Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Питание три раза в день. Даже если исключить обед в школе, за общий стол все равно придется есть как минимум два раза в сутки. Если не суметь подобрать веской причины своему отсутствию, то дабы не вызвать этим лишнее беспокойство, возможно, будет добросовестно присутствовать на семейном воссоединении. Ибо нет вещи хуже принуждения со стороны тех, чье понимание гармонии в кругу семьи столь сильно искажено.       Во всяком случае, для Вайолетт семейная трапеза дважды день была сродни электрическому стулу. Никогда не знаешь, по чьей прихоти щелкнет выключатель и свершится казнь.       И то, что ее, пусть и на неделю, но освободили от этой пытки, оказался куда больше, чем просто глотком свежего воздуха.       - Леди Вайолетт, время еще есть, так почему бы не воспользоваться шансом и не испробовать что-нибудь еще?       - Э?       Она отдыхала за завтраком в своей комнате, пока не наступило время отправляться в школу. Марин стояла у ее дивана, держа в руках расческу и украшения для волос, и Вайолетт невольно задалась вопросом, когда она только успела их взять. Ведь совсем недавно Марин прибиралась у двери, впрочем, поступки и скорость горничной всегда поражали ее хозяйку.       - Вы прекрасны, как и всегда, но я подумала, что сейчас отличная возможность попробовать что-то новое.       - Конечно, было бы неплохо, но... Марин, когда ты только успела?       - Я уверена в ловкости своих рук.       С самого их знакомства Марин ходила с неизменно короткой стрижкой. Она никогда не давала своим волосам отрастать, говоря, что длинные волосы помешают ей работать, так что регулярно их подстригала. Она была крайне равнодушна к своей внешности, чего не скажешь о ее самоотверженности в отношении Вайолетт. Всегда говорила, что простой чистоты ей было и будет достаточно.       Когда Вайолетт предложила ей уделить себе больше времени и денег, та радостно ответила, что "это не то, что ей нравится и чем она хочет заниматься", продолжая наводить красоту своей госпоже. И раз таково было ее желание, Вайолетт попросту нечем было возразить.       - Если будет больно - прошу, говорите сразу.       Руки без колебаний касались ее волос, и было видно, что Марин прекрасно представляла, чео хотела добиться. Нужные предметы были при ней - было очевидно, что Марин уже давно готовилась, просто не говорила. Ибо понимала, что и без украшений ее госпожа будет выделяться, просто стоя на месте. Необычно было видеть Марин, прежде никогда не терявшую самообладания, в хорошем настроении, едва ли напевающей себе под нос. Ну, раз она счастлива, то и Вайолетт тоже.       - ... Вот, готово.       - Спасибо.       Поначалу она считала, что Марин привыкла к этому в силу своей сноровки, но позже поняла, что дело в ее желании угодить Вайолетт, а не в каких-либо привычках. Потому у горничной, что прежде только расчесывала волосы своей госпожи и даже не пыталась использовать хоть одну заколочку, сейчас держала в руках такое красивое украшение.       Она поправила заплетенные в косу волосы, чтобы не допустить выбившихся прядок. Шее было непривычно прохладно, зато в лицо ничего не лезло.       Вайолетт взглянула в услужливо поданное ей ручное зеркало и увидела, что аккуратно сплетенные волосы были уложены в пучок и скреплены голубой заколкой их черепашьего панциря. В зеркале прическа виднелась не целиком, частично выступала по обе стороны от ее лица при повороте головы. Больше не было видно основы, прежде обрамлявшей ее лицо, на виду осталась лишь челка.       - Потрясающе... просто и красиво.       - Слава богу. Я научилась многим прическам, так что завтра сделаю вам еще одну.       - Жду с нетерпением.       Она отрастила свои волосы из-за детской травмы. Каждый раз, видя, как парикмахер отрезает волосы на глазах у матери девушки, она чувствовала, будто вместе с ними отсекают часть ее самой. Казалось, будто каждая отсеченная прядь - хладный труп Вайолетт. Всякий раз, как ножницы касались лишенных нервов волос, она ощущала боль, будто вместе с ними металл рассекала ее эго. Вот почему она до сих пор ненавидела стричь свои волосы.       Бедные несчастные крохотные частички ее самой. Был некто, кто ласковыми руками касался, ухаживал за этими малышами, уже уставшими кричать от боли. Одно это внушало уверенность, что прежние дни, когда она бессмысленно и жалко влачила свое существование, все же имели значение.       - Мне уже пора. Прости, что так много не доела.       - Не страшно, просто шеф-повар приготовил чересчур много.       На столе осталось несколько нетронутых пирожных к чаю, но их изначально было слишком уж много, чтобы Вайолетт все съела сама. Пускай она советовала ему готовить поменьше, ибо сладости все-таки подаются после завтрака, вот только Сисуи всегда склонен увлекаться, когда дело доходит до любимых блюд Вайолетт. Даже если не съест девушка, доест Марин, так что они не пропадут напрасно, как опасалась Вайолетт.       - Тогда я пойду.       - Доброй дороги, будьте осторожны в пути.       Она помахала рукой Марин, проводившей ее до двери, и села в машину. Едва он пришел в движение, как она достала из сумки ручное зеркало. Стоило переместить взгляд на зеркальный диск размером с ладонь, и в сердце разлилось приятное щекочущее предвкушение.       "Интересно, что же скажет Юлан".       Сумей она поговорить с ним, хоть самую малость - интересно, улыбнулся б он ей, увидев ее новый образ?

