Запрашиваю объяснения

      Поисковые системы не подвели, и довольно скоро Катаракт знал, где произойдет их встреча. Следовало признать, что Ванда выбрала очень уединенное место для своего добровольного изгнания. Это в равной мере могло говорить и о её стремлении держать свою неуправляемую силу подальше от людей, и о её страхе перед М.Е.Ч.ом, но если нужно было выбрать одну причину, Катаракт остановился бы на первом варианте. Учитывая её потенциал, нелогично было бояться людей, даже с учетом доступных им технологий… но с другой стороны, не поступала ли она нелогично и раньше? И не заразила ли этой нелогичностью Вижна?       Катаракт остановил цепочку этих рассуждений, когда понял, что они не логичны сами по себе, ведь какая ему разница, что загнало ведьму в один из самых глухих закоулков мира?       Больше не рассуждая о незначительных вещах он отправился к месту назначения.       Время перевалило за полдень, переменная облачность, умеренная температура, комфортная для людей в это время года - так что было вполне закономерно увидеть Ванду сидящей на крыльце маленького старого дома с кружкой в руках. Это не должно было удивить, но всё же что-то произошло, когда Катаракт в режиме маскировки приземлился на траву в нескольких метрах. Он не знал, что это было…не знал, как должен назвать всплеск энергии, прошедшийся по всем его системам, стоило только увидеть её во плоти, а не в записях памяти. Но знал, что люди назвали бы это “ликованием”.       Ванда не могла увидеть его, но что-то почувствовала, потому что резко вскочила на ноги. Вокруг её рук заклубилась алая дымка, вспыхивающая тревожными искрами темного багрянца. Кружка с глухим звуком покатилась по деревянным ступеням, расплескивая темный напиток. — Кто здесь? - прошипела ведьма, и Катаракт заметил, что теперь алые блики мелькали и в её зрачках. Системы отозвались на это перепадами энергии - тревогой. Раньше магия отражалась в её глазах только в двух случаях: когда она оперировала огромными объемами энергии, и когда она испытывала особенно сильные негативные эмоции - страх, боль, ярость, отчаяние…       Катаракт не желал вызывать в ней ни одно из этих чувств, и сейчас мог признать, что это нежелание не связано с потенциальной угрозой, которую представляет ведьма. Потому он отключил маскировку и поднял руки, глядя на нее. Людской жест, не имеющий в его случае никакого значения. Он не знал, почему сделал это: для того ли, чтобы ей стало спокойнее, ведь она - человек и скорее всего считывает подобные вещи подсознательно, или…просто потому что это было теперь и его рефлексом. Или не его, а того, кем он был? Кем снова хотел стать? Хотел ли? За этим ли он пришел на самом деле?       Эта мысль тоже вызвала сбои в энергии, и Катаракт переформулировал приоритеты, полностью концентрируя внимание на застывшей ведьме.       Она, казалось, растерялась. В полном смятения взгляде определенно было опасение и злость, но было и что-то еще, много чего ещё…вот только Катаракт не мог подобрать интерпретационное определение для того, что видел, а потому сказал: — Я пришел не для того, чтобы навредить тебе. — Да неужели? - передразнила Ванда, но агрессия в её голосе была поверхностной. Защитной, возможно? Или дело в том, что другие чувства были сильнее? Вот если бы знать, каковы они! Катаракт отметил в системе что-то, чему вновь смог подобрать только некорректное для себя, человеческое определение - досада. Он досадовал, что не может прочитать её эмоции по лицу. — Желай я нейтрализовать тебя, не показывался бы в открытую. Я бы проник в дом сквозь стену, - Ванда едва заметно вздрогнула, и Катаракт задумался, стал ли тому причиной испуг от осознания собственной уязвимости, или же она вспомнила все те случаи, когда его двойник игнорировал просьбу стучать в дверь? Но прежде, чем задавать хоть какие-то вопросы, следовало убедить её в своих намерениях, так что Катаракт продолжал. - В то время, которое счел бы наиболее вероятным временем твоего сна. Фаззирование позволило бы убить тебя мгновенно, до того, как ты бы проснулась. Ещё я мог бы сообщить твое местоположение М.