***
Обжорство не находил себе места, он метался из комнаты в комнату, всё пытаясь помочь друзьям, но, сколько бы воды он им ни приносил, сколькими бы одеялами ни укутывал, легче им не становилось, и к середине дня у Обжорства стали сдавать нервы. Он грузно опустился на стул на кухне, впервые за всё время, сколько он себя помнил, не чувствуя голода. Зависть робко присела рядом с ним, молча уставившись на стол. С самого утра она потеряла дар речи, не могла связать слова в предложения, боялась лишний раз глаза поднять, вот и заняла себя мытьём посуды и уборкой стола, на котором после завтрака остались полные миски и разлитая каша. — Не понимаю, не понимаю, — вздохнул Обжорство, роняя голову на стол. — Как это могло случиться? Мы же все вместе ели, не могли же они все отравиться, правда? Зависть понимала, что хочет сжаться в комок и укатиться как можно дальше, потому что слушать убитый голос старого друга было невыносимо. — К тому же вы с Гордостью готовили завтрак, значит, что-то не так с продуктами? Было так стыдно перед друзьями, что теперь по её вине лежали по комнатам без сил, мучаясь от боли и едва соображая. Она не хотела этого для них, она хотела только себе немного подсыпать, чтобы денёк отдохнуть от работы, как Лень, и чтобы о ней позаботились, как о Похоти, но она совсем, совсем не хотела подобного исхода. — Раньше никогда такого не случалось. Ужас, что же произошло… Зависть, не выдержав, резко повернулась и выбежала из кухни, не оборачиваясь. Обжорство удивлённо посмотрел на неё, хотел двинуться следом, но понял, что сил нет совсем, что даже ноги не слушаются, и так и остался на кухне, не зная, что же ему делать.***
— Это всё удивительно не вовремя, — прохрипел Алчность, не потеряв при этом своего привычного лёгкого высокомерия. — А когда, по-твоему, это было бы вовремя? — Гордость повернула голову в его сторону, слегка прищурившись. Она лежала на диване в гостиной, подложив под голову пару подушек и укрывшись сразу двумя пледами. Алчность полулёжа расположился в раскладном кресле напротив, укутавшись в одеяло, которое Обжорство по его просьбе принёс из его комнаты. Сам Обжорство думал, что будет лучше, если каждый будет отлёживаться у себя, но Гордость была настолько бледная, что нести её вверх по лестнице, в её комнату, парень не решился, а Алчность, увидев, куда друг несёт девушку, заявил, что тоже останется в гостиной, на все вопросы и попытки переубедить отвечая простым и неоспоримым «хочу». — Хмм… — хрипло протянул парень. — Когда работы слишком много? — Когда работы слишком много, надо идти работать, — не согласилась с ним Гордость. — Тогда, когда слишком мало. — Тогда тоже надо идти работать. — Ты неисправима. Алчность шутливо вздохнул, и Гордость закатила глаза, впрочем, тоже слегка улыбнувшись. — Я хотела сегодня закончить с тем парнем, — сказала она, смотря в потолок. — Ты говоришь так уже который день подряд, — усмехнулся Алчность, за что получил в свою сторону устало-злобный взгляд. Должен был быть просто злобным, но в таком состоянии без усталости смотреть вообще не получалось. — Ты же, вроде, вместе с Похотью за ним вчера охотилась, нет? — Он на неё даже не посмотрел. Она как только не пыталась привлечь его внимание, а он просто прошёл мимо. — В смысле «прошёл мимо»? — нахмурился Алчность, сразу почувствовав приступ головной боли в лобной доле. — Он только на меня смотрел, будто я там одна стояла, — вздохнула Гордость. — Похоть сказала, что он в меня влюбился, вот и не видит больше никого. — Невозможно, — хохотнул парень, понимая, что смешок получился совершенно неискренним. — Он хотел пригласить меня на свидание. — Он не мог. — Алчность бы покачал головой, но та слишком сильно болела, мешая лишний раз даже посмотреть в сторону. — Они видят нас только тогда, когда мы работаем с ними, стоим вплотную, разговариваем с ними, а когда мы это делаем, они поддаются влиянию и обращаются во грех. Не может быть такого, чтобы они разговаривали с нами просто так, чтобы видели, когда мы с ними не работаем, когда… Да просто не может быть, вот и всё. — Не может, — не стала спорить с ним Гордость. — Но у него почему-то получилось. Алчность не ответил, и в комнате появилась неприятная тишина, словно бы слова, что хотели быть сказанными, так и не были озвучены и теперь бесконечно бились о черепную коробку, пытаясь вырваться наружу. Через несколько минут, а может, и час, и два — в таком состоянии было невозможно понять, сколько