Через тернии

Команда «Медведи». Титова Агата. №9. Я увидела свою форму впервые, на следующий день после ссоры с Костровым в баре. Я пришла первой в раздевалку, на привычно пустом месте лежал сверток. Моя первая победа в череде поражений, первый шаг к неисполнимой мечте. Надев ее поверх повседневной одежды — она была на три размера больше, но все это компенсирует моя защита — я долго не могла отойти от шока. Казалось, я привыкла к мысли, что уже в команде, но не ощущала это физически, теперь я настоящий хоккеист. До тренировки оставалось сорок минут, не было даже Макеева, только Романенко ходил по коридорам, в поисках жертвы для своих придирок. Первая тренировка в своей форме, все было другим, когда на мне была эта футболка. Я победила в этой маленькой битве, но впереди меня ждало еще много поражений. До первой игры оставалась неделя, самая ответственная и тяжелая, когда любой неверный шаг мог отдалить меня от цели. Выйти на лед против команды Химик. Я мало, что знала о ней, кроме того, что тренирует ее бывший тренер Медведей — Степан Аркадьевич Жарский — дед, как называли его парни. Хороший тренер, он ставил парней на коньки и учил играть, но выигрывать так и не научил. Раньше о Медведях мало, кто знал, а если и ходили, то посмотреть на очередное поражение команды. Макеев изменил все, заставил их не просто бегать по льду, а забивать. С ним парни заиграли, стали сильнее и твердо намеревались подняться со дна таблицы. И я должна им в этом помочь. Отношения с Костровым не ладились от слова совсем. Каждая тренировка отдаляла меня от примирения, если раньше он поддерживал меня и хвалил за успехи, то сейчас соревнуется с Романенко, как бы сильнее обидеть, и кто быстрее найдет мою ошибку в игре. Из доброго и радостного Саши, он превратился в Кострова. Я словно испарилась для него, он стал жестче играть, хотя мы всегда были в одних цветах на тренировках. Мысль о том, что я буду с ним в одном звене против Химика не давала покоя. Но случилось то, что могло разрушить все мои планы. Тренировка перед матчем началась с неприятных опасений. Утренние сборы в раздевалке, опоздавший Кисляк, молчаливый сосед Костров и едва не заснувший на своем месте Бакин, все было привычным, кроме одного. До назначенного времени оставалось пять минут, я зашнуровывала коньки, когда в раздевалку зашел Романенко, прибывавший в своем привычном расположении духа. Плохом. Оглядев всех по кругу, без приветствия, он начал подгонять нас быстрее готовиться ко льду. Обычно это делал Макеев, которого сегодня во дворце никто не увидел. — Юрий Михайлович, а где Макеев? — взволнованный Щукин первым озвучил мысли команды, наткнувшийся на недовольный взгляд Романенко, он остановился в нескольких шагах от него. — Это вы у меня спрашиваете? — Юрий Михайлович повысил голос, от возмущения он прекратил пережевывать резинку, едва не подавившись ей. Скорее бы. — Вот и я хочу узнать, где Макеев, — да, он сам был не в курсе происходящего, но никогда не забывал обернуть все так, чтобы сделать кого-то виноватым. Парни молчали, переглядываясь и ища ответа в глазах других, но каждый из нас лишь пожимал плечами. Впереди важная игра, и без Макеева нам не одержать победы. Я почувствовала, как моя мечта выйти на игре отдаляется от меня вместе с Романенко, бросившим «Кого стоим? Шевелитесь!», он точно не выпустит меня. И теперь надежда была только на Макеева. Тренировка с Романенко была похожа на урок с самым нелюбимым учителем. Любое действие сопровождалось криком, когда Макеев мотивировал на игру, Юрий Михайлович использовал только грубость. После разминки и базовых упражнений для нападающих и защитников предстояли игры для тренировки вратарей. Впервые за все время я сидела на скамейке, Романенко не нашел место в звене, вместо меня вышел Мышкин, обычно не показывавший желания играть со всеми. Теперь я четвертое звено. — Юрий Михайлович, — я отвлекла Романенко в разгар двусторонки, услышав мой голос, он повернулся, одарив меня взглядом, который я не любила больше всего. — А можно мне потренироваться? Завтра игра, я хотела отработать передачи, — оставалось только быть наглой, показать свое присутствие, второй тренер не замечал меня всю тренировку, я была для него лишним игроком в команде. — А кто тебе сказал, что ты завтра играешь, Титова? — Романенко нахмурился и часто задышал, готовясь продолжить свой монолог. — Люди по несколько лет на скамейке сидят. А она пришла, месяц в команде, и на игру собралась. Сиди и учись! — Но Сергей Петрович обещал вывести меня на лед в игре с Химиком, — перед его напором и уверенностью в своей правоте я терялась, не зная как противостоять. Собрав внутри остатки мужества, я все-таки вступила с ним в спор. Заведомо зная, что проиграю. — А мне плевать, кто и что там тебе говорил. Я тренер и я решаю, кто выйдет на лед, а кто нет. Всю оставшуюся часть тренировки я провела на скамейке, переубедить Романенко было сложнее, чем попасть в команду, все мои доводы были для него пустым звуком. Я завидовала тем, кто завтра выйдет на лед, меня Калинин так и не увидит. ВасГен, прервавший нас в середине тренировки, принес новость о болезни Макеева. Теперь все точно решено, если его не будет