–
Поначалу отношения с Драко складывались отлично. Это было все, чего Гермиона когда-либо хотела, и даже больше. С ним все было похоже на электричество, робкие сигналы, осторожный флирт и письма, перемещающиеся туда и обратно, сначала по почте, а затем по радиоволнам и телефонным линиям. А потом он переместился в ее реальность. Он зажег ее. Для этого не было более подходящего термина. Он был создан из крови и нервного смеха, с серыми радужками, которые освещали весь ее мир, даруя цель без его ведома. Драко был великолепным, но в то же время приводящим в бешенство существом, полным контрастов. Он довел ее до предела. Бросил вызов, раздвигая границы возможностей. Заставил быть лучше. Драко вдохнул кислород и выдохнул искусство. Он давал ей смелые обещания, шепча в шею в пустых кабинетах, когда солнце светило в окна, зажигая их обоих в мире, который был их личным маленьким секретом. Все продолжалось до тех пор, пока не перестало быть секретом. Но это никогда не было проблемой. Гарри и Рон довольно хорошо восприняли Драко. Лучше, чем Гермиона ожидала. Она была рада. И друзья Драко прониклись Гермионой быстрее, чем она могла надеяться. Она подружилась с Асторией, которая всегда хотела для нее самого лучшего при любых обстоятельствах. В конце концов, друзья Драко и Гермионы объединились, и она наконец почувствовала, что у нее есть место, к которому она принадлежит, и друзья, которых она любила и которым доверяла все. Их друзья продолжали сближаться, пока не стали единым целым, учитывая, что Тео и Гарри полюбили друг друга. Очень. И все было, ну, все было идеально. Драко любил Гермиону такой, какая она есть. Всю без предела, без колебаний, без сомнений. Он любил ее вместе со всеми недостатками. Как будто она была для него лучшей. В то время как Драко был лучшим для нее. Поначалу их отношения были всем, что, как думала Гермиона, ей когда-либо было нужно. На самом деле Гермионе нужно было от всего отвлечься. И Драко был рядом. Он пришел. Сбил ее с ног, взял в свою жизнь, в свои руки и сделал все лучше. Действительно сделал, на некоторое время. До тех пор, пока не начало проявляться все самое мерзкое. Гермиона боролась. Это было очевидно для любого, кто ее хорошо знал. Война губительно сказалась на всех. Она затолкнула Гермиону в темное-темное место, где невозможно было избавиться от паутины. Место, где нельзя было просто включить свет, чтобы все было хорошо. Часто Гермионе казалось, что она находится под водой, хлорка подавляет ее чувства, вода затуманивает зрение, заливает уши, окрашивает мир в синий цвет. Все вокруг казалось близким, таким близким, чтобы коснуться, но все же недосягаемым. Как будто исцеление насмехалось над ней, приближалось достаточно близко, чтобы она могла ухватиться, а затем выскальзывало из ее ловких пальцев. Это было разрушительно. Будто она была оболочкой человека, который занимается своей повседневной жизнью, изо всех сил стараясь не утонуть в тягостной пустоте, в которую превратилась ее собственная голова. А потом Драко вытащил ее из самых глубин. Гермиона влюбилась. Быстро, целиком и глубоко. Настолько глубоко, что иногда ей казалось, что она задыхается от этого ощущения. С каждым мгновением в его руках ее грудь сжималась все туже и туже, бабочки в животе трепетали все сильнее и сильнее. Гермионе потребовалось гораздо больше времени, чтобы понять: она не должна чувствовать, будто тонет в воздухе, находясь рядом с человеком, который вытащил ее из глубины. Каждый раз, когда Гермиона уходила от Драко, ее руки дрожали так же, как дрожит воздух после длинных органных нот. Каждое утро она рисовала на себе маску. Улыбку, за которой скрывались мертвые глаза, и факт, что она грустит из-за чего-то, что никогда не поймет. Она попалась в руки Драко, в его хватку, как если бы он был сеткой, желающей и готовой поймать ее, откуда бы она ни падала, с любого моста, который сожгла. Хуже всего, как она часто думала в самые темные часы ночи, была влюбленность в него и знание того, что она об этом пожалеет. Она не понимала, что хуже всего было то, что Драко никогда не переставал любить ее, ни разу. Драко вырос. Его предрассудки давно испарились: с тех самых пор, как Гермиона впервые встретилась с ним два года назад. Исчез высокомерный мудак, которого она ненавидела. Теперь он был ее высокомерным, по общему признанию, красивым мудаком, с которым ей когда-то хотелось проводить каждое пробуждение, каждый вдох и момент жизни. Но теперь Гермиона едва могла быть с ним больше пары часов, прежде чем чувствовала, что отстраняется от поверхности. Она знала, что Драко мог сказать, что она отдаляется все дальше и дальше от него, ныряя обратно в глубины ада, которые считала собственной головой. Она знала, что он хотел помочь. Она знала, что он хотел, чтобы она впустила его. Она знала, что она должна позволить ему разрушить свои стены. В конце концов, они были вместе так долго, и она доверяла ему больше, чем кому-либо. Так почему же она не могла позволить себе быть уязвимой рядом с ним? Это был вопрос, один исключительный, хрупкий вопрос, на который она изо всех сил пыталась ответить с того дня, как его серые глаза встретились с ее глазами и решили, что она — его. В отличие от любого другого когда-либо заданного вопроса, Гермиона затруднялась ответить на этот. Она не могла. В конце концов, как она могла поделиться своими чувствами с Драко, если сама даже не могла их понять?–