именно времени прошло, Алчность откинул одеяло и медленно сел, претерпевая приступ слабости и ломкости во всём теле. Гордость, что к тому моменту была на грани дрёмы, приоткрыла глаза и едва слышно спросила, что он делает. — Я в ванную, — полушёпотом ответил парень, медленно, тяжело вставая на ноги. — Скоро вернусь. Гордость закрыла глаза, удовлетворив своё любопытство, и почти сразу уснула, вымотанная борьбой организма с неизвестной отравой, и Алчность, задержав взгляд на её непривычно бледном лице на несколько секунд, протянул руку к её голове, но в последний момент всё-таки переборол давно сдерживаемое желание провести пальцами по её ярко-синим волосам. Со второго этажа, из комнаты Зависти, доносились приглушённые всхлипы, Обжорство пошёл проверить Лень, на голове которого после утреннего падения появилась явно болезненная шишка, и Алчность незаметно для остальных выскользнул из дома, сняв с вешалки своё короткое пальто. Только Похоть, дверь в комнату которой по случайности осталась приоткрытой, услышала приглушённый хлопок двери. Ближе к вечеру Обжорство, не выдержав неожиданно свалившегося на него напряжения, уснул прямо на кухне, получив первые за весь день минуты тишины и хотя бы относительного спокойствия. Лень очнулся в середине дня, но почти сразу уснул, и тревожить его совершенно не хотелось — пускай лучше отоспится, может, потом его головная боль станет хотя бы немного легче. В доме было очень тихо, словно он совершенно опустел, и Похоть решила, что уж лучше потерпит немного, но найдёт себе компанию, чем будет и дальше так лежать в абсолютной пустоте. Живот уже не болел так сильно, как утром, так что она скинула ноги с кровати и поднялась, сразу дав себе небольшую паузу, чтобы не закружилась голова. Накинув на плечи тёплый халат, она вышла из комнаты и стала медленно спускаться по лестнице, но уже на середине остановилась, пожалев о своей затее. Тяжёлая голова так и норовила упасть на стену, колени подгибались, а по всему телу разливалась такая усталость, что хотелось лечь прямо на ступеньках и не вставать до конца дня. Похоть вздохнула, облокачиваясь о стену, и Зависть, услышав это, выглянула из своей комнаты. — Ох, Похоть! — тут же вздохнула она, подбегая к подруге. — Ты в порядке? — Почти, — медленно кивнула девушка. — Я только хочу спуститься на кухню, не могу больше лежать у себя в комнате. — Ты уверена? Тебе же плохо… — не понимала Зависть, и Похоть ей слегка улыбнулась. — Мне там будет только хуже. — Выпрямившись, Похоть посмотрела на оставшиеся ступени и прикусила губу, не будучи уверенной, что справится сама. — Эмм, Зависть, ты не могла бы… — Она медленно кивнула на ступеньки, и подруга, тут же подойдя к ней, положила руки ей на живот и спину. — Спасибо. Правда, не знаю, что бы я тут без тебя делала. — Да что ты, это пустяк… — смущённо улыбнулась Зависть, хотя в груди у неё что-то сжалось от этих слов. Спустившись на первый этаж, Похоть взглянула на вешалку у входной двери — как она и ожидала, одной куртки не хватало, но вот понять, чьей именно, она не успела. Зависть повела её на кухню, где от их шаркающих шагов Обжорство проснулся и тут же засуетился, чтобы устроить Похоть поудобнее. — Наконец-то хоть кому-то стало лучше, — вздыхал он, заваривая зелёный чай. — Надеюсь, и остальные скоро подтянутся. — А разве кто-то не пошёл на работу? — удивилась Похоть. — Я слышала, как кто-то уходил, подумала, что это кто-то из вас двоих, но, кажется, это был кто-то другой. — Как же они могли уйти? — удивился Обжорство. — Всем так плохо было, что никто даже на ноги встать не мог. — Я проверю, — неуверенно сказала Зависть, потирая вечно холодные руки. — Заодно посмотрю, может, кому-то что-то ещё нужно. — Спасибо, — с искренней улыбкой вздохнул Обжорство, и девушка смущённо опустила глаза в пол. Укрыв Похоть тонким пледом, Обжорство разлил чай по кружкам и сел рядом с подругой, испытывая небывалое облегчение только от того, что та могла найти в себе силы улыбнуться и тихо поговорить с ним, а не мучилась от боли у себя в комнате. И Зависти очень хотелось, чтобы к ним поскорее присоединились все остальные, так что она собралась с силами и пошла к Лени, надеясь, что и тот уже почувствовал себя лучше. И правда, парень сидел на кровати, потирая лицо руками, и Зависть облегчённо выдохнула, чуть улыбнувшись. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она, заходя в комнату, и Лень неопределённо пожал плечами. — Устал, — лениво протянул он, откидываясь на стену. — Я так много спал последние два дня, что теперь устал даже от этого. — Тогда, может, выйдешь на кухню? Там как раз собрались Обжорство и Похоть… — Не-е, — поморщился Лень. — Не хочу опять лекции выслушивать. — Как хочешь, — смутилась Зависть, чуть прикусив губу. — А так, тебе нужно что-нибудь? Может, воды или… хочешь заняться чем-нибудь? — Не зна-аю, — вздохнул парень, задумываясь. Посмотрев в окно, он вяло пожал плечами, к собственному неудовольствию понимая, что при всём желании не сможет уснуть, и взглянул на подругу, что всё ещё неуверенно мялась у двери. — Ты мне когда-то давала книгу почитать, да? — Зависть оживлённо закивала, и Лень свалился обратно на кровать. — Можешь одолжить ещё раз? Может, мне понравится. — Да, конечно, одну секунду, — улыбнулась Зависть и едва ли не бегом направилась в свою комнату, стараясь не думать о том, что другу книга может и не понравиться. Лень немногословно поблагодарил её за услугу, и Зависть пошла к следующей комнате — к Гневу. Заходить к нему в комнату всегда было крайне опасным занятием, поэтому, чуть посомневавшись, девушка прислонила ухо к двери, прислушиваясь. Из комнаты доносился размеренный храп, и Зависть вздохнула, почувствовав облегчение от того, что друг мирно спит. Оставалась только одна комната — гостиная, где с утра расположились Гордость и Алчность, и Зависть тихо постучалась, прежде чем открыть дверь. На диване сидела сонная Гордость, обложенная подушками, на раскладном кресле валялся ком из пледа, и только Алчности нигде не было видно. — Ой, а где Алчность? — заволновалась Зависть, и Гордость бросила взгляд на кресло. — Он вышел из комнаты ещё днём. Он разве не где-нибудь на кухне или у себя? — Я его не видела, — вздохнула Зависть. — Видимо, это он ушёл… — Ушёл? — нахмурилась Гордость. — Он едва на ногах стоял, куда это он ушёл? — Ну, Похоть слышала, как кто-то уходил сегодня днём, — смутилась под её грозным взглядом Зависть, — а теперь Алчности нигде нет, вот мы и… Гордость резко поднялась и чуть покачнулась от жуткого головокружения, а Зависть, не договорив, поддержала её, не давая упасть. — Этот идиот… — прошептала Гордость. — Сначала Гнев пропадает, Лень бросает работу, а теперь и этот решил пропасть? У парней что, совсем мозгов нет?! — Может… может, он просто хорошо себя почувствовал и решил прогуляться, — попыталась успокоить подругу Зависть. — Ну Алчность-то большой фанат прогулок, — вздохнула Гордость. — Пошли к остальным, надо найти его, пока мы ещё одного греха не лишились. Она кивком головы указала в сторону кухни, и Зависть отпустила её, на всякий случай оставив одну руку на её спине. Обжорство выглянул с кухни, и всего за секунду на его лице показались и удивление, и испуг, и радость. Гордость уже открыла рот, чтобы спросить, куда делся Алчность, но что-то неожиданно врезалось во входную дверь, заставив всех присутствующих вздрогнуть. Обжорство тут же подался вперёд, намереваясь через глазок проверить, что же там произошло, но дверь открылась, и на пороге появился ни кто иной как Алчность с взмокшими волосами, поплывшим взглядом и подрагивающими руками. — О, и вы все здесь, — на выдохе сказал он, криво улыбнувшись, и тут же распластался по полу под испуганными взглядами друзей. — Алчность! — крикнула Гордость, тут же подбегая к нему вместе с остальными, но сама чуть не упала и облокотилась не стену, чтобы не свалиться прямо на друга. — В полном порядке, — прохрипел парень, переворачиваясь на спину и поднимая палец вверх. — Только устал немного. У нас ведь ещё есть кофе? Обжорство облегчённо вздохнул, усмехаясь и качая головой. Несмотря на то, в каком положении Алчность находился, он всегда оставался самим собой, и это, как бы оно со стороны не выглядело, было для Обжорства очень хорошим знаком. Никто не мог точно сказать, как так вышло, что все они вновь оказались на кухне, пускай отравление всё ещё давало о себе знать. Лень вышел из своей комнаты только для того, чтобы налить себе чашку чая и достать из морозилки холодную грелку для своей шишки, и тут же вернулся в свою комнату к раскрытой на второй главе книге, а Алчность недовольно сжал зубы, понимая, что друга совсем не беспокоит то, в какой ситуации он оказался. Обжорство пытался придумать что-то на ужин, когда из своей комнаты впервые за день вышел Гнев. Громко зевая, он появился на кухне и окинул остальных удивлённым взглядом — всё-таки он не ожидал увидеть здесь столько