Е.Ч.у или генералу Россу. Этот район достаточно уединенный, чтобы они, имея координаты, могли просто разбомбить дом с такой высоты, на которой ты не только не услышала бы и не увидела самолёт, но даже вряд ли ощутила бы его с помощью своих сил.       Ванда напрягалась всё сильнее, в глубине ее зрачков отчетливее проявляться алый отблеск, и Катаракт подумал было, что она сочтет его слова угрозой, а не попыткой объяснить, что угрожать он как раз не собирался, но тут она заговорила. — Допустим. И зачем тогда ты пришел? - голос звучал настороженно и холодно, Ванда не сводила с него глаз, и этот взгляд система воспринимала как-то странно: как нечто неправильное. Она почему-то сравнивала его со множеством других взглядов, которые Ванда Максимофф бросала на Вижна и результат сравнения негативно влиял на энергетический уровень. Катаракт хотел бы найти тот проклятый код, который скрывался где-то в самой глубине фоновых программ и отвечал за эти сбои, но у него не было никаких оснований полагать, что сейчас он найдет его, хотя не нашел за всё то время, что просматривал память Вижна. Так что он решил придерживаться плана. — За помощью. - прозвучал простой ответ. Он был рассчитан на то, что люди часто действуют импульсивно. Просьба о помощи могла расположить ведьму к нему, воззвав к некоторым сторонам её характера, к тому же просьба о помощи означает, что просящий не может справиться с чем-то сам, что он слишком слаб, чтобы справиться самостоятельно, и тот, кого он просит о помощи - сильнее. А ощущение собственной силы добавляет спокойствия и уверенности. Это было бы кстати, Катаракт не хотел пугать Ванду или провоцировать её. — С чего бы вдруг? - Ванда, похоже, не поверила. Она подозрительно сощурилась, и странно скривила лицо. Программы оценки мимики утверждали, что сейчас она испытывает гнев, боль и страх, и эти чувства находятся между собой в сложном взаимодействии. Понаблюдав ещё немного, Катаракт смог интерпретировать эти выводы. Он счел, что ей больно смотреть на него, поскольку для неё сейчас он - тот, кто украл образ кого-то дорогого ей - и это же порождает её гнев. Она хмурится, будто желает отвернуться, но осознание его силы и понимание, что он - не Вижн, вызывают в ней страх и заставляют продолжать смотреть - держать опасность в поле зрения. - Кто и за каким чертом тебя послал? Не можете оставить меня в покое даже здесь? — Никто не посылал меня. Я нашел тебя, потому что… - неожиданный сбой системы заставил его замолчать, в стройное предложение попыталось добавиться одновременно несколько словосочетаний, одно другого абсурднее, и Катаракту пришлось сосредоточиться, чтобы отмести их и вернуться к первоначальной формулировке. - … мне нужны объяснения. Они есть только у тебя. Я надеялся, что ты поможешь мне. Взамен я сохраню в тайне твоё местонахождение или сделаю ещё что-то, что тебе нужно и не войдет в конфликт с основной целью моего существования. — Ты не можешь “надеяться”. - рыкнула Ванда, как будто эта формулировка не просто показалась ей некорректной, а чем-то оскорбила.       Катаракт согласно кивнул. — Верно. Я рассчитывал, что у тебя есть объяснения.       Ванда кивнула, рассматривая его всё с тем же выражением и явно сомневаясь. Катаракт терпеливо ждал, хотя взгляд ведьмы продолжал оказывать на его системы негативное воздействие. Более того, системы от него активировались и начинали искать решение проблемы. Подбирать пробные формулировки диалога, подходящие реплики, движения...и то и дело обращались в архивам памяти. Катаракту не нравилось это, но он терпел, ожидая решения Ванды.       