Гермиону всегда приятно удивляло то, насколько тепло к ней относились Нарцисса и Люциус Малфой. Потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть предрассудки, и когда Драко и Гермиона начали отношения, они были рады принять ее в свою семью. Возможно, им просто нравилось видеть, как их сын сияет светом и гордостью каждый раз, когда его ведьма была рядом. Гермионе тоже очень нравилось, как Драко выглядел, когда он был счастлив. «Он заслуживает счастья», – часто думала она. Он заслуживает всего. После войны, когда Драко и Гермиона начали правильно узнавать друг друга, он рассказал, что его родители больше не хотят жить в поместье, будучи не в силах развидеть навязчивые воспоминания, наполнявшие холодные залы. Поэтому они переехали в Дувр. Резиденция представляла собой красивое поместье, спрятанное в сельской местности Англии. И когда Драко впервые привел Гермиону в гости, правильно знакомя их с Нарциссой и Люциусом, она мгновенно влюбилась. Дом был красивым. Других слов не было. Он был не таким большим, как Малфой-мэнор, и не демонстрировал присущей тому морозности. В первый и последний раз, когда Гермиона посетила поместье, цветы в саду были мертвыми, от стен несло холодом, не похожим ни на что другое. А в Дувре цветы распускались всеми цветами радуги, солнце палило на них, пробуждая духов. Виноградные лозы вились над стенами дома, зачарованные сплетаться так, чтобы их могли понять только влюбленные. Гермиона подозревала, что заклинание принадлежит Нарциссе. Ведь она была талантливой и умной женщиной. В отличие от поместья, где казалось, что над землей нависает никогда не утихающее черное облако, дом в Дувре обещал надежду и обилие вечной уверенности. Это было похоже на теплые объятия, и Гермиона даже не подозревала, что нуждается в них. Нарцисса и Люциус, поначалу все еще немного холодные к Гермионе, были рады их отношениям, что удивило ее больше, чем что-либо еще. Люциус и Гермиона проводили интеллектуальные дебаты, иногда разговаривая часами, Драко приходил и утаскивал свою ведьму от споров, которые они вели, и вскоре Гермиона обнаружила, что Люциус Малфой — один из самых умных мужчин, которых она когда-либо встречала. Война была к нему недоброжелательна, о чем, похоже, знали все в мире. Он принимал плохие решения, ужасно относился к людям. Но он это признал. Принял за это ответственность. Он приложил усилия, чтобы понять, почему многие из его поступков были неправильными. И после долгого разогрева он извинился. В частности перед Гермионой. Гермиона неохотно восхищалась этим в Люциусе Малфое. Нарцисса была счастлива получить наконец шанс стать матерью, как бы это ни звучало. Она рассказала, что воспитание Драко было наполнено чистокровными традициями и этикетом. Теперь, хотя сыну было за двадцать, Нарцисса получила возможность наконец-то быть матерью без последствий войны впереди или позади себя. В значительной степени Гермиона помогла и в этом. Она сразу сошлась с Нарциссой. После момента с Беллатрисой во время войны Гермиона никогда не верила, что это возможно. Но из всех людей она встречалась с Драко, так что казалось, что нет ничего невозможного. Драко, Гермиона и Нарцисса вместе пили чай после обеда в садах поместья, в ярких цветах, окружавших их в собственном убежище. Гермионе было приятно видеть, как Драко восстанавливает прочную связь со своей матерью. Через некоторое время Гермиона и Нарцисса проводили время без Драко. Поначалу оно ограничивалось чаепитием и прогулкой по садам поместья, чтобы узнать друг друга. А потом они полюбили друг друга, наслаждаясь временем и общением. Они стали исключительно близкими, учитывая натянутые отношения Гермионы с собственными родителями в результате войны и решений, которые ей пришлось принять. На самом деле, это было прекрасно — наконец почувствовать, что у нее есть семья и друзья. Семья и друзья, которые были далеки от совершенства, но тем не менее они были. Но отвлекающие факторы были хорошими вещами, которые приходили небольшими порциями, по крайней мере, для Гермионы. Они исполняли свою функцию — отвлекали. На короткое время они отвлекали ее внимание от проблем, а потом бросали, и она боролась, чтобы остаться на плаву.–
Города пролетали мимо Гермионы через окно поезда, пока она продолжала размышлять о точном моменте, когда все в ее жизни рухнуло. Неудивительно, что после двух лет стабильных отношений Драко хотел сделать ей предложение. Он хотел, чтобы она стала его женой, хотел поклясться быть с ней до конца своих дней. Гермиона не удивилась, потому что Драко был влюблен в нее так же, как она в него. Однако, по мнению Гермионы, предложение Драко было худшим решением, которое он когда-либо принимал за двадцать один год своей жизни. Оглядываясь назад, она должна была понять, что он намеревался сделать предложение с того момента, как пригласил ее на «случайный» прием, устраиваемый Нарциссой в поместье Дувр. Но Гермионе не пришло в голову даже подумать об этом. Нарцисса, несмотря на то, что исправилась и была одной из самых красивых женщин, которых Гермиона знала и ценила, по-прежнему была хитрой и умела устраивать вечеринки. При этом хорошие. Чего Гермиона не подозревала, чего она никогда бы не заподозрила, так это того, что когда Драко Малфой опустился на одно колено, чтобы задать ей судьбоносный вопрос, она разбила не только ему сердце своим светом, но и себе тоже.–
