Реквием на струнах души

Тогда Я пытался закрыть ее своим телом, в буквальном смысле вдавить ее в стену, чтобы в этом тёмном углу вагона, не дай Бог, взгляд бандита упал на нее, потому что это могло бы значить только одно. Я видел, как глаза его сверкают маниакальной извращенческой искрой в тусклом свете луны, когда он осматривает каждую сжавшуюся пополам женщину, трясущуюся от страха. Видя их состояние, кажется, в нем только сильнее разгоралось желание. Соня тряслась как клиновый листок на ветру, прижавшись к моему телу. Луч его фонаря скользил по нашей коже обжигающим белым огнем. Сердце мое было готово выскочить из груди. Кровь долбила в висках. Ее дрожащие руки обвили мой торс и еще крепче прижали меня к своему телу, хотя куда еще крепче. Нами овладевал животный страх под смертоносными взглядами бандитов. И вот выбор сделан: он схватил девушку из противоположного конца вагона. Выволок ее на улицу, а она, бедная, вопила во все горло. Дверь в вагон шумно захлопнулась. Гулким ударом щелкнул механизм замка. Во мне бушевало два совершенно противоположных чувства: гнев и страх. Они разрывали мою душу на части. Я не знал, что сделать, чтобы это прекратилось. Но знал, что это необходимо прекращать. Многие, кого они забирали, не возвращались назад, а те, кто возвращались, были намерены проходить эти круги Ада раз за разом снова и снова. К тому же я не могу больше позволить забрать Ее. Она принадлежала только мне, и я был готов собственными зубами вцепиться в глотку каждого, кто только посмеет дотронуться до нее. Я не спешил отпрянуть от её миниатюрного хрупкого тела, к тому же руки девушки до сих пор крепко сжимали мой торс. Нам обоим казалось, будто дверь сейчас снова откроется, а это обычно никогда не предвещало ничего хорошего. Если оценивать сложившуюся обстановку, то лучше было бы оказаться съеденым ходячими, чем выволоченным бандитами из вагона, оказаться жертвой всевозможных надругательств, прежде чем тебя замучают до смерти. Тем временем Соня выбралась из-за моей спины и устроилась у моей груди, прижавшись и тихо рыдая, обхватив колени руками. Я приобнял ее, готовый взреветь от своей беспомощности. Она вся дрожала и периодически всхлипывала. Сердце мое разрывалось. Она уткнулась в мою шею, на своей коже я почувствовал ее влажное от слёз прикосновение. - Пожалуйста, умоляю, пусть это прекратиться. - Тихо шептала она сквозь всхлипы. - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... - Она только и повторяла эти слова, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Я не спал трое суток, поэтому незаметно для себя отключился, за что не могу простить себя до сих пор. Утром меня разбудил Ее громкий визг, когда бандит тащил ее за собой из вагона. Я попытался остановить его, набросился на него, но он одним движением руки оттолкнул меня, отчего я обессилено рухнул на пол, и ударил прикладом в висок. Сознание заволокла тьма, туманная дымка медленно застилала взгляд. Я видел, как мародёр грубо схватив в охапку Соню, мою Соню, уносил её от меня. Это был последняя капля. Либо ты мясник, либо ты скот. И сегодня настанет новый этап эволюции человека. Мы начинаем охоту. * * * Сейчас Когда я вошёл в нашу "квартиру", то первым, что бросилось мне на глаза, была тарелка, полная уже остывшей еды. Меня это взбесило. Соня наотрез отказывалась принимать в пищу наш нынешний рацион. Она прекрасно знала правила – тот, кто отказывается от еды, сам оказывается съеденным. Именно такое условие гарантировало безопасное и свободное проживание в Терминусе. Мы сами установили такую политику, отчего члены группы смотрели на Соню с подозрением. Естественно, я бы никогда не допустил, чтобы кто-то упрекнул её в этом или, более того, намекнул на нарушенный закон. Того человека бы самого отправили за это на скотобойню. Но мне самому не нравилось, что она не такая, как мы. Я ступил на эту стезю ради неё и вот она, её благодарность? Я взял тарелку со стола и сел на кровать рядом с Соней. Она подняла на меня глаза. - Ты знаешь, что будет, если не будешь питаться тем, что готовит мама. – Прицокнув языком, сказал я. – Это уже никуда не годиться. – Я повертел тарелку с остывшей человечиной в руке. – Вечером я приготовлю ужин. - Я не буду есть. – Тихо, хрипло проговорила Соня. – Ничего из всего того, что едите вы. Я лучше сдохну с голода. – В её голосе вперемешку со слезами прыскал яд. Я посмотрел на неё. Видно было, что она очень долго готовилась к тому, чтобы наконец высказаться. Но в глазах застыл страх, руки дрожали, а на виске проступила маленькая вена, которая довольно быстро пульсировала. Её слова тронули меня. Ещё никогда Соня не говорила со мной таким образом. Я тут же изменился в лице, заметив это, девушка прижала колени сильнее к