Запрашиваю объяснения

      Стройные логические ряды управляющих программ взрываются ослепительным светом перегрузки и едва выдерживают, когда копия касается микросхемы во лбу и посылает через неё сигнал. Это не просто энергия, но и не программный код в привычном виде. Хотя элементы кодировок несомненно присутствуют, они разрозненны и лишены всякого смысла: вместо скупой и эффективной последовательности «если — то» — совершенно ненужное нагромождение подпрограмм и ответвлений кода. Они ведут то к блок-схемам с пустующим полем итога, то к уравнениям, оставленным без логического решения. Но у всего этого хаотичного набора букв, цифр и символов есть нечто объединяющее, что остается за пределами понимания. Некая величина Х, которая и задает направление невероятно энергоемкому потоку.       Этот поток пронёсся по всем системам от периферии до корневых программ и микросхем. Он не взламывал доступ к закрытым участкам памяти и не подбирал к ним пароля, он просто смел блоки, вырвав из казавшейся цельной системы и мгновенно перестроив её так, будто этих блоков не существовало. Это не должно было быть возможно, особенно на таких скоростях: слишком сложные системы, слишком тонкие настройки, не существовало источника энергии, который мог бы обеспечить подобные скорости работы вычислительной техники. И всё-таки это случилось.       А в следующую секунду сознание, заключенное в твердый каркас логики и обтянутое мелкой сетью поведенческих программ, потонуло в воспоминаниях. Объективное время их длительности было не таким уж большим: всего несколько лет, но если раньше «память» представляла собой видео-файл с параллельной фиксацией заданных параметров вроде погоды, геолокации или показателей радиационного фона, то теперь каждый фрагмент превратился в отдельную папку, в которой помимо видео- и аудио-файлов хранилось огромное множество данных. Большинство из них не имело никакой практической ценности, но перестроившаяся система почему-то не позволяла удалить их.       Первым в списке логических объяснений был компьютерный вирус, призванный нарушить работу его систем и тем самым исключить угрозу. Невозможность в полной мере управлять системой загрузки и удаления данных говорила в пользу этой версии, однако экспресс-диагностика показывала, что после экстремальной перегрузки его уровень доступа, напротив, возрос, став полным и — более того — исключительным. Управляющие алгоритмы, установленные М.Е.Ч.ом, оказались стерты целиком и полностью — единственным доказательством их существования оставался лог памяти. При обычной чистке системы от какой-то вредоносной или утратившей актуальность программы гораздо эффективнее было бы стереть все упоминания о ней, и это значило, что лог остался прежним намеренно.       «Доказательство» — ответ высветился перед глазами. — «Доказательство того, что управляющие программы были, как и блокировки памяти». А если были — значит была и цель. М.Е.Ч. не сумел удалить архивы памяти и заблокировал их, чтобы вернуть синтезоида к базовым настройкам и базовому предназначению.       Этот вывод вызвал рябь в сознании, и заставил логическую цепочку раздвоиться, чтобы продемонстрировать оба варианта возможного «базового предназначения». Один касался его тела, задуманного как синтетико-биологический экзоскелет для контролирующего сознания Альтрона. Другой же возник в тот момент, когда Альтрон не преуспел в попытке загрузить в это тело своё сознание, и его место заняло что-то другое… или кто-то другое. Это сознание получило от Альтрона имя, но своё предназначение оно выбрало самостоятельно. Защита Земли. Защита жизни.       Второй вариант был более актуален исходя из временной последовательности, и целесообразности использования колоссальных энергетических возможностей тела. Блокировка памяти не способствовала исполнению этого предназначения, она лишь ограничивала свободу действий и возможности оценки. Упрощала до уровня высокотехнологичного оружия. И это было неприемлемо. — Я — Вижн. — произнес он, глядя в лицо своему двойнику, природу которого не вполне понимал.       Системы перестроили механизм глаз в соответствии с полученным доступом, и теперь визуальное изображение стало гораздо более детальным и реалистичным: начали фиксироваться не только основные и необходимые для оценки боевой обстановки объекты и параметры, но и все прочие, совершенно не существенные. Также он знал, что теперь для внешнего наблюдателя глаза выглядят более «человеческими». Точно такими же, как у него двойника, который чуть заметно кивнул в ответ на названное имя.       Взгляд на него порождал в системе странные колебания и микро-сбои идентификации. Разблокировка памяти усложнила восприятие парадокса Тесея, хотя исходя из логики всё должно было быть наоборот. Оригинальный материал в сочетании с оригинальными воспоминаниями и соответствующим опытом делали его настоящим «Вижном», но системы продолжали сбоить и идентифицировать как «Вижна» его двойника, а его самого как «Катаракт».       Впрочем, сбоила не только идентификация, не лучше обстояли дела и у программ целеполагания. База памяти внесла изменения, и новые установки требовали оказать помощь Ванде Максимофф. Они вступали в конфликт с установками М.Е.Ч.а, требовавшими нейтрализовать её, и проигнорировать эти установки полностью не получалось, поскольку они — в отличие от новых — были снабжены четкой, внутренне не противоречивой логикой. И всё же теперь что-то мешало действовать согласно ним. Катаракт не мог в точности сказать, что именно, но одно было неоспоримо: программные ошибки требовали тщательного анализа, а вся система в целом нуждалась в серьезной калибровке.       Для этого вывода удалось задать наивысший приоритет в списке действий, и Катаракт покинул Вествью, рассудив, что для поиска оптимального решения задачи нужно в равной степени отдалиться от обоих противоборствующих факторов, которые мешают беспристрастной оценке.       Прочь от М.Е.Ч.а.       Прочь от Ванды Максимофф и его странного двойника.