День начался с предвкушения вечернего приема Нарциссы. Гермиона была в квартире с Асторией. Чаще всего Астория заполняла пространство, когда Гермиона не работала. Можно было подумать, что брюнетка жила с Гермионой из-за количества времени, которое они проводили вместе. Они подружились, когда Драко представил их, и потом только сблизились. Гермиона была рада, что у нее появилась подруга, особенно та, которую она получила из ее отношений с Драко. Она, конечно, была близка с Джинни, но это было немного другим, ведь она была младшей сестрой Рона (с которым она встречалась две недели, прежде чем уйти, решив, что лучше им остаться друзьями) и бывшей девушкой Гарри. Астория, с другой стороны, была всем, в чем Гермиона нуждалась. Гарри и Рон были поразительными, она не хотела, чтобы кто-то думал иначе, но они были братьями. Ей нужен был друг. И Астория была другом. И она была идеальной. Она всегда была рядом, чтобы подставить плечо для слез, всегда рядом, чтобы помочь. Всегда, без сомнений, рядом. Сначала они сблизились из-за общей черты: Астория читала и впитывала знания так же, как и Гермиона. Вскоре их взаимоотношения переросли в посещение книжных магазинов, легкие дискуссии и просто проведенное время друг с другом. Когда они сдружились, то сделали это быстро: соединились вместе, как потерянные кусочки пазла, доверяя друг другу все. Астория помогла Гермионе стать немного менее одинокой, немного менее мрачной, и за это она была ей бесконечно благодарна, что бы ни случилось в будущем. Именно Астория помогла Гермионе выбрать наряд на вечер: изумрудное платье с открытой спиной и серебряные украшения, одним из которых был браслет, подаренный Драко на их первую годовщину. Они собирались уходить, когда в дверь постучали. Это был Тео, который выглядел как всегда эффектно в своем сшитом на заказ сером костюме и зачесанными темными волосами. Он кинул взгляд на Асторию, который Гермиона поймала и не смогла понять, прежде чем, наконец, повернулся к ней, усмехнувшись. — Ну разве ты не услада для глаз? — он подмигнул Гермионе, заставив ее закатить глаза и пригладить перед платья, ее кудри были зачесаны назад. Также дело рук Астории. — О, ты мне льстишь, Тео. Я выгляжу так же, как и всегда, — ответила Гермиона с легким смешком, переводя взгляд между ним и Асторией. Они что-то знали. Они были взволнованы. Они смотрели на нее с нетерпением и знали что-то, чего не знала Гермиона. Это заставило ее очень нервничать. Астория улыбнулась и шагнула вперед, чтобы взять Гермиону за руку. Ее собственные темные волосы ниспадали на красное платья без бретелек. — Пошли. Отлично выглядишь. Обещаю, – подмигнула она. Иронично. Слизеринка и гриффиндорка поменялись цветами факультетов. Гермиона вздохнула и кивнула, пытаясь расслабиться. Если и был день, когда она не хотела посещать один из предсказуемо экстравагантных вечеров Нарциссы, то это был именно тот. Она предпочла бы свернуться калачиком на диване и посмотреть случайный магловский фильм по совету родителей, сжимая в пальцах горячую чашку чая. Одна. Но она не могла этого сделать. Она не могла снова поддаться тьме, которая заполонила ее собственный разум. Ей придется нацепить улыбку, посетить вечеринку Нарциссы и заставить себя наслаждаться ею. Она сможет это сделать. Это всего на несколько часов. Она сможет это сделать. Она сделает это.–
Гермиона аппарировала с Тео и Асторией на тропинку рядом с поместьем в Дувре, и Драко уже ждал ее там. Увидеть его было все равно, что увидеть впервые. Словно жестокая сила ударом в живот выбила весь кислород и заставила задыхаться. Он протянул ей руку с улыбкой, которая говорила все, чего не могли сказать его слова. — Хей. — Привет, — ответила Гермиона, заставляя уголки губ приподняться, когда она взяла его под руку. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в висок, и она изо всех сил старалась не вздохнуть. Почему она не обрадовалась его встрече? Гермиона любила Драко. Так почему она подавляет желание вздохнуть? Почему она хотела, чтобы ее укрыли одеялом на диване в своем доме, чтобы оставили в привычных четырех стенах? — Ты выглядишь прекрасно, — сказал Драко, глядя на нее. Они отстали от Тео и Астории, которые уже подошли к дому и входили внутрь. — Ты прекрасна, Грейнджер, — прошептал он, убирая локон с ее глаз. — Спасибо, Малфой, — пробормотала Гермиона едва слышным шепотом. Драко одарил ее улыбкой, прежде чем наклониться и нежно поцеловать, приобнимая за шею. Они одни. Все нормально. Это Драко. Ей не нужно никем притворяться. Он любит ее такой, какая она есть. И она тоже любит его. Она поцеловала его в ответ. Медленно. Мягко. Сладко. Ее руки двигались, обвивая Драко за шею, его руки спускались по спине и касались ее талии, их тела мягко прижимались друг к другу, складываясь, как кусочки пазла. Она пыталась раствориться в нем. Пыталась позволить себе опьянеть от прикосновения его губ. Пыталась позволить себе забыть о существовании кого-либо, кроме них. Но она не смогла. Она больше не могла теряться в нем. Она была слишком потеряна в себе, чтобы теряться в нем. Гермиона прервала их поцелуй, нежно улыбнувшись, когда его лоб коснулся ее лба. Она позволила им соприкоснуться на мгновение, закрыв глаза и заблокировав остальной мир, чтобы только он затуманивал ее чувства, прежде чем отступить, чувствуя холод на теле. — Тебе холодно? — спросил Драко, медленно проводя рукой по ее руке, когда они начали идти по гравию к дому. Ноябрьский воздух пронзил ее кожу миллионом маленьких ножей, и она была уверена, что ее щеки тоже покраснели. Тем не менее, она нацепила улыбку и покачала головой. — Не волнуйся, — ответила она, когда он придерживал для нее дверь. — Подожди здесь, — сказал он, выходя из фойе в одну из гостиных. Она рассеянно посмотрела в окно, звезды на небе бросились ей в глаза. Звезды будто насмехались над ней своей яркостью. Она часто смотрела на них снизу вверх, пытаясь найти хоть какое-то утешение в разбросанных по небу светилах. Вместо этого она обнаружила, что блуждает среди них, потерянная, в поисках того, чего, как она думала, никогда не найдет. В поисках себя. Не прошло и двух минут, как Драко вернулся с зеленой фланелевой рубашкой в руках и кривой улыбкой на губах. Боги, ей нравилось, когда он так улыбался. Она с любопытством посмотрела на него, на что он усмехнулся и жестом пригласил ее идти вперед. — Это один из приемов твоей мамы. Я не уверена, что эта рубашка подойдет, — начала Гермиона, когда