себе. - Ты. Будешь. Это. Есть. – Резко отчеканил я каждое слово. Соня отрицательно замотала головой, отчего одна слезинка всё же вырвалась и скатилась по её щеке. Я стиснул челюсти и в порыве гнева, который с каждой секундой выходил из-под контроля, опрокинул металлическую тарелку, которая с противным звоном упала на пол. В эту же секунду я рывком притянул девушку к себе так легко, словно она была тряпичной куклой. Соня очень похудела. - Лучше бы они убили меня. – Дрожащим голосом сквозь всхлипы сказала она, смотря мне в глаза. - Идиотка, я стал таким из-за тебя! – Прорычал я, чем вызвал у неё очередной приступ слёз. – И ты будешь подчиняться мне, потому что ты моя. Моя, слышишь?! МОЯ. - Отпусти меня, уйди. – Она начала вырываться из моей хватки. Я парировал её выпады. С силой сжал её запястье. Другой рукой я обхватил её талию и придвинулся ближе. Она отодвинулась от меня назад, к изголовью кровати и оказалась в ловушке. Я оказался вплотную к ней. - Ненавижу тебя, Гарет, ненавижу! – Крикнула она мне прямо в лицо. Эти слова резали острым лезвием по сердцу. Прорывали в душе дыры, через которые хлынул наружу гнев. Я хотел, чтобы она никогда больше не повторяла этих слов, хотел, чтобы она была такой, как я, как мы все, хотел, чтобы она больше не боялась, не плакала. - Прекрати сопротивляться, я не хочу делать тебе больно. – Рычал я, сильнее сжимая в руках её хрупкое тело. Она слабо взвизгнула от боли и обмякла больше не в силах сопротивляться. - Лучше убейте меня, пожалуйста. Я прошу тебя. – Прошептала она. - Ни за что. Она часто и горячо выдыхала мне прямо в губы, изредка всхлипывая от истерики. Я ослабил хватку, уже мягче и нежнее приобняв её за талию. Я ненавидел сам себя за то, что позволял своему гневу брать верх над своим сознанием, и в особенности за то, что доводил Соню до такого состояния. Она была единственным лучиком света в моем вечном царстве мрака. Я любил её до последнего вздоха. И я был готов ради неё на всё. Калечить, убивать, уничтожать. Вся моя жизнь принадлежала ей. И она знала это. Только, к сожалению, я уже не был нужен ей таким, жестоким каннибалом, пожирающим невинных людей. Монстром. - Но без этого бы мы не выжили. – Сам того же ожидая я озвучил свои мысли ей. Соня больше не всхлипывала. Успокоилась. Но и не смотрела на меня. Я гладил её руки, плечи, спину, волосы. Наклонился к шее и оставил на ней несколько поцелуев. Она была холодной, как лёд, безжизненной, ужасно худой и бледной. - Я больше не люблю тебя. – Сквозь зубы проговорила она. - Ты врешь. - Это правда. - Тогда повтори это, смотря мне в глаза, и скажи, чтобы я ушёл. Она подняла веки и посмотрела на меня, вперила в меня взгляд своих лазурно-синих глаз. - Скажи это. Ну же. Я видел все её мысли в её глазах. Все, о чем она думала в этот момент. Соня прокручивала в голове все воспоминания, всё то, что с нами произошло, то, что заставило меня стать таким. Её глаза снова стекленели, готовые разразиться новым потоком слез. Но я не дал этому случиться. Она так и не сказала того, что я просил. Но как только её губы разомкнулись, а слова были готовы сорваться с губ, я накрыл их порывистым поцелуем. Она принадлежала только мне и больше никому. А я вверил ей самое дорогое, что осталось у меня – мою душу, в надежде, что она сохранит её до конца жизни, неважно в какой момент она оборвется, ведь в этом мире всё так шатко и хрупко. * * * И её снова забрали у меня. На этот раз я чувствовал, что навсегда, и оказался прав. И она хотела быть с ними, я знал это. Эти люди такие, как она, они – люди. А я – монстр. Но в последнюю минуту своей жизни, когда я увидел её в этой церкви, рядом с Риком, я понял, что она всё еще любила меня. Она бросилась между мной и ним, в тот момент, когда он замахнулся своим мачете, чтобы раз и навсегда избавиться от меня, преследующего их как волк со своей стаей. Соня умоляла его не делать этого. Но Рик был непреклонен. Столько времени прошло с тех пор, как на её глазах убили одного из самых дорогих ей людей в этом прогнившем, погибающем мире. Хоть она и чувствовала, что больше не любила его, но чувство привязанности, ответственности и преданности за всё, что он сделал ради неё, заставляло быть с ним тогда и сейчас страдать от преисполняющего чувства вины. П р е д а т е л ь с т в о. Это слово эхом отдавалось в её мыслях. Лучше бы она погибла вместе с Гаретом тогда в церкви, чем сейчас выживала изо дня в день, видя то, как снова и снова погибают люди, хорошие и плохие, честные и бесчестные, отчаянные и те, кому было что терять. Она хотела чувствовать себя нужной, но не могла ничего изменить. Когда-то всё равно закончатся припасы, когда-то всё равно закончатся силы сражаться. Надежды на что-то хорошее у неё совсем не осталось.