В конце концов она кивнула и отступила в сторону, освобождая проход к двери. — Заходи в дом, - напряженно сказала она, инстинктивным движением натягивая рукава ниже на кисти рук, почти до самых костяшек пальцев. память подсказывала - это жест волнения и неуверенности. - Там всё расскажешь.       Катаракт не помедлил, хотя для него было очевидно, что она пригласила его в замкнутое пространство своей хижины не просто так. Все люди инстинктивно стремятся создать между собой и объектом, который считают опасным, дистанцию. Она - человек. Она считает его опасным, причем не безосновательно. И если она сознательно не увеличивает, а сокращает дистанцию, для этого должны быть веские причины.       Так и оказалось: стоило Катаракту переступить порог, как он увидел, что стены хижины исписаны странными символами не только снаружи, но и изнутри. Поисковые программы тут же начали анализ, вычленяя из общей вязи отдельные символы и проводя их идентификацию, но Катаракт не позволил себе сосредоточиться на этом процессе. И без детального анализа было очевидно, что эти рисунки - элементы защиты, которые Ванда полагает эффективными в том числе против него, правдиво ли было это предположение ведьмы для него не имело значения, поскольку вредить ей он в самом деле не собирался. И если так она чувствует себя в большей безопасности - это ему только на руку.       Войдя следом, Ванда подошла к старинному, рассохшемуся трюмо и извлекла из него початую бутылку виски. Молча открутила крышку, сделала пару больших глотков, поморщилась и тряхнула головой, отчего волосы пришли в легкий беспорядок и вызвали в системах Катаракта автоматический запрос к архиву памяти. Вижн когда-то видел такое, и эти воспоминания ему не нравились, он стремился не допустить их повторения. — И какая же помощь тебе от меня вдруг понадобилась? — В Вествью Вижн помог мне разблокировать воспоминания, которые М.Е.Ч. скрыл от меня. Но это были его воспоминания. Я не могу в полной мере обосновать это заключение, но полагаю его истинным. Не смотря на все усилия, я так и не смог подобрать ключ к полной их расшифровке.       Услышав это, Ванда, кажется, немного расслабилась, и в то же время её лицо стало гораздо более отстраненным и пустым. — Если так, ты не там ищешь помощь. Я не разбираюсь во всех этих техно-штучкам, если…он - она будто не смогла заставить себя произнести имя Вижна - не смог помочь тебе полностью открыть их, я тем более не смогу, не знаю, может они были повреждены или вроде того.       Катаракт покачал головой. — Дело не в утрате фактических данных, дело в отсутствии ключа к их интерпретации. Вот в чем мне нужна помощь. Это можешь сделать только ты, - негромко произнес он, неотрывно глядя ей в глаза и ощущая, как воспоминания искрят и мерцают, хаотично воспроизводя разные эпизоды прошлого.       Момент его рождения - и её взгляд, так похожий на нынешний… и уже знакомый. Были ли они связаны из-за камня разума, или он узнавал её с того момента, как окутанные магией пальцы скользнули по оболочке регенератора, и алые пряди силы просочились сквозь неё в его разум?       Момент на базе, когда он сказал, что лишь ей по карману цена, которую надо заплатить… жестокие слова, которые, казалось, причинили ей физическую боль. Отголоски этой боли вспыхнули в глазах ведьмы и сейчас, хотя ситуация и была иной. Катаракт не знал, почему. Боялась ли она ему навредить или это всего лишь неосознанная реакция на воспоминание, столь болезненное, что до сих пор способно влиять на её разум? Он не знал, но пожалел о том, что сформулировал мысль именно так. Он не хотел причинять ей боль. В её жизни боли было и без того с избытком. Боль причиняли ей, и она причиняла её, в гневе или в моменты, когда просто не могла совладать с собой, а затем причиненная боль возвращалась к ней, ударяя снова и только сильнее раскачивая этот маятник. Так много боли… и всё же она нашла в себе силы быть здесь. В одиночестве, вдали от всех, кто мог бы причинить ей боль, и кто мог бы пострадать от её боли…- её отчаянная попытка разорвать порочный круг.       