Драко подошел к ней сзади и накинул фланель ей на плечи. — Кому какая разница, Грейнджер. Живи настоящим, — прошептал он, потирая ее руки и целуя в щеку. — В любом случае мы будем наверху. Хочу, чтобы у нас был момент побыть наедине, — он поцеловал ее в подбородок. — И вообще она сочетается с твоим платьем. Гермиона взглянула на него с легкой искренней улыбкой. Он подмигнул и нежно поцеловал ее губы, прежде чем отступить и подтолкнуть вверх по лестнице, ее рука снова надежно покоится у него на локте. Болтовня доносилась из комнаты, где проходил прием, и Гермиона не могла не чувствовать себя опустошенной в знакомой теплой атмосфере. Почему она чувствует себя опустошенной? Почему она не может насладиться знакомым, нечетким ощущением, которое приемы доставляли раньше? Почему она не может просто быть нормальной? Драко открыл дверь и затащил ее внутрь. Она подняла глаза и оказалась на лестнице над комнатой. Люди танцевали, болтали, смеялись, а Драко и Гермиона были на вершине всего этого. В довершение всего, прямо над лестницей было большое окно, сквозь которое сияли луна и звезды, освещая влюбленных, стоявших рука об руку, глядя на пол под ним. Драко отпустил ее руку и на мгновение отошел, повернувшись к ней спиной, чтобы что-то взять. Гермиона положила руки на деревянные перила, фланель все еще лежала на ее плечах, пока она смотрела вниз. Астория и Тео стояли вместе с Блейзом и Гарри, все четверо с бокалом шампанского в руке. Гермиона на мгновение поймала взгляд Астории, которая подмигнула ей и толкнула Тео, который махнул ей с явной ухмылкой. Гермиона старалась не позволять любопытству всколыхнуть ее голову. Тео сделал глоток шампанского и поднял бокал в насмешливом тосте, прежде чем отвернуться. Драко подошел к Гермионе и с улыбкой посмотрел на нее. Он предложил ей фужер с шампанским, похожий на тот, который держал Тео. Гермиона приподняла бровь и приняла его. — Дом Периньон, — с ухмылкой ответил Драко, прежде чем Гермиона смогла спросить, что за напиток. — Тео знатно потратился, — он усмехнулся, и Гермиона улыбнулась, протягивая ему свой бокал. — Абсолютно точно, — ответила она, чокаясь, прежде чем сделать глоток. — Все ради веселья, — сказал Драко, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. Гермиона ритмично постукивала ногтями по перилам, другой рукой сжимая бокал сильнее, чем это было необходимо, когда придвинулась немного ближе к своему любимому. Гермиона улыбнулась, глядя на пары, танцующие под ней. Она не могла не почувствовать укол желания от того, как сильно она хотела бы сделать это с Драко. Как бы ей хотелось быть с ним такой беззаботной. Он был идеален. Он так хорошо к ней относился, никогда не причинял ей боль, он бросал ей вызов в правильных вещах, он сделал ее лучше. Он был ее родственной душой. Но Гермиона не знала, что с ней не так. Она не знала, почему не могла позволить себе расслабиться в его объятиях. Она не знала, почему она чувствовала покой рядом с ним. Она не знала, почему, несмотря на то, что война пришла и ушла, ей все еще казалось, что она борется сама с собой, хотя на самом деле в этом не было необходимости, потому что у нее была прекрасная семья, хорошие друзья и еще более прекрасный парень. Ее жизнь, возможно, была идеальной. Так почему же ей казалось, что она тонет? Гермиона мало что знала. Например то, что она не могла продолжать притворяться, что мир вокруг нее не рушится из-за причин, которых она не понимала. Музыка изменилась, теперь мелодия стала более медленной, и внимание Гермионы привлек Драко, который взял фужер с шампанским из ее руки и поставил на стол под окном рядом со своим, прежде чем притянуть ее к себе. — Давай потанцуем, Грейнджер? — спросил он, кривая улыбка, которую Гермиона обожала, растянула его губы, когда она обвила руками его шею, а его собственные руки легли на ее талию. — Мы потанцуем, Малфой, — пробормотала Гермиона в ответ, закрыв глаза с легкой улыбкой, когда он наклонился, чтобы прижаться лбом к ее лбу, соприкасаясь носами. Она была в безопасности в объятиях Драко, лестницы под ногами и зеленой фланели, накинутой на плечи. Здесь она была в безопасности. Драко позаботится о ней. Музыка, казалось, расплывалась в ее ушах, будто она была под водой, и единственное, в чем она могла быть уверена — ее руки на Драко, его хватка на ее талии, и медленное покачивание в безопасности, которую всегда дарили его руки. Мир вокруг них перестал существовать — они вдвоем находятся в отдельной вселенной. Между ними потрескивали электрические искры, и когда Драко поцеловал ее, энергии бы хватило, чтобы осветить целый город. В объятиях Драко все проблемы Гермионы были забыты. Возможно, она сможет это сделать. Может, она позволит себе быть в порядке с Драко. Каким бы ни было определение настоящей любви, она была уверена, что он был им. Она любила быть с ним, потому что он ее заполучил. Он понимал ее во всех отношениях. Несмотря на одиночество, которое она ощущала даже с ним, ему все же удавалось заставить ее чувствовать себя менее одинокой. Они получили друг друга. И это действительно сделало ее счастливой. Это было так. Они смогут это сделать. Она почувствовала, как его хватка начала ослабевать, его губы оторвались от ее губ, а тело отодвинулось. Они смогут это сделать. Она сможет это сделать. Она огляделась, заметив, что их друзья выжидающе поглядывают на лестницу. Гермиона сглотнула образовавшийся комок в горле, не зная, действительно ли музыка замедляется или уши обманывают ее. Драко стал опускаться на колени. — Грейнджер… — начал он. Гермиона медленно закусила губу, улыбка на ее лице начала исчезать. Может, они не смогут этого сделать. Может, она не сможет этого сделать. — Гермиона, — сказал Драко голосом, подобным меду, и глазами, сверкающими подобно звездам. Шум под ними утих. — Мы вместе уже два года, и, может, я знаю о тебе не все, мне нравится то, что я уже знаю. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь, я буду вечно стоять на одном месте, если ты когда-нибудь попросишь не уходить. Раньше я боялся подходить к тебе слишком близко, чтобы не забыть, как жить одному, но теперь я никогда не хочу быть без тебя. Я хочу… Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Если ты позволишь, — он сглотнул. Его руки дрожали, когда открыли маленькую коробку, показав фамильное кольцо Малфоев, которое Гермиона была уверена, когда-то принадлежало Нарциссе. Она почувствовала, как слезы горят на глазах. — Итак, Грейнджер, — его кривая улыбка вернулась. — Ты выйдешь за меня? Она не выйдет за него замуж. Она… не могла. Она не могла этого сделать. Чем дольше она молчала, тем больше оптимизм Драко превращался в беспокойство. Чем дольше она смотрела между его лицом и кольцом, тем больше кривая улыбка Драко ползла вниз. Нет, она не могла. Она начала качать головой. Комната закружилась вокруг нее, стены наклонились в сторону. По ее щекам текли слезы. Ее руки начали возиться с браслетом на запястье. Его руки дрожали, кольцо могло вылететь. В комнате было тихо. Никакие толпы друзей и родственников не аплодировали. Он продумал слова, которые легко звучали из его рта, но теперь он потерял дар речи. — Гермиона? Иногда вы не знаете ответа, пока он не посмотрит вам прямо в лицо, яснее полной луны на одеяле цвета индиго под звездами. Иногда ответ неизвестен, пока кто-нибудь не встанет на колени и не спросит вас. Он заслуживал лучшего. Его глаза, о боже, его глаза, наполненные такой надеждой, такой гордостью, такой любовью, такой уверенностью. Она не могла этого сделать. Все надежды на их отношения и шансы на их исправление кристаллизовались на ее языке, как сахар. — Мне жаль, — ее голос был слабым шепотом. Каждый вздох ощущался ножом по коже. — Мне очень жаль, Драко. Нет, я не… я не могу выйти за тебя замуж, — она начала пятиться от него, плотнее натягивая фланелевую рубашку на плечи, пока шла к двери, в которую он ее ввел. Внизу начали раздаваться вздохи, но Гермиона могла слышать лишь слабое жужжание, как будто она снова оказалась под водой, погружаясь вниз. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на Драко, то увидела горе на его лице. Его сердце было стеклянным, и она уронила его, оставив осколки сверкать вокруг него на земле, выброшенные и непоправимые, как и их отношения. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но из него вышло только хрип. Лишь простое, жалкое: — Почему? И Гермиона не могла дать ему заслуженного ответа. — Я… я просто… я не могу. С этими словами она отвернулась от него и всего остального мира, вышла за дверь, покинула свою семью, свою родственную душу и спустилась по лестнице в холодную ноябрьскую ночь, не имея ничего, кроме тонкой зеленой фланели, оставив Драко на лестнице в сопровождении ее проблем.–
Гермиона не видела Драко больше трех недель после ужасного предложения. Она не получала от него ни писем, ни звонков. И она поняла. Она не ожидала вестей от него. Но все равно было больно. Несмотря на то, что виновата была она и только она, все равно было больно. На самом деле она никого не видела. Только Тео и Гарри (они вместе мельком навещали ее) и Асторию. И даже они ничего не слышали от Драко. Что, мягко говоря, беспокоило. Возможно, это был лишь повод навестить его, а может, и нет, но Гермиона вдруг поняла, что в библиотеке в поместье Дувр осталось много книг. Ей не нужны были книги, но ей был необходим предлог, чтобы увидеть Драко, и вот он у нее появился, каким бы жалким ни был. Она не знала, захочет ли он ее видеть. Вероятно, нет. Скорее всего, нет. В конце концов, она не отвергла только его. Нет, по большому счету, она отвергла всех. Его семью, их друзей, всех. Но она знала, что не может принять его предложение. Если бы прямо сейчас он появился у ее двери, встал на колени, взял ее руку, поцеловал костяшки пальцев и попросил выйти за него замуж, результат все равно был бы тот же. Ответ отрицательный. Она не знала почему, но была уверена в том, что не могла. Но ей нужно было его увидеть. Извиниться. Чтобы дать ему понять, что он не виноват. Гермиона была единственным человеком, которому он доверял. Она хорошо знала его, как и то, что он был бы убит горем. Пытался оставаться сильным, но с разбитым сердцем. Он был самым сильным человеком, которого Гермиона встречала. Драко был подобен луне: такой одинокий и полный несовершенств, он сиял во времена тьмы, освещая всех, кто в этом нуждался. Он был луной, и светом Гермионы, ярко озаряя тьму, окружавшую ее. Мир никогда не относился хорошо к Драко. И Гермиона, хотя и непреднамеренно, сделала все хуже. Но она не могла. Она не могла выйти за него замуж. Ну как она могла любить его, как жена любит своего мужа, если она не могла даже научиться любить себя? Она не хотела, чтобы кто-нибудь не так понял: она действительно любила Драко, но не так, как должна была. Не так, как он заслуживал. Она не могла любить его так, как ей хотелось. Он заслужил извинения. Возможно, она не может любить его так, как должна, из-за собственного душевного хаоса, но она могла извиниться после всего ущерба и боли, которые причинила. Гермиона стояла возле поместья Дувр, пытаясь набраться храбрости, чтобы постучать в дверь. Драко не ответил ни на одно из трех писем, которые она ему отправила. Не то чтобы она ожидала ответа. Она огляделась, пытаясь подавить воспоминания, которые угрожали захлестнуть ее. Гермиона могла чувствовать Драко повсюду. Куда бы ни посмотрела, везде было напоминание о нем. Она чувствовала его пальцы на своей спине, направляющие к