народа. Зависть, утомлённая за целый день, почти дремала на своём месте, и Похоть приложила указательный палец к губам, призывая вести себя потише. Хуже всего чувствовал себя Алчность, но искренне не хотел это признавать. Всё-таки пока все остальные отдыхали и приходили в себя, он вышел на работу, твёрдо намереваясь обратить одного конкретного человека в свой грех, и теперь ему едва хватало сил пошевелиться и посмеиваться над Гордостью, что всё не прекращала причитать по поводу того, что парень совершенно не умеет пользоваться своим мозгом. — Ты присаживайся, мы о тебе позаботимся, — сказала Похоть Гневу, и тот недовольно посмотрел на неё. — О себе сначала позаботься, — сердито сказал он, и Обжорство тихо вздохнул. — Обо мне уже позаботилась Зависть, так что теперь моя очередь, — улыбнулась Похоть, не обращая никакого внимания на нападки друга. — Она что сделала?! — тут же взорвался Гнев, и Зависть, окончательно проснувшись от его крика, непонимающе посмотрела на Обжорство. — То есть мало того, что мы целый день дома провалялись, так ещё и ты за компанию?! Вы вообще слышали, что я вам говорил про недоработку?! — Это экстренная ситуация, остынь уже, — бросил ему Алчность. — Такое ведь не каждый день случается. — Это у тебя экстренная ситуация, а у неё что?! — спросил Гнев у друга, указав пальцев на Зависть, что изо всех сил старалась провалиться сквозь землю. — Вот придёт вам всем завтра письмо об увольнении, вот тогда вы задумаетесь, — прошипел он напоследок, разворачиваясь и тяжёлыми шагами покидая кухню. Обжорство расстроенно вздохнул, выключая плиту, и Алчность ударил кулаком по столу, пусть и получилось в разы слабее, чем обычно. — Я с ним поговорю. — Похоть встала из-за стола, посильнее закутавшись в халат, и Обжорство тут засуетился в поиске тарелок. — Вот, отнеси ему заодно, — предложил он, кивая на лёгкий ужин. — Горячее, ему должно понравиться. — Точно, спасибо, — кивнула девушка, и Гордость с Алчностью проводили её слегка обеспокоенными взглядами. Кто ж его знает, что взбредёт разозлённому Гневу в голову. Когда все разошлись по комнатам и стали готовиться ко сну, Зависть осталась на кухне, бездумным взглядом уставившись на плиту. Во всём доме было так тихо, что можно было услышать собственные мысли, что совершенно не играло девушке на руку. Разве было правильно остаться дома и попытаться помочь друзьям, вместо того чтобы пойти на работу, которой накопилось непомерное количество за последние дни? А было бы правильно оставить друзей дома и отправиться по своим делам, не вспоминая о них до самого вечера? Хотелось спросить у кого-то совета, убедиться, что всё было сделано правильно, но спрашивать было совершенно не у кого. Вымотанный за самый беспокойный на свете день Обжорство ушёл к себе и уже наверняка уснул, да и остальных тревожить не хотелось, всё-таки целый день мучились из-за отравы. Глаза заслезились, и Зависть закрыла лицо руками, понимая, что всего этого не случилось бы, не реши она отравить саму себя. И вроде бы она помогала друзьям, но этого всё равно было недостаточно. В голове не было ни одной здравой идеи, что же делать, и Зависть вытерла слёзы, решив, что сегодня уже ничего полезного сделать не сможет. Бесшумно поднявшись из-за стола, она уже собиралась отправиться к себе, как услышала чьи-то тихие шаги. Зависть так тихо, как это только было возможно, выглянула из-за угла, чувствуя себя свидетелем на месте преступления, но это оказалась всего лишь Гордость, что остановилась у комнаты Алчности, осторожно постучалась и почти сразу зашла внутрь, плавно закрыв за собой дверь. «Получается, ещё можно что-то сделать?» — подумала Зависть, прикусив губу, но в итоге только погасила в коридоре свет. Под дверью в комнату Лени виднелась полоска света — видимо, он тоже ещё не спал, раз оставил включённой настольную лампу. Возможно, он читал книгу, а может, просто смотрел в потолок, чем очень любил заниматься в свободное время — нельзя было сказать точно, но почему-то от любого варианта Зависти становилось немного легче. Из комнаты Гнева то и дело доносился его раздражённый голос, а сразу за этим следовал тихий смех Похоти. Только Обжорство сладко похрапывал, и Апатия методично, пусть и слегка устало готовилась к новому дню. Вздохнув, Зависть тоже закрылась в своей комнате, отчего-то надеясь, что уж завтра всё точно будет очень хорошо. В следующей главе: Открытие Гордости, признание Лени, ошибка Алчности, цели Похоти и общий план.