Оценочный алгоритм заключал, что поступок Ванды очень логичен: он позволяет свести к минимуму риски и возможный ущерб, и при этом остаться на свободе и избежать участи подопытного образца в очередной лаборатории очередной амбициозной организации. Но кроме холодного, математического вывода было что-то ещё. Когда Катаракт смотрел в глаза Ванды сейчас, ему казалось, что он почти понимает; что элементы головоломки, которую он пытался разгадать всё последнее время, почти складываются в узор, и не хватает только единственной, последней детали, чтобы разрозненные пласты срослись, обретая смысл и целостность.       Возможно, он совершил ошибку, придя сюда и подвергая её равновесие опасности, но ему нужен был ответ. Он был просто необходим, всё его существо, и осознаваемое и то, которое будто оставалось недосягаемо для разума, стремилось к этому ответу, стремилось восстановиться, стать тем, чем должно быть... — Прошу тебя. - прошептал он и, сократив небольшое разделяющее их расстояние, осторожно коснулся её руки.       Ванда содрогнулась всем телом, с её губ сорвался придушенный, жалобный звук - что-то среднее между прерывистым вздохом и всхлипом, - но руку она не отдернула. Тогда Катаракт осторожно положил её себе на лоб.       В первый момент система безопасности потребовала прервать контакт, поскольку все логические оценки психологического состояния женщины и потенциала её силы однозначно говорили о наивысшем уровне опасности. Но Катаракт не пошевелился, потому что одновременно с этим резким требованием, которое было почти страхом, системы буквально взорвались узнаванием - иначе было не описать. Катаракт вспомнил слова Вижна о том, что именно он - настоящий, поскольку создан из того же материала и имеет все воспоминания. Мог ли вибраниум в его теле помнить это прикосновение? Должно быть да, но сейчас Катаракт не слишком задумывался об этом, даже будь это так, это ничего бы на самом деле не объясняло. Истинный ответ лежал за пределами доступной ему логики, как и причина, заставившая его - машину, лишенную каких бы то ни было эмоций - повторить жест своего двойника из воспоминания о дождливом вечере в Эдинбурге. — Скажи мне, что ты чувствуешь.       Ванда содрогнулась, и что-то произошло. Катаракт не понял, что именно, это случилось слишком быстро даже для его систем. Только что он видел Ванду, стоящую напротив в сумрачной, тесной комнатушке, а спустя какие-то доли секунды она исчезла и он увидел… себя. Собственную голову, отделенную от тела. Из шеи торчало множество проводов, кожа была скорее бурой, нежели светло-серой, как сейчас, а лоб оказался смят и покрыт трещинами. В том месте, где раньше был камень Разума, зияла дыра. Картинка расплывалась по краям, но когда из-за её границы показалась дрожащая женская рука, объятая алым туманом, Катаракт осознал, что видит воспоминание Ванды, пробужденное его словами.       Сознание заметалось в попытках вырваться на свободу, но ничего не получалось, Катаракт не понимал, как это сделать, потому что не представлял, что сделала она, чтобы показать ему свои воспоминания. И было ли это сознательным действием или… додумать эту мысль он не успел, потому что в этот момент воспоминание как бы провалилось ещё глубже и сделалось еще более странным. Теперь его затопили ощущения. Он не мог подобрать для них слов, но каким-то образом знал, что они относятся к тому вечеру в Эдинбурге. Сквозь призму силы Ванды, Катаракт наконец увидел эмоции Вижна. Или его чувства, или что-то еще, что ощущала и она, когда касалась камня Разума. Она могла бы читать мысли, но она делала не это, она как будто касалась одновременно всего его сознания. Её сила пронизывала его разум с поверхности до самых глубоких, примитивных алгоритмов, и Ванда воспринимала это не как сверхсложную математическую структуру, она не анализировала её, она её ощущала, и система реагировала так, будто так и должно быть, будто она тоже способна ощущать. Все те разрозненные цепочки программ без завершения и недописанные коды вдруг оказались соединены воедино сияющими золотыми нитями. Катаракт хотел бы назвать их “разумом”, но это было чем-то большим, чем разум, в привычном для него понимании. Возможно, эти тонкие струны, связывающие всё в нем, сплетались в то, что люди называли душой. В любом случае, чем бы оно ни было, Ванда это ощущала и считала Вижном, потому и сказала у того окна, что чувствует только его самого.       