дому. Чувствовала запах его одеколона, который подарила на прошлый день рождения. Она чувствовала тонкую зеленую фланель, покрывающую плечи. От него не было спасения. Она глубоко вздохнула, готовясь к худшему, прежде чем двинуться по подъездной дорожке, чтобы потянуть за дверной молоток. Не прошло и нескольких секунд, как Люциус открыл дверь. Если он и был удивлен, то не показал этого. Он просто посмотрел на нее проницательными серебряными глазами, прежде чем отступить, впуская ее. — Драко в библиотеке, — его голос был резким. Гермиона старалась держать руки ровно. Комната слегка кружилась по периферии, и она изо всех сил старалась оставаться в вертикальном положении. Люциус Малфой, возможно, проникся к ней симпатией, но это не означало, что она не боялась той холодности, которую он мог при желании проявить. Малфои никогда не теряли своей аристократичности, как бы приветливо не относились к Гермионе. Они всегда отдавали предпочтение своей крови, в данном случае собственному сыну, а не кому-либо другому. — Спасибо, мистер Малфой, — Гермиона ответила куда более ровным голосом, чем ожидала. Она кивнула и пошла по коридору, снова и снова теребя браслет на запястье. Она не снимала его с той ночи, когда Драко сделал предложение. Она не думала, что когда-нибудь сможет, точно как и избавится от зеленой фланели, накинутой на столбик кровати. Она услышала, как Нарцисса вышла к своему мужу сразу после ее ухода. Гермиона чувствовала ее пронизывающий взгляд на своей спине. Незадолго до того, как она шагнула в сторону библиотеки, до нее долетел шепот Нарциссы: — Она была бы такой прекрасной невестой для Драко. Какая жалость, что она чокнутая на всю голову. Гермиона не знала, удивляться грубым словам Нарциссы, которые она никогда раньше от нее не слышала, или тому, насколько она согласна с ней. Действительно. Какая жалость, что она чокнутая на всю голову.–
Гермионе не пришлось стучаться. Дверь была слегка приоткрыта, поэтому она вошла, закрыв ее за собой. Она могла бы жить в библиотеке Малфоев, вдыхая аромат книг, любуясь их обложками. Окно выходило на землю поместья, где внизу в саду росли яркие и живые цветы. Она могла бы остаться там навечно, в безопасности книг, в уверенности слов, в надежных руках Драко. За исключением того, что ей больше не было тепло в его руках. Ей не удастся найти в них утешения после того, как она вырвала сердце Драко и растоптала его, оставив сверкающие осколки валяться вокруг него. Он сидел на подоконнике, упершись локтем в колено. В руке он держал книгу, но не читал. Его глаза рассеянно глядели на сад. Лицо было расслабленным, но Гермиона была уверена, что чувствовал он себя совсем иначе. В его глазах, руках, вокруг него неистовствовала буря. Океаны на фоне серого неба и еще более серых туч, ожидающих подходящего момента, чтобы опрокинуться, погрузив его в глубину. Он всего лишь измученный мальчик, сидящий на подоконнике, но если бы она была художницей, то нарисовала бы его именно таким, каким он был в тот момент, во всем его аристократическом великолепии. Элегантный и манящий. Совершенно безупречный в беспорядке и торжестве. — Грейнджер, ты можешь перестать стоять у двери и пялиться на меня, как будто я инопланетянин, — голос Драко вывел Гермиону из транса. — Я не кусаюсь. — Ты так и не ответил ни на одно из моих писем. Или на звонок. Ничего, — сказала Гермиона, медленно подходя к нему. Ее шаги были осторожны, а лицо сосредоточено, как будто она изо всех сил старалась не упасть на деревянный пол. — Чего ты ожидала? Ты отвергла мое предложение. Это была правда. Он был прав. Это факт. Объективен, как всегда. Но это задело. Это чертовски сильно ее задело. — Мне очень жаль… — начала Гермиона, но ее оборвали. — Ты сожалеешь? — голос Драко был резким, и буря, клокочущая в его глазах, усилилась, готовясь опрокинуться, затопив их обоих. — Черт, Грейнджер, мы вместе больше двух лет. Почти три. Мы говорили раньше о браке! — Я просто… я не смогу дать тебе той любви, которую ты заслуживаешь. Я не смогу быть той женой, которой ты заслуживаешь. Я это знаю. Не смогу, — она сглотнула, возясь со своим браслетом, когда он встал с подоконника и направился к ней. — Я не хочу, чтобы мы прожили год или даже несколько месяцев в браке и поняли, что мы не можем быть мужем и женой. Слезы жгли глаза. Она услышала, как он пропустил вздох, его гнев медленно, но верно рассеивался, когда он поднял руки, чтобы обхватить ее лицо. Его ладони были холодными. Холоднее, чем когда-либо прежде. Она бы вздрогнула, если бы не застыла на том месте, где стояла, и не могла ничего сделать, кроме как смотреть на него широко раскрытыми янтарными глазами. Как долго он пробыл в библиотеке, на подоконнике, на их месте? Гермиона сделала это с ним. Это была ее вина. И она никогда не ненавидела себя больше, чем в тот момент. Но это было для их же блага. Глаза Драко встретились с ее глазами, и будто океан встретился с огнем, все слилось воедино, чтобы соединиться, только для того, чтобы один победил другого. Он медленно опустил свой лоб на ее, и она почувствовала, как ее решимость рушится. — Мне жаль, — голос Гермионы был едва слышен. Ее горло сжалось. — Мне так жаль, что я причинила тебе боль… Я просто… Я не смогу дать тебе любовь, которую ты заслуживаешь. Я не хочу… причинить тебе еще больше боли. Глаза Драко искали ее, выражение его лица говорило обо всем, чего нельзя было выразить словами. Он понял. Гермиона знала. Он всегда был таким понимающим. Но это не означало, что ему нравилось то, что он понимал. Когда Малфой наконец заговорил, это был едва слышный шепот. Если бы Гермиона не смотрела на его губы, она бы пропустила «я знаю любовь», слетевшее с них, прежде чем они соединились с ее губами. Она поцеловала его в