на матче, то все вопросы решает только Юрий Михайлович. И вопрос со мной был закрыт для него с самого начала. В раздевалку я зашла первая, сразу после свистка покинув лед, упавшее настроение и желание скорее уехать, и именно в этот момент Щукин решил поговорить. — Агат, — я едва успела снять вверх формы, чтобы уйти в душ, как капитан окликнул меня через всю раздевалку. — А че, получается ты завтра на скамейке? Что Романенко-то сказал? — Сказал, чтобы я губу закатала и скамейку протирала, — желания размусоливать эту тему не было совсем, я даже не думала, как это будет звучать, просто старалась скорее закончить этот неприятный разговор. — А ты чего ожидал? — А ты к Калинину сходи, попроси, он тебя в первое звено выведет, — в разговор вмешался Костров, его первая фраза за всю неделю нашей ссоры, и сразу в яблочко. Сейчас он явно не долго думал, прежде чем открыть рот. Недовольный, будто его оставили в запасных, Костер продолжил демонстративно снимать форму, не обращая внимания на реакцию остальных. Кисляк, протянувший длинное «уу», отошел в сторону, молчал Щукин и Антипов, понимая, что дальше будет только хуже. — А ты, Костров, к врачу сходи, — выпалила я, перед тем как закрыть дверь в душевую добавив: — А то у тебя с головой проблемы. Вечер после тренировки я провела дома, пропустив школу, встречу с командой в баре и выключив телефон от назойливых звонков крестного. Я разрывалась между желанием позвонить Макееву и мыслью, что ничего этим звонком я не изменю, только больше разозлю Романенко. Узнав о самовольной, он скорее выгонит меня с игры вообще, чем разрешит выйти на лед. Отец продлил свою незапланированную командировку еще на неделю, от чего квартира была слишком пустой. Тишина оглушала и душила, было страшно и одиноко, я сидела в кабинете отца. Он никогда не разрешал заходить к нему без стука, но сегодня он об этом не узнает. Зная, где хранятся фотографии мамы, я открыла его шкаф, ключ был давно спрятан в шкатулке, мне не нужны были его документы, только альбом. И молодая мама, еще моя мама. Высокая, стройная, рыжие волосы, она была похожа на модель. Мне она передала лишь скромную часть своей красоты, а о ее характере я мало, что помнила. Отец всегда говорил, что она карьеристка, эгоистка и помешана на своей красоте, поэтому с отцом они были очень похожи. На одной из фотографий, на обороте была подпись ровным и высоким почерком. «Твоя Софи на озере. Храни ее под сердцем». Она оставила ее перед уходом, мне она оставила лишь воспоминания, и я никогда не прощу ее. — Прости, пап, ты все равно не помнишь о ней. А я исполню ее желание, — фото я забрала, обманывая себя, что мать оставляла его для меня. До матча оставалось два часа, я пришла во Дворец первая, в тренерской было закрыто, а ключ от раздевалки забрал Романенко, видимо собираясь открыть ее позже. Единственное место, где я была бы не лишней, был кабинет ВасГена, на цокольном этаже, черным выходом с площадки. Сюда попали только работники дворца и игроки, поэтому перед матчем тут было поразительно тихо. Дверь была закрыта, постучав два раза, я открыла ее, не дожидаясь ответа. Наш врач был на месте, в своем привычном костюме в цвет команды. — Привет, Агата, — улыбнувшись Василий Геннадьевич, рукой предложил мне присесть. — Что-то болит? — Ага, — согласилась я, нервно перебирая в руках низ формы, я ходила по дворцу в своей кофте с номером, хотя понимала, что никто на льду меня в ней не увидит. — Душа. Василий Геннадьевич, а Макеев сегодня будет на матче? — надежда все еще горела во мне, может быть он придет, он не мог нас бросить, так думала я. — Нет, Агата, его не будет, — ВасГен вздохнул, понимая к чему я клоню. Он чувствовал меня, как и любого игрока команды, точно врач, а в глазах рентген. — А чем тебя Романенко не устраивает? — А Вы сами-то, считаете его хорошим тренером? — риторический вопрос, на который Фролов не ответил, еще раз доказал мою правоту. Без Макеева команде не победить, а мне не помочь им в этом. — Он меня не выпустит на лед. — А вот тут я бы поспорил, — неожиданное заявление ВасГена не заставило меня даже улыбнуться, его желание помочь и подбодрить не изменило бы ничего. — Сергей Петрович передал мне состав команд. Он уже у Романенко. И ты там есть. Так что, иди-ка ты в раздевалку и готовься к раскатке. Через десять минут в раздевалку, где воодушевленная радостной новостью сидела я, стали стекаться парни. Не опоздал даже Кисляк, каждый был настроен на игру, практически не разговаривая между собой. Перед раскаткой в раздевалку пришел и Романенко. Сегодня он был злее, чем обычно, видимо состав команды от Макеева его не радовал, но сделать ничего он не мог. — Так, все сюда идите. Оглашаю составы звеньев на игру, — я скрестила пальцы за спиной, лишь бы услышать свою фамилию во втором звене. Состав первого звена был собран из самых сильных форвардов, оно всегда играло на оборону. Когда Романенко начал оглашать второе, я не удержалась и подпрыгнула на месте. — Костров, Титова, Антипов, Пономарев, Шарипов. Третье и четвертое без изменений, всем все ясно? Оставалась только одна проблема, сегодня я играла в связке с центральным нападающим команды Медведи. И это был Костров.