***

      Глядя вслед увозящей Вайолетт машине, Марин вспомнила о том, что сделала этим утром. Испытала радость оттого, что наконец-то смогла воплотить желаемое.       Она надеялась, что так Вайолетт сможет постепенно вернуть уважение к самой себе. Возможно, ей все еще трудно себя любить. Горничная надеялась, что однажды ее госпожа сможет наконец найти тот самый "образ, что придется ей по душе". И Марин была готова приложить все силы, дабы помочь ей в этом.       "Что же мне сделать завтра... Сегодня я обошлась простой прической, ибо первый раз, но большая широкая лента определенно будет хорошо смотреться. Но если соберу волосы слишком высоко, ей может быть неудобно под их весом".       В ее воображении Вайолетт улыбалась с самыми разными прическами на голове. Все они были милыми и красивыми, но в приоритете должен был быть не столько сам внешний вид, сколько пожелания того, кто будет их носить. Мода переменчива словно ветер, но каждый сам решает, куда склонить чашу весов своего выбора. И горечь и боль Вайолетт шли вразрез с убеждениями Марин.       "Когда вернусь в комнату..."       Она уже собиралась развернуться на каблуках и войти в парадные двери, дабы вернуться к работе, как вдруг...       В дверях из ниоткуда возник человек, что до сего момента ничем не выдавал своего присутствия.       - Г-госпожа.       - Уже проводила ее?       - Да. Я немедля вернусь к работе.       - Вот как... удачи.       Женщина с лучезарной девичьей улыбкой. Они с дочерью были похожи не только лицом, но и испускаемой аурой, а потому было легко представит, какой вырастет Мэриджун. Мягкий, покладистый и всепрощающий характер, что в глазах окружающих был преисполнен сострадания и способен исцелять. Ее ласковая улыбка была безупречна, а потому она была прелестным человеком, что пойти создавал иллюзию девы, за всю жизнь ни к кому и никогда не испытывая ненависти.       Она выглядела стройной и хрупкой, неспособной на насилие и легко смиряемой даже представителями своего пола.       "Поче... му... сейчас..."       Марин не смогла и с места сдвинуться, пока спина женщины, неторопливо зашагавшей прочь, не скрылась с ее глаз. На спине и лбу горничной выступили капли пота, хотя было ничуть не жарко. Заметив дрожь в кончиках своих пальцев, она сжала их. Частый пульс эхом отдавался в ушах, лишь усиливая ее страх.       ──Испугалась? Чего?       ──Чего, черт побери, она испугалась? Она никогда не причиняла ей вреда, никогда не била ее. Всегда лишь тихо улыбалась, стоя рядом с Олдом.       Да, она ей не нравилась, Марин вполне могла ненавидеть и испытывать к ней обиду, но едва ли у нее были причины ее бояться.       - ..!       Она несколько раз тряхнула головой, избавляясь от навязчивых мыслей. Растерянность, игра воображения, заблуждение. Это просто недоразумение - с этими мыслями она сделала глубокий вдох и переключилась на работу.       Пока она бегала по дому, занятая своими делами, дрожь и бешеный пульс потихоньку стихли.       Только тяжелое холодное беспокойство, сдавившее внизу ее живота, осталось нетленным.