Я знаю, Аарон

Ники всегда смеется громко, не стесняясь, не прячась — широкая улыбка на смуглом лице смотрится правильно, органично. И она всегда какая-то особенная, добрая и светлая. Такая, что хочется улыбнуться в ответ, глядя на это счастливое выражение. Может, даже если иногда он запирается в ванной, чтобы тихо в одиночестве пережить панический приступ, то это ничего значит. Ничего, так ведь? В ванной тесно и темно, а в комнате Аарон материт ни в чем неповинную приставку. Кажется, слышится даже треск джойстика и ругательства взбешённого Дэя. Ники правда сейчас немного занят. Он сует кудрявую голову под холодный душ, зубы стучат от низкой температуры, а мерзкие ледяные капли скатываются вниз по шее. Неприятно, сыро и тревожно. Помогает немного, тело его трясётся теперь не только от панической атаки, но и от жуткого холода. Кажется, даже кости замерзли. В голове шумит, а колени очень сильно дрожат, так и норовят подвести их хозяина. Ники хватает лимонно-желтое полотенце — единственное яркое пятно в белоснежной ванной. А может, даже во всей их небольшой квартире. Братья не особые любители вырви-глазных принтов и ярких вещей. Ники глубоко выдыхает и принимается считать от десяти до одного на немецком, потом на английском, и снова, снова, снова. Цифры путаются и сливаются в неясную кашу, но разум постепенно приходит в норму, а бешено клокочущее сердце перестает с силой биться об грудную клетку. Дышит. Он потирает ноющее запястье — во время приступов появилась привычка сжимать левую руку до хруста, пока физическая боль не пробьётся сквозь пелену страха. Очень дурное занятие, ведь если он повредит конечность, то сидеть ему на скамье запасных — Кевин всю душу из него вытрясет. А еще, наверное, даст по лбу за сомнения в собственной важности — Кевин, вообще-то, заботливый, просто он этого не показывает. Ники и рад бы перестать сомневаться, перестать накручивать себя и вспоминать религиозную семью, где ему было трудно даже дышать рядом с ними. Стук в ванную отвлекает от безрадостных мыслей. Ники поправляет мокрую майку, прочищает горло, крепко сжимает край раковины. — Ты там долго? — громко доносится по ту сторону двери, а затем чей-то громкий стон и ругань. — Кевин, отъебись. Кароче, нужна тряпка, мы разъебали вино. Аарон нетерпеливо ждет минуту, а потом снова стучит, уже настойчивее. — Ты там живой вообще? Руки трясутся мелкой дрожью, Ники чертыхается и опускается на пол. — Да. — Ты там чем занят вообще? — Дрочу, — невозмутимо отвечает Ники, пытаясь собрать себя по частям. Получается плохо. Аарон выдаёт потрясающую матерную конструкцию и отлипает от двери. Кевин на заднем фоне, судя по всему, собирает по частям разбитую бутылку, пытаясь при этом не наступить на острые осколки. В комнате отчетливо пахнет алкоголем и сигаретами, а от Дэя периодически слышатся ругательства вперемешку с оскорблениями в сторону Аарона, и еще что-то вроде «ты криворукий злобный карлик, да я тебе эту бутылку знаешь куда засуну». Для Ники эти слова не более чем фоновый шум, он итак потратил все свои силы на тот краткий разговор с Аароном. Ники почувствовал кратковременный прилив бодрости, а сейчас лишь опустошение, как всегда бывает после приступов. Он поднимается с пола, запоздало замечая опрокинутый стакан с щетками. Хорошо, не стеклянный. С чем-то бьющимся у него в семье складываются плохие отношения, как показала практика. Кривые руки, да. Босые ноги затекли и теперь кажутся негнущимися и будто живущими своей жизнью. Он осторожно растирает прохладными пальцами сначала одну голень, потом вторую сильными массирующими движениями. Кровь приливает медленно, но подвижность возвращается быстрее, поэтому из комнаты Ники выходит почти уверенными шагами. Комната пропахла вином, но осколков уже не видно, да и самого вина тоже. Ники нервно причесывает непослушные волосы, в сотый раз поправляет намокшую футболку. Чертыхается и снимает ее, оставляя сушиться на стуле. Аарон с невозмутимым видом сидит на кремовом диване, пока Кевин яростно сопит неподалеку. Ники чуть-чуть улыбается, уголками губ, почти не размыкая их. Совсем не так, как обычно. — Что с тобой? — не поднимая глаз спрашивает Аарон. Его светлые волосы в полном беспорядке, так, если бы кто-то от души дал ему подзатыльник. — Ники? Ники шлепается на диван, кладет голову рядом с бедром брата, стараясь не касаться его волосами. Аарон, чуть колеблясь, аккуратно перекладывает его голову себе на колени. Ники удивленно моргает, но молчит; Кевин не решается заговорить тоже. Аарон не большой любитель прикосновений, но в редких случаях делает исключение. Ники рад быть этим исключением. — Отдохни, большой братец, — насмешливо, но почти нежно произносит Аарон. — Расскажешь? Ники отрицательно мотает головой. Аарон хмыкает, но ничего не говорит. Кевин усердно притворяется мебелью, хотя руку на колено Ники кладет неуверенно, но мягко, чуть сжимая. — Ну ладно, — делано безразлично произносит Миньярд, задумчиво оглядывая подавленного Ники. Прикидывает, что можно сделать. В поддержке других (да, и, если честно, себя тоже) он никогда не был силен. — Я… ну, не очень хорошо умею подбирать слова, и… блять, ты же знаешь, что можешь на меня рассчитывать, верно? Ты все эти годы помогал нам с Эндрю, хоть он никогда и не признает этого… в общем, просто помни, что ты не один, ладно? Ники, кажется, даже перестает дышать. Аарон тихонько трясет его за плечо. Ники промаргивает слезы умиления и теперь улыбается по-настоящему, широко и красиво, вмиг смуглое лицо становится таким привычно-счастливым. — Спасибо. Я знаю, Аарон.