Лисица в клетке

Первые лучи солнца упали на ресницы Ки Нян и она резко села на постели. Она всегда так вставала - быстро, как солдат. Тан Киши приподнялся на локте, наблюдая за ней. Девушка легко встала и, обнаженная, - она уже не стеснялась своей наготы, как в тот, первый раз, подошла к столику с едой. Они встречались так уже два месяца, несколько раз в неделю, когда получалось, и каждый раз, наутро Тан Киши чувствовал себя просто отвратительно. Вот насколько ему было хорошо ночью, настолько утро беспощадно показывало ему то, о чем он старался не думать. Конечно, не в его власти было освободить ее теперь. Конечно, они играли со смертью, и то, что они ни разу не попались до сих пор, это было просто невероятным везением. И да, он шёл наперекор воле отца. Тан Киши никак не мог придумать, что ему делать, чтобы безопасно быть с Ки Нян, и это бесило его. Ему не с кем было посоветоваться. Отец уже высказал свою позицию, а самой Ки Нян было как будто все равно. Девушка ела остатки вчерашней трапезы, шире, чем положено женщине, расставив стройные ноги. Потом она начала одеваться. Она надевала нарядные одежды как доспехи, резкими рывками, как мужчина. Она не прихорашивалась и не следила за его реакцией краем глаза , как другие женщины... Не пыталась ему понравиться. Да, все женские хитрости давно надоели генералу, уж сколько женщин он видел на своём веку! Но когда этих женских штучек не было совсем, это выглядело странно. Иногда он ловил себя на мысли, что встречается с мужчиной. Ки Нян доела остатки курицы, вытирая рот тыльной стороной ладони, но, когда она потянулась к пиале с вином, Тан Киши протянул руку и остановил ее: - Давай ты не будешь больше пить. Девушка еле слышно вздохнула. Начинается. Перед тем, как ей нужно было уходить, Тан Киши начинал все эти бесконечные разговоры, «нытьё», как она однажды это назвала, и они чуть не подрались. Все эти разговоры и указывания... Ки Нян не понимала зачем он это делает, ведь ей как раз было хорошо. Она чувствовала себя самой собой с ним, могла не притворяться, можно было быть грустной или циничной, злой или голодной. Можно было быть разочарованной и да, можно было быть нескромной. Но он начинал говорить, говорить, и она в конце концов также начинала чувствовать его тревогу и безнадёжность и, вместо того, чтобы забыться в его объятиях, она чувствовала себя ещё более несчастной, чем раньше. Поэтому она начинала спорить, заводиться, злиться: - Ты же пьёшь. - Я - другое дело, я - мужчина. Женщина не должна... - Я тебе уже говорила, что когда я жила, как мужчина... - Даже слушать это не хочу, что ты там делала, когда выдавала себя за мужчину! - А ты все-таки послушай, - девушка обернулась и резким движением затянула пояс халата. - Я, как тебе уже было сказано, жила как мужчина - ездила верхом, сражалась мечом, стреляла из лука. Ходила по нужде вместе, да-да, просто надо было быть осторожной и хитрой. Могла выпить вина пару раз в неделю с товарищами... И все было в порядке. - Ну, ещё бы... - Тан Киши поморщился и встал, тоже начиная одеваться. - В порядке... - Да, в порядке! - с вызовом проговорила девушка. - Нужно было быть просто чуть более осторожной, а так я жила, как хотела. Все было чудесно, пока ты не полез не в своё дело и не начал тянуть свои руки куда не следует. Она не в первый раз его в этом обвиняла. Что самое противное - он начал чувствовать себя с ней, как с отцом, ведущую роль в споре перехватывала она, а он лишь мог огрызаться или отвечать. - Да, перестань. Твой обман все равно бы раскрылся, как только мы бы прибыли в Дайдо. - Я бы что-нибудь придумала. Это все ты. Проклятие! До сих пор не могу об этом думать спокойно! У тебя женщин был целый караван, почему тебе понадобилась именно я? «Девок ему мало!» - вспомнил Тан Киши слова отца и скрипнул зубами. Пока он отвлёкся, Ки Нян быстро подняла пиалу и выпила вино двумя глотками, даже не поморщившись. - Ночь с мужчиной, нормальная еда и немного вина - вот что даёт мне силы пережить это идиотское бесконечное прислуживание. Тан Киши чуть не поперхнулся: - Я для тебя как еда? Девушка посмотрела ему в глаза, пытаясь найти подвох в вопросе. Ей не хотелось ссориться - не было ни времени ни настроения. - Ну да, - наконец, ответила она. - Как и я для тебя. Мужчина мрачно промолчал. Она не была для него ни едой ни добычей. Его страсть к ней стала ещё более мучительной с тех пор, как он стал обладать ее телом, потому что она тоже обладала его телом, и, при этом, забрала его сердце. А в ее сердце не было ни местечка для него... Девушка закрутила волосы в узел - она не умела делать сложные прически, ее всегда заплетали служанки. Она помолчала и добавила: - Я понимаю, что тебе не нравится. Что я не похожа на твоих малохольных женщин, которых ты, между прочим, убиваешь из-за их покорности. А я не такая, не пытайся меня переделать. Я хочу быть Сон Няном хотя бы иногда, иначе я сойду с ума. - Я беспокоюсь за тебя. Ки Нян покусала губы. Она ненавидела, когда он так говорил. Это делало его в ее глазах человеком, а не животным, и тогда сложнее было объяснить себе, что они просто используют друг друга, что эти все встречи не предательство своей мести и своего народа. Нет, она не должна думать о нем как о человеке. - Вот и не нужно обо мне беспокоиться. Я всю жизнь с самого детства забочусь о себе сама. «Потому что я убил твою мать», - подумал Тан Киши. Ки Нян все внимательно смотрела на его лицо и, почти так же как и он, поняла о чем он думает. - На твоём месте могло быть что угодно - чума, голод или пьяный солдат. Все, что угодно могло убить простую женщину из порабощенной страны. Ей хотелось высказать все эти мрачные мысли больше для себя, чем для него, это мучило ее, то, что ни с кем нельзя было этим поделиться. И никто бы не понял ее. Ван Ю точно бы не понял. - Здесь, в Дайдо и во дворце я многое поняла. Жизнь не такая простая, как мне казалось в Коре. В чем, ты, собственно, передо мной виноват? Только в том, что родился среди победителей, а я - среди побеждённых. Если было бы наоборот, то это тебя бы изувечили и отправили на служение во дворец, а смерть моей матери была бы государственным траурным днем, когда даже императорские наложницы должны скорбеть. А твоя мать сгнила бы в канаве, как бродячая собака. Никто ни в чем не виноват, это просто жизнь. Мне повезло, что я выжила и выживать - это то, что я умею. Без сожалений и надежд. То, что она перестала его обвинять в смерти матери впервые заставило Тан Киши почувствовать себя виноватым. Солнце поднималось выше, нужно было уходить. - Проклятие, я не об этом хотел с тобой поговорить, - быстро прошептал мужчина. - Я хотел сказать, что нужно быть осторожными. Через слуг я узнал, что вдовствующая императрица готовится нанести нам удар. - Но ведь мы же осторожны, - пожала плечами Ки Нян и вышла из комнаты.