ответ, позволив себе погрузиться в его прикосновение, возможно, в последний раз. Поцелуй был утешением. Он был теплым и знакомым, как свитер на Рождество, как объятия. Но это была еще и неопределенность. Возможно, конец. Когда они разорвали поцелуй, Гермиона хотела зарыдать от потери его прикосновения. Было что-то мучительное, невыносимое и отчаянное в том факте, что никогда она больше не почувствует, как его губы прикоснутся к ее. Воцарилась тишина, их груди одновременно поднимались и опускались с каждым вдохом, ритмичные удары — два сердца бились как одно. — Почему ты так меня целуешь? — Драко наконец удалось выдавить. Его голос был шепотом, едва слышным, его дыхание над ее губами. Она замерла. — Как? — она неуверенно выдохнула, уже предвкушая ответ, который должен был последовать, отодвигая свой лоб, чтобы изучить его глаза. Драко сглотнул и встретился с ней ледяными глазами. — Как будто мы когда-нибудь снова будем в порядке. Как будто ты хочешь попрощаться, но не можешь. Как будто ты не… как будто ты не отказалась от моего гребаного предложения руки и сердца, — его голос дрогнул, и выражение лица Гермионы дрогнуло, как и его сердце той ночью на лестнице. Последовала еще одна минута молчания. — Только так я умею, — в конце концов пробормотала она, одинокая слеза скатилась по ее щеке. Выражение лица Драко изменилось, его жестокость испарилась, ее заменили осколки, которые нельзя было починить. И она так отчаянно хотела помочь. Протянуть руку, обхватить его лицо и пообещать что с ними все в порядке, что с ними все будет хорошо. Как и всегда. Но теперь все было по-другому. И для них больше не было «всегда». Они были не в порядке. И они не будут в порядке. Кроме того, как Гермиона могла помочь ему, если она не могла помочь даже себе? Драко медленно кивнул на ее ответ и выдохнул, его походка шаталась, когда он направился к двери. Он замолк, его пальцы сжались вокруг ручки, когда он в последний раз взглянул на нее через плечо. — Гермиона? Грейнджер повернулась, и, взглянув в его глаза, она захотела закричать и разбить стекло, чтобы оно засверкало на полу, как расколотая пополам луна. Он называл ее «Гермионой» только в серьезных ситуациях. На самом деле, он трижды называл ее по имени в лицо. Впервые, когда они переспали; во второй раз, извиняясь за их прошлое; и в третий, когда он делал ей предложение. Которое она отвергла. Гермиона не ответила. Она просто смотрела ему в лицо, ожидая продолжения. Она точно знала: если заговорит — ее голос будет задушенным и хриплым. — Мы могли бы попытаться справиться с этим. Вместе. Я и ты, — тихо сказал Драко. Он был в отчаянии. В отчаянии и безысходности. Может быть, обреченности, учитывая все, через что она заставила его пройти. Снаружи садилось солнце, темное одеяло накрывало небо. Было что-то умиротворенное в том факте, что темное одеяло покрывало и ее сердце. Ей очень хотелось сказать, что они могут. Что они могут справиться с душевной суматохой, охватившей ее жизнь и перевернувшей ту с ног на голову по причинам, которые она не могла понять. Что она может спрятать лицо в его плече, как если бы он был ее самым преданным защитником. Что она может найти утешение в объятиях Драко Малфоя и забыть о существовании остального мира. Но она не могла этого сделать. Она не могла и не сможет. Она не могла заставить его пережить ужасные последствия их отношений. Она не могла больше позволять ему находить ее свернувшейся у стены ванной комнаты в своей квартире в три часа ночи, со слезами на щеках из-за ночных ужасов. Она не могла больше позволять ему пытаться понять ее внутреннее напряжение, когда она не понимала его сама. Она не могла продолжать, будучи не в силах подарить Драко мир с сияющими вокруг звездами, которые он безоговорочно заслужил. Она не могла позволить ему подбирать разбитые осколки себя, которые больше не возможно собрать воедино. И осознание их неудавшихся отношений из-за ее психического здоровья упало на Гермиону тонной кирпичей. Она не могла любить его так, как хотела, не научившись любить себя. Тиканье часов вернуло ее в настоящее, и она, наконец, посмотрела на него, тихо и грустно пробормотав: — Нет. Драко уже знал, что она это скажет. — Я люблю тебя, Драко. Больше, чем кого или что-либо, — продолжила Гермиона, запинаясь и прерывисто дыша. — Но меня и тебя больше не существует. Ее сердце разбилось вдребезги, но она думала, что заслужила это. Настала ее очередь взять свое стеклянное сердце и бросить его на пол, оставляя починить на потом. Ведь это то, что она сделала с ним. Это было бы то, что она заслужила. Только вот не Драко разбил ей сердце. Она сделала это сама. Дверь захлопнулась, и Драко ушел, оставив Гермиону в пустой библиотеке, дрожащую и снова одинокую, в ловушке холодного уединения древних книг и собственной головы.–
С момента предложения прошло пять месяцев. Драко боролся. Гермиона тоже. Разница между ними заключалась в том, что Драко двигался дальше. Он исцелился. Он стал сильнее. И Гермиона не знала, как к этому относиться. Конечно, она была рада, что нанесенный ею ущерб не был непоправимым. С другой стороны, ее живот неприятно крутило от чувства горечи, гнева, незащищенности при одной мысли, что он мог быть в порядке без нее, пока она разрывалась по швам. Но именно она отклонила его предложение. На самом деле она ожидала, что он пойдет дальше, она ожидала, что он исцелится. Даже найдет кого-то другого. Однако она не думала, что Драко будет сидеть за ее кухонным столом с кружкой, его кружкой, которая все еще хранилась в ее шкафу, зажатой между руками. Она не ожидала, что через пять месяцев после их краха Драко посмотрит ей в глаза, и скажет, что он влюблен в другую. Но он это сделал. И этот кто-то был ее лучшим другом. Когда он