Через тернии

— Бакин, ты можешь не храпеть? — еще одну ночь с этим чудесным вратарем я просто не выдержу. Сеня крепко спал на своей кровати, лежа на спине, его руки были скрещены на груди. Не спала только я, мысли застали меня врасплох, напав, как только я положила голову на подушку, устроили там собрание, перебивали друг друга, и сон ушел окончательно. Каждая попытка закрыть глаза и задремать проваливалась, храп Сени вырывал меня в ясное сознание. Не выдержав, я поднялась на ноги и попыталась перевернуть Семена на бок, потратив на это не меньше пяти минут. Если бы я знала, что звуки от этого не прекратятся. — В автобусе посплю, — завершив свои безуспешные попытки, я выбралась из комнаты, пройдя по длинным коридорам в общий зал. Весь этаж ожидаемо спал, зал был слабо освещен тусклыми лампами, теплое свечение создавало ощущение небольшого, но уюта. Я залезла на диван, стоявший в окружении горшков с домашними цветами, мой рост позволял мне вытянуться во всю длину, была бы подушка с одеялом, спала бы прям тут. Оказавшись в тишине и одиночестве я погрузилась в воспоминания о разговоре с Костровым. Я помнила его взгляд, его интонацию и мимику, он был полностью изучен мною внешне, но я совершенно не знала, что у него в голове. Была ли симпатия между нами надуманной? Я явно ощущала к нему что-то большее, но не могла описать это чувство. Теплое свечение внутри солнечного сплетения, разрастающийся кратер, горячий вулкан в груди. До Кострова я не влюблялась, не испытывала симпатий, я даже не целовалась. Порядочная девочка, себе на уме, живущая с отцом, но испытывающая на себе последствия его любви и внимания. Надо обо всем рассказать Калинину, он точно меня поймет, будет волноваться и возможно пытаться помочь, но поймет и примет. — Не спится? — Антипов появился примерно через час, как я покинула номер. Заспанный, еще зевающий, он остановился в арке, отделяющий холл от коридора с номерами, пытаясь привыкнуть к свету. — А тебе? — ответила вопросом на вопрос, и, подвинувшись к краю дивана, позвала Антона к себе. Он сел рядом, повернувшись ко мне лицом, пытаясь что-то рассмотреть, так упорно глядел на меня. — Телефон у Михи зазвонил, — выдохнул Антон, протерев закрывающиеся глаза. — Пытался потом уснуть и не смог. А у тебя что? Бакин? — он потянулся в теплой улыбке, понимая что угадал. — Не могу я под это сопровождение заснуть, — я подтянула ноги к себе, обхватив их руками, и положила подбородок на коленки. — В автобусе посплю, может быть. До подъема еще три часа, может попробуешь уснуть? — А смысл? Мы остались в холле вдвоем, без сна, нагруженные проблемами и мыслями, не в силах справляться с ними в одиночку. Я смотрела на Антона, видя в нем вспыльчивого, но верного друга, талантливого игрока, который порой не мог совладать со своими эмоциями. Он мог сказать лишнего в пылу, но всегда извинялся первыми и за его глаза, я готова была простить ему любые обиды. Он был рядом незаметно, но, собирая в одну кучу все моменты, я понимала, как явно это было. Открытые двери, лента на моем месте, он знал, что я всегда ее забываю, он держал меня под руку, когда я шла по тонким бордюрам и держал сумки, когда вдруг решала попрыгать с детьми около дворца в классики. А я ничего о нем не знала, пару раз видела его маму, но никогда не интересовалась, где его отец. А еще замечала взгляды Макеева на Юлия Сергеевну, кажется, у них была какая-то связь, нитка, не дающая им разойтись, как бы не пытались. И мне так захотелось стать чуть ближе к человеку, которого я называла другом, чей взгляд и поддержку искала на площадке, когда не была уверена в своей игре. Мы говорили долго, рассказывая то, о чем каждый предпочитал молчать. Я рассказала ему о Кострове, не зная, совершаю ли я ошибку, но не в силах искать ответа в одиночку. — Саня — хороший парень, — Антон принял мои слова спокойно, выслушав всю историю наших «отношений» с Костровым. — Добрый, но вспыльчивый. И правильный слишком. — А если ничего не получится? Как мы будем играть? — мой вопрос оказался сложным и для Антона. Никто не мог предсказать, что может произойти в нашем