Это был настолько оглушительный, ни на что не похожий опыт, что Катаракт впервые за свое существование растерялся, не зная, что делать. Но вспышка эмоций продлилась совсем недолго, воспоминание качнулось, возвращаясь в лабораторию к его оторванной голове. Теперь Катаракт понимал, почему увидел то, что увидел. Ванда помнила, как ощущалась его… душа, и её магия искала это ощущение, пронизывая холодную, искореженную голову на столе. Его голову. Искала, и не находила. Не находила ничего, ни единого отголоска, ни одного намека на то, что там что-то было. Ни одной искры. Перед Вандой лежала просто груда металла, проводов и синтетической ткани.       Катаракт больше не пытался вырваться из воспоминания, он замер, неотрывно глядя в собственные мертвые глаза и ощущая, как надежда, которая питала Ванду всё это время, стремительно угасает, как всё погружается в темноту и тишину. В пустоту. И это было жутко даже для него. Он полагал, что никогда не считал свое существование чем-то иным кроме как сухим фактом - он ведь был ИИ, а не человеком, в его системе не было места для эмоциональных оценок и порывов вроде “жажды к жизни”, - однако в видении собственной оторванной головы было что-то жуткое. Та пустота, которую ощутила Ванда. Отсутствие жизни, отсутствие личности, отсутствие чего бы то ни было - просто пластик, металл и синтетика. Составляющие, которые можно найти в любом мусорном баке, ничего более.       Но самым худшим было не это, а то, как эта пустота заполняла Ванду. Она заливалась в неё, как в сосуд и поднималась всё выше, понижая температуру, притупляя даже базовые, необходимые для выживания инстинкты и стремясь погасить её, превратить в нечто, неотличимое от той груды пластика и металла и такое же мертвое.       Это чувство буквально парализовало Катаракта, сковав его сознание, остановив, казалось, даже фоновые процессы, даже базовую запись происходящего… создав в его разуме ту самую чудовищную, мертвую тишину, которую Ванда ощутила, коснувшись холодного металла его головы на том столе.       Время тоже перестало отсчитываться. И если бы хоть какие-то системы могли в этот момент оценивать состояние Катаракта, они бы оценили его как “смерть”. Но именно в этой смертной, идеальной тишине вдруг начали проявляться какие-то колебания света. Сначала, как почти неуловимые микровспышки, затем - как медленно разгорающиеся точки, и наконец - как крошечные светящиеся провалы в воспоминания. Все те воспоминания, которые Катаракт просматривал и которые находил вопиюще абсурдными, теперь проявлялись в темноте, и между ними натягивались золотистые нити. Как будто чья-то невидимая рука неторопливо сшивала разорванное в клочья полотно, постепенно восстанавливая первоначальный узор.       В этом узоре не было никаких дополнительных событий, но прежние ощущались иначе. Какие-то поступки обрели свой смысл, а какие-то остались всё такими же нелогичными с точки зрения идеальной вычислительной системы ИИ, но больше не входили с нею в непримиримое противоречие, поскольку теперь над холодной, математической системой логики сплеталась надстройка истинной личности - тот самый общий управляющий центр, который включает в себя логику и разум, но не полностью им тождественен. Это было что-то большее, и Катаракт не мог постичь его природу целиком, но ощущал это самим собой. Истинной своей сущностью, ключ к которой был у Ванды… всегда именно у нее. С той секунды, как её пальцы коснулись регенератора и до нынешнего момента.       