Печальный клоун

      Я знаю, ты взволнован, — ты так боишься чьих-то слез, но я — всего лишь клоун, не принимай меня всерьез...       Мне всегда нравилось смешить детей. Не было существенной разницы, каким именно образом я смогу вызывать у них улыбку и смех. Когда они были помладше, смех у них возникал от моих детских фотографий и неловких шуток каламбуров. С возрастом поводов для радости становилось больше, но они становились всё сложнее и сложнее. Детям были не интересны мои подчас нелепые словесные шуточки. Они жаждали чего-то большего. И таким образом... сложилось, что моя неуклюжесть сослужила мне добрую службу.       Появился шанс на улыбку дорогого мне племянника.       Здесь неуместна жалость, за что, скажи, меня жалеть? Пусть у меня нет шансов, но я могу тебя развлечь...       Частенько я разбивал себе колени до крови, которую маскировал под краску. Они от этого по-доброму смеялись. Мои глаза были красными от недосыпания и слёз, а я показывал им, что это всё от дыма поезда. Худобу я представил как нечто особенное, что-то такое, над чем можно посмеяться и почувствовать от этого сладкое чувство насыщения. Трясущиеся руки и ноги стали лучшей темой для шуток. Мои друзья по работе говорили, что мои попытки их развеселить до добра не доведут. Но их никогда не слушал. Не от зла, просто от невежества.       Я не требовал к себе жалости, поскольку в ней не нуждался.       Я запутаюсь в декорациях и на грязный песок вдруг упаду... Все вокруг начнут смеяться и я увижу твое лицо в первом ряду.       Мои еженедельные выступления касательно новых видов динозавров дали свои сочные плоды. В этот раз представление было на свежем воздухе, в кругу природы и друзей. Я поскользнулся об грязь и упал перед своими верными зрителями. Да, это было настоящее блаженство для моих глаз и ушей. Бадди хохотал громче всех остальных, хотя едва ли дорос до состояния тираннозавра подростка. Его сестра Тайни хихикала потише, но тоже мило и душевно. А Гилберт широко улыбнулся... он... впервые в жизни настолько светло улыбнулся мне и вытер слезинки, которые возникли от долгого смеха.       Это было потрясающе!       А я, рискуя жизнью, могу упасть к твоим ногам. Но все мои ужимки — пустой, дешевый балаган. Я не скажу ни слова, ведь у меня — немая роль. Ведь я — печальный клоун, ведь моя боль — смешная боль...       Но... из года в год мне всё труднее и труднее удавалось их рассмешить. Каждое моё падение вызывало всё тот же шквал эмоций. Каждая моя робкая слезинка давала гору умиления. Мои тяжёлые вздохи вызывали восхищённые взгляды. И всё же моё здоровье существенно подкосилось. Вечные лекарства для сердца никак не помогали, а игнорировать мучительную боль в груди было очень сложно. Мне было не так много лет, однако я ощущал себя стариком. Не только физически, но и внутренне. Никто не видел того, что происходило со мной после ненавистной мне работы.       Как на моём теле, прикрытом красном жилете, расцветают гематомы.       Как в тёмной спальне вырывается отчаянный плач сквозь слёзы.       Как я ненавижу себя.       Но это неважно. Мой племянник улыбается. Именно это важно.       Никто уже не сможет предотвратить мою беду. Похлопай мне в ладоши, когда я снова упаду. Пускай мне станет хуже, — тебе об этом не узнать. А если будет нужно, — я развлеку тебя опять...