говорил, его голос был на вкус, как чай Эрл Грей. Смелый. Цветочный. Как и всякий раз, когда он говорил о Гермионе. Пока был влюблен в нее. Но он больше не был влюблен в Гермиону. Он был влюблен в Асторию. Она нервно рассмеялась, и ей показалось, будто острые карандаши царапали ей горло. — Астория? — прошептала она, ее голос дрожал от недоверия, а глаза расширились от сомнений. После разрыва отношений в библиотеке Малфоев Драко и Гермиона изо всех сил старались быть вежливыми друг с другом. Если не ради них самих, то ради друзей. Гермиона просто не ожидала, что он влюбится в одного из их друзей. Она знала, что он проводил время с Асторией. Грейнджер не могла злиться на него из-за этого, на самом деле, учитывая, что он был тем, кто их познакомил. Если бы не Драко, Гермиона никогда бы не смогла называть Асторию своей лучшей подругой. Ей хотелось плакать, но черт, она не будет выглядеть как влюбленный щенок. Она хотела кричать и вопить о том, как несправедливо с его стороны не только влюбиться в кого-то через несколько месяцев, но и полюбить ее лучшего гребаного друга. Из всех возможных людей. Но она не подняла шума. Она не устроила истерику. Потому что она не была эгоисткой. Да, она была едкой, но не эгоистичной. В конце концов, это все равно ее вина. Она хотела, чтобы он был счастлив, и, судя по пропавшим мешкам под глазами и менее осунувшемуся лицу, он таким был. Счастливый впервые за долгое время. Это было меньшее, что он заслужил. Гермиона не могла злиться из-за того, что он исправил то, что она сломала. Голос Драко вернул ее к реальности. — Да, Астория. Герм… Грейнджер, мне очень жаль. Мы не хотели, чтобы это произошло, но так случилось. Я не хотел влюбляться, как и она… — Она тоже тебя любит? — Да. Его голос дрожал, как скрипка, треснул, как корешок книги. Она изобразила улыбку на лице, но не смогла избавиться от ощущения, что ее тащат под воду без возможности снова вдохнуть. — Я рада за вас обоих, — тихо прошептала она. Так тихо, что не была уверена, что Драко услышал. Но он улыбнулся, его лицо было полно благодарности, и Гермиона тоже улыбнулась. И ей пришлось смотреть, как он уходит.–
— Гермиона? Она подняла глаза и увидела, как Астория входит в гостиную, в которой она так часто бывала. Гермиона снова посмотрела на книгу, которую читала. — Он сказал тебе, не так ли? Гермиона не ответила, и она услышала, как Астория разочарованно выдохнула. — Я же просила его подождать, — прозвучал ее голос с легким раздражением. — Ты должна была быть моим лучшим другом, Астория, — медленно начала Гермиона, когда Астория с опаской подошла дивану и уселась на подлокотник. — Я и есть твой друг. Я хотела быть той, кто скажет… — Но ты не была, — Гермиона оборвала ее и подняла взгляд, чтобы посмотреть. — Знаешь, меня не слишком беспокоит тот факт, что вы двое влюблены друг в друга, что бы ни значила любовь, я раздражена, потому что Драко был вынужден сказать мне, и он выглядел таким ошеломленным из-за меня, как и влюбленным в тебя! Лицо Астории исказилось, и Гермиона обхватила голову руками, на мгновение вцепившись в локоны от полного изнеможения. — Гермиона, ты сама сказала, что не готова. Ты… В ту ночь, когда Драко сделал предложение, я была здесь с тобой, пока ты плакала из-за того, что не готова. Что он заслуживает лучшего. Что тебе пришлось его отпустить. Голос Астории был мягким, и хотя другие могли подумать, что он снисходительный или пренебрежительный, Гермиона знала, что это не так. Она и правда плакала в объятиях Астории, сжимая, будто она была спасательным кругом, удерживающим ее на плаву. — Я не хотела, чтобы это произошло, — продолжила Астория, и Гермиона тяжело вздохнула, прежде чем поднять голову и посмотреть на нее. — Но так случилось. Думаю, это не зависело от меня. Он… Он чувствует себя ужасно из-за этого. Боже, он винил себя. И я тоже. Вот почему я хотела, чтобы он пока не рассказывал тебе. Я люблю тебя, Гермиона. Ты мой лучший друг, ты мне как сестра. Я никогда не планировала, чтобы это произошло. Мы не хотим делать тебе больно. Мы никогда не хотели обидеть тебя. Голос Астории был умоляющим, ее тон повысился на октаву, а руки слегка дрожали. Она не хотела, чтобы это случилось, и, сознательно, Гермиона это знала. Гермионе было горько. Такой горечи она еще никогда не испытывала. Ее лучшая подруга влюбилась в ее бывшего парня. Единственную любовь. Родственную душу, с которой ей не суждено было быть. Ей было горько-сладко, потому что, несмотря ни на что, Драко и Астория заслуживали друг друга. Они заслуживали быть счастливыми, и если они смогли найти это друг в друге, если Драко смог найти утешение и счастье, чтобы исправить то, что сломала Гермиона, то она не может обижаться до конца своей жизни. Они заслуживали друг друга, и она это знала. Гермиона вздохнула и протянула ладонь, чтобы взять Асторию за руку, чтобы сжать, чтобы с тяжелым сердцем сказать те же слова, что и Драко. — Я рада за вас обоих.–
Гермиона наблюдала, как город проносится мимо нее, находя весьма уместным то, что она возвращалась домой с вечеринки по случаю помолвки Драко и Астории. Как и то, что их помолвка тоже состоялась в ноябре. Она знала, что Драко двинется дальше. Он уже это сделал. Повреждения исцелялись. Он построит дом и семью с Асторией, которая не отпустила руку во время танца, которая не отступила от кольца, оставив его с разбитым сердцем при лунном свете. Она залатала все, что Гермиона сломала. Она крепче натянула рубашку Драко себе на плечи. Гермиона все еще чувствовала горечь, она предполагала, что так будет всегда, но она была рада, что Драко был счастлив. Что Астория была счастлива. Даже если они были вместе. Гермиона подозревала, что в кратчайшие сроки он забудет обо всех ее проблемах. И это нормально.