Вдруг всё прекратилось. Возвращение в реальность было настолько резким, что это в первую секунду дезориентировало Вижна, но уже в следующую он будто в замедленной съемке увидел, как рука Ванды падает с его лба, задевая кончиками пальцев лицо. Глаза ведьмы были уже закрыты, черты характерно расслаблены как бывает в обмороке, а ноги подгибались. Несколько мгновений - и она бы упала на пол, но Вижн успел активировать двигательные системы тела и подхватил её, не давая удариться о доски. — Ванда… - прошептал он, одновременно желая сказать так много, и вместе с тем не находя слов.       Она в самом деле потеряла сознание. Вижн поднял её на руки и застыл. Внутренние системы уже формулировали задачи: найти подходящее место, чтобы уложить ее, проверить жизненные показатели, попытаться привести в чувство… все это следовало сделать, но Вижн просто стоял посреди комнаты, держа ведьму на руках - как тогда в хаосе рушащейся Заковии, - и также, как тогда, сейчас им всецело владело чувство, которое он не мог себе объяснить или даже подобрать для него слово во всем многообразии словарей мировых языков.       Ванда шевельнулась, прерывая сумбурный ход его мыслей. Она болезненно наморщила лоб, а потом приоткрыла глаза - осторожно, будто боялась посмотреть, или, может, после такого напряжения сил у нее просто болела голова…       Вижн перестал дышать, ожидая, когда она наконец, увидит его, и понял, что до этого дышал, хотя в этом не было нужды в данный момент.       Ванда застыла напряглась в его руках, хотя он заметил, что по какой-то причине сейчас она не воззвала к своей магии сразу же. Секунды тянулись так долго, что это начинало казаться невыносимым даже ему. Ведьма надолго остановила взгляд где-то на линии его шеи, но потом - спустя целую вечность! - она заставила себя поднять глаза к его лицу…встретиться взглядом.       Вижн улыбнулся. До того, как мир начал рушиться под ногами, они много времени провели вместе и обзавелись друг для друга более смелыми улыбками, но эта получилась точно такой же, какими были улыбки в начале их знакомства, в те моменты на базе, когда они часто проводили время вместе и только нащупывали нити, после связавшие их так, что разорвать не сумел даже галактический катаклизм.       Ванда то ли всхлипнула, то ли судорожно вздохнула. Она подалась вперед всем телом, тонкие пальцы отчаянно сжались на его плече, сминая ткань плаща и надавливая на кожу. От этого жеста в памяти Вижна молнией вспыхнули воспоминания, и он, поддавшись порыву, поцеловал её, прижимая к груди еще сильнее. Ванда ответила с лихорадочной поспешностью, и он ощутил на собственных щеках ее слезы. Это был не лучший их поцелуй, не самый страстный и сладкий, не самый изысканный, в нем было больше жажды, чем наслаждения…и он был совершенно необходим. А еще, от него было почти невозможно оторваться, пока в дело не вмешались первобытные инстинкты выживания, требующие кислорода для дыхания. — Это ты… - задыхающимся шепотом произнесла Ванда - …в самом деле ты…но как? — Я не знаю, - так же тихо произнес Вижн, прижимая её к себе. - Но это я.       Вижн закрыл глаза. Она была здесь. И он был здесь. Снова здесь. Снова с ней. Снова мог ощущать тепло ее кожи и тот неописуемый флёр ее присутствия, который преображал все вокруг, преображал даже его самого, делая чем-то большим. Было ли это потому, что изначально он являлся лишь высокотехнологической машиной, или связи между людьми, возникая, также преобразуют их? Возможно, ответ существовал, и его можно было выяснить, хорошенько всё проанализировав, но Вижну не нужен был ответ. Здесь и сейчас, ему не нужны были ни логика, ни объяснения, ему нужна была только хрупкая темноволосая женщина в его руках. Женщина, которая его любила.