с ним общении, я боялась испортить отношения со своим партнером по звену, самое страшное для меня — это потерять команду, уйти из хоккея. Ради этого спорта я жертвовала всем, а смогу ли я когда-то пожертвовать им ради человека? Я уснула незаметно, кажется, во время нашего разговора уже ни о чем, до подъема оставалось пол часа, когда положив голову на колени, я ощутила приятную тяжесть в веках и слова Антона начинали отдаляться, становиться глухими и полностью исчезли. Антипов разбудил меня, услышав, как открываются двери в коридоре, помогая проснуться принесенным стаканчиком кофе из автомата. Завтрак я помнила плохо, сидела, пытаясь поесть, а сама думала о мягком кресле в автобусе. Кисляк допытывался, что опять я делала ночью, пришлось сдать Бакина в лапы Андрея, а самой сбежать на задние кресла. Когда легкая усталость прошла и организм окончательно проснулся, мы заезжали в Подольск. Около Дворца собралась группа людей, кого-то встречали родители или девушки. Я отказалась от предложения Калинина прислать за мною Колюню, мне предстояло посещение университета. В конце года нужно было поступать и отец настоял на моем обучении на физико-математическом факультете, и наконец я смогла записаться на подготовительные занятия с преподавателем, который точно будет вести математический анализ у меня на кафедре. Попрощавшись с парнями, я побежала на остановку. Университет находился недалеко от Дворца, ехать до него всего пять остановок на автобусе, я не стала закидывать сумку домой, хотелось прийти на первое занятие без опозданий. — Меня зовут Костров Станислав Михайлович. Я буду вести подготовительные занятия по высшей математике в вашей группе, — нашим преподавателем был мужчина средних лет, высокий, с темными густыми волосами. Одетый в серый пиджак, он создавал приятное впечатление, разговаривал не громко, но слушали его все. Костров, какое совпадение, эта фамилия меня преследует. Надеюсь, он не родственник нашего нападающего. Длинное, но интересное занятие помогло мне выкинуть из головы мысли обо всем, даже о хоккее. Математику я понимала легко, с самых первых лет изучения мне легко давалось все точное и измеримое. У меня была небольшая база знаний, поэтому многие темы подготовительного курса были уже изучены в школе и с репетитором в 9 классе. Мы закончили через два с половиной часа, половина группы была не в силах продолжать обучение еще к середине занятия, заваливая Станислава Михайловича вопросами. Зимой темнело рано, поэтому я вышла из университета, когда город погрузился в вечернюю темноту, освещали ее яркие фонари на главной аллее города. Домой не хотелось совсем, там ждала прохладная комната, пустой холодильник и десятки моих звонков отцу, на которые он упорно не отвечал. Я начинала волноваться, но Калинин обещал найти его, предлагая пожить пока у него. Не зная, куда идти дальше, я вспомнила о предстоящем хоккейном матче команды нашей области, не наш турнир, но точно будет трансляция. Лучше, чем ничего, и точно будет кто-то из команды. До спорт-бара было две остановки пешком, прямо по проспекту, людному в любое время суток. Не хотелось слушать музыку, город был намного живее и ярче. Он звучал своей мелодией: машины громко буксовали на поворотах, около входа в кофейню зазывающая мелодия из колонок, детский смех на площадке и смех подростков около неработающего фонтана на площади, звенящие колокольчики на дверях магазинов. Около бара толпа посетителей, кто-то курит, а кто-то ждет. Внутри всегда аншлаг, один из столов ближе к стойке свободен, трехместный, но пока я буду сидеть одна. Оглядываясь в поисках знакомых, я увидела мелькающую в толпе синюю куртку. Кисляк. И не один, а рядом с ним Касаткина. Точно, это наша группа поддержки, я видела ее с Щукиным, но Кислый в своем репертуаре. Они сидели через два стола от меня, не обращая внимания ни кого, хотя посмотри чуть вперед, точно бы увидели. Не знаю, стоит ли к ним подходить, но хотя бы поздороваться. Оставив сумку на диванчике, я скинула куртку, делая пару шагов вперед к их столику. - Я беременна, Андрюша, - лучше бы сидела на своем месте.