделении и разжалуются до звания генина. В редких случаях речь идет о предательстве — сотрудничестве с разведкой другой страны или контрабандистами. Это карается смертью.       — У нас также, — заметил Наруто.       Сердце Конора-сана забилось быстрее.       — От действий Кенары никто не пострадал. Опасности она не представляет. Может быть, господин Казекаге проявит милосердие и согласится разжаловать ее и уволить со службы, оставив при этом на свободе?       — М-м-м, я не хотел бы, чтобы другая деревня получила ее. «Не представляет опасности»? Вы ведь хорошо знаете Кенару? Как ее способности могут не представлять опасности… Она — оружие, и весьма полезное. Меня уже не в первый раз спрашивают, желаю ли я Кенаре смерти. Нет, я бы хотел вернуть ее, даже несмотря на ее проступок. Жаль, это невозможно. Пути назад нет, как и третьего шанса. Подвергнуть ее повторной процедуре стирания памяти я не смогу — против этого восстает все человеческое во мне, так как риск слишком велик.       Впервые за вечер Гаара говорил с чувством и казался взволнованным.       — Ваша искренность меня тронула, — серьезно произнес Конор-сан. — Теперь я вижу, какую потерю Суна в действительности понесла — и мне очень жаль. Если вы убедитесь в том, что Кенара больше никогда и никому не будет служить в качестве шиноби, вас это удовлетворит?       — Я бы хотел сказать «да». Но, к сожалению, кроме практической стороны вопроса есть еще этическая. Мне было бы трудно объяснить своим людям, почему капитану АНБУ позволено самовольно покидать пост и искажать информацию, расплачиваясь за это такой малостью как отставка.       — Скажи им правду. — Какаши пожал плечами. — Провинившийся капитан АНБУ — наемница родом из совершенно другой деревни.       — Наемница? — повторил Гаара. — В АНБУ? Невозможно!       — Возможно, как видим, — спокойно ответил Шестой.       — Восемь лет она жила, считая себя куноичи Песка! Почему это изменилось в один миг? Как забытое прошлое может перевесить воспоминания, накопленные за последние несколько лет?! Разве принадлежность формируется на основании одного лишь факта рождения? Человек, отказавшийся от места, ставшего его домом, от уз дружбы и товарищества, заслуживает права обрести все это вновь? В чем ценность привязанностей, если они столь переменчивы?..       Конор-сан слушал Казекаге, не отрывая от него взгляда.       «Самые дорогие ее сердцу узы были болезненно оборваны, — думал он. — Незаживающие раны остались в прошлом, но, может, боль от них отравила настоящее? Во всяком случае, что-то не давало ей покоя и побуждало к поискам истины…»       — Шиноби, меняющий деревни, как тренировочные перчатки, — это наша новая реальность? — произнес Гаара почти ровным голосом. Лицо его снова сделалось непроницаемым.       Наруто молчал: он думал о Неджи. Какаши вздохнул, понимая, что ему снова придется взять слово.       — Есть принципиальная разница в обстоятельствах. Положение шиноби Звездопада уникально: они — ближайшие союзники Листа и вместе с ним обеспечивают безопасность Страны Огня. Почему переход ниндзя из одной деревни в другую за редким исключением — как, например, вступление в брак с разрешения двух Каге, — считается позором и предательством? Потому что в условии практически не прекращающихся войн шиноби различных деревень по определению являются врагами. Покинув родное поселение и поступив на службу к другому Каге, шиноби рискует однажды обратить свой кунай против вчерашних товарищей и соотечественников.       — Но сейчас все не так! — воскликнул Наруто. — Мы сражались плечом к плечу за то, чтобы все изменилось навсегда!       Какаши остановил его знаком и продолжил:       — Между Листом и Звездопадом никогда не возникало подобного рода трудностей. По крайней мере, со времен основания Конохи. Практика обмена шиноби между этими деревнями существовала на протяжении нескольких десятилетий. У некоторых кланов с той и другой стороны общие корни. Я хочу сказать, даже если бы Звездопад не прекратил на время свое существование, заключение Кенарой контракта с Хокаге не может считаться чем-то зазорным.       Гаара и Шикамару невольно обменялись взглядами, уловив в словах Шестого намек на Темари. Впрочем, он получился в достаточной мере завуалированным, чтобы кроме них двоих его никто не понял.       — Что касается ситуации с переходом на службу Песку, то было бы нечестно упрекать Кенару в решении, которое принималось Пятым Казекаге и мной.       — Пожалуй, я соглашусь с вами, Какаши-сан, — произнес Гаара. — Но мне не нужны примеры из прошлого, чтобы поставить под сомнение преданность этой куноичи — достаточно свидетельств из настоящего.       — Разве Каге должен только ожидать преданности? Ты назвал Кенару оружием. Можно ли было проявить больше мастерства, направляя его?       Казекаге недовольно наморщил лоб: он уже неоднократно задавал себе этот вопрос. Почему в тот день Гаара не выслушал Кенару до конца, не утолил в полной мере ее любопытство? Почему, зная, что она не одобряет его планы, самонадеянно проигнорировал этот факт и поручил куноичи взаимодействие со Старейшиной Опоку? Теперь он бы поступил иначе…       Голос Какаши сделался тише и мягче, а взгляд — пронзительнее.       — Ты помнишь, какой я дал тебе тогда совет?       «Как только она немного придет в себя, открой ей правду. Пусть знает, что не является куноичи Песка, но обязана тебе жизнью. Ты спас Кенару от смертной казни. Она будет верно служить тебе из одной лишь благодарности. А еще потому, что ты искренен с ней и уважаешь ее право знать правду о том, кто она есть».       Глаза Гаары расширились.       — Я хотел, чтобы она полностью принадлежала Суне, — едва слышно произнес он. — Я был слишком жадным…              «Как-то лицемерно было бы сейчас молиться, — подумала Кенара. Она лежала на спине и смотрела в потолок. — Даже если бы я верила в Чистый мир. И все же… Если представить, что я верю, к кому мне обратиться? К маме? Думаю, она очень добрая и любит свою дочь даже такой. К Первооснователю? А, будто ему есть до меня дело… как и мне до него!»       Глаза слипались — обычно в это время куноичи уже крепко спала. Ожидание приговора оказалось слишком долгим.       «Помолиться бы почившим Хьюга, чтобы не отворачивались от Неджи, но они такие гордые — не станут меня слушать».       Мысленно поручив заботы о дорогих ей людях добрым духам, Кенара горестно вздохнула и перевернулась на бок. В этот момент до ее слуха вновь донеслись шаги, мягкие, как прикосновение ветра к поверхности песка.       Сам Казекаге Гаара пришел навестить куноичи.       Кенара поднялась на ноги, кое-как оправляя робу и приглаживая волосы. Гаара вовсе не был злорадным человеком, так что она не могла представить, зачем ему встречаться с ней.       АНБУ испарились. Казекаге остановился в шаге от решетки и несколько секунд молча сверлил Кенару взглядом.       — Приговор вынесен, и совсем скоро ты его услышишь.       — Спасибо, — вырвалось у Кенары. Сообразив, насколько это нелепо звучит в сложившихся обстоятельствах, она прикусила губу.       — Ты знаешь, что вас раньше связывало с Хьюга Неджи?       Кенара кивнула.       — Ты что-то вспомнила? Твое чувство к нему… Я должен знать, как именно сработала техника Ошимоте.       — Вы хотите знать, удалось ли им уничтожить любовь? Родилась ли она заново или возродилась из остатков прежнего чувства?       — Да.       — Я сама не знаю. Когда я встретила Неджи, его чакра показалась мне знакомой, но я не испытывала к нему ничего, кроме интереса. Я хочу думать, что выбрала его вновь.       — Свобода выбора… даже в этом она важна для тебя. — Улыбка едва заметно коснулась губ Гаары. — Я надеялся, что ты выберешь Деревню Песка своим новым домом.       — Но я родом из Звездопада.       — Не только! Ведь ты почти ничего не знаешь о своем отце?       — А вы знаете?       — Кое-что. Его звали Симидзу Тэйкен, но родился он с другим именем — мне оно неизвестно. Его усыновил архитектор Симидзу, выкупив у проводника, водившего караваны от западного побережья Страны Ветра до Страны Лапши.       — Господин архитектор еще жив?       Казекаге отрицательно покачал головой.       — Однако мой человек успел поговорить с ним, так что я знаю, что твоего отца подобрали в Пустыне Красных Языков. Ему было тогда всего четыре года. Его кожа обгорела на солнце до ожогов, он был истощен, напуган и заговорил лишь спустя несколько месяцев.       Кенара, нахмурившись от жалости и волнения, приблизилась к решетке и ловила каждое слово Гаары.       — Он рассказал что-нибудь о своих родителях?       — Мальчик не смог назвать ни их имен, ни своего собственного. Он помнил лишь, что жил когда-то давно в доме с белыми стенами и изгородью, увитой ипомеей. Должно быть, семья тронулась с места и по какой-то причине решилась на переход через пустыню. По словам мальчика, его родители уснули и спали слишком долго, так что он отправился на поиски воды и заблудился.       — Бедный…       — Твой отец был очень крепким и выносливым. По-видимому, он родился на побережье, в западной части Страны Ветра. Это значит, что ты можешь быть наполовину…       — Стихия Земли… — тихо произнесла Кенара. — Масари ведь специализировались на Ветре…       Лицо куноичи озарила улыбка. Гаара, наблюдая за ней, едва заметно улыбнулся в ответ.       — Кажется, ты счастлива узнать о себе еще что-то.       — Благодарю вас, Казекаге-даймё! — Кенара низко поклонилась.       Гаара вздохнул и подумал с сожалением, что все еще не очень хорошо разбирается в людях и что эту куноичи можно было удержать возле себя правдой.       — Я не раз замечал: когда с человеком случается беда, те, кто его знают, либо швыряют камни, либо протягивают руки. К тебе протянулось так много рук…       Куноичи ответила ему удивленным взглядом.       — Чем же я это заслужила?       — Исправной службой. У тебя непростой характер, ты замкнута и упряма, но ты всегда хорошо выполняла поставленные перед тобой задачи. Кроме последнего дела. До Опоку ты была моим клинком, моей дланью. Я верил, что твое место среди шиноби Песка.       — Но почему, Гаара-сама? У вас есть и более сильные ниндзя.       — Из-за твоих техник Стихии Земли и Ветра, из-за того, что твоя суть так тесно переплетается с ними. Ты упряма и неостановима, как песок, что пядь за пядью захватывает земли, обращая их в пустыню; быстра и напориста, как ветер. Твоя способность гасить ветер — это даже не техника, ты словно поглощаешь его… Если бы Великий Тсубасу не исчез бесследно, я направил бы тебя к нему и, возможно, в будущем Суна получила бы саннина… Саннина, способного поглощать целые бури!       Пока Кенара зачарованно слушала Казекаге, ее глаза блестели. Но вот она качнула головой, отгоняя прекрасные видения, и усмехнулась. Гаара вздохнул.       — Я лишь хотел сделать мою деревню сильнее. С мечтами покончено, и мне очень жаль.              Шикамару положил перед собой исписанный лист бумаги, но почти не подглядывал в него, произнося приговор.       — Хикориказе Джинэ, твоя вина доказана и сомнению не подлежит. С учетом всех обстоятельств, в качестве наказания тебе запрещается поступать на службу какой-либо стране или деревне. Ты лишаешься всех званий и должностей в Деревне Звездопада, Листа и Песка. Тебе запрещается применять Технику теневого клонирования на территории Стран Огня и Ветра. Также тебе запрещается разглашать какую-либо информацию относительно службы в Суне или Конохе и раскрывать твою настоящую личность. Ты считаешься пропавшей без вести, — пояснил Шикамару. — Так и должно оставаться. Можешь называться как угодно, только не Хикориказе Джинэ и не Масари Кенара. Приговор понятен? Ты обязуешься соблюдать его условия?       Кенара стояла, опустив голову, разглядывая полосы электрического света на полу. Она казалась отрешенной, но на самом деле слушала председателя очень внимательно.       — Как снисходительно…       — Что? — переспросил Шикамару. — Говори громче.       — Я не могу отказаться от своего имени…       — Ты можешь не мямлить?       Кенара подняла голову. В ее глазах разгорался недобрый огонь.       — Я не могу отказаться от своего имени! — громко выпалила она. — Вы можете лишить меня всех моих званий, изгнать или оставить в заключении — и это вполне справедливо, — но мое имя больше никто у меня не отнимет… Я — Масари Кенара! И я не откажусь от этого имени ни за что.       Наруто и Шикамару переглянулись, Конор-сэнсэй застыл в ужасе, Какаши подался вперед, сцепив руки на столе. Один лишь Казекаге Гаара сохранил внешнюю невозмутимость, обратив на бывшую куноичи Песка свой гипнотический взгляд.       — Разве ты не понимаешь, почему это невозможно? — спросил Шикамару, стараясь сохранять нейтральный тон. — Страна Льда…       — К черту Страну Льда! Я не стану больше скрываться. Если они снова потребуют мою голову — что ж, отдайте ее им! Старый Звездопад был уничтожен, тысячи моих соотечественников, товарищей, родственников погибли, и — поправьте меня, если я ошибаюсь, — темно-синие глаза обожгли взглядом обоих Хокаге и Старейшину, — но никто не захотел за них отомстить, кроме меня. Черт знает как я это сделала, но это было справедливо! Я сделала бы это еще раз, и еще сотню раз! Но разве это была казнь? Нагаи Тсурэн пал от моей руки в честном бою, а потом Страна Льда вдруг потребовала мести… — Кенара задрожала от ярости. — И что же? Разве кто-то заступился за меня? Разве кто-то сказал о том, насколько нелепо требовать моей казни? Или Деревни, изворачиваясь в своей дипломатичности, с легкостью пошли на уступки?..       Кое-как взяв себя в руки, куноичи мотнула головой. Лица ее судей стояли перед ней, но из-за волнения она не могла разобрать их выражений.       — Если Страна Льда потребует мою голову, — продолжила Кенара, — и снова никто не скажет ей «нет», пусть будет так. Если ваша новая политика требует подобной жертвы, пусть будет так. Если в этом Каге видят справедливость и смысл нового мира… Пусть будет так! Но от своего имени я больше не откажусь.       Последние слова куноичи произнесла, словно поставив точку. Возмущение ее улеглось, превратившись из яркой вспышки в тяжелый холодный камень, легший на еще трепетавшую от волнения душу.       Седьмой Хокаге, задетый обвинениями Кенары за живое, выругался, но не со злостью, а скорее с удивлением. Гаара откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его вид как бы говорил: «а я предупреждал, вот теперь сами разбирайтесь с этой куноичи…» Бывший Шестой Хокаге, которого непосредственно касались события прошлого, поинтересовался:       — Почему же ты раньше не протестовала? Ты должна была считаться героем, а не преступницей, но восемь лет назад я от тебя ни слова об этом не услышал. Первый человек, который должен был сказать Стране Льда «нет»… почему им не стала ты?       — Я этого не помню! — Кенара произнесла эти слова хмуро, отрывисто, но они прозвучали хлестко, как справедливый упрек.       Конор-сэнсэй, который знал ответ, сидел, ссутулившись, подпирая половину лба ладонью, и, не моргая, смотрел на свою ученицу страдающим взглядом.       — А теперь мне все равно. Я не собираюсь больше выполнять работу Каге и заботиться о сохранении мира. Это ваша задача. Решите ли вы ее как в прошлый раз, пожертвовав пешкой в моем лице, или прекратите игры… Я останусь Масари Кенарой до конца. И горше всего я жалею о том, что не отстояла это право еще тогда.       Куноичи смолкла, и в кабинете снова воцарилась тишина. Шикамару, который вдруг понял, что листок бумаги в его руках — бесполезный мусор, отодвинул его от себя. Благодаря своему внутреннему чутью и кое-какому опыту он уже знал, что скажет Наруто, и не ошибся.       — Я наконец-то все понял, — сказал Седьмой. Его брови были нахмурены. — И кое с чем готов согласиться. Ты имеешь право на свое имя, и так как ты когда-то служила Листу, я считаю своей обязанностью защитить это право. — Выпрямившись и обведя взглядом собравшихся, чуть повысив голос, Наруто произнес: — Масари Кенара совершила возмездие. И если Страна Льда попытается снова назвать это преступлением, я им, даттебайо, лично докажу, что они не правы!       «Отлично, — подумал Шикамару. — Да вот только каким образом?»       — Это будет непросто, — мягко заметил Гаара, обращаясь к Наруто.       — У нас есть свидетели — Шикамару и Ино. Я правильно понял? — Седьмой обернулся к Шестому.       Какаши слегка наклонил голову.       — Своеобразные свидетели. Они не видели преступления, видели только часть событий в сознании одного из преступников.       Наруто взмахнул рукой.       — Разберемся! Как уже было сказано, это полностью забота Каге! А что касается подсудимой… Масари Кенара, объявленный тебе приговор с этого момента приводится в действие, за исключением последнего пункта. Это ты принимаешь?       Кенара низко поклонилась.       — Благодарю, господин Хокаге. Да, это я принимаю.              Бывший Шестой Хокаге возвращался домой, все еще посмеиваясь про себя над тем, какой оборот приняло дело. Он шел неторопливо, не доставая рук из карманов, наслаждаясь свежестью апрельской ночи.       — Ну как? — донесся до него голос из ниоткуда. — Моя помощь оказалась не нужна?       — А, Руюга, можешь показаться.       У стены соседнего дома возник силуэт высокого человека в форме капитана АНБУ Листа.       — Она свободна. Наш козырь в рукаве не пригодился.       — Какаши-сан, зачем вам это вообще понадобилось? Ответственности за нее вы больше не несете.       Шестой вздохнул.       — Когда-то благодаря Кенаре я смог пойти легким путем, но это стало пятном на моей совести. Я рад, что в какой-то степени от него избавился. Паршивое было время: много работы, сплошная головная боль…       — Ясно. План ваш мне понятен — впечатлить судей ее храбростью и честностью; но что бы вы стали делать, если бы Кенара вдруг согласилась на мое предложение?       В глазах Шестого проскользнули лукавые искорки.       — Конечно, я бы об этом ни словом не обмолвился.       Руюга усмехнулся.       — А ты? — спросил его Какаши. — Что бы ты сделал, если бы она согласилась бежать?       Лицо капитана сделалось серьезным.       — Сбежал бы с ней, — ответил он и растворился в ночной тени.