Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Она бежала, бежала по расточительно просторному коридору и влетела в распахнутый дверной проем.       Прошла через слегка приоткрытые ворота, но замерла перед внезапно появившейся на пути фигурой. Марин на мгновение застыла, но вскоре поняла, кому принадлежала тень, и всоре ее плечи расслабились.       - Господин Сисуи, почему вы здесь?       - М, ешь.       - Э...       Прислонившись спиной к столбу ворот и дожевывая палочку, наполовину покрытую серебряной фольгой, Сисуи как обычно предложил ей свой домашний шоколад. Марин была ошеломлена - прежний импульс будто топором обрубило - и скорее машинально приняла лакомство.       Сейчас на это попросту не было времени. Тот факт, что открыты были не только парадные двери, но и ворота, означали, что Вайолетт покинула пределы особняка. В небе больше не сияло солнце, на улицы снизошла темнота. Небо было пасмурным: не сияли ни звезды, ни луна. Возможно, пойдет дождь. Если она промокнет, да еще и в такое время года, то наверняка замерзнет. Одной простудой дело не ограничится.       - Господин Сисуи, я должна спешить.       - С юной госпожой все будет хорошо.       - ! Вы знаете, куда она могла пойти?       - Иди, Мари. Внутренние дела оставь мне.       Он указал на черную глянцевую машину. Выглядела знакомо, ибо похожий отвозил и привозил обратно Вайолетт, но явно не та же самая.       - На улице холодно, так что подожди внутри. Остальное тебе объяснят на месте.       Не обращая внимания на все так же недоумевающую Марин, Сисуи доел шоколад, скомкал серебряную фольгу и отправил ее в карман. Оставив Марин переводить взгляд с него на машину и обратно, Сисуи отступил от столба ворот. На его лице, располагавшемся несколько выше, чем у Марин, не было ни растерянности, ни спешки. Настолько обыденное, что сбивало с толку.       - У юной леди же есть юный лорд.       - ..!       Сисуи наблюдал за Вайолетт с самого ее детства, а потому, естественно, знал о ее друге. В течение долгого времени этот юноша присматривал за молодой госпожой. Была она счастлива или в печали, даже когда все уходили, оставляя ее одну, этот мальчик всегда был рядом.       И теперь тот друг детства, выросший в уже зрелого юношу, стал человеком, который был для Вайолетт ближе, чем кто-либо еще.       На эту роль не подойдут ни Сисуи, ни Марин. С ними Вайолетт, конечно, пыталась бы улыбаться. Грустно, горько, но силясь сделать вид, что все хорошо. Опустит руки и с улыбкой скажет, что все в порядке.       Только с Юланом Вайолетт смогла бы выплеснуть свои печали.       - Тогда я пойду. Не бойся, я позабочусь о том, чтобы все твои вещи остались в целости-сохранности.       Разочарование от собственного бессилия, надежда на спасение и равноценная ей доля тревоги. Пламя разгорелось, была пройдена черта, на которой можно было бы повернуть назад. Рай или же ад - то был порог меж них, последнее распутье. Если она оплошает, Вайолетт сгинет в адских муках. Ужасно, пугающе, она может не выжить - от одних только фантазий Марин хотелось умереть на месте, и все же.       Большая рука, погладившая Марин по голове, принесла ей душевное спокойствие.       - Так что, Мари, обязательно передай тому юнцу мое обещание.       - Обещание?       - Когда набью морду своему работодателю и меня уволят, я пойду работать к нему.       - ...       Марин не могла не поразиться тому, с насколько спокойными, обыденными выражением лица и голоса Сисуи сделал это весьма грубое замечание. Пускай сейчас не было место чему-то помимо тревоги, он уже видел путь в райские кущи. Он верил, что настанет день, когда на Вайолетт снизойдет счастье.       - ... Это мои слова.       Пускай она не чувствовала ничего кроме тревоги, девушка насильно приподняла уголки своих губ. Возможно, вышло резко и горько, но она все же выдавила улыбку, ибо решила верить в путь, который видел Сисуи.       Вайолетт счастливо улыбалась, Юлан - рядом с ней, а сама горничная наблюдала за всем немного позади.       Возможно, их взаправду ждало столь счастливое будущее. Наступит день, когда они наконец одержат победу. Надежда такого рода перемежалось с волной страха и тревоги, заставлявшей вот так сорваться на поиски Вайолетт. Что, если Юлан опоздает, Вайолетт опустит руки и откажется от него - что, если она откажется от жизни как таковой? От одной мысли об этом горничная едва сдерживала слезы.       И тем не менее, больше вариантов у Марин не было. Даже если Марин погонится за Вайолетт, поддавшейся собственным страхам, едва ли у нее будет возможность ее спасти. Даже будь они вместе, едва ли Марин сможет наставить ее на путь счастья.       В конце концов, у ее бессильного "я" был предел.       И коли так, горничной было все равно, даже если придется положиться на помощь других людей. Пускай то будет не ее рука, не ее помощь - плевать, это не имеет значения. Она использует всех, до кого дотянется, и без разницы каким образом. Если в итоге Вайолетт заполучит свое счастье, оно перевесит все остальное.       Она не молилась. Только желала.       Лишь желала - сильно и бурно, с горечью и отчаянием.       "Прошу вас... лорд Юлан".       Прошу, пусть она даст волю слезам. Пусть громко кричит, что ей больно, что она страдает. Пусть даст волю своим ненависти и обидам на всех до единого. Пусть обнажит свое израненное сердце, пусть чувствует боль и печаль, пусть изольет все чувства наружу, пока они не иссякнут.       Прошу, позвольте ей смеяться от всего сердца - ярко и лучезарно.