Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Неужто конец всегда наступает так тихо? Он считал, что это будет больнее, тяжелее, мучительнее. Вряд ли сие воспоминание пополнит число прекрасных, скорее до конца его жизни останется полным сожалений послевкусием.       Он знал, что сей конец оставит ему с Вайолетт кровоточащие раны и шрамы, что уже никогда не затянутся.       - Я прошу прощения за все неприятности, что доставила вам в прошлом.       Когда же он начал считать ее прямой взгляд, которым она на него смотрела, прекрасным? Когда шел по коридору, постоянно искал его. А как находил, желал заговорить.       Обычно он не страдал от нехватки внимания. Не сказать, что это было чувством, что преследовало его, не желая выходить из головы. Скорее, прежде он напротив хотел обо всем позабыть, настоль, что не мог не быть начеку. И все же сейчас это ощущение стало намного, намного навязчивее, чем раньше.       - Я не прошу вас прощать меня за то, что я сделала. Я не это хочу сказать. Я просто... обещаю, что больше не побеспокою вас вновь, принц Клаудия.       Каждое слово тяжко оседало в его голове. Не хотел слышать, но и не хотел пропускать мимо ушей. Тревога внутри твердила не вникать, но стоило взглянуть в ее глаза, как он уже не мог остановиться. Как если бы сердце обволакивало нечто мягкое. Оно тонуло в этом сладко-горьковатом чувстве.       - Знаю, что едва ли вы сможете поверить мне на слово. Я не жду вашей веры, просто... хочу, чтобы вы знали.       Когда-то он произнес те же слова. В тот день, когда первым пригласил в эту комнату Вайолетт, в день, о котором знали лишь двое - он и она. Тогда она тоже вот так сидела напротив него. Многое произошло с тех пор, и он должен был уже быть несколько ближе с Вайолетт, но сейчас он отчетливо ощущал дистанцию между ними.       Поначалу он испытал облегчение, осознав, что она больше не испытывала к нему чувств. Позже он признал Вайолетт как замечательную талантливую леди. А вскоре понял, сколь прекрасна была ее улыбка.       Он не желал знать, не желал думать, но было уже поздно. Избранный им путь был усеян множеством катализаторов. Заметь он это раньше, все стало бы куда проще. Осознай он это прежде, и сей день никогда бы не настал.       Но ничего бы не случилось, оставайся Вайолетт все так же влюблена в Клаудию.       - ... верю.       Ему была нужна причина. Нужна была поблажка. Его бы никто не стал за это винить, но его мелочная гордость с сильной неохотой бы согласилась признать, что прежде раздражающая и даже отвратительная юноше девушка сейчас была поистине красива. Ему нужна была малейшая причина, оправдание для глаз, ушей и его ног, дабы приблизиться к Вайолетт.       То, как она стояла, выпрямившись во весь рост? Или как опускались уголки ее глаз, когда она улыбалась? Как она ела вкусную еду? Как ее лицо показывало ее потаенные мысли? Как она оставила надежды на множество вещей? Или как она звала кого-то по имени с нескрываемым облегчением?       У него было столько причин, но каждая из них напоминала ему о том, сколь безнадежны были его мысли. Ничего не было достаточно, дабы осознать, сколь узкими были его взгляд и мышление.       Стоило ли ему переступить через это? Изменилось ли что-нибудь, отбрось он свои гордость, стены и репутацию, начни он идти на поводу у своих чувств? Окажись все так, встретил бы он он конец, в котором так и не смог поведать ей о своих чувствах?       Но он не мог. Поступи он так, перестал бы быть Клаудией. Быть гордым, соответствовать окружению и отгораживаться от других людей - привилегия и долг того, кто родился принцем.       - Я верю вам и знаю. Знаю, что... вы заслуживаете доверия.       Да, потому сей ответ без сомнений был правильным. Занавес тихо опустился, и его уже не пробить. Может, то было его несбывшимся желанием - наблюдать сквозь щелочку как можно дольше, не желая сдаваться. Почему он, почему она, почему так рано, почему так поздно... прекрасный человек остается таковым даже в хитросплетениях чужих сплетен.       - А... спасибо, большое вам спасибо.       На ее улыбающемся лице, казалось, вот-вот выступят слезы. Они собирались, капля за каплей. Сколько бы их не скопилось в будущем, эти чувства никогда не возымеют ценности, и все же он ласково и бережно принимал каждое из них. Что за нелепый и жалкий конец. Конец мужчины, что не ведал о собственных чувствах до тех пор, пока последний шанс не ускользнул из его пальцев будто песок. Будь эта история частью романа, он бы, вне всяких сомнений, считался плохим.       "... И все же".       Распустившиеся бутоны; цветы, что еще не увяли; познанная красота. Все это не казалось ему бесполезным. Потому что юноша знал, что все это было важным, каким бы плохим и нелепым оно ни казалось. Пускай тяжело, пускай грустно и больно - он мог переступить через это и с улыбкой сказать, как это было восхитительно.       "Мне жаль", "спасибо" - нет, все не то. Самое надлежащее прощание, знаменовавшее конец связи двух людей, конец, о котором знали только они.       - ... Я рад... что это была ты.       ... Он был счастлив, что именно Вайолетт стала той, благодаря кому он впервые познал любовь.